Дж. Реале, Д. Антисери Западная философия от истоков до наших дней, т.2

Что же касается Ветхого Завета, ясно, что христианин обязан его принимать. Категоричен в этом пункте Сам Христос: "Не верьте, что я пришел нарушить Закон и Пророков. Пока не прейдут небо и земля, ни на йоту не прейдет Закон, пока все не совершится. Кто, стало быть, нарушит хотя бы одну из этих заповедей, даже ничтожную, научая и других делать то же, будет почитаться ничтожнейшим в Царстве Небесном". Христос часто цитирует Ветхий Завет, придавая его максимам значение непререкаемой истинности и достоверности. Как же, в таком случае, совместить Ветхий Завет и Новый Завет и объяснить бросающуюся в глаза разницу между ними? Гностики (о которых мы будем говорить позже) отвергали Ветхий Завет как создание иного Бога, чем Бог Нового Завета. Бог-судья казался им совсем непохожим на Бога любви. Особые сложности вызывал антропоморфный язык, что способствовало, в свою очередь, распространению аллегорических интерпретаций Ветхого Завета, начиная с Филона Александрийского. Различные уровни понимания библейских текстов создали пространство теологической, моральной и философской рефлексии. Кроме того, возникла настоятельная потребность защищаться от нападок противников (со стороны евреев, язычников, еретиков, гностиков), искажавших евангельское послание, отстаивать идентичность христианства на всех его уровнях. В этом затянувшемся на несколько веков процессе можно выделить три периода:

1) "апостольских отцов" I века, названных так потому, что они были связаны с духом учения апостолов, где нет еще философских проблем, есть лишь вопросы морали (Климент Римский, Игнатий из Антиохии, Поликарп из Смирны);

2) четырех отцов-апологетов, которые вели во II веке систематическую защиту христианства, причем часто среди противников оказывались философы. Тогда же началось использование философского инструментария для построения защиты;

3) наконец, период собственно Патристики с III века до начала средних веков, в которой философский элемент платоновского типа играл особо заметную роль. Стало быть, Отцами Церкви можно называть людей, внесших определенный вклад в доктринальное сооружение христианства, конструкции которого Церковь собирала и охраняла.

Очевидно, что основными интересами этих людей, в том числе и самых образованных из них, были религиозный и теологический. Философия выступала всегда интегралом веры.

Главными теологическими проблемами, связанными с важными философскими понятиями, были:

1) проблема Троичности;

2) проблема инкарнации;

3) отношения свободы и благодати;

4) отношения веры и разума.

1). Определенная формулировка догмы Троичности появляется лишь в 325 году на Никейском Соборе, где после долгих дискуссий и полемик были объявлены опасными заблуждениями теории "адопционизма" (о том, что Христос был не рожденным Сыном, а скорее "усыновленным" чадом Бога Отца), что компрометировало Божественность Иисуса. Был отклонен также так называемый "модализм", состоявший в понимании лиц Троицы как модусов бытия и функций единственного Бога, а также серия позиций подобного рода.

2). Христологическая проблема веками вызревала в процессе преодоления различных подводных камней, постоянной опасности распада двух натур Христа (божественной и человеческой), потери их внутренней слиянности (как это случилось в несторианстве). Эфесский Собор в 431 году осудил несторианство, Халкедонский - в 451 году - монофизитство, установив формулу "двух начал в одном лице Иисуса", т.е. что Иисус - "истинный Бог" и "истинный человек" нераздельным образом.

3). О соотношении свободы и благодати мы поговорим в главе об Августине.

4). Проблема веры и разума, поднятая катехизисной школой Александрии, найдя свое первое разрешение уже у Августина, становится центральной схоластической проблемой и дает начало различным типам решений с множеством следствий, вызвав переосмысление важных метафизических и антропологических понятий таких как порождение, творение, эманация, процесс, субстанция, сосуществование, ипостась, личность, свободная воля и др.

Основой рационального опосредования и систематизации христианской философской доктрины можно считать пролог к святому Благовествованию от Иоанна (помимо Посланий Павла), где речь идет о Христе как Логосе: "В начале было Слово (Логос), и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его...

В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились.

И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины, и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца... Ибо закон дан чрез Моисея, благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа. Бога не видел никто никогда. Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил" (св.Благ.Иоан., 1-18).

В этом тексте, как на карте, присутствуют все существенные аспекты проблематики Логоса, начало которой было задано эллинистической мыслью.

Предшественником Отцов Церкви можно считать Филона Александрийского. Иудей по происхождению он родился в Александрии между 15-м и 10 гг. до н. э., его акме пришлось на первую половину I века н. э. Среди многих его работ примечательна серия трактатов "Аллегорический комментарий к Пятикнижию", среди них наиболее интересны: "Сотворение мира", "Аллегории Законов", "Наследник Божественного", "Переселение Авраама", "Смена имен". Филон - и в этом его историческая заслуга - впервые попытался создать синтез греческой философии (среди источников, среди прочего, "Тимей" Платона) и библейской теологии. Филон воспользовался аллегорическим методом. Он утверждал, что Библия имеет а) не самый интересный и важный буквальный смысл и б) смещенный смысл, согласно которому библейские персонажи и события символизируют моральные, духовные и метафизические истины. Эти самые зашифрованные истины, обсуждаемые на разных уровнях, требуют особого состояния души для понимания (что не есть еще в подлинном смысле вдохновение). Аллегорическая интерпретация как метод прочтения Библии нашла поддержку среди Отцов Церкви и стала на долгие времена константой патристики.

В философию Филона вошли многие понятия, неведомые греческой мысли, начиная с понятия Творения, которому он впервые дал систематическую формулировку. Бог создал материю из ничего и лишь потом придал ей форму. Однако прежде физического мира Бог создал интеллигибельный космос в качестве идеальной модели, и этот интеллигибельный космос есть не что иное, как Логос, актуально формирующий мир. Так платоновские Идеи определенно стали мыслями Бога-Логоса.

Филон отличает Логос от Бога, делает его ипостасью, определяет даже как перворожденного Сына несотворенного Отца, "второю Бога". Иногда он даже говорит о нем как о действующей причине, в других местах как об Архангеле, посреднике между Творцом и творением (поскольку это существо не есть несотворенное, каков Бог, но и не тварное, каково мирское), то как о посланнике Бога, хранителе мира и покоя. Логос Филона выражает, кроме прочего - и это важно - фундаментальные ценности библейской мудрости, Слова Божьего, творящего и созидающего. Наконец, Логос несет в себе этический смысл Слова, с помощью которого Бог направляет сущее к благу и спасает. Во всех этих значениях Логос представляет бестелесную реальность, сверхчувственную и трансцендентную. Тем не менее, коль скоро чувственный мир создан по образу интеллигибельного, т. е. в соответствии с Логосом и посредством его, то имманентный аспект состоит в воздействии бестелесного на телесный мир. В этом смысле Логос - нечто связующее, что собирает и единит мир, начало, упорядочивающее мир и его сохраняющее.

Поскольку Бог бесконечен, то бесчисленны также проявления его активности, которые Филон называет "Потенциями", упоминая, впрочем, только о двух основных, подчиняя им все прочие: творческая сила, коей Создатель творит мир, и потенция правящая, при помощи которой Он управляет созданным им миром. Эти два аспекта Божественного древняя еврейская традиция обозначала двумя именами - Елохима и Иеговы. Первый знаменовал силу добра, блага и созидания, второй - законодательную и карающую силу.

Отношения между Логосом и двумя высшими потенциями разрабатывались Филоном по-разному: в одних текстах Логос выступает источником рождения всех потенций, в других ему приписана функция объединения их.

Счастье по сути в том и состоит, чтобы быть целиком и полностью скорее в Боге, чем в самих себе.

Термин "гносис" буквально означает "познание", но технически он стал обозначать особую форму мистического познания, которая была характерна для некоторых религиозно-философских течений позднего язычества, в особенности еретических сект, вдохновлявшихся идеями христианства. А. Фестуджер определил его так: "Гносис означал новую новый способ познания Бога, опирающегося более не на разум, а на своего рода непосредственное озарение. Гностическими могут считаться герметические доктрины (например, см. "Халдейские Оракулы"). Однако гностическая теория, которая нас сейчас интересует, будучи связана с христианством, содержала в себе различные эллинистические и восточные элементы, поэтому вызывали оживленную полемику и критику Отцов Церкви.

Специфический объект гностического познания - Бог и все в конечном счете связанное со спасением человека. Основной текст посвящен разъяснениям по поводу вопросов: а) кем мы были и чем стали, б) где пребывали и куда заброшены, в) куда желаем идти и от чего хотим избавиться, г) что есть рождение и возможно ли возрождение.

В гностическом опыте печаль и тревога выступают фундаментальными состояниями. Гностика интересуют негативные аспекты сознания, радикальный внутренний его разрыв, пропасть между добром и злом, обозначена тем самым наша подлинная идентичность. Человек страдает от зла, то это означает его причастность к добру, значит, он происходит из другого мира и должен туда вернуться. В этом мире мы - в изгнании, наша родина - мир иной. В одном из гностических сочинений мы читаем: "Кто познал мир, тот нашел труп, и мир не достоин того, кто нашел этот труп". Гностик должен углубиться в познание самого себя и лишь через самопознание он может вернуться на родину. Наиважнейшую роль в этом возвращении играет Спаситель (Христос), один из божественных "эонов".

Гностики разделяли людей на три категории: "пневматических", в коих преобладает Дух (пневма); "психических" (с доминантой психэ); и так называемых "гилических" (в них преобладает материя, гиле). Эти последние осуждены на смерть, первые определены к спасению, вторые же могут спастись, если воспоследуют указаниям первых, избранных, обладающих "гносисом".

Этот мир лежит во зле, он создан не Богом, а злонамеренным Демиургом. Сущность гностического взгляда отчетливо выразил Плотин "Они утверждают, что Демиург злонамерен, и им созданный космос порочен". Ясно, что ветхозаветный Бог как творец порочного мира противостоит евангельскому благому Богу - Христу Спасителю. Телесное обличье Христа является чистой видимостью. (Эта идея, как быстро заметили другие христиане, обесценивала страдания, смерть и Воскресение Христа.) Аллегорическая интерпретация священных текстов была призвана поддержать их доктрину.

Особенно любопытной и усложненной выглядит гностическая теория там, где она выводит всю реальность из некоей первозданной целостности. Так называемые "зоны" - вечные частицы - излучают свои подобия (Христос - последний Эон). Таково же происхождение и человека. Итак, мы видим вкрапления в гностическую мысль идей различного происхождения (мифологических, фантастических и других).

Гностическая теория выступает как тайна, открытая Христом лишь немногим ученикам, предстает аристократическим рафинированным учением, отличным от евангельского. Гностические евангелия можно воспринимать как документы тайного откровения.

Среди гностиков известны Карпократ, его сын Епифан, Василид и его сын Исидор, особенно много последователей имел Валентин.

Отцы Церкви не без оснований усматривали в них еретиков. Действительно, это была эпоха, когда исчезал один духовный мир и нарождался другой, а потому доминировало настроение тревоги, которому гностики (возможно, более адекватно, чем другие философские учения) придавали определенную интонацию, консониро-вавшую с духом своего времени. В одном из документов, найденных в Наг-Хаммади, читаем: "Неведение Отца вызывало тревогу и ужас. Тревога сгустилась, как туман, так что ничего не стало видно..." Сама материальность и телесность порождали опыт страдания, ужаса, утраты чувства выхода, пути к свету. Все же гностический .опыт как попытка ответить на вызов своей эпохи оказался слишком хрупким, чтобы завоевать будущее.

Греческие апологеты II века: Аристид, Юстин, Тациан

Первая христианская апология, из числа дошедших до нас источников, открытых лишь в прошлом веке, принадлежит Марциану Аристиду (эпоха императора Антония Пия, около середины II века). Он утверждал, что лишь христиане располагают истинной философией, и лишь в чистоте жизни можно узреть свидетельства истинности познания Бога, в которого веруют.

Однако более значительной фигурой был Юстин Мученик, родившийся в Палестине, автор двух "Апологий" и одного "Диалога с Трифоном". Страстные поиски истины привели его от Платона к Христу. "Когда я был еще учеником Платона, - писал он, - внимал обвинениям против христиан, но, видя их неустрашимость перед лицом смерти и тем, что большинство людей повергает в трепет, понял я, что безгрешны эти мученики". Его позиция по отношению к христианству проясняется в следующих словах из "Второй апологии":

"Я христианин и, гордясь, признаю себя таковым. Теория Платона не совместима с христианской, и никогда более не цвести им вместе, как не совместима ни с какой другой, ни стоической, ни поэтической, ни прозаической. Каждая из них видела мир, в коем Божественный Глагол бросил свои семена, лишь согласно своей природе, а потому любая теория могла выразить лишь истину частичную, но с тех пор, как они вошли в противоречия между собой по глубинным основаниям, обнаружилось, что ни одна из них не обладает знанием безошибочным и неопровержимым. Все, что было возвещено правдивым образом, принадлежит нам, христианам. Воистину, после Бога мы любим и славим лишь Логос, что родился от Бога, вечный и неизреченный, ибо Он стал человеком, чтобы излечить нас от недугов наших, приняв их все на себя. Писатели умели сквозь тьму разглядеть истину благодаря семенам Логоса, что внутри них, но одно дело семена и подобие, соразмерные их собственным свойствам, и совсем другое сам Логос, участие и подражание в Благодати, что от Него исходит".

"Платоник" Юстин, великолепно знавший "Федона" и платоновскую теорию души, понимает, что она должна быть структурно реформирована. Душа уже не может быть вечной и неразрушимой сама по себе. "Все, что ни есть вне Бога... по своей природе обречено на гибель. Лишь Бог никем не порожден и вечно пребудет, и лишь потому Он - Бог... Вот почему души рожденные смертны и наказуемы; когда бы не были подвержены порче, не грешили бы..." Неверно думать, что есть разные типы неразрушимой реальности, ибо не ясно, как возможно было бы их различение. Это то, чего Платон и Пифагор не понимали. "Душа живет, но не она есть жизнь сама, она участвует в жизни. Таким образом, участвующее отлично от того, в ком и в чем участвует. Душа участвует в жизни, ибо Бог желаетлого", чтобы душа жила. Человек не вечен, тело его не вечно соединено с душой; когда их гармония нарушена, душа покидает тело, и человека больше нет. "Душа должна перестать быть, дух жизни отделяется от нее: души больше нет, и она возвращается туда, откуда пришла". Так Юстин освобождает место для теории воскресения.

Обращению Юстина в христианство способствовал пример мучеников. Таким же образом засвидетельствовал свою веру и сам Юстин. За свои проповеди он был обезглавлен в 165 году по приказу римского префекта.

Среди апологетов II века известны Тациан, Афинагор из Афин, Теофил из Антиохии и некий Аноним, автор "Письма к Диогену", особенно интересного.

Тациан был учеником Юстина и им же обращен. В своем "Рассуждении о греках" он выступает оппонентом греческой философии, но в отличие от учителя объявляет себя "варваром", который нашел истину и спасение в "варварских" сочинениях. Он подчеркивает, что, подобно всем вещам сотворенным, душа не вечна, но она воскресает во плоти. Здесь также речь идет о трехчастности (как у Павла и Филона) человеческого существа: 1) тело, 2) душа и 3) дух. То, что в нас "образ и подобие" Бога, это Дух, который выше души, и лишь он делает человека бессмертным.

Теофил из Антиохии (вторая половина II века) в своем сочинении "К Автолику" блестяще ответил на просьбу Автолика показать ему Бога христиан: "Покажи мне твоего человека, и я покажу тебе моего Бога", что значило: скажи, каков ты есть, тогда я скажу, какого Бога ты можешь узреть. "Человек, - считает Теофил, - должен иметь душу чистую, как незапятнанное зеркало. Ежели ржа подпортила зеркало, невозможно увидеть правильное отражение лица. Аналогично, если человек грешен, не видать ему Бога". Теофил углубил понимание Троицы (Trias) терминами Логоса имманентного, или внутриположенного в Боге (Logos endiathetos), и Логоса произнесенного (Logos prophorikos), следуя здесь за Юстином. Душа сама по себе ни смертна, ни бессмертна. Бессмертие - это дар Бога тому, кто соблюдает его закон.

Наконец, к этому же периоду относится "Письмо Диогену" неизвестного автора, откуда мы узнаем, что "христиане... не отличаются от других людей ни своей территорией, ни языком, ни обычаями. Они не обитают в собственном городе, не пользуются необычным языком, в их жизни нет ничего странного. Их теория не плод рассуждений и изысков любознательных, они не стремятся быть застрельщиками новых теорий, как другие. Но, обитая в своем отечестве, они словно чужаки; участвуя во всем, как сограждане, все переносят, как странники; любая чужая земля - им родина, и любая родина - им земля чужая... Обитают на земле, но они граждане Неба".

В Александрии около 180 г. Пантен, обратившись из стоика в христианина, основал Катехизиснуто школу, блистательными представителями которой стали Климент и Ориген.

Но, возможно, более величественной представляется попытка синтеза разума, философии и христианской веры, предпринятая Оригеном. Греческие теории (в особенности Платона и стоиков) использованы им как концептуальные элементы рациональной интерпретации Священного Писания. Ориген родился около 185 года в Александрии. Его отец, христианин Леонид, был замучен, оставшись верным Христу. Имущество было конфисковано, и Ориген зарабатывал себе на жизнь преподаванием. В 203 году, еще молодым человеком, он возглавил Катехизисную школу, став живым примером своей теории и образцом добродетели. В 231 году, вынужденный из-за разногласий с епископом Деметрием покинуть Александрию, он с большим успехом продолжил свою деятельность в Кесарии, в Палестине. Преследование христиан Децимом не миновало и Оригена. Он был брошен в тюрьму и казнен в 253 году. Большая часть наследия Оригена утрачена. Из дошедших до нас - "Начала" (к сожалению, не в авторской редакции), "Против Цельса", "Комментарии к Иоанну".

В центре размышлений Оригена Бог и Троица. Бог мыслится под знаком бестелесности. Ошибаются те, кто понимает Его как огонь, дыхание или какую-то иную материальную стихию. "Бог... это реальность интеллектуальная и спиритуальная", "простая интеллектуальная природа". По своей природе Бог непознаваем, это реальность "непостижимая и неисповедимая". Что бы мы ни мыслили о Нем, должно помнить, что Он превосходит все. Ибо Его природа не подвластна уму человеческому, даже самому чистому и ясному". Эхо неоплатоников доносится до нас в этих словах: Ориген слушал в Александрии лекции Аммония Саккас, школа которого была кузницей неоплатонизма. Ориген говорит о Боге как о "монаде и энаде", которая "выше понимания и бытия". Это положение восходит к Плотину. Он, не колеблясь, называет Бога "Разумом, источником любого разума, любой интеллектуальной субстанции". Бытием, которое дает бытие всему остальному, или, лучше сказать, "участвует во всем, что есть бытие", как Благо, или "абсолютная Благость", из которой любое благо истекает.

Единородный Сын Бога - вторая личность Троицы, это "Мудрость Бога, субстанционально сущая". В этой "Мудрости и заключается добродетельность и форма всякого будущего создания, которые сотворены первоначально и которые случайным образом появились". Платоновские идеи, таким образом, выражены как премудрость Бога. "И если все создано в премудрости, предсоздано в форме Идеи, то, значит, всегда были существа, которые впоследствии должны были быть сотворенными, согласно их субстанции". В противовес гностикам, адапционистам и медалистам Ориген утверждает, что Сын Божий порожден "от века" Отцом, но не так, как все остальное: он порожден посредством эманации, спиритуальной активности, как, к примеру, из разума истекает воля, и эта эманация вечна и непрерывна, как сияние от светила, и не от Духа к Сыну приходит это извне, но таков сам Сын по своей природе". Сын той же природы (lomoousios), что и Отец. Ориген тем не менее признает определенную субординацию, подчиненность Сына Отцу. Эта иерархичность концепции, понятно, результат влияния медиоплатонизма и неоплатонизма. В то время как Отец есть абсолютное единство, Сын, будучи Сам един, включает в себя множество активностей, а потому в Писании назван различными именами, в соответствии с той или иной активностью. Христос обладает двумя натурами: Он - истинный Бог и подлинный человек. Не внешним образом человек, а человек как таковой, с душой и телом: душа Христа играет роль посредника между божественным Логосом и человеческим телом.

Типичное представление греков, воспринятое Оригеном, состоит в том, чтобы понимать мир как серию миров, созданных не одновременно, но последовательно один за другим. "Бог не начал творения с этого мира видимого, но, полагаем, что, как по скончании этого мира будет другой, так и нашему миру предшествуют другие". Такой взгляд подразумевает, что все духовное в конце концов очистится от греха, однако для полного очищения необходимо в процессе постепенного и неуклонного искупления избыть любой язык, пережить множество инкарнаций в последующих мирах.

Итак, по Оригену, финал должен быть в точности таким же, как начало, все должно вернуться на круги своя, как это задумано Богом.

И, наконец, знаменитая теория апокатастасиса Оригена, т.е. возвращения всех существ к первоначальному состоянию. "Предположим, что Божьей властью и властью Христа все тварное призовется к своему финалу после того, как будет выиграна последняя битва с недругами... Наблюдая такой конец, где все противное подчинится Христу вплоть до последнего врага и Христос утвердит царство Бога Отца, в нем узрим мы начало всего. Действительно, конец всегда схож с началом: ведь один конец у всего и лишь одно у всего начало, подобно тому, как есть один конец множеству вещей, так из одного начала происходят многие вещи, которые вновь во благости Божией подчинятся Христу и соединятся в Святом Духе, придут к одному концу, который похож на начало". А если все это так, то "наша телесная субстанция приведет к тому, что любая вещь должна интегрироваться, чтобы быть одним со всеми, и Бог будет всем во всем. Но все это не наступит в один момент, но медленно и постепенно, чрез бесконечные века, ибо исправление и очищение наступят не сразу и не во всех, но индивидуально. Одни станут первыми, другие последуют за ними, третьи останутся далеко позади. И так, бесчисленными путями, проследуют все, включая недругов, чтобы соединиться с Богом, и последний враг - смерть, но и 'она сгинет, и не будет более врагов".

Необходимо заметить, что на этом пути определяется судьба разумных существ, выбирают они путь прогресса либо регресса, а значит, переход от демона к человеку или ангелу, либо обратный ход, прежде чем все вернется на круги своя, к изначальному состоянию.

Христос воплотился в этом мире один только раз, и его инкарнации суждено оставаться уникальным невоспроизводимым событием.

Ориген возводит в высшую степень свободную волю людей на всех уровнях их существования. На финальной стадии восторжествует свободный судия всякого и всех созданий в триумфе любви, исполняя его волю, все присоединятся к нему уже без угрозы нового падения.

По Оригену, Писание можно читать на трех уровнях: 1) буквальном, 2) моральном и 3) духовном, что наиболее важно, но и более сложно.

Наиболее значительные персонажи золотого века патристики и Никейский Символ веры

В 313 году произошел решительный поворот: Константин принял Миланский эдикт, которым была санкционирована свобода христианского вероисповедания и культа. Были наконец прекращены преследования, и христианская мысль становится легальной и преобладающей. На протяжении IV и первой половины V века христианская догматика приняла достаточно определенные формы, отшлифованные в жарких дебатах. Это было закреплено на Соборах, ставших вехами в истории Церкви: Никейский (325), Эфесский (431) и Халкедонский (451).

Джегер, подготовивший новое критическое издание сочинений Григория Нисского, показывает иное прочтение Каппадокийских философов и теологов. Как бы то ни было, но феномен разрастания пространства разума внутри веры без того, чтобы редуцировать разум к светскому его измерению, становится для нас фактом. "Воспользуемся же Священным Писанием в качестве правила и закона для любой теории", - заявляет Григорий Нисский. Светская культура "стерильна, ибо не приводит часть к целому... Ведь не все эти теории во всем пусты и бессодержательны, но почему-то часто прерываются выкидышем прежде, чем попадут в световую зону Божественного познания". Греческая философия, вне всякого сомнения, плодотворна, но лишь тогда, когда она искусно очищена: "Моральная философия и философия природы способствуют подлинной духовной жизни до тех пор, пока нам удается отделять их теоретические посылки от уродливых искажений мирского плана".

"Большое катехизисное рассуждение", наиболее яркое сочинение Григория Нисского, осуществляет первый органический синтез христианских догм, системно рационализированных с возможной полнотой. Оно оставалось образцом для подражания на многие столетия.

Три момента среди многих нам представляются наиболее интересными с философской точки зрения. В духе Платона Григорий Нисский отделяет интеллигибельный мир от чувственного и телесного. Однако уже в неоплатоническом духе чувственный мир лишается своей материальности, ибо выступает как продукт качественно бестелесных сил, как это разъясняется в "De opificio hominis" ("О создании человека"): "подобно тому, как нет тела, не снабженного цветом, формой, сопротивлением, протяженностью, весом и прочими качествами, каждое из оных не есть тело, но пребывает в бытии, отличном от телесного, в соответствии с особым характером... И если познание этих качеств умопостигаемо, и если Божественность - сама по себе интеллигибельная субстанция, то невероятно, чтобы внутри бестелесной природы могли существовать эти интеллигибельные начала телесного происхождения; умопостигаемая природа, вызывая к жизни духовные силы, соединяясь с ними, ведет к рождению материальной природы".

Наконец, у Григория мы находим христианскую версию неоплатоновской идеи восхождения к Богу через удаление от всего того, что разделяет: "Божественность - это чистота, удаление от страстей и избавление от всякого зла: ежели все это есть в вас, Бог доподлинно с вами. Ежели ваши мысли свободны от зла, удалены от страстей, мирских нечистот, вы блаженны, ибо видите ясно, ведь, если вы сами чисты, то чувствуете то, что не видимо тем, кто не очистился; и однажды, сняв пелену с очей ваших душ, темень телесную, узрите, наконец, блаженное сияние". Теофил из Антиохии говорил: "Покажи мне твоего человека, и я покажу тебе моего Бога". Григорий Нисский углубил эту мысль: "Мера того, насколько вы способны познать Бога, в вас самих".

Дионисий Ареопагит и апофатическая теология

Между V и VI веками жил автор, которого называют Дионисием Ареопагитом. Неизвестный автор хотел быть принятым за современника апостолов, тем Дионисием, которого обратил в веру святой Павел своей проповедью в Ареопаге. Под этим именем до нас дошел корпус сочинений ("О небесной иерархии", "О церковной иерархии", "Об именах Божиих", "О мистической теологии" и "Письма"). Эти работы имели невероятный успех на протяжении всего средневековья, как на западе, так и на востоке. И даже Данте в описании рая был под воздействием дионисийской иерархии реальности. Среди многочисленных переводов "Ареопагитик" сирийский (VI века), арабский, армянский (VIII века). На славянский язык в XIV веке их перевел инок Исайя. Известны ссылки на них Ивана Грозного. В большинстве монастырских библиотек хранились и переписывались сочинения псевдо-Дионисия Ареопагита. Не одну мистически настроенную голову вскружил этот неизвестный виртуоз богословской мысли. Вот пример из одного поэтически взволнованного гимна Богу: "О преосуществленная, пребожественная Троица, христианского богомудрия наставница! Вознеси нас на неведомую, пресветлую и высочайшую вершину познания Священнотайного Писания, где совершенные, неизменные и подлинные таинства Богословия открываются в пресветлом Мраке тайноводственного безмолвия, в котором при полнейшем отсутствии света, при совершенном отсутствии ощущений и видимости наш невосприимчивый к духовному просвещению разум озаряется ярчайшим светом, исполняясь пречистым сиянием".

наполнено божественными смыслами, где невозможно уже никакое положительное суждение.

Максим Исповедник (579/80 - 662) - последний самобытный голос греческой патристики. Среди его работ. "Недоуменное", переведенная на латинский Иоанном Скотом Эриугеной (где обсуждаются сложные пассажи из Дионисия и Григория Нисского), "Вопросы к Фалассию о св. Писании", "Главы о любви", "Мысли о постижении Бога и Христа", "Аскетическая книга", "Истолкование Отца нашего", "Спор с Пирром", "Мистагогия", "Теологические записи" и пр.

Иоанном Дамаскиным (673/76 - 777) заканчивается эпоха греческой патристики. Его жития были составлены относительно поздно, поэтому сведения, содержащиеся в них, не бесспорны. Родился Иоанн в Дамаске и носил наследственное прозвище Мансур (что означает "победительный"). Его отец Сергий (а потом и сын) был министром дамасского халифа. Иоанна воспитывал пленный монах-калабриец.

Традиция приписывает Иоанну, помимо богословских трудов "Священные параллели", "Руководство", "О правильном размышлении", "О Святой Троице", "Об образе Божьем в человеке", "О природе человека", "Три слова против порицающих иконы", составление октоиха (системы музыкального восьмигласия), 64 канона гимнов и церковных песнопений, за что заслужил он славу "златострунного".

Иоанн Дамаскин, в противоположность Отцам Греческой Церкви, бравшим за основу Платона и платонизм, исходил из Аристотеля. На Востоке он пользовался авторитетом, сопоставимым со славою святого Фомы на Западе.