Фрагменты «ректорских речей» 2018 года

01

Найденная «неизменность» университета

Каждая крупица, каждая складка бытия невыносимо возбуждает во мне один и тот же вопрос: что сейчас является неизменным в университете и что таковым должным быть? Что вообще за термин такой невыносимо дурацкий - университетская неизменность? Не противоречит ли это университету как вечно динамической структуре?

Некая онтологическая неизменность - это нечто, некий подгрунт бытия, основа для построения общей структуры, которая была бы одинакова для всех; это же - принцип, одинаковый для всех и всех объединяющий, когда уже больше нет желания увильнуть или спрятаться, потому что долг невыносимо давит на совесть.

Позвольте мне начать, с того, как это не должно быть. Например, неизменностью (и неизбежностью) имел привычку быть достаточно абсурдный феномен - очередь. Очередь, как нечто, казалось бы, совершенно предзаданное во всей ткани бытия. Кажется, принудительная формализация и бюрократизация университета убивает самое главное, самое человеческое.

Очередь стала больше, чем бытийным принципом: чтоб дотянуться и ухватить кусочек лакомого знания, для начала необходимо смехотворно и унизительно выждать очередь у турникета, где стражи абсурда решают, достаточно ли ты ничтожен, чтоб войти. Затем ты ждешь перед лицом времени, когда стрелка часов укажет, что уже можно начинать думать. Ты ждешь других, чтоб иметь возможность говорить, так как даже садист всегда зависит от раба - лица Другого. Ты ждешь очередь в смрадной столовой, чтоб совокупиться с кусочком протухшей пищи. Затем ты ждешь, когда она выйдет из тебя обратно, потому что уже время для другой лекции. Ты, гипотетический студент, уничижительно ждешь перед нагоняющим ужас кабинетом флюорографии, потому что снимок твоих легких намного важнее, чем разрез твоего мозга; да и ждешь ты только ради того, чтоб иметь возможность претендовать на экзамен, чтоб показать, насколько ты хорош или ничтожен, даже если от тебя уже ничего и не ожидают. Не забывай, что каждый день тебя то и дело будут гонят за бумажками – клочками формализованного человеческого знания - которые тебе придется изрядно подождать. Ожидание, ожидание, ожидание; всепоглощающая пропасть.

Одним словом, ожидание, очередь - единственная более-менее устойчивая структура, принцип, который так плотно вошел в университетский обиход. Но дело в том, что принцип этот - исключительно практический, функциональный, не имеющий под собой никакой идеологической структуры, способной перевернуть всю твою сущность. Это не вызывает совершенно никакого личностного отклика; не «цепляет». Но наоборот – чем формальнее и монотоннее неизменность, тем менее в тебе проявляется жизнь.

Проявление жизни - метафорическое, конечно, а не какие-нибудь тщетные и нервные попытки захватить последний глоток воздуха, извиваясь в конвульсиях на полу. «Все бы было проще, если б не был я дурак. Все бы было легче, был бы я сейчас с тобой. Все бы было проще, был бы я сейчас живой». Проявление, вхождение жизни - это придание всему некого статуса оживленного, настоящего, имеющего непосредственное отношение к самой грубой реальности. Это оригинал без копии. Это чувство того, что знание - это не работа, которую тебе приходится терпеть, не пытка, не какая-нибудь абстрактная чушь, к которой тебя принуждают, но что это - о всех вещах вокруг, описанных до крайности, до боли.

Таким образом, я подхожу к статусу знания, из которого я хочу вывести новую всеобщность университета.

Теперешняя университетская «умеренная» автономия на самом деле дает нам очень многое (ну, или, «достаточно»), в том числе для размышлений и переосмыслений. Я сбиваюсь со счету, когда пытаюсь вспомнить, скольких людей я повторяю, говоря, что знание не имеет отношения к профессии или навыку, ремеслу, а также такому четкому разграничению на сферы деятельности.

Когда я говорю «умеренная» автономия, что, впрочем, и звучит весьма глупо, но говорит о том положении вещей, когда студенты, осваивая определенную профессию, имеют право выбирать курсы соответственно их волеизъявлению и душевному порыву. Что дает весьма важную лазейку, так как конечная цель - не только освоить ремесло, но и научиться думать и., быть, достойно быть. Университет существует не для того, чтоб обеспечить студентов специальным иллюзорным пропуском в прекрасное будущее, полное денег и мнимых наслаждений - для этого можно было просто начать грабить банки, будучи вдохновленным философскими концептами, как в романе Тибора Фишера.

Университет обязан выпускать разумных людей, за которых не было бы стыдно, взращивая в них один единственный навык - мыслить. Было бы достаточно глупо сводить все к одной единственной вещи, если б она не была настолько универсальной. Дело в том, что мышление - это своего рода кафкианский процесс, который уже не остановить. Мышление вливает в тебя поток жизни, вещи перестают быть тусклыми и автоматизированными, но
становятся «живыми», сомнительными, постоянно требующими улучшения, проверки, критики. Мышление не дает права совершить ошибку. Ведь кто такой, по сути, «специалист», чье унизительное звание мы иногда наблюдаем на тех самых заветных путевках в будущее? Тот, кто не имеет права ошибиться.

Таким образам, «неизменностью» должно стать нечто идеологически окрашенное, некий дух, которых витал бы в воздушном пространстве университета, вдыхая в каждую потерянную душу единственно достойную волю - волю к знанию.

Направленность на волю к знанию внесла бы некоторые изменения в тот процесс обучения «человечности», который мы сейчас имеем, причем начиная с самого начала - приема студентов.

Чтоб вернуть человечность, необходимо убить деперсонализацию. Если университет хочет взращивать достойных людей, то должен уделять внимание каждому в отдельности, начиная с самого начала. Это перемена системы «Я - Оно» на систему «Я - Ты», если говорить терминами М. Бубера. Университет всегда должен позиционировать себя как особое место, честь пребывать в котором еще нужно заслужить личностным волевым усилием. Поэтому университет должен предельно внимательно изучать каждого студента, который дерзает примкнуть к стенам верховного знания. Это означает проверять некую предрасположенность и «готовность» мыслить, искренность и честность доброй воли. Университет должен исключить деперсонализированные условия входа - например, тесты или экзамены без открытой формы. Университет должен быть уверен в способности и потенциале каждого будущего студента, чтоб тот не тратил зря время другого человека, чьи воля и предрасположенность в разы сильнее, желания страстнее, а мысли яснее.

Здесь же следует упомянуть и об отношении университета со школой, а также дифференциацией этого знания. Необходимо все время держать в голове, что школа - это средоточие устоявшихся категорий, «патриархальная свалка устаревших понятий», последний академический унитаз, в который окунули, очищая и подготавливая душу для вихря изменчивости подлинного знания в университете. Следовательно, школа еще вполне располагает
правом безличностного отношения в виде тестов, не обращающих внимание на умение владеть словом и мозгом.

Но для университета это не применимо. И когда университет заявляет, что он внедряет форму тестирования для знаний высших уровней - как то, магистратуры - то это равноценно тому, как если бы он заявлял о намерении совершить самоубийство. Ведь упрощая жизнь, мы убиваем науку. «Making itself intelligible is suicide for philosophy».

Поэтому служба знанию, и знанию философскому, не глубокому в смысле отдельных профессий, а поверхностному в смысле широты пространства, должна быть единственной неизменностью, которую необходимо то и дело удерживать в голове. Такая неизменность, которая не позволяла бы глазам переставать гореть, душе ликовать, а воле сомневаться.

Стоит сказать несколько слов о «внутренностях» - будничном процессе обучения внутри университета, и «снаружностях» - отношении с государством, которое имеет отношение к этому принципу.

Во-первых, отношение «студент-преподаватель» должно всегда оставаться предельно личностным и живым, предельно интимным в смысле совместного причащения к знанию. Университет - это прежде всего место, где люди, ностальгирующие по занятиям наукой и страдающие от страсти к знанию, могут найти единомышленников. Поэтому никто не должен бояться быть осужденным или поступить не так, допустить слишком много вольностей,
если разум убеждает, что это необходимо.

Во-вторых, отношение университет-государство, исходя из этого принципа, никогда не должен быть субординированным. Университет обязан оставлять за собой право, чему учить и как. В особенности это касается острых социально-политических моментов в жцзни государства, когда появляется соблазн вводить в информационную и идеологическую войну все новые и новые элементы. Университетское знание должно быть предельно
непредвзятым, и недопустимо государству внедряться в личные, даже интимные дела науки.

Таким образом, университет должен всегда сопротивляться: сопротивляться невежеству, которое волит проникнуть в его стены - я бы сказал, что ему лично необходимо давать отпор, клешам упрощения и деперсонализации, намеренных опустить университет до уровня мирского, примитивного, обезьяньего; государству, извращенность природы которого может рассматривать университет как идеологическое средство, и прочей нечисти.

И единственной путеводной нитью в тумане Майи, тумане запутанности, заброшенности, бесчеловечности и «безличности», «неизменностью», которая должна постоянно схватываться и удерживаться, должна быть именно воля к знанию как философскому, как знанию о знании, о том, что такое знание, что значит иметь, применять и создавать, реконструировать знание; чувствовать и наслаждаться знанием. Вероятно, это единственная вещь, которая все еще заставляет хотеть жить не потому, что надо, но потому что хочется. И это - активное волеизъявление.

02

Престиж университета

Говоря об образовании в любых учебных заведениях, мы прежде всего должны понимать, что формируем этим определенный класс общества. И именно мы в ответе за то, станут ли выпускники и учащиеся маргиналами, либо же займут высшие ступени в обществе и будут вести человеческий род к процветанию. Человеческий разум обладает невероятным свойством впитывать любую информацию, анализировать ее и приспосабливаться к изменениям. Нам следует направить эту особенность в нужное русло, а именно в качественное воспитание. Пожалуй в сотый раз повторюсь, как и великие мыслители, что образовательный процесс сопровождает человеческий род с самого начала его появления. В Древней Греции существовала «пайдейя», средневековые университеты формировали разряды «умников», которые двигали эволюционное совершенствование вперед.

То, как воспримет человек информацию, во многом зависит от его наставника, природных качеств обучающегося индивида, ведь я настаиваю на определении «индивид», так как современные министерства убивают и давят в университетах всякую автономию и право на самоопределение. Подобно безымянному рабу периода эллинистических деспотий, студент борется за право быть услышанным в суровом мире академических практик. Испанский
философ Хосе Ортега и Гассет, так характеризует жизнь обучающегося человека: «Жизнь — это хаос, дикий тропический лес, беспорядок. Человек теряется в нем. Но его ум реагирует раньше, чем возникает ощущение потерянности и отчаяния: он начинает искать в лесу «пути», «дороги», иными словами, ясные и устойчивые идеи о мироздании, позитивные представления о том, каковы вещи и что есть мир».

Говоря об элитарности высшего образования, мы должны следовать в ногу со временем и понимать, что к университету нынче другое отношение нежели в эпоху Средневековья или Позднего Возрождения. Человеческая природа не впитывает с тем жадным интересом, то, что дается ей легко. В данный момент, когда информационное пространство и масс-медиа охватили все уголки земного шара, все религии и национальности, глобализация и космополитство правят бал, можно наблюдать картину как люди пренебрегают высшим образованием. Мы получаем ту ситуацию, когда человек заканчивает университет ради картонки, которая будто бы должна предавать ему вес в обществе. Частенько замечаю, что человек подразумевает под окончанием университета и окончание обучения, хотя мы то знаем, что по заветам Платона, Канта и прочих человек должен учиться всю свою жизнью руководствоваться
поиском единой истины и единения рационального и чувственного.

Университет нынче, подобен заржавевшему механизму, единицы которого стесаны, порой заплесневели и покрылись паутиной. Голословные и популистские высказывания о том, что все следует менять, приводит меня в недоумение и жалость. Я могу судить лишь об образовании в нашем социокультурном пространстве и мои познания пожалуй скупы, но все же хочется сказать, что нужно менять не формы подхода к образованию, а кадры. Хороший анекдот гласит, что во время кризиса, держатель борделя менял куртизанок, а не переставлял кровати.

Следует возвращать престиж университетского образования, который не говорю что отсутствует в данный момент, но изрядно поистрепался. Выпускник образовательного учреждения, должен мыслится как некий аристократ, «умник», который не всегда зная ответ на вопрос, сможет благодаря живому уму и навыкам, приобретенным за годы обучения ответить верно. И это прежде всего тот субьект, который понимает, что окончание обучения в университете - это лишь окончание начального этапа. Переворот определенной книжной страницы, за которой следует новая, своеобразная, продолжающая сюжет с прошлой.

Еще одна особенность университета в настоящее время — национальная пестрота аудитории. Пройдя первые ступени вуза, многие выпускники уезжают в другие города и страны, чтобы получить более разностороннее образование вдали от alma mater; в то же время в университет приезжают студенты из других стран или других вузов страны. Профессорско-преподавательский состав также постоянно меняется. Аудиторией высшей школы перестала быть одна нация, и потому университет уже не является инструментом формирования национального сознания и легитимизации власти. Из-за постоянной ротации и возросшей мобильности студентов и преподавателей представление о задачах университета все больше размывается. В настоящее время сосуществуют различные, порой противоположные мнения о назначении высшего образования и его будущем: прогнозы варьируются от беззаботно-
оптимистических до мрачно-тревожных.

Не следует пытаться охватить все человечество в попытке дать им образование. Общество всегда подвергалось дифференциации и делению между ведущими и ведомыми. Всегда существовали люди, желающие пожертвовать свободой, дабы избавиться от ответственности. Мне на ум здесь приходит трактат «Рок и фортуна» итальянского мыслителя Альберти, где он подробно рассказывает об отношении людей к истине и свободе и где красочно
описывает образ «кормчего» - того, кто несмотря на бушующие волны и крики толпы, столпившейся позади, ведет корабль к полному штилю. Университету следует делать ставку на этих самых кормчих. Что значит воспитать кормчего? Это объяснить ему азы, вложить априорное знание о том, как утихомирить вопящих людей, как удерживать штурвал, в какие места направлять корабль.

Это формирует целый класс, который следует звать аристократией, от «аристос» - достойнейший, благороднейший. Гибкий разум, дрессированный университетскими дисциплинами однозначно сможет направить фрегат, по имени государство в нужную гавань. Расхлябанное общество есть смерть для человеческого рода, ведь только коллектив помогал справиться с забоем мамонта, с засухой и прочими древними проблемами. Противоположностью расхлябанности я называю собранность, некая напряженность и готовность ко всему. Человек подобно пружине, должен быть натянут до предела в своих знаниях, разуме и в готовности ответить на вызов извне. В глобальном масштабе это можно осуществить, собрав воедино таких людей, сформировать группу. Я бы сказал УНИВЕРСАЛИЗИРОВАТЬ.

Как говорил в XVIII веке об ордене иезуитов, находившемся тогда в форме, аббат Гальяни: «То меч, рукоять которого в Риме, острие же — повсюду». Однако группа не достигнет формы, если в ней не будет порядка, а в ней не будет порядка, если она не осознает совершенно ясно к чему стремится, а она не сумеет этого сделать, пока сама цель не станет прозрачной, продуманной, понятной и настолько законченной, насколько того требует ситуация.

Что же до волнения о реформировании университетского образования. Следует понимать, что реформа - это введение нового понимания, мышления в отношений определенных вопросов. Современные научные деятели и «реформаторы» опошляют само понятие слова реформа.

Самобытность университета и его традиции важны. Образование должно опережать время и этим следует руководствоваться в реформировании. Необходимо отметать пережитки прошлого, руководствуясь при этом разумением духа нашего времени. Что, конечно же, не касается актуальных традиций. Сейчас происходит сокращение теоретических знаний в пользу прикладного знания, так как мы нуждаемся, да и что лгать всегда нуждались в практически работающем человеке-машине, нежели в этих идеалах мерно неспешно мыслящих субъектов, которые коль и достигают удовлетворение от окружающего мира и жизни, но не делают практический, навороченный гаджет, или не покупают модную мебель от икса.

Итак, я считаю, что следует подводить итоги и искать выход из описанной ситуации. Стремления, подобные этим, обыкновенно сохраняют то основание, которое мы раз положили в уме, и их присутствие в наших мыслях поддерживает деятельность наших высших способностей и заставляет нас считать те знания и приобретения, какие мы собираем во всякое время нашей жизни, за умственный капитал, который мы можем свободно употребить на содействие какому-нибудь представляющемуся способу сделать человечество в каком-нибудь отношении более мудрым и лучшим или поставить какую-нибудь часть человеческих дел на более разумное основание, чем то, какое есть. Мы должны формировать разумную касту аристократов-ученых, которые сохранят наши достижения, усовершенствуют их и «репродуктируют» для потомков, что довольно актуально в связи с недолговечностью человеческого жизненного пути. Взращивая новые кадры и обучая их, следует руководствоваться тем, что все мимолетно, а благосостояние человеческого рода и попытка расширить границы разума бесконечны. В этом-то я и вижу идеал университета.