М. Шильман
МОНЕТА-КЛЮЧ: БЕСКОНЕЧНЫЙ КОММЕНТАРИЙ*
[O]1
Классический сюжет, повествующий о перевозчике Хароне, доставляющем души умерших в пределы царства Аида, чрезвычайно живуч и безусловно стар. Более двух с половиной тысяч лет остов темы служит материалом для описания, осмысления, отражения, литературной и художественной обработки, отыскания символов и смыслов, организации мифологической знаковой системы, очерчивания гипотетических границ, пролегающих между жизнью и смертью. Намерением, положенным в основу и структуру нижеследующего текста, может считаться ориентация на освещение некоторых деталей переправы через медленнотекущие воды, оговаривание определенных условий "последнего пути", обращение внимания на операционную часть мифа. Опираясь на не-обходимые нюансы, мы предлагаем опутать фабулу опусом2 анализа.
[#1]
a Любой мыслимый анализ требует ограничения, локализации, он направлен на то, чтобы запереть хрупкое нечто в пространстве и во времени, дабы потом разложить пойманное на составляющие, расчленить, заразить вирусом типологии, одним словом обрезать одну часть живительных жил в угоду апробации автономного функционирования других, пользуясь узаконенным бессилием сжатого определением. Но потом, желая проникнуть "на тот свет",
в гущу разлагаемого на составляющие, нам приходится придумывать и обрамлять правилами ритуал безопасного пересечения нами же проведенных демаркационных линий и, якобы позабыв использовавшиеся ранее принципы замыкания, играть в подбор Ключа, который способен опозорить1 эту "границу на замке". Нахождение такого ключа становится целью действий и глянцевой обложкой фаберодицеи2.b Нельзя отказать себе в удовольствии подразнить символический Ключ с еще большей задиристостью, чем та, с которой доводится до белого каления благородный Нос
3, - т.е. смакуя всевозможные сочетания и комбинации. Благо, избираемый объект предполагает воистину беспредельные возможности по отысканию параллелей, рефренов, символических трактовок и функциональных аналогий. Ключ от-пирает или за-пирает, но и в том, и в другом случае он - символ индивидуального пира во время той чумы, от которой человек пытается дистанцироваться или навстречу которой спешить, распахнув двери. Независимо от выбранного действия проворот ключа знаменует изменение состояния - пиррову победу последующего над предыдущим и так до бесконечности. Если принять в качестве отправной точки гипотезу гласящую, что человек бродит этажами и коридорами миро-здания, непрерывно строя и изменяя окружающий его лабиринт распахиванием и прикрыванием4 дверей, служащих выходами и входами непрерывного множества покоев5, то наша задача сводится к тому, чтобы, создавать ребус6 - смысл.c Итак, одна из функций ключа - отпереть, то есть дать отпор, оказать сопротивление. Чему? Запертости, спертости, замкнутости? Видимо, - замкнутости - как превентивно сомкнутому в круг, не имеющему выхода, точнее - исхода. И, кроме того, ключ (замыкая-размыкая) сводит воедино или разводит порознь окраины, крайние части, оконечности чего-либо, одним словом - крайности или края. Привычное за-ключение от причины к следствию в большинстве случаев играет роль предрекающего коллапс фактора, замыкающего смыслы и возможности смыслов в замке
7 детерминации как узников (заключенных) своей умеренности. В поле нашего рассмотрения мы считаем необходимым поиск конструкции, вмещающей в себя как возможности смыкания и лаконизма, так и бесконечное, многократное вычерчивание кругов, каждый из которых лишь отчасти тождественен другим в той степени, в которой, совместно с ними, умножает ракурсы.d Фигура на плоскости, совмещающая в себе признаки круга и кольца, а также имеющая два края - это лимб, - кольцо, обладающее шириной в плоскости, диск с отверстием, диаметр которого сравним с диаметром диска, срез сферы (Сфайроса?), имеющей ненулевую толщину. Лимб - идеал того кольца, "нечто похожее на венец", которое Парменид "создает своим воображением" [12], то что пускается в полет и в конце своей траектории надевается на вертикаль с необходимостью
8 поставленной темы; это ключевая часть хитроумных приспособлений, способных измерять и изменять угол (зрения), не преступая меры9. В конце концов лимб привлекает нас тем, что у него достаточно поверхности для размещения и перегруппировки смыслов, а ощутимый центр наглядно нигде10, - он лишь угадывается в пространстве, окаймленном11 одновременно и внутренним(и), и внешним(и) краями, опоясанном искривленными магистралями и вычурными обочинами12.e Для непостижимого загробного царства границей и каймой служит непреодолимая водная
13 преграда, опоясывающая и изолирующая14 от света сумрачную страну. Ахерон, Стикс15, Коцит, Флегетон, Эвноя, Лета - как единый поток, устанавливающий пределы - омывают и наполняют в недрах земли некую полость, подобную купели, в которую для начала погружаются "новорожденные" умершие, приобщаясь к возможному в конце (в "будущем") ис-куплению. Реки-сосуды подземного организма и создают, и наполняют безнадежное вместилище, концентрический низводящий16 сосуд17, на дне которого наполняя последний круг, пребывают неудачливые участники битвы круга первого18.[#2]
a Все указывает на то, что мы, бросая взгляд "на тот свет" должны с необходимостью найти ключ к нему на этом свете, причем искомый ключ должен быть одновременно инороден, подобен и не чужд хоронящемуся и хранящемуся (захороненному, за-Хароненному)
1 за пределом, под замком. Форма загробного царства циркулярна, кругообразна, симметрична; она сродни чему-то концентричному, сферовидному и уплощаемому, смыкаемому и бесконечному. Непрерывно вмещающий и размещающий на своих подземных пажитях ушедших из жизни круг обретает ширину и превращается все в тот же лимб, - пока еще terra incognita которойомывает
Внешний брег - Океан, а внутренний - волны Нептуна…" [15].
b Чем же может быть по форме ключ, могущий отомкнуть лимб? Миф подсказывает единственно верное решение - кружок монеты, ни что иное как нечто, сходное с диском, который - в свою очередь - одновременно и лимб, лишенный своей функциональной пустоты в центре, и то, что, будучи тождественно диску, изымаясь из него (из самого себя?), создает необходимую пустоту в центре и превращает диск в лимб.
c Собственно, омывающий со всех сторон Аид многоликий четверичный
2 Стикс даже не река, но канал3 - мы самостоятельно наполняем водами его(их) искусственное русло и вручаем функции замка, к которому подходит даже самая мелкая монета, индифферентному Харону. Монета служит ключом, перевозчик - соответственно - скважиной, монетоприемником с секретом, механизмом, не дающим сдачи с бытия4, но и не пробующим, подобно профессиональному меняле, бородку этого своеобразного ключа на зуб. И - далее - абсурд играет в прятки с ритуалом: обол, который должен послужить ключом к замку-Харону, кладется умершему в рот, теперь "закрытый на замок", и уже с этого момента начинает играть роль ключа. Ассоциативный ряд, который может быть продлен из этой точки, практически не охватывается беглым взглядом. Оставим до поры в стороне соблазн немедленного рассмотрения того, что значит играть роль ключа5. Обыденность выбрасывает на поверхность живой ряд образов, среди которых сходство человеческого рта со щелью6, в которую привычно опускается монета (можно пока что не распространяться на тему человеческого мздоимства, кое превращает человека в своеобразный аппарат, выполняющий определенные функции только после непосредственной оплаты). Несомненно и то, что аппарат "съедающий" или "проглатывающий" монету напоминает об утрате, особенно, если после уплаты требуемой суммы мы не получаем взамен чего либо ожидаемого - чашки кофе, газеты, бутерброда, пачки сигарет или открытия прохода куда-либо. Возвращаясь к греческой идиллии, отметим еще одну грань: монета-ключ, вкладываемая в скважину-рот умершего, уже не может ни разомкнуть уста, ни восприниматься как эквивалент некоей мзды; она замыкает бытие и - инвертируя впоследствии действия в небытии - отмыкает замкнутость Харона, то есть отвращает от души опасность мыкаться7.d Посредством какого ключа может "запереть дух" (спереть дыхание) можно лишь гадать. Нет ли здесь намека на все ту же медную
8 монету во рту усопшего, не это ли напрямую имеется ввиду под запиранием духа? Действительно, если дух и может покинуть тело, то вероятнее всего через рот9, на выдохе, на последнем дыхании, которое всегда направлено наружу. Так что же запирает монета? Уже вылетевший дух в теле? - вздор! Монета запирает дух в бестелесности, в не-теле, закрывая саму возможность вдохнуть (вдухнуть) жизнь "обратно", в использованное тело, которое уже вы-дохлось, испустило (отпустило) дух, то есть - с-дохло. В этом ракурсе все смотрится вполне логично: Создатель в-дыхает в тело жизнь, по прошествии срока человек ее вы-дыхает. Тело же, возможное в будущем как обмазка стен10, невозможно как вторично используемая тара; реанимация как и second hand возможны, по большому счету, только по отношению к вещному. Монета, таким образом, - ключ о двух концах, - ключ замыкающий и отпирающий одновременно две стороны бытия, ключ-оборотень, двуликий Янус однократного проворота в скважине, с одной (?) из сторон которой, не исключено, - заповедное ничто, свищущее втору кругу.[#3]
a Эффект усиливается при активизации совершенно очевидного факта - монета всегда имеет две стороны и, хотя позволяет размещать лик лишь на одной из геометрически симметричных сторон, лаконично двулика и намеренно - несимметрична. Лику (или бытию?) всегда соответствует оборотная сторона, реверс, "задний ход" бытия, сторона и плоскость безличного, если даже не бессознательного. В пользу последнего предположения может свидетельствовать и кросс-культурная связка "жизнь - сон-смерть - Луна", где небесный объект
1 несет смысловую нагрузку и как маячащая перед глазами серебряная монета, обратная сторона которой все время сокрыта от наблюдателя2, и как ключ к за-бытию (возможно в то же время - и как местонахождение дверей), и как содействующая помощница3 в неотвратимых странствиях. В пользу такой трактовки говорят и любопытные ассоциации, прослеживающиеся сквозь призму римской мифологии и истории: собственно монетный двор находился под покровительством Юноны (Юноны Монеты) - древнеиталийской богини луны. Существовавшее множество Юнон - охранительниц женщин по этапам жизни - восходит еще ко временам этрусской Уни (отсюда - лат. Juno) и со временем было трансформировано в множество ипостасей Юноны - супруги Юпитера. Таким образом очередной раз смыкаются в смысловые пары "монета" и "Луна", отсутствие одной стороны у монеты - с множественностью Юнон, а ретроспективные точки зрения позволяют предположить семейное родство монеты и Юпитера, после чего - те же отношения обола и Аида (дольнего Зевса). Теперь становится понятна еще одна причина, по которой Харон в обычном режиме реагирует только на монету (обол) как на пропуск в глубины Эреба: предъявление монеты - знака лика инвертированной Юноны Монеты - воспринимается как своего рода ее "заступничество" перед мужем Аидом - инвертированным Зевсом4. Монета становится тем, что позволяет заступить, нарушить, пересечь черту, отделяющую этот мир от мира умерших; до вод (см. прим. 14, 15 к [#1]) реки забвения она служит надежным проводником, она доводит душу до пристани Харона и обеспечивает возможность перевода души в ранг обитателя подземного царства.b Следует особо отметить, что Юнона Монета понималась римлянами как советчица и в то же время как провожатая [1]. Эта традиция несомненно имеет эллинские корни, поскольку наряду с монетой душу умершего к подземным водам сопровождал Гермес - бог с широким спектром функций, не последнюю роль среди которых играло покровительство торговли, купцов и воровства, т.е. именно тех сфер прижизненной деятельности, которые непосредственно соприкасались с живыми деньгами - монетами. Казалось бы, такой патронаж излишен - правила нисхождения должны быть известны каждому из живущих, действенный ритуал погребения разработан в деталях, вплоть до сооружения в крайнем случае кенотафа, изображение богов
, их атрибутов или могущих похлопотать за умершего мифических героев присутствует на той самой монете, которая и сопровождает, и служит пропуском. Более того - сам Аид по своей сути осуществляет помощь5 выпроваживаемым жизнью из жизни, ибо чтит порядок (см. также прим. 13 к [#3]). И все же допущение возможности наличие рядом опытного наставника, научающего путника как следует действовать и как применить имеющийся артефакт (монету-ключ) исподволь открывает новую эпоху - эпоху туризма в преисподнюю6.c Собственно история вольных обращений со смертью и правилами поведения в загробном мире начинается еще до того, как на монетах начали чеканить лики смертных
6. Начало этому положил Сизиф, предпринявший удачную попытку заковать Смерть, а еще через какое-то время - не менее удачную попытку возвращения из страны мертвых. После него уже никто и никогда, даже с благоволения Аида, не покидал пределы подземного царства без сопровождения8. Сказочно богатый при жизни Сизиф посмертно был прикован к своеобразному символу (золотой) монеты9, бесконечное количество раз оперируя которой уже за хароновой переправой он не мог чего-либо добиться или совершить переход в иное состояние.d По всей видимости, именно начиная с Сизифа неустанно подчеркивается предельный символизм монеты, ее функция ключа, пароля, пропуска, не зависящая от номинала или золотого эквивалента. Само золото как ценность в общении с миром теней становится тенью, ничем кроме косвенного указания на монетарность того или иного объекта (см. также [#7]f). Понятие "суммы денег" исчезает, золото (деньги, монеты) уже не имеют реальной силы и власти там, где души не имеют тел, хитрость и богатство оказываются никчемными и не могут открывать обратную дорогу в мир живых, любой торг просто неуместен
10.e Мы возвращаемся к предыдущим построениям: монета-ключ отпирает пресловутую "темницу тела", высвобождая душу, запирает (завершает) бывшую жизнь и - на пути к Харону - становится всесильным поводырем, проводником, советчиком, попутчиком, провожатым, спутником, охранником и т
.д. Такую ее роль лишь подчеркивает конвой в лице Гермеса11; двойственность же, несомая монетой, в пути проявляется как то, что она одновременно и сталкер, и последний, истончающийся с каждым мгновением канал, на глазах (точнее - на устах) усыхающий стебель12 связи с миром, окончательно рвущийся по завершении всех похоронных церемоний, с входом души в дырявый челн перевозчика. Но монета не самостоятельна и не самоценна (оборотное см. в [#5]e и в прим. 11 к [#5]), она не определяет и не предписывает поведения, не оказывает дополнительного влияния на горделиво (?) шествующую в небытие душу; она лишь то, чем душа пользуется, то есть - как и идеальная монета в земной жизни - она существует в страдательном залоге, оказывая услугу, но не умножаясь, не превращаясь в богатство (капитал, сокровище), даже когда становится собственностью13 привередливого старика. В этом смысле она - предельно полно вращающий(ся)14 Ключ, который обладает некоей ценностью только в использовании и бесполезен в чистом обладании. И Сивилла из Кум для Энея, и кифара (изобретение Хирона - как монета для Харона) для Орфея, и Вергилий для Данте - то, что, подобно обычному ключу, совершает в соответствующем месте оборот и, подобно обычной монете, обращается, используется в ходе обмена (замены, подмены). Не случайно отмечается, что в ходе своих путешествий "Данте пользовался (курсив наш - прим. автора) Вергилием, чтобы достигнуть врат рая" [2], а поначалу - врат Ада уже в круге песни третьей.[#4]
a Если подробности, касающиеся вида и использования заветного ключа, вполне проясняют основные особенности движущегося элемента пары ключ-замок, то ее покоящаяся часть требует особого ухода
1. Монета-ключ всегда ощупываема, с нее можно сделать слепок, оттиснуть в бытии, рассмотреть со всех сторон, даже отчасти опробовать применение, не опасаясь негативных последствий для самого себя. С тем, куда ведет владение ключом и тем, во что проникновение ключа подразумевается, дело обстоит несколько сложнее - первое заслонено и ширмой из черных деревьев2, и замком, и замочной скважиной, из недр которой в ответ на вопрошание за-бытия чаще всего лишь высовывается средний палец, отмеченный следами разложения3.b Нет спору, переправа Харона не начинается в крайней точке обозримого жизненного пространства, до нее еще следует добраться, совершив проникновение вглубь, внутрь, во тьму, то есть исчезнув с поверхности земли в том числе и физически. К замку-Харону ведет пуповина, связующая ниточка, предопределяющая возможность выхода из жизненного лабиринта
4, каналец, замочная скважина, функции которой выполняет пещера, щель, провал, нечто разверстое, зияющее вдали5, могущее поглотить (проглотить), ввергнуть в глубинный первобытный хаос частицу обжитого космоса. Связующая нить, один (единственный?) конец которой впоследствии захватывается и продолжается движением неутомимого челнока (см. [#6]а, также прим. 1 к [#6]) становится указующей и путе-вводной (тропой); кроме того она же играет роль снасти, с помощью которой совершается робкая попытка выуживания бес-(за-)смертия посредством беса смерти6 в момент переключения режимов существования, обращения, кардинальной топотропии7. В то же время нельзя не заметить, что и архаическое умирание8 (у-мирание, отстранение, изоляция от мира), и обыденный уход (см. [#4]a), и даже сон как прообраз усыпания9 происходят с пероральным оттенком - во всех случаях на передний план выступает рот все пожирающий, уста закрытые, сомкнутые (запечатанные)10 или уста зевающие (раз-зевающиеся). В максимальном отдалении (углублении), на пугающем воображение теогоническом горизонте видится "целеуказующий" предел пределов - "самый большой зев Земли" [5:112, с. 73], гигантская усыпальница, конечный и бесповоротно разверстый зев с которым Зевс (!) не может совладать, потому какАид несмирим, Аид непреклонен [17:158, с. 119]
c Так перед нами раскрывается вся суть и прорва ворот ротовой (?) полости, пещеры, в глубине и у входа которой влажно и топко
11, жадно глотающей самое дорогое и ценное, отправляющее его вглубь тычками подобного Харону языка. Нас не станет сейчас интересовать в полной мере рот глаголющий12, - большее внимание стоит уделить неотвратимому рту-вратам со снующим в створе привратником, рту-разверстой-пасти, напасти, рту как преддверию пропасти13, рту, пищей которого служит и бог14, и человек и что бы то ни было инород(рот)ное. Монета вкладывается в рот покойника (условно - закапывается в него, уходит во прах?) и в этот момент теряет свою "денежность", телесность, подобно тому, как и сам покойник (или путешественник, инсценирующий траекторию покойника) теряет телесность, становится полностью (или формально) хтоническим духом в то время как его тело, подобно монете, углубляется в землю - закапываясь в случае реальной смерти или проникая вовнутрь в случае, когда разыгрывается карта смерти символической. И вот что восхитительно: становящиеся бесплотной тенью, могущей испугать, но не навредить, входят в театр теней через обязательный гардероб15, и впоследствии способны использовать, давясь густыми запахами, невероятным образом оставшийся "прежним" лишь свой рот16.d В определенный момент рот перестает быть сказуемым, говорящим и становится подлежащим, точнее - над лежащим, над умершим, по-мидасовски жадно превращая человеческую медь
17 презренной "ходячей" монетки в божественное золото монеты-ключа18. Монета-ключ-оборотень дополняется ртом-оборотнем - достойным вместилищем и вра(о)тами первого из четырех кругов нисхождения19.[#5]
a Да, монета-ключ играет ключевую роль в по-смертной церемонии и, пожалуй, единственным облачком на горизонте остается вопрос о заочном погребении. Отсутствующему телу можно соорудить гробницу и свершить обряд, но его невозможно снабдить монетой. Вероятно, именно это и повлекло за собой неоднократные упоминания о наличии каких-то других, окольных, обходных путей проникновения на тот свет. Несмотря на то, что существует торная (проторенная) дорога, упорядоченность космоса и симметричность хаоса неизбежно приводят к мысли, высказанной еще Анаксагором: "Спуск в Аид отовсюду одинаков" [19, с. 96]. Видимо, невозможность нормально погрести умершего не разрешает впоследствии погрести и Харону, а в целом погребение как-то связано с погребальной греблей как - опять же - одной из привычных форм преодоления водных преград (см. также [#6]a с прим.
3 [#6]).b Харон - профессиональный гребец, погребающий; согласно традиции он орудует лодкой утлой, ненадежной (без-надежной), скорее - челноком
1. Одна из отличительных черт челнока (каноэ) - управление одним веслом и, естественно, отсутствие у-ключин (ключ-in?). И механика этого приспособления, и связь его с дуальным-двусторонним (пара весел, левое и правое), и употребляемый языковой корень в контексте его явного отсутствия на переправе (тому подтверждением изображения сцен переправы на греческих сосудах) говорит о том, что замок-Харон адекватно реагирует лишь на монету-ключ, а не на что-либо ключе-подобное (в том же ключе?) вообще. Препоной в подобном рассуждении может стать прецедент с Орфеем2, упрощенный вариант решения которого предопределен уже в первом приближении - Орфей не был душой умершего и по той же причиной он смог проделать и обратный путь (при помощи Харона?)3, что исключалось общими правилами (Харон осуществляет переправу только в одну сторону). Интересно рассмотреть и вариант, связанный с музыкой, подвигшей угрюмого старика на исключительный поступок, трактуя музыку (и поэзию) как аналог денег (монеты)4. Впрочем, не исключено и то, что успеху Орфея способствовала его чрезвычайная правильность5 помноженная на вероятную родственную связь со стражем противоположного берега6.c Впрочем, исключительный поступок как поступок, находящийся за чертой ординарного хода, предполагает приключение, - приобщение к ненормативному, присоединение
7 к нестандартному. Как показывает практика, все большее количество мятущихся душ подключаются к опасным, но притягательным приключениям (см. также [#3]b и прим. 6 к [#3]), используя любую возможность для проникновения туда, куда путь до поры заказан. Традиция называет имена осмотрительного Энея, бесстрашного Геракла, жертвенного Христа и идущего по его стопам апостола Павла… череда не-первооткрывателей длится, включая в себя имена поэтов, философов и пророков. Похождения на земле или под землей с успехом превращаются в длительные описания, но самым загадочным местом остается во все времена переход8, момент и условия пересечения притягательного рубежа. В каждом случае залогом удачи становится какая-либо монета-ключ9, то, что выполняет ее функции и пред-ставляет ее у врат, охраняемых видимым или невидимым стражем.d Начиная с полным правом оперировать словосочетанием "монета-ключ", мы едва не оставляем в стороне еще одну тонкость, коренящуюся в греческом языке и смыкающуюся с ортодоксальной психоаналитической трактовкой символов. Для уплаты Харону предназначалась не любая монета, а именно обол (obolos) - самая мелкая монета, медная (или серебряная), в переносном смысле - минимально
10 возможный денежный взнос (точнее - вклад, поскольку она вкладывалась в рот). Но "обол" в переводе и этимологически обозначает "копье" или "вертел", потому как первоначально в качестве денег использовались железные прутья [20]. Таким образом откровенно фаллические колющие (ранящие, протыкающие), удлиненные предметы (в том числе - вообще холодное оружие) передают свое символическое наполнение монете, уже принявшей в ходе унификации форму диска. То, что ключ - колюч очевидно; монета же, не будучи по форме удлиненной и по воздействию острой, сохраняет все признаки символического фаллоса и магического оружия, подтвержденные своей функциональностью как ключа. Кроме того, можно с уверенностью говорить о том, что аверс и реверс соответствуют тупому и острому концу абстрактного колющего (ключащего) орудия или - в случае оружия вообще - гурт символизирует рубящую, режущую, одним словом - рабочую кромку, лезвие.e Эхо монеты-ключа параноидально и бесстыдно; коснуться даже вскользь всех сюжетов и их модификаций, в которых фигурируют монеты и ключи, ключи и клинки, оружие, монеты и женщины, бесчисленные сцены, в которых инстинкты обоих полов претендуют на удовлетворение и искупление путем совершения купли
11, накопления монет и оскопления12 их владельцев просто немыслимо. Звериные пасти алчности и скупости, преследующие ключ в алкании монеты13, сплетаются в едином хороводе с маниями проникновения, похоти, взлома и насилия, с болезненно нездоровым отношением к монетам, ключам и смертельному исходу14. Как ни прискорбно, но оборотная сторона монеты-ключа открывается как монета-оружие, использующаяся в борьбе за власть, насильно закрывающая в смертоносном выпаде рот несогласного, убивающая разорением, покупкой или вынужденной немотой. И под эгидой15 этого титанического приспособления у края бездны свивается в круг пятая колонна властолюбцев.[#6]
a Отказаться от полнокровной, как минимум биполярной, экспозиции Челнока, в первом случае понимаемого как типа лодки во втором - как элемента ткущего, тыкающего (затыкающего), снующего туда-сюда, было бы просто непростительно. Челнок как лодка без привязки к служебному положению Харона может быть представлен средством сообщения, возможностью преодоления водной преграды, элементом алгоритма, позволяющего движение с-берега-на-берег
1, то есть поперек течения, "разделяющего"2 архонтов-близнецов. В этом качестве идея челнока выводит нас и на общий для древности принцип созидания нового (мира), который зиждется на необходимости пересечении водной преграды3. Подтверждения тому множественны, и они стыкуют друг с другом историю и миф. Это и преодоление евреями в ходе Исхода Чермного моря и реки Иордан, и форсирование Пань Гэном Хуанхэ в движении к грядущему Аньяну, и прохождение через всесильную воду Ноя или Гильгамеша. Не лишено оснований также утверждение того, что шествие по водам Иисуса - тоже своеобразный переход. История продолжает эту традицию, отмечая переправу арийских колонизаторов через воды Инда, переход через Рубикон, попытки форсирования римлянами Рейна, рождение Нового Света путем пересечения Атлантики и пр.b Во втором случае челнок приобретает явные фаллические черты и по своей форме, не оставляющей пуританскому глазу пространства для маневра (увертки), и функционально - по виду и роду своего движения. Не вдаваясь в подробное описание физиологии челночного поведения, сделаем последний кивок в сторону физиологии самого Харона. Угрюмый и немногословный лодочник стар - и этим сказано почти все для того плана, раскрытие которого начато выше. Старик никак не может ассоциироваться с коитусом как личность, как сам по себе, как персонифицированная потенция. Подобно тому, как отсутствие уключин у его посудины подчеркивает отсутствие чего-либо даже отдаленно напоминающее ключ в том, что само является ключом в процессе функционирования, невозможность осуществления обычного коитуса лично Хароном подчеркивает, что обслуживаемая им переправа (как действие, акция) - суть совокупление
4 души умершего с царством Аида, "влагание" души в загробный мир, постоянное оплодотворение небытия пост-бытийным "семенем", что поддерживает существование этого небытия5. Совершенно очевидным становится и то, что совершающий фрикции челнок Харона именно потому и не может перевезти душу в обратном направлении, что влагает ее, втыкает, выплескивает (или - точнее - вплескивает) внутрь, вглубь, в темноту, в "пещеру" (к Аиду). На обратном же пути, что соответствует и человеческой физиологии, он движется только порожняком6.c Итак, не без риска быть обвиненным во фрейдистском упрощении, можно говорить о последовательности символических коитусов. Первый из них осуществляется посредством вкладывания (влагания, втыкания, вонзания, всовывания) монеты-ключа (она же - штырь, острие) в рот умершего, где и рот, и ключ
- типичные и однозначные символы женских и мужских половых органов соответственно [6], образующие "семейную", орально-родственную пару7. Здесь монета-ключ играет одну из своих ролей (фаллическую) непосредственно и является "исполнителем". Она, как мы уже говорили, "запирает дух", отделяет его от тела навсегда (?), "оплодотворяя" тело семенем небытия, окончательно рвет связи с бытием, готовя душу к переходу в ее будущую вечную (?) ипостась. Второй этап процесса проникновения в мир теней начинается с того момента, когда душа предстает перед Хароном и, по предъявлении все той же монеты, побуждает его вместе со своим челном8 совершить акт (фрикцию) переправы.d Если первый коитус совершается с уже мертвым, но еще на земле, то второй - с еще мертвым, но уже под землей. Завершая свой летальный исход, пересекая воды забвения
9 душа стремится к пространству за-бывания10, к небытию, к тому, что находится за бытием (пре-быванием). В лодку Харона входят мертвые, еще помнящие бывшее (т.е. люди бывалые), но уже оставившие вовне атрибуты быта - тела и вещи. По ходу переправы происходит забвение бытия, на другую сторону высаживаются тени, которые до этого последнего перехода уже не располагались в пространстве, а после его свершения очутились и вне времени11, и вне круга шести чувств.[#7]
a С оглядкой на возможное неудовольствие теологов рискнем утверждать, что опасная (как магическая) трактовка Христа в качестве троицы взаимосвязанных элементов - "ключ - дверь (замок) - монета" - отнюдь не обделена привлекательностью. Напротив - смысловой пласт проступает в сведении "краев" (!) новозаветного Четверокнижия - в цитации из Евангелия от Матфея и Иоанна, совмещенной с общей новозаветной темой предательства Иуды, раскрываемой не без помощи версий Борхеса
1.b Общим местом можно посчитать банальное утверждение о том, что "Христос - путь (дверь, ключ, вход, шанс, возможность, ход, символ и т.д.) к жизни вечной" и отодвинуть его на второй план. Сам Иисус себя Ключом не называл, но утверждал как того, кто даст "ключи от Царства Небесного" (Матфея 16:19), а несколько "позднее" он же именует себя "дверью" (Иоанна 10:7). Так - через совмещение намеков и иносказаний - сливается воедино "начало и конец", "альфа и омега", "ключ и дверь". С этого момента мы вправе генерировать еще одно преображение: в евангельском замысле Иисус должен быть заново переоткрыт, отомкнут на двух планах - горнем, где маячат ключи
2 от бессмертия, - и дольнем, где он сыграет роль души, Харона и Аида3 одновременно. Это еще одна Троица, решаемая через необходимость появления монеты-ключа, предваряемого коротким комментарием о сути использующейся обычной4 монеты (денария)5. И - в кульминационный момент - монета-ключ появляется в виде сребреников, которые открывают Иисуса страже, ибо до этого момента он был для них "странным" образом скрыт6. Монета-ключ-Иуда совершает ритуал открытия двери-Иисуса (он же - замок-Харон-Иисус), после чего Харон-Иисус переправляет душу-Иисуса в царство Аида-Иисуса.c Дальнейшее действо, подкрепляемое авторитетом христианской традиции
7, проходит почти полностью по платоновскому сценарию круговорота, дополненному неразменным монетным качеством самого Иисуса. Можно не останавливаться подробно на церемонии погребения-воскресения - она с точки зрения любой символики чересчур прозрачна: влагание Иисуса-монеты в пещеру-рот (или Иисуса-фаллоса в пещеру-йони), сошествие вслед за своим предтечей Иудой в Аид и оплодотворение подземелья "жизнью вечной", возвращение через сокрытые двери8 к живущим и выполнение с этого момента исключительно роль ключа (в том числе и Ключа (ключей) от Царства Небесного). Траектория такого движения очевидна - из-под земли, из мрака, из пещеры, отвалив камень - на поверхность, воз-рождаясь, мимо тех, кто хотел бы пресечь подобные поползновения9e В случае с Иисусом символическая монета-ключ многократно видоизменена и обыграна; она принмает различные формы и по-разному именуется, происходит смешение ее охранительных, сопроводительных, необходимых функций, а эпицентром внимания становится ее(Его) вынимание (изымание) - воскресение как воз-вращение, обращение (о-в(б)ращение = "О"-вращению - движению по кругу (см. [O])), удачный и обнадеживающий про-ворот монеты-ключа в "божественном" замке, закрытом еще со времен грехопадения
10. Оборотная сторона монеты, она же - лицевая монеты истинной, "торжествует" над прежней направленностью ключа и пути только "туда" и соблазняет возможностью пути "оттуда" не по воле мифологического порядка, но и с помощью унифицированного, выбравшегося на поверхность жизни, ключа включительно.f Впрочем, идея символического ключа, выползающего (вырастающего) на поверхность у входа
11 в Подземелье, появляющегося на свет из (- под) земли, из царства Аида, дабы стать при правильном применении действенным суррогатом монеты-ключа, необходимой для входа в это царство, детально разработана в истории с легендарным Энеем. Относительно поздняя трактовка, усиленная гением Вергилия, предлагает картину, в которой предельно полно развернуто путешествие и приключение с употреблением практически всех необходимых для этого атрибутов: проводника, верной географии, символических ключей, необходимых ритуалов. Скрупулезно выдержанная иерархия соподчинения всех действующих лиц и сил порождает предельно четкую систему перерождения, круговорота (круговращения, круго-обращения), непрестанного воскресения, возрождения из недр монеты-ключа (см. прим. 4 к [#4] и прим. 13, 14 к [#3]), роль которой у поэта играет таящийся (растущий) в сумраке и глубине преддверия Аида "златокудрый побег", триумфальная12 золотая ветвь, причемВместо сорванной вмиг вырастает другая,
Золотом тем же на ней горят звенящие листья (курсив наш - прим. автора). [14:138, с. 223]
Таким образом история повторяется, status quo реконструируется мгновенно, не успев использоваться монета-ключ, принимающая различные обличья, вновь готова к употреблению, кое беспрестанно, кругообразно, регулярно, бесконечно и не ограничивается даже семижды седьмым
13 кругом.[#8]
a Хотелось бы верить, что многофигурные построения использующие (см. [#3]e) Монету(-Ключ), будучи и созданы, и сфабрикованы являются не только случайным стечением обстоятельств выдумки, но и соответствуют "реальному" положению вещей, совпадая с ним по смыслу
1. Использование центрального сюжета в качестве несоприкасающейся с последующим вращением-обращением смыслов оси2 может быть оправдано лишь в качестве висящего на нитях Арахны веретена Ананки3, - необходимого приспособления для создания не только паутины оснований4, но также сведения на конус5, колющий своим острием (см. [#5]d) в надир (недра)6 Аида, любых вещей7, препятствующих возможности услышать гармонию сфер8. Впрочем, после того, как лимбы нимбов9 установили случайный порядок этого божественного созвучия, мы вольны предаться соблазну взбалмошного Демиурга и, объявляя время децентрации10, выбить табуретки из-под ног Сирен, отправляя фаллос мифической (мифологической?) оси подобно стреле, острию, веретену, челну, монете-ключу, Спасителю, золотой ветви, божественному Данту в небытие, в разверстый зев, в преисподнюю, к Харонам11, в тартарары…b Кружащий по полю под присмотром изобретателя лабиринта
12 земледелец, возделывающий ниву преподобного Мартина, живущего анахоретом у самого входа в эротическое адское ничто13, продолжает движения господина землемера14, плетущего круги и петли в виду недостижимого до срока. Траектории и орбиты почти совпадают: бесконечное описание и бесконечное приближение, подлоги, вырастающие из под-логоса, венчают (см. [#1]d) божественное времяпрепровождение15, жонглирующее понятийными коитусами, лежащими в основе непонятного умирания. Нам остается отслеживать расслоение кругами того, что исподволь воспринимается как центрированное, омфалическое в своем пределе, то, что имея в ряду свойств потенцию и генерацию, зачастую неразличимо кружит, оттягивая проникание16, описывает и поигрывает совершенным лимбом на кончике описи, которой заканчивается (начинается?) бесконечный комментарий…ПРИМЕЧАНИЯ
Б Е С
К О Н Е Ч Н Ы й Ж___Х к О М М Е Н Т А Р И ЙПри удалении вторичных определителей - хароновидного "бес(а)", предшествующего конусовидной конечности, и соединяющего "ком" как расширения выполнимости (например - файла moneta.com) внутренний obolos, символически выраженная монета-ключ с маленьким "х" - Хароном - на конце, не теряет своего места, стремясь к оси и веретену, вокруг которого гармонизированы восемь сфер:
К О
Н Е Ч Н Ы й Ж___Х m O N Е T A R YНесмотря на то, что сама бесконечность - Бес-Coin-(нечн(т)ость) сводит вместе монету, Харона, человеческую конечность как результат провокаций беса (змия), мы считаем необходимым продолжать длить это сведение в ко-монетарии, выстраивая текст** почти по тем же гармоническим правилам, на которые указует и комментарий к заглавию.
Литература