М. Шильман Синай

POST FESTUM

Михаил Шильман

СИНАЙ

ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Харьков

Издательство «НТМТ»

2013

УДК 821.161.2

ББК 84 (4 Укр=Рос)

Ш 60

Шильман, Михаил

Ш 60 Синай: Избранные стихотворения./ М. Шильман. – Харьков: Издательство «НТМТ», 2013. – 76 с.

ISBN 978-617-578-129-6

В сборник вошли стихотворения, вызванные жизнью автора.

В авторской редакции

Оформление художника В. Колтуна

«Синай представляет собою дикую скалистую горную группу, прорезанную узкими, безводными ущельями. <...> В сев. части полуо-ва находится песчаная равнина, в которую вступили евреи по переходе через Чермное море; отсюда они начали свое 40-летнее странствие по пустыне»

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона.

***

Здесь вечность выживает из ума…

Мир извлекаю и к нему влеком,

Себе не верю ни на йоту в малом:

Ошибкой явно быть, создателем тайком,

Слыть инструментом, шутовским лекалом –

Прибежищем заблудших линий – нет

Ни разницы, ни смысла в переборе

Путей, последствий, промахов, примет…

С реальностью почетно жить в раздоре,

В условии словотворенья, в ус

Не дуя, щек не подставляя всуе

Творенью своему. И дар, и груз

Перед лицом просителя пасуя,

Спасителю на кажутся ценой,

Способной быть уплаченной… А мира

Дразнящих флер, поземка над волной,

Чуть слышный гул словесного эфира

Воспроизводят лживый облик мой….

***

Пиши или реки –

И строй, и разрушай –

До той поры, покуда время слиться

Не вправе с вечностью,

До той поры, пока

Над головой маячат облака

И под ногами шар земной клубится.

Не презирай надежд,

Не омрачай чела,

Хулы не возводи

И похвальбы не слушай...

Пускай твои слова ложатся Богу в уши,

Чтобы коту под хвост не шли его дела.

# Lustag

Красный лист пахнет красным вином.

Спелость, крепость и смерть под ногами.

В ожидании встречи со дном

Жизнь, как в воду заброшенный камень,

Словно лист, что летит меж мирами

И на землю ложится в конце,

Жизнь, ехидно меняясь в лице,

Бродит, словно вино, и клокочет,

И не хочет на небо, не хочет

Лечь на дно, затаиться, застыть…

Смерть не есть, но не может не быть –

Эта логика мне непонятна,

Ибо я не приемлю конца…

Дно укрыли кровавые пятна –

Листья, или потеки вина,

Или метки большого кольца –

Знаки жизни, что спала с лица

И выходит на суд – неопрятна,

Неказиста, не зная куда

Ее бросит – как камень – беда

Или счастье, кураж самочинный…

Локти вперив в поверхность стола,

Я, как лист, высотою ствола

Измеряю порядок причины

И спускаюсь к таким же, как я,

Где скрывает у корня земля

Погребения ад перочинный…

Мне нет числа, поскольку время есть.

Оно покорно – ибо я несметен.

Оно несет моим потомкам весть,

О том, что я присутствовал на свете, –

И вечно говорил, и век молчал,

И чтил души иллюзию простую…

Оно – виновник всех моих начал.

Оно безбожно врет напропалую

И ночью, по отсутствию огня,

Целует в щеку пришлого меня…

А я его – не жалуя – ревную

И настоящим временем хвалюсь,

О будущем нисколько не радея, –

Бегу, завидев проблески тоски,

Дразню судьбу, другим богам молюсь…

Тогда оно приходит, как Медея,

И обеляет грешные виски.

На плоскости мы обретем круги,

Потом в них впишем новые фигуры, –

Они легко проткнут углами мир,

Так тщательно описанный и сжатый

Коварным циркулем.

И тут исподтишка

Яд перспективы и архитектуры

Начнет бродить в крови и разлагать

Тьму линий на подобия объема,

Пустот движенье превратит в пунктир

И таинства ссучит из тех пространств,

Где оставаться нам с тобой опасно…

Трехмерные пустоты неспроста

Теснятся на поверхности листа

И линии закручивают туже,

Чем Гордий – узел.

Внутренность снаружи

Похожа иногда на глубину,

Таящую ненужные детали,

Сокрытые под масками причин…

Поскольку мы есть то, что потеряли

Или отторгли, – каждый наш почин

Суть окончаний знак и старт без спроса.

Мы верим там, куда не кажем носа

И ценим то, чей цвет неразличим.

Я в том же мире, только в стороне

От мира своего – за сном во сне,

Текущем, как звезды потухшей свет,

За чувством, растворенным без остатка,

За тем, чего и не было, и нет…

«Вчера» в неукоснительном «теперь»

Рисует непривычный образ мой.

И тень твоя – как пьяная мулатка –

Колотится в незапертую дверь.

Бессрочное «пока» до боли шатко.

Намеренье сойтись на мировой

Давно обречено на пораженье –

Пора петь в кровь, баюкать униженье

Последней точки, череды, узла,

Зазора, контура, контраста и комфорта.

Я человеком стал другого сорта,

Калибра меньшего, немого языка,

Глухого мира, мысли без корней.

Я – старый враль, нетерпеливый скептик,

Порочный старец, вычурный еврей…

Тень платит дань светилу вдалеке,

Отбрасывая тело без упрека

И – как врага – сплавляет по реке…

Меня сжимает время в кулаке,

Чтоб жил я до последней капли сока.

***

Неверный сон мечтает вещим стать,

Рядится страсть в торжественную тогу…

Когда не в силах чувство наверстать

Мы устаем от лжи и понемногу

Спускаемся с засиженных небес –

Усталые, растерянные, без

Понятия как отыскать дорогу,

В пространстве заключенные, как тать

В управе городской, –

Лишь сумрак, лес

И вотчина, отведенная Богу,

Нам день и ночь спешат наперерез.

***

Смешное вымерло. Над вечностью моей

Еще одна – чужая – вечность ходит,

Старательно отмеривает вес

Планету околпачивших небес

И отмечает в списке кораблей

Чья катится звезда, а чья восходит,

Кому в удел – прибежище теней,

Кому – вдоль списка явленных чудес –

Удачу в наважденье и приплоде,

Кому валета подменить в колоде,

Кому – сквозь сумрак озирая лес –

Смысл половины обрести своей.

# Geistag

Судьба мне дарит множество дорог,

Сулит, – но после спрашивает строго

За каждый мной пригубленный искус.

Не потому ль влечет меня дорога,

А я все медлю, ожидая бога...

«Я – дверь», – сказал Исус.

А я – порог...

Шел сон, как лед – по узкой речке, тая,

И тень его – надменная, пустая –

Как лестница, лишенная перил,

Предметы громоздила что есть сил,

Вилась винтом… И, вниз по ней сбегая,

Шел мимо Бог – и мимо проходил.

Как я испорчен Господи, Тобой!

Ты выставил меня в негодном свете –

Не различил, не высек и в расчет

Не принял вовремя.

Ты мне дорогу метил,

Но путник истомился, свернут путь –

Когда решил Ты длань свою подвигнуть,

Я понял, что хочу передохнуть

И затаиться – чтобы не погибнуть.

Почто Ты не послал кого-нибудь

Мне в помощь или просто в утешенье? –

Ни женщину, ни друга –

Никого,

Кто мог бы подтвердить Твое решенье

Испытывать – но не спасать от пут,

Одаривать – но смертоносным даром…

Невыносимо мнить себя товаром,

Который никому не нужен тут.

Свидание

«Иди!» – «Но я люблю тебя!» – «Ступай!»

«Позволь остаться…» – «Нет! Я буду рядом

С тобой всегда, но ты не забывай

Наш уговор».

Горячий ветер в спину

Его толкнул, заставил сделать шаг:

Один другого провожал – не взглядом,

Но гнал с небес на землю…

«Нет, не рай

Обещан впереди, но будет так.

Прости – я не могу наполовину».

И темень, распростертую у глаз,

Гонимый прочь, оставленный без крова,

Молил опять: «Позволь последний раз

Тебя узреть…»

«Изволь. Я буду мимо

С минуты на минуту проходить,

Чтобы уйти – и не вернуться снова,

И в силе все оставить

Без прикрас».

«Ты предлагаешь взглядом проводить

И потерять навек то, что любимо?

О, как жестоко! Боже!» – «Просто знай,

Что Я есть Я». Луч яркий мрак рассеял.

Потом потух… И слезы Моисея

Объяли обездоленный Синай.

***

Страница-странница,

Ты – в позабытом томе,

В закрытом теле, в тлене и в тени.

Описывая жизни моей дни,

Ты чтения страшишься, как огня,

Ты текст без места, ты Ему родня,

Ты пребываешь в подвенечной коме,

Ты ссылка моих страхов в плен письма,

Ты – веры неразборчивой тесьма,

Тобой язык безмолвный оторочен

И рот зашит, и связаны персты.

Ты вся – пароль к неистребимой книге,

Плодящей двусторонние листы.

Ты знаками потворствуешь интриге,

Притворно превращая в пыль и хлам

Все, что себя не делит пополам

В любом ряду, чете и симбиозе,

Все, что играет задом наперед

В избытке, переборе, передозе…

Недостает тебя. Не достает

Того, кто так же странствует и дышит,

О ком судьба таким же слогом пишет,

Чей жребий безнаказанно просрочен,

Поля просторны, острый край отточен

И страсти полон каждый разворот.

***

Люблю – уничтожаю – жду
Побед и разрушений новых:
От жизни нет лекарств готовых.
Однажды породив вражду
Минутной слабостью, внушаю
Бесплодное – себе. И сам
Себя любовью к словесам
И недоверьем иссушаю.

***

В одном из двух и в десяти из ста

Не виден шанс, не отыскать достатка.

Мне нужен слух и чтение с листа,

Чтобы нюанс извлечь из беспорядка

И мерить жизнь, как мерит грудь ладонь, –

Слегка меняя форму теплой сферы, –

Чтоб между сторонами сна и веры

Поддерживать беспомощный огонь.

Но тот, кто знает – меньше говорит,

А любящий – ревнует части речи…

Корабль плывет: открыты в трюме течи

И палуба неровная горит.

***

Зачем в безумии своем

Летит Арго по водной глади,

Гневит богов, спешит к награде,

Упрямо движется к одной

Реальности неотвратимой?

О том предание молчит, –

В его сюжете и в распаде

Сюжета под напором лет

Какого только смысла нет?

О, сколько слов и снов любимой

Я мог бы исчерпать в ответ!

Ан нет. История хранит

Лишь то, чем стать сама способна

По окончании. Мне тут –

Не обязательный маршрут,

Но утвержденье: «Ты свободна!»

***

Сменив обычай и порядок,

Жизнь может предложить альянс,

Где миг безумья слишком сладок

И ненадежен каждый шанс.

В нем, не переменив пароли,

Но перепутав имена,

Мы новые играем роли,

А прежние зовут со дна

Той хрупкой, бережно хранимой

Капризной памяти, чья суть

Сродни реке неутомимой,

Вершащей ежедневный путь

К морским просторам… Так, однажды,

Все станет на свои места:

И боль неутолимой жажды,

И тень житейского креста,

И привкус сладостной истомы,

И запах дерзкого греха,

И обнаженные фантомы,

И злых сомнений потроха.

Наступит все, что мы хотели,

А после станет все равно

О чем секретничать в постели,

Пролив на простыни вино…

# Flirtag

В одной из множества структур,
Еще не подлежащих глазу,
В бескрайнем море авантюр,
Во временах, несущих сразу
И прошлого сплошной узор,
И настоящего позор,
И дня грядущего заразу
Возможно совмещенье лиц
И качеств перенос, и даже
История о дерзкой краже
Вдоль преступления границ.

А трезвость нынешнего дня
Велит тревожно чувствам шалым
Весь жар сердечного огня
В мир не выплескивать пожаром.
Так, вожделенья не тая,
Бесспорных слов не говоря,
Свиданья миг считая даром,
Не в силах мы предусмотреть
Все эти веси, выси, смеси...
И – что таить – в клубке трансгрессий
«Терять» соседствует с «иметь».

В игре, исполненной соблазна,
Никто не выбирает роли.
Их исполняют сообразно –
И с наслажденьем, и до боли.
Признав, что правил быть не может,
Идя ва-банк назло надежде,
Мы вправе дрожь пустить по коже,
Чтоб завтра было все, как прежде.
Чтоб, пригубив хмельного зелья,
Пойти навстречу без оглядки,
Но знать, что признаки веселья
Играют с призраками в прятки.
Где тьма границ и труден выбор,
Там каждый шаг неверен дважды.
Что толку ставить на калибр
Того, что выстрелит однажды?
Победа не живет бессрочно,
Но есть военное искусство
Скрепить мгновением непрочным
Безотлагательное чувство.
Вся сумма сил его и пыла –
Подобно грузу на безмене –
Пружину будущего «было»
Растянет на былой «измене».

Давайте хлопнем чашку кофе,

Друг другу поглядим в глаза

И скажем прямо: «оба – за».

Точнее так: «никто не против».

Но, грань боясь перешагнуть,

Один – не видит продолженья,

Другой – готов пуститься в путь

И согласиться на лишенья,

Но ждет ответственного «да»,

В то время, как вокруг среда

Вменяет первому в ответ

Категорическое «нет».

Так, ничего не исключая,

И вожделенья не тая,

По двум орбитам Вы да я,

Как звезды движемся, сличая

Себя, среду и визави

С воображаемым исходом –

С тем преступленьем, переходом,

Вслед за которым миг любви

Или мигание маячат...

Но знаки так немного значат

Без осторожного труда

Найти сомнительное «да».

Теку, теку в ее руках,
В ее губах, в ее желанье…
Тут неуместно оправданье
И разговора о телах
Не избежать, но лишь рука
Нагую плоть благоговейно
Нащупывает – вкус портвейна
И взрослый, слишком трезвый страх
Почти свершенного обмана
Зовет домой и страсть, как рана,
Рубец рисует на губах.

***

Презрев года и положения,

Судьба тасует нас, как сводня,

Но масками преображения

Все чаще выглядят сегодня.

О, страсти! Сверху вы и снизу вы,

А промеж вас, в войну играя,

Желанья – девушки по вызову, –

Бессмертных чувств не вызывая,

Толпятся, словно деревенщина

На входе городского парка…

В клубок нас сматывает женщина,

А в нить разматывает Парка.

***

Час осени, засилье всех небес.

Законы перспективы режут лес

Спиралями паденья и полета.

Лист за листом ложится, как пехота

Под тусклым неприятельским огнем,

Под солнцем остывающим…

По склонам

Прорехи в кронах и румянец в кленах

Играют неподвижно в чехарду.

И кажется, что мы идем вдвоем,

И ветер утыкается нам в спину,

Но это правда лишь наполовину

Искомой половине на беду.

***

В отхожем месте, в проходном дворе,

Не чести ради, но спеша к игре,

Которая закончится внезапно,

На промахи разменивая плоть,

Которая всего лишь вероятна,

Прохожим будь, как будто ты – Господь.

Бей в цель, сбиваясь с курса всякий раз.

Прохожему пространство – не указ

И время не содержит откровенья –

Проходит все, но что произойдет

Никто не знает задом наперед,

Поскольку не измерено мгновенье.

Коль мир устроен – чуду не бывать.

Не стоит место всуе занимать

И умножать число определений.

Ведь только предприимчивый дурак

Способен править строго на маяк

Одних и тех же лучших побуждений.

***

День рожденья, Новый Год, –

Век минувший, век текущий…

Без особенных хлопот

Приземлиться в райских кущах

Не дано мне, не дано…

И проходит постепенно

Словно тени сквозь окно,

Словно призраки сквозь стены

Время страсти и измены –

Бесконечное кино.

***

А мне смешно –

Я верю невзначай

И смерти тень сгоняю поминутно

То с правого, то с левого плеча.

Что не грешно – то призрачно и мутно,

Но как скучна постылая страна,

Где ясен путь, серьезен каждый встречный,

Где время обратить не в силах бег

И окончанье жизни быстротечной

Себе накаркал трезвый человек.

Вздор! – доиграть нам суждено едва ли…

Я доживу до страшного конца,

Чтобы с обратной стороны медали,

Второю половиною лица

В глаза смотреть тому, чего я трушу

И страх топить в отравленном вине,

И отгонять назойливую душу,

Прибившуюся некогда ко мне.

***

Заходящей эпохе – как Солнцу, в спину,

Проводя по пейзажу полоску тенью –

Успеваю вдогонку послать причину

Того времени, где я и сам ступенью

Остаюсь, не надеясь ни на Иакова,

Ни на сон его, ни на милость свыше…

Мы взрослеем до крайности одинаково

И все реже стук детства под сердцем слышим.

Наша ноша становится жертвой скупости

И, верстая мгновения чин по чину,

Мы – как женщины – больше не верим в глупости

И хмелеем от глупостей – как мужчины.

***

В одних и тех же памятных местах

Нас караулит безотчетный страх

Грядущего еще невозвращенья

Туда, где память стынет на губах,

Где каждый служит сам себе мишенью

И тенью, и стреляющим впотьмах.

# Altag

И – старость: старт в забеге неурочном,

Где, финиш отдалить пытаясь, приз

Мы примем… Но не глядя сверху вниз,

Как победитель, лавр жуя устало,

А как трава под грузом пьедестала –

Сгибаясь, в землю уходя на бис,

В тоске по времени прошедшем и порочном,

Что выпито – до положенья риз –

И спит в памятовании непрочном.

Дистанцию однажды пригубив,

Пройдя ее одной из траекторий,

Как позавидуем мы тем, кто просто жив

И поперек сомнительных теорий

Живет – и лишь предчувствуя разбег,

Который стартом завершится вскоре,

Парит – как бог, неистощим – как век,

Свободен – как бушующее море

И сам себе твердит: «Се – человек!»

Себя не узнаю… Себя

Все реже вижу, отражая

Седой морщинистый оскал,

Кочующий в гурьбе зеркал.

Опознаю – не привечая,

Прочь не гоню. Но, всякий раз,

Немого визави встречая,

Не отвести стараюсь глаз,

Но вбок косить… Так, в переулке,

Когда навстречу смерть идет,

Ты понимаешь, что прогулке

Конец печальный настает, –

Что вспять не повернуть шаги,

Не разминуться с зазеркальем,

Вбок не свернуть, не замереть…

И глазом ты косишь, каналья,

Чтоб незаметно умереть.

Задолго до того, как наступает

Медлительная старость, мы все чаще

Пытаемся расслышать ее поступь –

Досадуя на зеркало в прихожей,

Глаз не сводя с давнишних фотографий,

И, то и дело проверяя память,

Нерадостно волнуем воду в ванной –

То врем себе, то нежно подвираем…

Мы на самих себя былых похожи

Настолько, что готовы грезить раем,

Пускаться во все тяжкие и знамя

Вздымать на бесконечных баррикадах, –

Но прежде отдохнув и отобедав,

Остаток дня потратив на уборку,

Подсчет морщин, приготовленье пищи…

Все чаще в повседневности туманной

Мы слышим отголоски уходящих –

Рецептов шелест, шорох эпитафий…

Чуть траченное молью «А ты помнишь?…»,

Соседствует с «Люблю тебя…» все чаще.

Мы – как глаза – нас прикрывают веки,

Чтоб яркий свет не ослепил внезапно.

Мы видим все, – но алчем осторожно,

Глядим вперед, – но тонет взор в печали…

И в день, когда без ложного испуга

Мы понимаем, что мы понимаем

Куда уходят силы и желанья

И что еще нам суждено в грядущем,

Приходит старость и беззлобно лупит –

Как акушерка, – чтоб мы закричали…

***

Мне снится явь, в которой снится сон

О том, что где-то на краю времен,

В другой стране и с женщиной другой

Я обречен на вечность и покой.

И каждый день, одернувши сюртук,

Захлопнув книгу и поправив шляпу,

Я выхожу из ее теплых рук

И в новый день спускаюсь как по трапу,

Чтобы в заботах мелких обрести,

Небесной славы отблески и звуки

И распознать негромкий зов разлуки

За день трудов – с полудня до шести.

Где этот сон? В котором из миров?

Над кем воображенье часослов

Читает, пальцем вороша страницы?

Проснуться ль мне, когда так сладко спится? -

Я не готов ответить... Не готов.

***

Еще брехня и шуточки повес

Не смолкли, но нескромно, как порез,

Как лунный серп, свидетель сна и блуда,

Зияет мысль, отпавшая от чуда, –

Ей нет конца и правил тоже нет.

Она, змеясь, вползает в кабинет.

Она, смеясь, играет в «либо – либо».

И я боюсь на цыпочки привстать

Над существом неверного пошиба.

Свою способность недопонимать

Сужаю до предела. Словно рыба

Плывет в окне серебряная рать

Подвижных звезд…

Я сам себе посуда,

Покуда мне себя не миновать.

***

Загадочен наш лик -

в нем жив Господь,

В нем слабости соседствуют потешно

С холодным разумом.

В нем явно, но безгрешно

Дух обретает образ, взгляд и плоть.

***

Растрачивай себя – грабеж и суд,

Пост и гульба, сомнения и страсти

Тебя по миру пеплом разнесут

И душу разорвут твою на части,

Напоят самой лучшей из цикут

И снова соберут – в другой сосуд…

Его уже другие ждут напасти,

Другой грабеж, другой неправый суд...

***

Врастать во время – свойство человека.

Как в янтаре, как в кольцах годовых

Мы – звук и след нерастворимой вещи –

Свидетели по иску неживых

К тем, кому быть не суждено. Не вещий,

Не предрекающий сочтет своих врагов

(Досада, память, дар и обретенье),

Но уронивший свой набор потерь

На спину незатейливому веку,

Подгнившему от долгого «теперь».

Она сжимает яблоко. И в нем,

Как в зеркале, на кожуре блестящей

Ее глаза полуденным огнем

Горят, не в силах сладить с настоящим,

Не требующим слова языком.

Он льется невпопад и не спеша,

Зовет того, кто гибнет в отдаленье,

И, исступленье проча в искупленье,

Выбалтывает все, что мнит душа.

***

Что есть – то совращает не желать

Того, что было.

То, чего не будет –

Не довод в пользу «быть» или «иметь».

Так, расходясь кругами по воде,

Стараясь быть одновременно всюду,

И, в то же время, в благостном нигде,

Окрестный мир считая за посуду,

В которой подается на десерт

Сор ощущений, камерный концерт,

Урок теченью ровному, утрата

Того, что есть, я выхожу и жду,

Когда к забытой точке возвратится

То, что давно похоже на нужду.

***

В неосязаемом строю,

В порядке, в эпицентре – как в траншее –

Я – рядовой.

Предчувствую на шее

Петлю, судьбу и праведность свою.

В известной метрике,

В размеренном движенье

Всех соков жизненных

Жизнь вянет, как решенье

Задач, увязших в целях.

Видит бог –

Дороже всех маршрутов плодоносных,

Фантазий сытных или истин косных –

Пустая рябь надуманных дорог.

***

Быть посторонним телом

Или душой инородной –

Сугубо личное дело.

Родившийся по свободной

Воле и жизнь длящий

Внутри естественной роли

Невиновен как спящий

Во время пожара. В поле

Допустимых значений

Нет невозможных ответов

И некорректных решений…

***

Размежеванье предваряет близость,
Как боль утраты – шалость обретенья...
Во имя мимолетного каприза,
Во власти неразумного хотенья
Всяк, кто желает верить и играть
В любовь, что исключает обладанье,
Жив вечно – как далекое преданье,
Как смысл, что с тоской влечется вспять,
Как песня, недопетая опять,
Как недопережитое признанье.
Его искус не заставляет врать,
Он девственен, покуда покаянья,
Стыда, вины и гнева нет на нем.
Он одинок, хотя бы был вдвоем.
Он не один, хоть мир стоит в руинах.
Он видит лики на согбенных спинах,
Он тщится мочь, когда надежды нет.
И лишь таким созданьям этот свет
Не кажется скучнейшим даром свыше...
И мы – одни из них – шуршим как мыши
В подполе осторожности пустой,
Не допуская в сердце на постой
Того, что поднимает души выше...

# Fortag

Красе явлений вопреки,

За гранью форм, покорных глазу,

Там, где движение руки

Сродни течению строки,

Развертывающему фразу

И с чувств сметающему пыль,

Там, где безмолвной жизни быль

Сквозь быт печальный прорастает

Как вкус и плесень бытия, –

Там увидал сегодня я

Какая мощь и боль бывает

В скупом движении, в густом

Пересеченье слов и тела,

В распятье страшного предела

Между утратой и постом.

Отныне – врозь.

С оглядкой или без,

В пределы разные:

Ты – в поисках вниманья,

Я – в намеренье подыскать протез.

Два мира, две судьбы, два мирозданья.

Последствия разрыва и конца

Текут, как пот, но поперек лица,

Наперекор и чувству, и желанью.

Ты прошлое как свитер расплетешь,

Потом смотаешь нить –

И снова свяжешь

Другую жизнь.

И в будущем найдешь

Любовь, почет, богатство или даже

Мечту, что вдруг реальность обрела.

Теперь – по обе стороны стола –

Мы восседаем, глаз направив мимо

Друг друга.

Ты уже другим любима.

И, может быть, без ссылки на потом,

Ты поменяешь свой привычный дом

На перспективы – и вздохнешь свободно…

А я останусь здесь.

И старомодно,

Навязчиво, не изменив мотив

И к жизни никого не возродив,

Состарюсь, отойду в былое, сгину,

Но лишь тогда тебя вконец покину,

Когда почую в сердце смерти ось…

Сегодня – кончено.

Вчера – не довелось.

Не может быть все в этой жизни гладко,

Абсурд таится в самом очевидном –

Любви избыток служит недостатком,

Доподлинное кажется обидным,

Взаимность порождает одиноких,

Неверие имеет мощь догмата…

И, бултыхаясь в чувствах неглубоких,

Мы ищем сплошь лжецов и виноватых.

Бегу вдогонку за тобой,

Как за клубком пушистых ниток

Бежит котенок молодой –

Глупыш, шалун и егоза,

Спешащий жизнью насладиться, –

И натыкаются глаза

На острые стальные спицы…

Пустыня

Ты прошлая – обетованье мне.

Я будущий – твой прошлый переплет.

От посторонних взоров в стороне

Куст плавится на медленном огне

И корчится, и что-то говорит,

И глас передает, и не горит…

Потом в пустыне утро настает

И чудо сводит странников в могилу.

Земля надежды хороша на вид,

Но лишь двоим ее плоды под силу.

Там медом жизнь привольная течет

И дышится легко, и страсть влечет

Забыть давно оставленный Египет,

Где не рожденный первенец убит

Рукой того, кто манну с неба сыпет,

Но в будущем отказывает всем.

Погоня захлебнулась, взявши след,

Ведущий прочь от унижений быта,

От рабства, от бесчисленных дилемм…

Да будет боль исхода позабыта

И прошлое оставлено затем,

Что путь ведет туда, где больше нет

Иллюзии разбитого корыта,

В котором зря полощется рассвет.

***

Портвейн и женщина, и море, и портвейн.

Над морем гул безмолвия чуть брезжит.

Жить так легко в отместку суете –

Тем более, что женщина на пляже

Желание скрывает среди волн,

Довольствуясь вниманием к извечной,

Беспечной, быстротечной наготе.

Тень дразнит глаз и умножает лень.

Неспешен ток прекрасного напитка –

Целуя створ вместилища его,

Ее зову, имен не измышляя,

Но поминая милые черты,

Которые подобны обещанью

Прощанию добавить остроты.

***

Летит беспечно и не чаяно,
Теряя память о начале,
Навстречу жизни опечаленной
Весть от создателя печали.
И набухая, словно олово,
На раскаленном медном жале,
Желание склоняет голову
На плаху каменной скрижали.

Павловск

Я был здесь сыном,

Стать хочу отцом –

Среди холодных стен, камней и вод.

Меня влечет извечный хоровод

Своим непреднамеренным концом

И бесконечным обращеньем вспять

Времен, надежд и мыслей о любимом.

Быть хочется здесь снова и опять –

И самому, и с повзрослевшим сыном,

Которого так просто потерять.

Мне место здесь.

Когда я не смогу

Сюда вернуться, горе сдавит веки –

Но глаз иной увидит эти реки

И камни, и траву на берегу,

И лес, которым дышит небосвод,

И осени спадающую спесь,

И этот незаметный поворот,

Что совершает каждый, кто был сыном

И, став отцом, предчувствует уход.

***

Можно выстроить мир без любви

на безмолвии тел,

Без того, чего ты не посмел,

не хотел, не имел –

В нем отбрасывать тень по приказу

и думать молчком,

И лежать в персональном гробу

ежедневным ничком.

Можно видеть порядок времен

сквозь подлог и порок,

Наполнять верным ядом

сосуды неверных дорог,

И уверенным жестом

без тени сомнения класть

Деньги в банк, пищу в рот, в гроб – живых,

в лузу – шар, карту – в масть.

Можно чтить поддавки,

помогать палачам по ночам,

Уподобить плевки и отмычки

слезам и ключам,

И счастливым дозором,

хранящим свой быт и уют,

Отойти в мир иной, –

где немые по нотам поют.

***

Поживаю, смакую годы…

Преднамеренно не старея,

Отрицаю закон природы

И болтаюсь, как хрен на рее.

Тень святого Иеронима

Сам в себе порой наблюдаю…

Только камень не метит мимо

И пустынна дорога к раю.

Нет от возраста панацеи

Жизнь становится неопрятна –

Были школы, теперь лицеи

Было солнце, а ныне – пятна.

Повторяются совпаденья

Безыскусных на вид сюжетов –

И отбросить пытаюсь тень я

Мимо очередного лета.

Каждый новый побег удачи

Оглашается ревом меди,

Но решаемые задачи –

Суть финалы простых комедий.

И воркуют в небесной проруби

Те, кого судьба оперила, –

Души… чистые, аки голуби,

Нежно срущие на перила.

Подражание Франсуа Вийону

Доверие – начало вероломства.

Готовит ревность пищу для любви.

Когда гормон волнуется в крови,

Нет смысла заикаться про потомство.

Не докричишься – сколько не зови –

Того, кто постоянно мыслит здраво.

Кто не восстал, тот не рискует пасть.

От целого неотделима часть.

И нет важней занятья, чем забава.

Живущий смирно, ждет команды «Вольно!».

Безгрешен тот, кто жить не начинал.

Избытку силы невдомек финал,

А слабому – немногого довольно.

Стать мудрым может тот, кто мало знал.

Бездарному не улыбнется слава.

Одетый оскорбляет дикий пляж.

Реальность порождает лишь мираж

И нет важней занятья, чем забава.

Не счесть болванов в праздничных чертогах.

Своим путем придешь в чужой кабак.

Порок приют находит в недотрогах,

А щеки подставлять спешит дурак.

Как ни крути, – а все идет не так:

Мир верещит, как пьяная шалава,

В нем жертва делит ложе с палачом,

Всесильный бог разбит параличом

И нет важней занятья, чем забава.

# Furtag

Несомненно одно: несмотря на увертки пера,

Перемену погоды и правил, в которых игра,

Раз начавшись, запуталась, дань отдавая азарту,

Расписав до виста «ленинградку» безличной судьбы,

Выбирая себе по плечу и по росту гробы,

Мы киваем на карту –

Ту, что вроде бы как непонятно за что так легла,

Та, что мир расчертила в масштабе от стен до угла

И вместила в себя все иллюзии непостоянства.

В ожидании дани с отбросов сего бытия

Сам к себе обращаюсь «на Вы», забывая про «Я»,

И бегу из пространства –

В тот предел, где заведомо вольною волей пленен,

В бесконечную сеть всех племен, языков и времен,

В безотказный мираж славословия цвета измены,

Что собой закрывает зигзаг перепуганных глаз –

Ретируюсь, как грек осажденный, завидевший лаз

Между ног Мельпомены…

«...как будто жизнь качнется вправо,

качнувшись влево».

И. Бродский

Как странствие невыносимо

в категорической структуре:

друг вслед за другом, врозь и мимо,

всегда в одной и той же шкуре.

Под несгибаемым предлогом,

над рассудительным талантом

мы оба служим эпилогом

и каждый порознь – пасквилянтом.

Теперь, когда и волки сыты,

и овцы мчат победоносно,

мы сохраним свои орбиты

и, успокоившись несносно,

придерживаясь старых правил

и новостей неустранимых

сроднимся с теми, кто оставил

своих любимых.

В сети безличных отношений,

среди суставов агрегата

мы – утверждения решений,

случайно выбранных когда-то.

В среде упругой и непрочной,

как в частоколе мягких линий,

жестокость станет непорочной

и неприметной для эриний.

В сети изменчивой и зыбкой

мы разминемся и, похоже,

ответим пустоте улыбкой –

как складкой на остывшей коже.

Двух точек три координаты

начнут сутяжничать в запале,

а мы останемся – цитаты

в оригинале.

Все поплывет, как тушь густая

по мокрой рисовой бумаге:

прошедших лет слепая стая,

обиды, шепот, передряги,

соцветье тел, сплетенье чистых

и звучных мыслей без разбора,

нерасторопные таксисты,

полночный зуммер светофора,

звонков разбуженные трели,

едва обжитые пространства

ополоумевшей постели

и нескончаемого пьянства,

нетвердый заговор и дрема

в прибое теплого желанья…

Все до обидного знакомо,

до расставанья.

Ни Новый Год, ни новый вечер

Не раскачает ось земную.

Пришествий будущих предтечи

споют ушедшим алилую,

чтоб мчались улицей пустынной,

и отражались в черных лужах

двух призраков две половины

на нас похожие снаружи,

Чтобы в соблазне возвратиться

не озаботиться обрядом,

в котором погибает птица,

и никого нет с нею рядом,

чтоб, память подчиняя мере,

мы стали и умней, и строже:

две точки на подлунной сфере,

среди прохожих.

Теряя все, что так любили,

Мы врем, что, дескать, время лечит

И те, кто нас похоронили,

Способны сделать шаг навстречу.

Как будто прошлого отрава

Не разъедает жест и слово,

Как будто есть у мертвых право

На жизнь питать надежды снова.

***

Стучу по небу наклоненному:

теперь ты рада ли

Прорехе чувства, утоленного

в осенней падали?

Свобода страсти без потерь

избытка времени

В какую сторону теперь

растет из семени,

Что было в нежить борозды

однажды брошено,

Как ложный знак чужой звезды

волхвам непрошенным?

***

Под занавес, к концу шестого дня

В пунктир разлук, раздора и распада

Земная тень небесного огня

Укажет место, где проверить надо

Чего достоин невесомый звук,

Куда косит удар немого глаза,

Что выпадает из нетвердых рук

В преддверии пореза и приказа,

Каких забвений, мнений и сует

Не избежать доселе и отныне…

Как страшно ждать.

Теней в пустыне нет –

Их некому отбрасывать в пустыне.

# Wortag

Мы, эхо страсти или блуда,
Течем по жизни, как вода –
Из гребаного ниоткуда
В прибацаное никуда.

Всласть исповедуя пороки,
Мы склонность к чувствам безобидным
Считаем глупым и жестоким
Глумлением над очевидным.

Чувством переполнившись высоким,

Знай сердечных инвестиций риски –

Как легко остаться недалеким,

Воплотив желание быть близким.

Женщина мечтает, чтоб любили,

Баловали, грели, обнимали, –

Только бы не переутомили,

И всегда чуть недопонимали.

Когда и в сумме, и в итоге
Любви томленья дали маху,
То надо спешно делать ноги –
Пока не посылают на хуй.

Возлюбленную, ни стыдясь нимало,

Наполни до краев – и пей до дна,

Но не круши невинного бокала,

Негодным полагая вкус вина.

На страсти не найдя управу,

Иной неверными руками

Лишь подбирает новый камень

Под свою старую оправу.

В желании собою быть
У женщин есть несоразмерность –
Им настоящее любить
Мешает будущему верность.

Времен порядок нарушая ленью тела,
С наивной верой в то, что ищущий обрящет,
Мы так боимся разогнать жизнь до предела,
Что существуем, неспеша играя в ящик.

Любым дефектом и поломкой
Невольно выдает владельца
Душа – мерцающая кромка
Претерпевающего тельца.

Черты случайные сотри,
Чтобы себя обезоружить:
Мы все прекрасное внутри
Пытаемся засрать снаружи.

Желая избежать суда,
Заочно натерпевшись страху,
Как часто мы бормочем «Да...»
Вместо того, чтоб крикнуть «Нахуй!»

Время хищно. Даль двулика.
Но вперед влекут всегда
Чувства – веская улика
Для неправого суда.

Исход печальный неминуем,

Когда в предвосхищенье мзды

Мы норовим прикрыться хуем

От наступающей пизды.

Свиданий и разлук простой обряд
Всегда и вечно остается в силе:
Те, кто нас бросил, больше не звонят,
Как будто мы им не перезвонили.

Прошедшего обратно не зови,
И не суммируй в памяти потери –
Воздастся исключительно по вере
За то, что происходит по любви.

Я столько глупостей мечтаю совершить
И стольким клятвам вновь поверить слепо,
Что – дай мне, Господи! – еще два века жить
Небрежно, ненасытно и нелепо.

Умножаются годы и опыт,

Но претит большинству жребий тощий

И все чаще им «лучше» до жопы,

Потому, что надежнее – «проще».

Когда бы женщиной был я –
Упрямой, умной, самочинной
И не боготворящей брак, –
То был бы я тогда мужчиной...
O, fuck!

Пускай воздастся мне по вере, –
От плода дел своих вкушу я…
Но глупо душу к высшей мере
Приговорить за крепость хуя.

Душою сколько не криви,
Но спрос является товаром,
О силе судят по ударам,
А трезвость чувств нам служит даром
Не переваренной любви.

Непрактично и небезопасно

Быть внутри таким же, как снаружи, –

Ибо тот, с кем все предельно ясно,

И подавно никому не нужен.

***

Как ни страшусь, но плыву; теперь направляю я судно

Лишь по звездам потухшим, а не по блистающим ныне.

Слышу нимфу Калипсо, поющую с рифов прибрежных, –

Ветер, надуй паруса! Я – Тиресий, а не Одиссей.

***

Игра в отложенную смерть

Не исключает результата,

Когда от вод отхлынет твердь

И рай, покинутый когда-то,

Средь опрокинутых небес

Удержится на тонкой нити

Еще не виданных чудес

И не свершившихся событий.

***

Год подвигается к концу

И совершенно непонятно,

Как по стеклу и по лицу

Столь одинаковые пятна

Под силой тяжести текут

И сокращают площадь суши

Пока слова тревогу бьют

И с каждою минутой глуше

Становится привычный звук

Былого времени и лада,

Который валится из рук

И нехотя, как канонада

Грозы, уставшей от небес,

За горизонтом замирает

И тишину впускает в лес,

Где ветер памятью играет

И лист осенний, на просвет

Подобный карте и картине,

Несет во имя прошлых лет

Туда, где нет нас и в помине,

И местности иная стать

Теням толкует у причала,

Что невозможно наверстать

То, что упущено сначала.

Послесловие

Пустыня разделяет материки и народы, но остается необитаемой – она возможна и необходима подобно проходу, где промедление чревато гибелью. Как истинная граница и как бесконечная книга, пустыня противится любой закладке – будь то городов или же знаков невнимания к своему тексту; созданная фантазией неуемного кочевника, она не дает проходящему осесть и изгоняет любого оседлого за свои пределы. Пустыню нельзя ни обжить, ни минуть, ни обойти – ее нужно проходя исходить. Она хранит верность движению.

Ветхозаветное сопряжение «пустыни», «вещи» и «речи» в корне их словарного сосуществования опустошает привычное видение вещей и подводит останавливающуюся речь под ожидание свершающегося чуда. Пустынное целое вмещает в себя части речи, говорящей о причастных жизни уходящих вещах. Непроходимо оседлое существование лелеет шанс своего преображения в пустыне – в расставании и обетовании, в движении прочь, в скитании с надеждой и поневоле. Пустыня проверяет путника на прочность и прочит ему даль – между временами и странами она прячет вечность.

Пустошь есть единственная возможность испустить дух, внять свободе в откровении и при попустительстве вязи слов и вещей. Лишь пересечение пустыни между вчера и завтра способно пресечь, то есть изменить любую незавидность; она наследует безысходной полноте и не может не воспоследовать за приглашением на казнь, завершаемым исходом. Последовать и преследовать означает помыслить вследствие, узреть вдогон, пойти вослед; настоящее оставляет следы в прошлом и сходит на нет, в будущее. Пустыня выслеживает следы высечением в словах промеж камней.

Наличие и обладание сами себе не складывают цену; неоценимо потерянное и отсутствующее – отбрасываемое и неотступное как тень. Значение пребывающего в настоящем времени однажды уступает бесценности уходящего навсегда. Всякий исход есть и уход за собой, и забота о себе, и поиск непокойного себя – смысл его сквозит в расставании, на расстоянии, при раздвижении пределов еще недавно опустевшего, уже давно пустующего. Пустыня исключает покой и склоняется к текущему теперь – она потворствует вымещению решимости выходить из себя.

Простор собирания камней и время разбрасывания слов образуют пустыню; всякие остановки в ней – это чудом отложенное движение безостановочного исхода. Они задерживают дыхание и длят искушение: исход становится экспедицией, пустыня – историей, прохожий – следом. Неспособный разминуться с происходящим оставляет за собой след слова в пустыне, когда останавливается, чтобы заговорить. Каким-то причудливым образом это может быть отнесено им к поэзии.

СОДЕРЖАНИЕ

Здесь вечность выживает из ума…

Пиши или реки

# Lustag

1. Красный лист пахнет красным вином

2. Мне нет числа, поскольку время есть

3. На плоскости мы обретем круги

4. Я в том же мире, только в стороне

Неверный сон мечтает вещим стать

Смешное вымерло

# Geistag

1. Судьба мне дарит множество дорог

2. Шел сон

3. Как я испорчен Господи, Тобой!

4. Свидание

Страница-странница,

Люблю – уничтожаю – жду

В одном из двух и в десяти из ста

Зачем в безумии своем

Сменив обычай и порядок

# Flirtag

1. В одной из множества структур
2. В игре, исполненной соблазна
3. Давайте хлопнем чашку кофе

4. Теку, теку в ее руках

Презрев года и положения,

Час осени, засилье всех небес

В отхожем месте, в проходном дворе

День рожденья, Новый Год

А мне смешно

Заходящей эпохе

В одних и тех же памятных местах

# Altag

1. И – старость

2. Себя не узнаю…

3. Задолго до того, как наступает

Мне снится явь, в которой снится сон

Еще брехня и шуточки повес

Загадочен наш лик

Растрачивай себя

Врастать во время – свойство человека

Что есть – то совращает не желать

В неосязаемом строю

Быть посторонним телом

Размежеванье предваряет близость

# Fortag

1. Красе явлений вопреки

2. Отныне – врозь

3. Не может быть все в этой жизни гладко

4. Бегу вдогонку за тобой

5. Пустыня

Портвейн и женщина

Летит беспечно и не чаяно
Павловск

Можно выстроить мир без любви

Поживаю

Подражание Франсуа Вийону

# Furtag

1. Несомненно

2. Как странствие невыносимо

3. Теряя все

Стучу по небу наклоненному

Под занавес

# Wortag

1 – 4
5 – 9
10 – 14

15 – 19

20 – 22

Как ни страшусь, но плыву

Игра в отложенную смерть

Год подвигается к концу

Послесловие