ЧЖУАН-ЦЗЫ
(фрагменты)
Глава 1
Творящий
Благо сказал:
У меня есть большое дерево, которое называется Вонючий ясень. Его ствол распух от наростов
и не поддается [работе с] отвесом. Его ветви такие изогнутые и
скрюченные, что не поддаются [работе с] циркулем и наугольником.
Стоит у дороги, а плотники [на него] не смотрят. Так и ваши
слова велики, но бесполезны, никто их не понимает.
Не замечали ли вы,— ответил Чжуанцы,—
как, прижавшись [к земле], лежит в засаде лиса или дикая кошка и подстерегает беззаботную жертву? [Но], прыгая то на восток, то на запад, то вверх, то вниз, [сами
они] попадают в ловушки, умирают в сетях. А вот як — велик, словно
обложившая небо туча, но при огромной силе ему не схватить и мыши. Вас
заботит, что большое дерево не приносит пользы?
Но зачем так печалиться? Почему бы не пересадить его в бесплодную местность, в широкую степь? Около него будут блуждать в недеянии, под ним
будут спать в скитаниях. [Дерево] не погибнет раньше
времени ни от топора, ни от секиры. Не принося никому пользы,
оно не принесет и вреда.
Глава 2
[Обладающий] большими
познаниями — щедр, [обладающий] малыми познаниями — любопытен. В значительной
речи — сила и огонь, в незначительной речи — пустословие. Во сне — воспринятое душой, наяву — воспринятое телом. В отношениях
[людей друг с другом] и [в их] союзах ежедневно происходит борьба умов. [Здесь и] нерешительные, скрывающие, умалчивающие, при малых
опасностях — осторожные, при больших опасностях — медлительные. Речи
одних стремительны, точно полет стрелы, они решают [что] истинно, [а что] —
ложно. Другие молчат, точно принеся клятву в военном союзе, стоят на своем во
имя победы. Речи третьих подобны осеннему и зимнему увяданию — с каждым днем
[они] слабеют. Речи четвертых обращены к [уже] содеянному,
их не отвлечь [от прошлого]. Выражения избитые, точно привязанные к старому
руслу, [у таких] не оживить умирающее сердце. [Подобно]
мелодиям, которые появляются из пустоты, грибам, образующимся из испарений,
сменяют друг друга и днем и ночью радость и гнев, печаль и веселье, заботы и
вздохи, изменчивость [чувств] и постоянство, беспечность и расточительность,
любовь и распутство. Что их создает — неведомо. Не
прекратить ли? Не кончить ли? [Но ведь] обретаем это и утром и вечером. Какая же
причина [все] это порождает?
Речь — не [просто] дыхание. Говорящий произносит слова,
но то, о чем он говорит, совершенно неопределенно. Действительно ли существует
речь? Или никогда не было речи? Считают ее иной, чем чириканье птенца, но
отличается она от чириканья или не отличается? Насколько же скрыт путь, если
[могли] появиться истина и ложь, насколько же темны речи, если [могли]
появиться правда и неправда! Путь повсюду, где же его
нет! Речь существует, чего же она не способна [выразить]? Путь затемняют
ничтожные учения.
Речь затемняют цветистые [выражения].
Поэтому и пошли споры между конфуцианцами и монетами:
одни утверждают то, что другие отрицают, и отрицают то, что другие утверждают.
Чтобы это понять, лучше всего утверждать то, что они отрицают, и отрицать то,
что они утверждают.
Соответствуют ли изменения названий изменениям [вещей],
или не соответствуют, объединим их в пределах природы и, предоставив им
развиваться, доживем свой срок. Что означает «объединим их в пределах природы?»
Означает [приведем к гармонии] истинное и неистинное,
правду и ложь. Если истинное действительно истинно, то нечего спорить [о том,
насколько] истинное отличается от неистинного. Если
правда действительно правда, то также нечего спорить [о том, насколько] правда
отличается от лжи. Забудем о времени, забудем о
суждениях, найдем радость в бесконечном и поселимся в
бесконечном!
Однажды Чжуану Чжоу
приснилось, что он — бабочка, весело порхающая бабочка. [Он] наслаждался от души
и не сознавал, что он — Чжоу. Но вдруг проснулся, удивился,
что [он] — Чжоу, и не мог понять:
снилось ли Чжоу, [что он] — бабочка, или бабочке снится, [что она] — Чжоу.
Это и называют превращением вещей, тогда как между мною, [Чжоу], и бабочкой
непременно существует различие.
Глава 3
Наша жизнь ограниченна, а знания неограниченны. Ограниченному следовать за неограниченным опасно. [Поняв
это], совершенствовать знания опасно. Совершая добро, избегай славы, совершая
зло, избегай наказания. Если взять за основу главное, можно сохранить [свое]
тело, сберечь целостность жизни, можно поддержать родителей, можно дожить до
предельного возраста.
Повар царя Прекрасномилостивого
принялся разделывать [тушу] быка. Каждый взмах руки и наклон
плеча, каждый шаг ноги и сгибание колена сопровождались треском отделяемой от
кости кожи, стуком ножа. [Работа шла] в четком ритме, точно танец «В
тутовой роще» или «Цзин шоу».
Ах, как прекрасно! Как совершенно [твое] мастерство! —
воскликнул Прекрасномилостивый.
Опустив нож, повар сказал:
[Я, ваш] слуга, привержен пути более,
чем [своему] мастерству! Когда [я, ваш] слуга, стал впервые разделывать быка, то
видел лишь тушу, а через три года перестал замечать животное как единое целое.
Теперь же я не смотрю [на него], а понимаю [его] разумом, не воспринимаю [его]
органами чувств, а действую лишь разумом. Следуя за
естественными волокнами, режу сочленения, прохожу в полости, никогда не рублю
то, что слишком твердо,— центральные жилы и связки, а тем более — большие кости.
Хороший повар режет, [а поэтому] меняет нож раз в год.
Посредственный повар рубит, [а поэтому] меняет нож раз
в месяц. Ножу [вашего] слуги ныне девятнадцать лет, [я] разделал им много тысяч
бычьих туш, а лезвие у него словно только что заострено на точильном камне.
Между сочленениями есть щели, а острие ножа не имеет
утолщения. Когда вводишь в щель тонкое лезвие, места, где погулять ножу,
находится с избытком. Поэтому и через девятнадцать лет его лезвие словно только
что заострено на точильном камне. Но, несмотря на это, каждый раз, подойдя к
сложному сплетению, вижу, как трудно с ним справиться, страшусь и остерегаюсь,
не отвожу глаз, веду нож медленно, едва шевеля. И вдруг
так быстро заканчиваю разделку, точно рассыпаю ком земли. Подняв нож, я постою,
оглянусь по сторонам, пройдусь в нерешительности и, удовлетворенный, оботру нож
и спрячу.
— Отлично! — воскликнул
Прекрасномилостивый—
Услышав рассказ повара, я понял, как достичь долголетия
Глава 4
Плотник Кремень направлялся в Ци
и на повороте дороги у алтаря Земли увидел Дуб в сотню обхватов, такой огромный,
что за ним могли бы укрыться много тысяч быков <целый бык>, высотою же — с гору. В
восьмидесяти локтях над землей возвышалась его крона с десятком
таких толстых ветвей, что каждой хватило бы на лодку. Зеваки
[толпились], точно на ярмарке. А плотник, не
останавливаясь и не оборачиваясь,
прошел мимо [дерева].
Ученики, вдоволь насмотревшись на Дуб, догнали
[плотника] и спросили:
Почему [вы], Преждерожденный,
прошли мимо, не останавливаясь, и не захотели даже взглянуть? [Нам] еще не приходилось видеть такого прекрасного материала с тех
пор, как мы с топором и секирой последовали за [вами],
учитель.
Довольно! Замолчите! — ответил им плотник.— От него нет проку. Лодка, [сделанная] из
него,— потонет, гроб или саркофаг —
быстро сгниют, посуда — расколется. Сделаешь ворота или двери — [из них]
будет сочиться сок, колонну — [ее] источат черви. Это
дерево не строевое, ни на что не годное, оттого и живет
долго.
[Когда] плотник Кремень вернулся [домой], во сне ему
привиделся Дуб у алтаря.
С какими [деревьями] ты хочешь меня сравнить? — спросил
Дуб.— С теми, что идут на украшения? [Или] с плодоносящими?
Вот боярышник и груша, апельсиновое дерево и памела. [Как только] плоды созреют, [их] обирают, а обирая, оскорбляют:
большие ветви ломают, маленькие — обрывают. Из-за того что полезны, они
страдают всю жизнь и гибнут преждевременно, не прожив отведенного природой срока. Это
происходит со всеми с тех пор, как появился обычай сбивать плоды. Вот почему я
давно уже стремился стать бесполезным, чуть не погиб, но теперь добился своего —
и это принесло мне огромную пользу. Разве вырос бы я таким высоким, если бы мог для чего-нибудь пригодиться?
К тому же мы оба: и ты и я — вещи. Разве может одна
вещь судить о другой? Не тебе, смертному, бесполезному человеку, понять
бесполезное дерево!
Очнувшись, плотник Кремень стал толковать свой сон, а
ученики спросили:
[Если Дуб] стремился не приносить пользы, почему же он
вырос у алтаря?
Не болтайте! Замолчите! — ответил плотник.— Он вырос
[там] затем, чтобы невежды его не оскорбляли. Разве не срубили бы его, не будь
здесь алтаря Земли? И все же он живет так долго по другой причине, чем все
остальные. Не отдалимся ли [мы от истины], меряя его обычной меркой?
Глава 5
Безгубый калека с кривыми ногами подал [как-то] совет вэйскому
царю Чудотворному и [так] понравился Чудотворному, что шеи у нормальных людей стали казаться тому слишком короткими.
Человек с Зобом, похожим на кувшин [как-то] подал совет цискому царю Хуаньгуну и так царю
понравился, что шеи нормальных людей стали казаться тому слишком тонкими.
Так что преимущества в свойствах заставляют забыть о телесном.
[Если] человек не забывает о том, что забывается, а
забывает о том, что не забывается, то это — истинное забвение.
Поэтому у мудрого есть где
странствовать. [Для него]
знания — зло, клятвенные союзы — клей, добродетель — [средство] приобретения, [предметы]
ремесла — товар. Мудрый не строит планов, зачем
ему знания? Не рубит, зачем ему клей? Не утрачивает, зачем ему
добродетель? Не торгует, зачем ему товар? [Вместо] всего
этого [его] кормит природа. Природа кормит естественной пищей.
Поскольку пищу он получает
от природы, зачем ему людское? Тело у него человеческое, [но он] не знает
человеческих страстей. Телом — человек, поэтому и живет среди
людей, не страдая человеческими страстями, не принимая ни хвалы, ни хулы. В незначительном, в малом он — человек. Высокий,
величественный, [он] в одиночестве совершенствует в себе
природное.
Глава 6
Знание созданного природой и
знание созданного человеком — [знание] истинное. Знание
созданного
природой дается природой. [Тот, кто обладает] знанием созданного человеком, с помощью познания познанного упражняется в познании
непознанного. [Такой человек] не умирает преждевременно, доживает до
естественного предельного возраста. Это знание наиболее полное. И все же в нем
есть и пагубное. Ведь знание точное от [чего-то] зависит, а то, от чего оно
зависит,— совершенно неопределенное. Как знать, называемое
много природным — это, быть может, человеческое, а называемое человеческим —
это, быть может, природное? Только настоящий человек2
обладает истинным знанием.
Кого же называют настоящим человеком? Настоящий человек
древности не шел против малого, не хвалился подвигами, не [входил в число]
мужей, [представляющих] замыслы. Поэтому
ошибаясь, не раскаивался, а поступив правильно, не [впадал] в самодовольство.
Такой человек [мог] подняться на вершину и не устрашиться, войти в воду и не
промокнуть, вступить в огонь и не обжечься. Своим познанием [он, даже] умирая,
мог восходить к пути. Настоящий человек древности спал без сновидений,
просыпаясь, не печалился, вкушая пищу, не наслаждался. Дыхание у него было
глубоким, исходило из пят, а у обычных людей идет из горла. У
человека, побежденного [в споре], слова застревают в глотке, будто [его]
тошнит,— чем сильнее страсти в человеке, тем меньше
в нем [проявляется] естественное начало.
Настоящий человек древности не ведал любви к жизни, не
ведал страха перед смертью. Входя [в жизнь], не радовался, уходя [из жизни], не
противился, равнодушно приходил и равнодушно возвращался — и только. Не забывал
о том, что было для него началом; не стремился к тому, что служило ему концом.
Получая [что-либо], радовался, возвращая, об этом забывал. Это и называется не
помогать разумом пути, не помогать природе искусственным. Такого и называют
настоящим человеком.
У такого сердце — в покое, [выражение] лица —
неизменно, лоб — высок и ясен. Прохлада [исходит от него], точно от осени;
тепло, точно от весны. Радость и гнев [его естественны], как четыре времени
года. [Он] обращается с вещами, [как это] необходимо, но [никто] не знает его
пределов. Поэтому
мудрый способен поднять войско, покорить царство, не
утратив [привязанности] людских сердец; распространить полезное на [всю] тьму
вещей, но не из любви к людям. Ибо тот, кто упивается [своим]
пониманием вещей, не мудр; обладающий личными привязанностями не милосерден;
[тот, кто ожидает] удобного
момента, не добродетелен; кто взвешивает полезное и вредное, тот — неблагородный
муж; [кто] теряет себя, домогаясь славы, тот не муж; [тот, кто] жертвует собой,
теряя истинное, тот не [способен] повелевать другими.
Глава 7
Корень Неба, прогуливаясь на солнечном склоне [горы]
Темно-красной, дошел до реки Заросшей Осокой. [Тут он]
случайно встретился с Безымянным и обратился [к нему] с вопросом:
Дозвольте спросить, [что нужно] сделать для
Поднебесной?
Иди прочь, невежда!— ответил Безымянный.— Что
надоедаешь вопросами! Я готовился к общению с тем, что творит вещь, как
с
себе подобным, а пресытившись, собирался подняться на
птице неведомых далей за пределы всех шести стран света, странствовать в царство
небытия, пребывать в бескрайних просторах. К чему
тревожишь мое сердце [вопросом об] управлении Поднебесной?
[Но Корень Неба] повторил вопрос, и Безымянный ответил:
Наслаждайся сердцем в бесстрастии, соединись с эфиром в
равнодушии, предоставь каждого естественному [пути], не допускай ничего лишнего,
и в Поднебесной воцарится порядок.
Не поступай в услужение к славе, не становись
сокровищницей замыслов, не давай делам власти над собой, не покоряйся знанию.
Постигая [все] до предела, [будь]
бесконечен; странствуя, не оставляй следов; исчерпывая дарованное природой,
ничего не приобретай; будь пустым и только. Настоящий человек пользуется свои
сердцем <разумом>, словно зеркалом. Не следует [за вещами], не
идет [им] навстречу, [им] отвечает, но [их] не удерживает.
Поэтому преодолевает вещи, но остается невредимым.
Глава 8
Перепонки между пальцами ног и шестой палец на руке
даются от природы, но для [человеческих] свойств излишни. Опухоль и зоб
вырастают на теле [человека], но для природного [они]
излишни. Милосердие и справедливость во многих предписаниях распределяются между
[всеми] пятью внутренними органами. Однако они не отвечают истине природных
свойств. Как перепонки между пальцами ноги — добавочное
бесполезное мясо, а шестой палец руки — добавочный бесполезный палец, так
и многое внешнее [подобно] перепонкам и шестым пальцам для свойств [всех] пяти
внутренних органов. Излишние милосердие и справедливость [вызывают] многие
предписания, как слушать и смотреть.
Поэтому излишне острое зрение [ведет
к] смешению [всех] пяти цветов, к изощренности в орнаменте, ослеплению темными и
желтыми расшитыми царскими одеждами. <.....> Излишне тонкий слух [ведет к] смешению пяти звуков, к
изощренности в шести тонах, [пристрастию к музыкальным
инструментам из] металла и камня, шелка и бамбука, колоколам и шести полутонам.
<.....>
Излишнее милосердие [ведет к] отказу от
свойств, к скованности [человеческой] природы во имя славы, к тому, чтобы все в
Поднебесной дули в свирели и били в барабаны, прославляя недосягаемый образец. <.....> Излишества в спорах
[ведут к] нагромождению фраз, [будто] черепицы или узлов на веревке, к
наслаждению тождеством и различием, твердостью и белизной, безудержными
бесполезными словами ради минутной славы.
<.....>
Все эти учения с перепонками и шестыми пальцами не
составляют подлинной истины в Поднебесной. Подлинная истина в том, чтобы не
терять природных свойств. Следовательно, при объединении уничтожаются перепонки,
а при разделении — лишние пальцы. [Однако] длинное не должно считаться излишним,
а короткое — недостаточным. <.....>. Если не отрезать то, что от природы длинно, не удлинять то, что от природы коротко, не нужно будет
и устранять боль. Ах, сколь противны
человеческой природе милосердие и справедливость!
Сколько боли причиняет людям милосердие!
Тот, кому разрежут перепонку между пальцами, заплачет; тот, кому
откусят лишний палец, закричит. У одного — излишек, у другого — недостаток, а
боль у обоих одинаковая. Современные
милосердные с засоренными глазами печалятся о бедах мира, а
немилосердные, насилуя природные свойства, алчут богатства
и почестей. Ах, сколь противны человеческой природе милосердие и справедливость! Сколько шуму они вызвали в мире со времен трех династий!
Тот, кто с помощью крюка и отвеса,
циркуля и наугольника придает [вещам] надлежащую [форму], калечит их природу;
тот, кто с помощью веревок и узлов, клея и лака укрепляет [вещи], вредит [их] свойствам. Тот, кто [ заставляет людей]
изгибаться в обрядах и танцах, оберегать милосердие и справедливость, чтобы
внести успокоение в умы Поднебесной, лишает их
постоянных [свойств]. У [всех вещей] Поднебесной есть постоянные [свойства]. К постоянному относится то, что скривилось без крюка,
выпрямилось без отвеса, округлилось без циркуля,
стало квадратным без наугольника; что соединилось без клея и лака, связалось без
веревки и тесьмы. Так [все] в Поднебесной, увлекая
один другого, рождаются и не знают, почему рождаются; одинаково обретают и не
знают, почему обретают. Такой порядок был и в старину и в наше время, [он] не
может быть нарушен. Как может связанный милосердием и
справедливостью, точно клеем и лаком, веревкой и тесьмой, наслаждаться
природными свойствами? [Они] вводят весь мир в заблуждение. Небольшое
заблуждение изменяло направление; великое заблуждение изменяло [человеческую]
природу. Откуда это известно? С тех пор как [Ограждающий] из
рода Владеющих Тигром смутил Поднебесную своим призывом к милосердию и
справедливости, каждый по принуждению поспешил следовать за милосердием и
справедливостью. Не изменилась ли из-за
[появления] милосердия и справедливости и
человеческая природа?
Глава 9
Я думаю, что мастер, управляя Поднебесной, поступил бы иначе. Постоянное в природе людей то, что [они] ткут
и одеваются, возделывают землю и питаются, — это и
называется [их] общим свойством. [Некогда они] были едины, не делились на группы, [и это я] называю естественной
свободой.
Поэтому во времена, [когда] свойства были настоящими,
ходили медленно и степенно, смотрели твердо и непреклонно. Тогда в горах еще не проложили дорог и тропинок, на
озерах не было лодок и мостов; все создания жили вместе, и селения тянулись одно
за другим. Птицы держались стаями, звери ходили
стадами, травы росли со всей пышностью, а деревья — во всю свою длину. Поэтому
можно было гулять, ведя на поводу птицу или зверя,
вскарабкаться на дерево и заглянуть в гнездо сороки или вороны. Да, во времена,
[когда] свойства были настоящими, [люди] жили рядом с птицами и зверями,
[составляли один] род со всеми существами. Разве знали о [делении на]
благородных и ничтожных? [Ни у кого] одинаково не было знаний, [никто] не
нарушал своих свойств, [все] одинаково были свободны от страстей, и это [я]
называю безыскусственостью. В безыскусственности народ обретал свою
природу.
Когда же появились мудрецы, то [умение] ходить вокруг
да
около прихрамывая, стали принимать за милосердие;
[умение] ходить на цыпочках — за справедливость,— и [все] в Поднебесной пришло в
замешательство. Распущенность и излишества стали принимать за наслаждение;
сложенные руки и согнутые колени стали принимать за обряды. И [все] в
Поднебесной стали отделяться друг от друга.
Глава 11
… для благородного мужа, [если он] вынужден взойти на
престол, лучше всего недеяние.
Недеяние, а за ним — покой в природных свойствах. Ибо тому, кто ценит свою жизнь больше, чем царство, можно доверить Поднебесную; тому, кто любит свою жизнь больше царства, можно
поручить Поднебесную. Если государь способен
не рассеивать свое внутреннее, не
обнаруживать зрения и слуха, возвышаться,
[словно] Покойник, [то] взглянет [он, как] Дракон; погрузится в молчание, а голос [его загремит,
словно] гром; движению [его] мысли
подчинится природа. [Он предастся] безмятежности и
недеянию, а [окажется] связанными со [всей]
тьмой сушеств.
Разве у такого найдется досуг, чтобы наводить порядок в
Поднебесной?
Мельчайшее истинного пути глубоко и темно, величайшее истинного пути сумрачно и безмолвно. Не смотри, не
слушай, покойся, храня [свой] разум, и тело само собой
выправится. Будь покоен, чист, не утруждай свое тело, не тревожь
свое семя и прожийешь долго.
[Если] глазам нечего будет видеть, ушам нечего
слышать, сердцу нечего познавать, твоя душа сохранит [твое]
тело, и тело проживет долго. Чем больше будет у тебя
знаний, тем [скорее] потерпишь поражение. Береги в себе внутреннее, замкнись от внешнего.
Обычному человеку нравится, когда другие на него
походят, и не нравится, когда другие от него отличаются. Любовь
к себе подобным и нелюбовь к тем, кто отличается,
происходят от желания выделиться из толпы. Но разве тот, кто
стремится выделиться из толпы, [действительно] выдающийся? Для
успокоения [он] следует за толпой, [но его] опыту далеко до того мастерства, [которым обладает] толпа. Желающий стать правителем, собирает полезное у царей трех
династий, но не замечает у них вредного. У такого [судьба] царства
будет зависеть от случайности, и редко, лишь по счастливой
случайности царство не погибает. Нет и одного [шанса] из десяти тысяч, что
[такое] царство будет существовать. О гибели [такого] царства
[говорит то, что] ни одно [дело там] не завершится, а десяток тысяч [дел]
расстроится. Увы! Владеющие землями [этого] не
ведают. Владеющему землями принадлежит огромная вещь. Владеющий огромной вещью не способен предоставить вещи
[самим] вещам, а не [владеющий] вещью способен. Тот, кто понимает, как
[предоставлять] вещи [самим] вещам, отвергает вещи. Разве [он] только управлят народом? [Нет!] Он вступает во [все] шесть стран
света, выходит из них, странствует по [всем] девяти областям [земли]. В
одиночестве отправляется, в одиночестве возвращается. Такой и
называется единственным. Единственного человека
поэтому и считают воистину ценным.
Глава 12
Учитель сказал:
Ведь путь поддерживает и покрывает [всю] тьму вещей.
Как он безбрежно велик! С его помощью благородный не может не очистить своего
сердца. То, что действует недеянием, называется
природой; то, что в речах обозначает недеяние,
называется свойством; любовь к людям, полезное для вещей называется милосердием;
уподобление различных [вещей] называется величием; поведение, [не знающее]
границ и различий, называется великодушием; обладание тьмой различий называется
богатством. Поэтому придерживаться свойств называется [держаться] основы; тот,
чьи свойства завершены, называется установившимся; тот, кто следует пути,
называется [обладающим] полнотой; тот, кто не меняет свою волю из-за вещей,
называется совершенным. Как велик благородный, который постиг эти десять
[положений] и объемлет все дела и мысли! [Как вода] в низину,
к нему стекается [вся] тьма вещей. Такой человек [оставляет]
золото скрытым в горах, а жемчуг — в глубинах; не обогащается ни товарами, ни
имуществом; чуждается благородства и богатства; не радуется долголетию, не
печалится ранней смерти; не прославляет благоденствия, не стыдится злополучия;
не присваивает себе благ современников; не ищет для себя славы в управлении
Поднебесной. Слава в том, чтобы постичь, что у [всей] тьмы вещей одно
хранилище, что жизнь и смерть — одинаковые формы.
В первоначале было небытие, не было бытия, не было и
названий. При появлении одного, у одного еще отсутствовала форма. Обретя [одно],
вещь рождается, и это называется свойством. [Когда] в
еще неоформившемся появляется
разделение, но без отделения, это называется жизнью.
[Начинается] движение, и рождается вещь; [когда] вещь завершена, рождается и
[естественный ее] закон, называется это формой. Форма — [это] тело,
хранящее дыхание [разум, душу]. У [каждой вещи] свой внешний вид, [свое]
положение, и это называется природой [характером]. Природа,
достигнув совершенства, возвращается к свойствам, свойства в высшем пределе
[становятся] тождественными первоначалу, тождественные [первоначалу] становятся
пустыми, а пустые — великими. [Это как бы] хор, поющий без слов, сомкнув
губы. Объединяясь в таком хоре, сливаются с небом и землей. Их единение смутное,
то ли глупое, то ли неосознанное, [но] это называется изначальным свойством,
тождественным великому согласию [с путем].
Глава 13
В пути природы [все] движется, ничто не застаивается, поэтому и возникает [вся] тьма вещей. В пути предков [все]
движется, ничто не застаивается, поэтому [к ним] и обращаются [все] в
Поднебесной.
В пути мудрых [все] движется, ничто не застаивается, поэтому [все] среди морей [им] покоряются.
Кто познал природу, постиг мудрость, [все] шесть явлений и четыре времени года, свойства
предков и [древних царей, тот
[предоставляет все] самодвижению и, не проявляясь, всегда [сохраняет] покой.
Покой мудрого не означает, что
покой — это добро, и оттого [он] покоен. [Вся] тьма вещей не заслуживает того, чтобы [из-за нее] тревожить сердце, поэтому [он] и покоен. [Когда] вода в покое, [в ней] виден ясно [каждый
волосок] бороды, бровей. [Ее] уровень точен, и большой мастер
берет [его] за образец. [Если] в покое вода чистая, то тем
более [чист] разум. Сердце мудрого в покое — это зеркало неба и земли, зеркало [всей] тьмы вещей. Ведь пустота,
покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние — это уровень неба и земли, высшее в
природных свойствах. Поэтому предки, [древние] цари и
мудрые мужи оставляли [деятельность]. Оставив [деятельность], очистившись до пустоты, [наполнялись]
сущностью, а сущностью и [определяли] людские порядки. Пустота [влечет за собой] покой, покой — движение, движение —
восприятие Покой [влечет за собой] недеяние, недеяние — ответственность за [свое] дело. Недеяние [влечет за собой] удовлетворение, удовлетворение не
оставляет места ни горю, ни печали, [а дает] долголетие. Ведь
пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние — основа [всей] тьмы вещей.
…в древности те, кто постиг великий
путь, начинали постижение с природы [неба], а затем переходили к природным
свойствам: от природных свойств переходили к милосердию и справедливости; от
милосердия и справедливости — к разделению по рангам и обязанностям; от
разделения по рангам и обязанностям — к телам и названиям; от тел и названий — к назначению на
должности по способностям; от назначения по способностям — к наблюдению и
расследованию; от наблюдения и расследования — к одобрению и порицанию; от
одобрения и порицания — к наградам и наказаниям; постигнув награды и наказания,
отвели должное место умным и глупым, утвердили положение благородных и
презренных. Милосердные, добродетельные и неумелые по
[своей] сущности строго делились по способностям, строго отвечали названию.
Так вот служили высшим, так вот пасли низших, так вот
управляли вещами, так вот совершенствовали самих себя. Не прибегая ни к знаниям,
ни к замыслам, непременно обращались к природе. Это и называлось поистине мирным
правлением.
Глава 16
Исправляющие характер в стремлении вернуться к его началу [обращаются] к распространенным пошлым учениям. Погрязшие
в страстях в стремлении обрести ясность характера [обращаются] к пошлым мыслям.
Таких назову невеждами. Те, кто в древности приводил в
порядок путь, накапливали знания посредством безмятежности. Знания рождались, но
для действий не применялись. [Это] называется
посредством знаний выращивать безмятежность. [Так] выращивали друг друга знания
и безмятежность, и в гармонии с естественными законами появлялся их характер. Ведь
свойства — это гармония, путь — естественные законы. Свойства вмещают в себе все, [в том числе и] милосердие; в пути
все естественные законы, [в том числе и] справедливость.
[Когда] понимают справедливость, вещи сближаются, [появляется] преданность. [Когда] с чистой сущностью обращаются к
чувствам, [появляется] музыка. [Когда] доверие проявляется во внешнем облике и
форме и следует за красотой, [появляются] обряды. [Когда] обряды и музыка
распространяются повсюду, в Поднебесной начинается смута. [Если] тот, кто
исправляет [других], невежествен в своих свойствах, [его] свойства не
распространяются. [Если же] распространяются, то вещи непременно утратят свой
[природный] характер.
Глава 17
В сравнении с тьмой вещей не
подобен ли человек кончику волоска на конской шкуре? Вот к
чему сводится все [значение] деяний пяти предков, борьбы царей трех династий, забот милосердных и хлопот служилых мужей. Вот почему [лишь] хвастовством [можно] считать и славу Старшего
Ровного, отказавшегося от престола, и многознание
Конфуция, [толковавшего] обо всем в речах.
[Когда] Чжуанцзы удил в реке Бушуй, от чусского царя прибыли
два знатных мужа и передали [ему слова царя]: «хочу обременить [вас службой] в
[моем] царстве».
Не выпуская из рук удочку и не оборачиваясь, Чжуанцзы так [им] сказал:
Слыхал я, что в Чу есть
Священная черепаха. Три тысячи лет как она мертва, и цари хранят [ее] в храме
предков [завернутую] в покровах в ларце. Что лучше для черепахи: быть мертвой,
чтобы почитали и хранили ее панцирь, или быть живой и волочить хвост по земле?
Лучше быть живой и волочить хвост по земле,— ответили знатные мужи.
Вот
и я хочу волочить хвост по земле. Уходите! — заключил
Чжуанцзы.
Глава 19
Понимающий сущность жизни не занимается бесполезным; понимающий
сущность судьбы не занимается тем, к чему незачем прилагать знаний. Для
поддержания тела, прежде всего необходимы вещи, но
бывает, что тело не поддерживают, [хотя] вещей в избытке. Чтобы жить, следует прежде всего не расставаться с телом, но бывает, что
теряют жизнь и не расставаясь с телом. От прихода жизни нельзя отказаться, ее
ухода не остановить. Увы! Ведь в мире считают, что пропитания тела достаточно
для поддержания жизни, хотя пропитания тела
разумеется, недостаточно для поддержания
жизни. Почему же в мире считают это достаточным? И [почему] неизбежно все так
поступают, хотя этого и недостаточно? Ведь тому, кто хочет избежать забот о
теле, лучше всего уйти от мира. Уйдя от мира, избавляешься от бремени.
Избавившись от бремени, становишься прямым и ровным.
Став прямым и ровным, вместе с другими обновишься. Обновившись же, станешь
близок [пути]. Но стоит ли оставить дела? Стоит ли забыть о жизни? [Да]. Оставив
дела, перестанешь утруждать свое тело; забыв о жизни, не утратишь сущности. Ведь
сохранив целостным тело, восстановив сущность,
сольешься в единое целое с природой. Ведь небо и земля — отец и мать [всей] тьмы
вещей. [Когда они] объединяются — образуется тело, [когда] разделяются —
образуется [новое] начало. Сохранение без утраты тела и сущности называется
[сохранением] способности к движению. Сущность, и снова сущность, и возвращение,
чтобы уподобиться природе.
Глава 20
Я попытаюсь рассказать о пути, [на котором] не бывает
[страха] смерти,— сказал Несущий Бремя Беспристрастия.— На Восточном море есть
птица, имя ей — Забывчивая. Эта птица летает медленно, невысоко, будто немощная. Подтолкнут, поддержат — полетит, заставят — сядет, не смеет ни
опередить, ни отстать; не решается первой пробовать пищу, подбирает непременно
[лишь] остатки.
Поэтому ее не гонят из стаи, никто вне [стаи] из людей не может [ее] погубить, и
так [она] избегает беды. [Ведь] первым срубят дерево прямое, первым осушат
колодец со сладкой водою. Ты же задумал — приукрашивать [свои]
познания, чтобы удивить невежд; очищаться самому, чтобы осветить грязь [других];
сверкать, будто поднимаешь солнце к луну. Поэтому и не избежал [беды].
Когда-то я слышал, как человек высокосовершенный сказал: «Восхваляющий самого себя лишается
заслуг8; заслуги признанные идут к упадку; имя прославленное идет к закату».
Тот, кто сумеет отказаться от признания, от славы и вернуться к людям, станет
распространять учение и жить скрытно, [тот] обретет [природные] свойства и не
назовет места своего жительства. Чистый и обыкновенный, похожий на лишенного разума, [он] не
оставляет следов [деяний], отказывается от власти; не действует ради признания и
славы, поэтому не порицает людей, и люди [его] также не порицают. О настоящем
человеке [никто ничего] не слышит.
Глава 21
Не давая места думам ни о ранге, ни о жалованье, Раб из
Сотни Ли кормил буйволов, и буйволы жирели. Поэтому,
забыв о том, что он — презренный раб, циньский
[царь] Мугун вручил ему управление [царством].
[Ограждающий] из рода Владеющих
Тигром не давал места думам ни о жизни, ни о смерти, поэтому оказался способным
растрогать людей.
Глава 22
Небо и земля обладают великой
красотой, но молчат; четыре времени года обладают ясным порядком, но [его] не
обсуждают; [вся] тьма вещей обладает совершенными [естественными] законами, но
[о них] не говорит. Постигнув
красоту неба и земли, мудрый постигает [естественные]
законы тьмы вещей. Поэтому настоящий человек [предается]
недеянию, великий мудрец ничего не создает, [лишь] наблюдает за небом и
землей. Ныне они, [небо и земля], священные вплоть до мельчайшей сущности,
вместе с другими [вещами] проходят сотни изменений. Вещи сами умирают и
рождаются, [сами] квадратные и круглые, где их истоки — неведомо, и все же [вся]
тьма вещей существует с далекой древности. Наибольшее — единство шести стран
света — не выходит из их, [неба и земли], пределов; наименьшее — осенняя
пушинка, [но и] от нее зависит образование тела. Все в Поднебесной то
погружается, то всплывает, не остается одним и тем же на всю жизнь. Жара и
холод, четыре времени года, сменяя друг друга, соблюдают свой порядок. Смутно, то ли
существуя, то ли нет, скользят чудесные, не оформляясь.
[Вся] тьма вещей выращивается, но [этого] не сознает. Это и называется корнем,
началом, и по нему можно наблюдать за
природой.
Глава 23
[Я спросил], способен ли [ты] стать младенцем? [Ибо]
младенец движется, не зная зачем; идет, не зная куда; телом подобен засохшей
ветке, сердцем подобен угасшему пеплу. Вот к такому не придет несчастье, не
явится и счастье. Что людские беды тому, для
кого не существует ни горя, ни счастья!
Тот, чьи свойства в покое, испускает естественный свет.
В том, от кого исходит естественный свет, люди видят его человеческое [начало].
Тот, кто совершенствовался, ныне обрел постоянство. К тому, кто обрел
постоянство, стекаются люди, ему помогает природа. Того, к кому стекаются люди,
называют человеком природы; того, кому помогает природа, называют сыном природы
Тот, у кого отрубили ногу [в наказание], презирает
красоту, отрицает внешнюю славу. Скованные вместе [преступники], забыв и о жизни
и о смерти, без страха поднимаются на высокую [гору]. Ведь тот, кто отвык
обмениваться подарками, забыл людей. Оттого что забыл людей, считается человеком
естественным. Уважают его — не радуется, оскорбляют его — не гневается. Таким
может быть лишь тот, кто подобен естественной гармонии.
Глава 26
Младенец, родившись, способен овладеть речью и без
великого учителя, [ибо] живет вместе с говорящими.
Добродетель, переливаясь через край, [переходит] в славу; слава, переливаясь через край, [переходит] в
насилие. Замыслы возникают в крайности, знания появляются в спорах.
Независимость появляется [у того, кто] упорно стоит на своем. Дело начальников
будет успешным, [если] народ [признает его] должным.
Вершей пользуются при рыбной ловле. Наловив же рыбы, забывают про вершу. Ловушкой пользуются при ловле зайцев.
Поймав же зайца, забывают про ловушку. Словами
пользуются для выражения мысли. Обретя же мысль, забывают про
слова. Где бы мне отыскать забывшего про слова человека, чтобы с ним
поговорить!
Глава 29
[Свободный от Условностей]
сказал:
Мелкий человек жертвует собой ради богатства,
благородный муж — ради славы. То, от чего меняются их чувства, изменяется
характер — различно, [но если бы] они бросили то, чем занимаются, и предались
тому, чем не занимаются, стали бы одинаковыми. Поэтому и говорится: «Не будь мелким человеком, вернись к своему естественному
началу; не будь благородным мужем, следуй естественным законам». И в кривом и в
прямом увидишь высшее в природе. Наблюдая за всеми четырьмя сторонами, останавливайся
вместе с временами года. И в истинном
и в ложном держись середины круга. Совершенствуйся сам, думай и странствуй
вместе с путем. Не предавайся [чему-либо] одному, не совершенствуйся в
справедливости, и тогда оставишь свои деяния. Не гонись за богатством, не
жертвуй собой ради совершенства, отбрось [все] и станешь естественным.
Глава 32
Мудрый и необходимое не считает необходимостью, поэтому не
обладает оружием. Дюжинный человек считает необходимостью и не необходимое, поэтому [обладает] многим [оружием]. Послушен
оружию, поэтому и пускает его в ход при [своих] домогательствах. [Но] тот, кто
полагается на оружие, гибнет.
Мелкий человек в своих знаниях не выходит за пределы
свертка с подарком и дощечки для письма. [Он] утруждает свой разум
незначительными препятствиями, а хочет всемерно помогать пути и [всем] вещам и в
великом единстве [с ними] очищать свое тело. Подобные ему, не зная первоначала,
обременяя свое тело, блуждают во вселенной.
Другой же, настоящий человек, обращается разумом к безначальному и сладко дремлет в небытии. [Он подобен] воде,
которая течет без формы и, просачиваясь, обнаруживается в великой чистоте. Как печально! Ведь, обратив свои знания на кончик
волоска, не познаешь великого покоя.
Глава 33
Учений как управлять Поднебесной много, но ни одно из них нельзя применить, оттого что они деятельны.
Где же в действительности так называемое учение древних? Отвечу — «повсюду». На
вопросы — «Откуда появляется прозорливый? Откуда
появляется умный?» — [отвечу]: «Источник рождения
мудрого, формирования государя — один».
Не отделяющегося от рода называют естественным
человеком, не отделяющееся от тончайшего семени
называют прозорливым человеком. Того, кто [своим] родом
считает природу, корнем — основные свойства, воротами — путь, началом же –
развитие, называют мудрым человеком. А тот,
кто считает милосердие наградой, справедливость — правилом, обряды —
поведением, музыку — гармонией, от кого пахнет благими делами и милосердием,
называется благородным мужем.