М. Шильман

НЕ-РЕКТОРСКАЯ РЕЧЬ

Торжественные речи, приуроченные к какому-либо знаменательному событию, обычно грешат двумя видами крайностей.

Одна из них – чрезмерная монументальность, претендующая на то, чтобы придать происходящему масштаб всеобщего и эпохального; без малого момента всемирной истории.

Вторая – излишняя провинциальность, скрупулезно отмечающая все достоинства и значимости явления по меркам родного края, в лоне местных традиций и в стенах отдельно взятого учреждения.

Жизнь человеческая располагается между (этими двумя) крайностями – озираясь и на памятники героям, и на бухгалтерию архивариусов. Она включает их в себя в той мере, насколько это в каждый момент времени разумеется и приемлемым, и необходимым. Но ничто не разумеется (просто) само собой; никакое «само собой разумеется» не дано – ни в жизни, ни в университете.

Можно, конечно, сказать, что у всего есть своя история, которая некоторым образом и в некотором виде уже (предварительно) дана. Но, как говорил Фридрих Ницше, история нужна в той мере, в какой она способствует жизни в настоящем, а не обременяет ее назидательным прошлым. История нужна для того, чтобы от нее отклоняться.

Более 200 лет тому назад в своем проекте об организации высших научных заведений в Берлине – а наш университет поначалу наследует немецкой модели – Карл Вильгельм фон Гумбольдт отметил водораздел между начальным образованием и высшим. Школа «имеет дело только с готовым и бесспорным знанием»; университет же занимается исследованиями – ибо «наука всегда представляет собой проблему, еще не нашедшую своего окончательного решения».

Любой университет, как резонно замечает Жак Деррида, строится на «разумном основании», – но он не предназначен только для того, чтобы «вразумить», «образумить» или «научить уму-разуму». Такие функции как «давать знания», «готовить кадры», «обучать профессии» в первую очередь приличествуют «высшей школе» – именно школе, а не университету. Собственно университет начинается там, где его питомцы имеют дело с проблематичным – причем, не решают проблемы готовые и не сталкиваются с проблемами известными. Наука живет исследователями, которые сами ищут проблемы и ставят их перед собой.

Понятное дело, что сегодня, когда весь мир – рынок, и люди в нем продаются, порядки в университете все больше подчиняются рыночным веяниям. На повседневном рынке труда зачастую выше ценится «ученый» в смысле «обученный», «компетентный» и «вышколенный». Тогда как «ученый» в смысле «исследователь», который работает у границ своей некомпетентности в поисках универсальных суждений о мире, имеет весьма сомнительную прикладную ценность.  

В отличие от всеобщего и обязательного школьного образования, образование университетское не представляется ни обязательным, ни всеобщим. Однако второе следует за первым, а не наоборот; фундаментальное (все же) не может обходиться без начального; всякая «классика» пребывает в зазоре между предшествующим ей и поджидающим ее «варварством».

В этом смысле в современном Университете – как на легендарной «трассе 60» – смешиваются, спутываются, сосуществуют разные времена, временности и безвременья, отличимые возможности и неразличимые невозможности, живые и мертвые языки. Здесь имеет место всегда неспокойное соседство универсальности и специализаций, повелительного и сослагательных наклонений. Здесь возникают и могут практиковаться (самые) различные отношения между учащимися, в числе которых значатся и «учителя», и «ученики».  

Университет во все времена и на все лады муссирует вопрос свободы, касающийся как занятия наукой – для чего требуется лишь личное желание, склонность и способности – так и получения образования, отсылающего, в большей степени, к общим потребностям, нуждам и правам. Это две стороны того самого «учебного процесса», в который вы включаетесь буквально с завтрашнего дня и участниками которого вам предстоит быть до тех пор, пока вы остаетесь в университетских «стенах» – неважно, сегодня в качестве студента или завтра в качестве преподавателя. Особых иллюзий в его отношении питать не следует – это далеко не в последнюю очередь разветвленная система администрирования, контроля и учета, скрепляемая бюрократическим аппаратом.

Но какая из сторон учебного процесса в университете будет превалировать именно для вас – решать, все же, вам.

Вы можете сделать акцент на занятии наукой и познавать сообразно своим личным наклонностям, что значит: озаботиться вопросами, исчерпывающие ответы на которые еще не найдены, и дать себе труд искать решения тех проблем, которые никогда не переведутся. Это – словами Гумбольдта – путь непринужденного взаимодействия в университете с коллегами; путь, который маркируют две основные ценности – уединение и свобода. 

Вы можете с легким сердцем отдать пальму первенства образованию и по праву получать те знания, которые позволят вам в дальнейшем избежать нехватки средств для того, чтобы вести жизнь без особых проблем и лишних забот. Назовем этот путь через университет путем вынужденного сотрудничества, путем свобод и единения, который проходится с помощью наставников и кураторов.    

Какое бы соединение личной свободы и академических свобод вы не предпочли бы для себя в дальнейшем, сегодня вы предпочли Университет – национальный по статусу и интернациональный по природе. Университет, который служит и науке, и предоставляет образовательные услуги. Университет, который и выходит на рынок, и уходит в себя. Университет, который должен пародировать Вавилонскую башню так, чтобы никакие решения свыше и никакие смешения наречий не посягали на руины unio universitates.

2017