Репина Л. П. История исторического знания: пособие для вузов / А. П. Репина, В. В. Зверева, М. Ю. Парамонова. — 2-е изд., стереотип. — М.: Дрофа, 2006. — 288 с.

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ                    3

ВВЕДЕНИЕ                4

Глава 1. ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ                 8

Термины и проблемы                       8

Историческое сознание и историческая память                10

Историческая память и забвение                 11

Историческая память и истолкование прошлого               13

Историческая память и исторический факт                       16

Историческое сознание и историческая наука                   18

Объективность и достоверность исторического знания    19

История как наука об уникальных и единичных явлениях ....      25

История и социальная теория                      28

Глава 2. КАК ПИШЕТСЯ ИСТОРИЯ                      32

Исторический источник                   32

Событие и факт                     36

Хронология и периодизация                        39

Всеобщая история                43

История и литература                      46

Глава 3. АНТИЧНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ: РОЖДЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ           50

У истоков нового знания                  50

Геродот — отец европейской истории                   52

Фукидид: история как свидетельство очевидца                 55

Греческая историография эпохи эллинизма                       59

Греческое наследие в римских исторических сочинениях . .       63

Жанр всемирной истории                 67

Историки Ранней империи               70

На закате античной традиции                      73

Античное историческое сознание и историописание                    74

Глава 4. СРЕДНЕВЕКОВАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ  77

Христианская концепция истории               77

Средневековая концепция исторического времени                       81

Предмет и методы работы средневекового историка                   85'

Средневековые историки и их аудитория               90

Гуманистическая историография эпохи Ренессанса                     97

Античность в историческом сознании

и историографии Ренессанса           98

Секуляризация исторического сознания

и приемы исторической критики     102

Византийская историография          109

Древнерусские исторические сочинения (XI—XVII вв.) .... 118

Глава 5. ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ   124

Научная революция и историческое знание XVII в                       124

«Философская история» эпохи Просвещения                    131

Теории прогресса и исторических циклов              139

«Философская история»: практики историописания                     143

Глава 6. ИСТОРИКИ И ФИЛОСОФЫ XIX в.: ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОШЛОМ          153

Историческая культура романтизма                       153

Направления романтической историографии                    159

Интерпретация исторического процесса

в философских системах первой половины XIX в             165

Интерпретация исторического процесса в философских системах второй половины XIX в 171

Глава 7. ИСТОРИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ И ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX – НАЧАЛА XX в. 177

Позитивизм и научная история        178

Формирование историографических школ 183

Дискуссии о предмете и статусе истории   185

Российская историография и «русская историческая школа» 192 Критический метод и принципы научного исследовании . . . 201

Глава 8. ИСТОРИЯ В XX в.: КРИЗИСЫ И РЕВОЛЮЦИИ В ИСТОРИЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ 206

Относительность исторического знании    208

Экономическая истории       214

Цивилизационный и культурно-исторический подходы

к изучению прошлого           217

«Служанка идеологии»         221

«Бои за историю». История как проблема  225

«Новая историческая наука»           228

Социальная история и историческая антропология          231

«Новая локальная история» и микроистории         239

Глава 9- НА РУБЕЖЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ:

НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ И НОВЫЕ ПОДХОДЫ        242

От социальной истории к истории социокультурной        243

Что такое тендерная история           254

Историческая биография

и «новая биографическая история» 262

Интеллектуальная история сегодня:

проблемы и перспективы     268

ЗАКЛЮЧЕНИЕ         276

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА            282

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

В пособии представлена картина эволюции историче­ского знания, формирования последнего как научной дисципли­ны. Читатели могут ознакомиться с различными формами позна­ния и восприятия прошлого в их историческом развитии, войти в курс современной полемики по поводу места истории р обще­стве, сконцентрировать внимание на углубленном изучении ключевых проблем истории исторической Мысли, особенностей различных форм историописания, возникновения, распростра­нения и смены исследовательских установок, становления и раз­вития истории как академической науки.

Сегодня существенно изменились представления о предмете истории историографии, модель историко-историографического анализа и сам статус дисциплины. На второй план отходит так называемая проблемная историография, акцент переносится на изучение функционирования и трансформации историческо­го знания в социокультурном контексте. В пособии показано, как формы познания прошлого менялись в ходе развития обще­ства, находясь во взаимосвязи с фундаментальными особеннос­тями того или иного типа культурной и социальной организации общества.

Пособие состоит из девяти глав, каждая из которых посвя­щена отдельному периоду развития исторического знания — от истоков в культуре древних цивилизаций до настоящего вре­мени (рубеж XX—XXI вв.). Особое внимание уделяется взаимо­отношениям истории с другими областями знания, наиболее распространенным концептуальным моделям исторического раз­вития, принципам анализа исторических источников, социаль­ным функциям истории, специфическим чертам исторического знания.

 

ВВЕДЕНИЕ

В основу настоящего пособия положен учебный курс «История исторической науки», или — что точнее — «История исторического знания», содержание которого определяется со­временным пониманием природы и функций исторического по­знания.

Методологические основания курса опре­деляются рядом идей, выдвинутых в ходе полемики о природе гуманитарного знания.

Во-первых, это констатация специфики исторического позна­ния и относительности критериев истинности и достоверности в историческом исследовании. Относительность исторического знания предопределена рядом факторов, прежде всего исходной многозначностью трех основных компонентов исторического ис­следования: исторического факта, исторического источника и метода исторического исследования. Пытаясь выяснить «объек­тивную правду» о прошлом, исследователь оказывается залож­ником как собственной субъективности, так и «субъективности» тех свидетельств, которые он подвергает процедуре рациональ­ного анализа. Пределы и возможности исторического знания очерчены и неполнотой сохранившихся свидетельств, и отсутст­вием гарантий того, что отразившаяся в этих свидетельствах ре­альность является достоверным образом изучаемой эпохи, и наконец, интеллектуальным инструментарием исследователя. Историк всегда, вольно или невольно, оказывается субъективен в своем толковании прошлого и его воссоздании: исследователь интерпретирует его, опираясь на концептуальные и идеологиче­ские построения собственной эпохи, руководствуясь личными предпочтениями и субъективным выбором тех или иных интел­лектуальных моделей. Так, историческое знание и предлагаемый им образ прошлого всегда субъективны, частичны в своей полно­те и относительны в своей истинности. Признание собствен­ной ограниченности вместе с тем не мешает историческому на­учному знанию быть рациональным, обладающим собственным методом, языком и социальной значимостью.

Во-вторых, принципиальную важность имеет своеобразие предмета и методов исторического исследования, а значит, и ис­торического знания в целом. В процессе становления историче­ской науки понимание предмета и задач исследования претерпе­вало существенные изменения. Современная практика истори­ческого исследования признает не только широту своего поля, но и возможность различных подходов к изучению явлений про­шлого и их интерпретации. От эмпирической науки, главной целью которой было исследование событий, прежде всего поли­тически значимых, фиксирующих вехи развития государствен­ных образований и причинно-следственные связи между отдель­ными фактами, история эволюционировала в дисциплину, изу­чающую общество в его динамике. В поле зрения историка включен широкий круг явлений — от хозяйственной и полити­ческой жизни страны до проблем частного существования, от. изменений климата до выявления представлений людей о мире. Предметом изучения оказываются события, модели поведения людей, системы их ценностных установок и мотиваций. Совре­менная история — это история событий, процессов и структур, частной жизни человека. Подобная диверсификация исследова­тельского поля связана с тем, что, вне зависимости от предпоч­тений конкретных исследовательских направлений, объектом исторического знания является человек, природа и поведение ко­торого разнообразны сами по себе и могут быть рассмотрены в разных ракурсах и взаимосвязях. История оказалась наиболее универсальной и емкой из всех гуманитарных дисциплин нового времени, ее развитие не просто сопровождалось становлением новых сфер научного знания — социологии, психологии, эконо­мики и др., но было связано с заимствованием и адаптацией к собственным задачам их методов и проблематики. Широта исто­рического знания вполне оправданно вызывает сомнения иссле­дователей в правомерности существования истории как само­достаточной научной дисциплины. История и содержательно, и по форме рождалась в интегральном взаимодействии с иными сферами изучения действительности (географией, описанием народов и пр.) и литературными жанрами; конституировавшись в качестве особой дисциплины, она вновь оказалась включена в систему междисциплинарного взаимодействия.

В-третьих, историческое знание не является ныне и никогда не было ранее, с момента своего становления, феноменом чисто академическим или интеллектуальным. Его функции отличаются широким социальным охватом, так или иначе отражаются в важнейших сферах социального сознания и социальных прак­тик. Историческое знание и интерес к прошлому всегда обуслов­лены актуальными для общества проблемами. Именно поэтому образ прошлого не столько воссоздается, сколько созда­ется потомками, которые, позитивно или негативно оценивая предшественников, обосновывают таким образом собственные решения и действия. Одной из крайних форм актуализации про­шлого является анахроническое перенесение на предшествую­щие эпохи идеологических построений и схем, доминирующих в политической и социальной практике настоящего. Но не только прошлое становится жертвой идеологий и анахронизмов — на­стоящее в не меньшей степени зависит от демонстрируемого ему образа собственной истории. Историческая картина, предлагае­мая обществу в качестве его «генеалогии» и значимого опыта, яв­ляется мощным инструментом воздействия на социальное созна­ние. Отношение к собственному историческому прошлому, доми­нирующее в социуме, определяет его представление о себе и знание задач дальнейшего развития. Таким образом, история, или картина прошлого, является частью социального сознания, элементом политико-идеологических представлений и исходным материалом для определения стратегии социального развития. Без истории, говоря иными словами, невозможно формирование социальной идентичности и представления о своих перспективах ни для отдельного сообщества, ни для человечества в целом.

В-четвертых, историческое знание представляет собой функ­ционально важный элемент социальной памяти, которая в свою очередь является сложным многоуровневым и исторически из-менчивым феноменом. В частности, помимо рациональной традиции сохранения знания о прошлом существуют коллективная социальная память, а также семейная и индивидуальная память, в значительной степени основанные на субъективном и эмоцио­нальном восприятии прошлого. Несмотря на различия, все типы памяти тесно связаны между собой, их границы — условны и проницаемы. Ученое знание влияет на становление коллектив­ных представлений о прошлом и, в свою очередь, испытывает воздействие массовых стереотипов. Исторический опыт обще­ства был и во многом остается результатом как рационального осмысления прошлого, так и его интуитивного и эмоционального восприятия.

Дидактические и педагогические цели курса определяются рядом соображений.

Во-первых, необходимостью ввести в практику специализи­рованного гуманитарного образования курс, который актуализи­рует .изученный ранее материал. Эта актуализация материала не просто акцентирует важнейшие информационные блоки, но и вводит в систему знания его движущий механизм — метод исследования прошлого. Знакомство с техникой исторического по­знания дает практическую возможность понять и почувствовать важнейшую имманентную особенность исторического знания — парадоксальное сочетание в нем объективности и условности.

Во-вторых, этот курс, демонстрируя силу и слабость истори­ческого знания, его многоуровневость и зависимость от культур­ного контекста, по сути, осуществляет десакрализацию «науч­ной картины исторического прошлого». В нем отражены коор­динаты, обозначающие границы исторического исследования, его социальные функции и возможности влияния на обществен­ное сознание. Можно сказать, что главной педагогической целью данного курса является пробуждение здорового скепти­цизма и критического отношения ко многим, казалось бы, оче­видным оценкам прошлого и определениям закономерностей со­циального развития.

Построение курса следует логике исторического разви­тия объекта изучения — исторического знания — от архаической древности до наших дней, в контексте общества и культуры. В курсе рассматриваются основные формы и уровни историче­ского знания: миф, массовое восприятие прошлого, рациональное знание (философия истории), академический историзм, истори­ческая социология, культурология, новейшие направления исто­рических исследований. Задачей курса является демонстрация факта разнообразия и изменчивости форм познания прошлого в исторической и цивилизационной перспективах. Восприятие и познание прошлого, равно как и оценка его значимости для на­стоящего, были разными у людей античного Рима, обитателей средневековой Европы и представителей индустриального обще­ства. Не менее существенно историческое сознание различается в культурных традициях европейской и восточной цивилизаций. Значительная часть курса посвящена анализу формирования отечественного исторического знания и прежде всего сопостав­лению путей развития и механизмов взаимодействия россий­ской и европейской традиций.

Помимо исторической, курс имеет структурную составляю­щую, акцентирует внимание на основных категориях и концеп­циях исторического знания, таких понятиях, как «история», «историческое время», «исторический источник», «историческая правда» и «историческая закономерность». В курсе показана сложная структура исторического знания, в частности диффе­ренциация ученой рациональной традиции и массового ирра­ционального восприятия прошлого, а также их взаимодействие. Одной из существенных является тема формирования историче­ских мифов и предрассудков, их укоренения в массовом созна­нии и влияния на политическую идеологию.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сложные и противоречивые процессы специализации, внутренней дифференциации, кооперации и реинтеграции раз­личных научных дисциплин и субдисциплин, которые происхо­дят в современном обществоведении и гуманитаристике, ставят перед профессиональным сознанием новые проблемы. Размыш­ления над историей какой-либо дисциплины обычно активизи­руются тогда, когда обостряется ощущение кризиса. Оно вызы­вает всплеск интереса не только к новым проблемам научного познания, но и к прошлому науки. Поэтому вполне закономерно стремление понять, что представляет собой история как акаде­мическая дисциплина.

История — это прежде всего способ самопознания и само­идентификации общества. История была всегда, хотя и облека­лась в самые разные формы — мифа, эпоса, священного преда­ния и т. п. Только в обществах эпохи модерна история выступа­ет как рациональное научное знание, ориентированное на поиск истины и опирающееся на правила исторической критики и об­щепринятые критерии достоверности, но, поскольку история всегда является ответом на потребности общества, она обречена на постоянное переписывание. Те, кто сегодня говорит о банк­ротстве истории как науки, не понимают ее специфики, ожидая от нее установления непреходящих истин, универсальных зако­нов общественного развития и даже его прогнозирования.

Обновление современной профессиональной историографии и исторической культуры происходит на фоне кризиса новоев­ропейского рационализма, отказа от классического детерминиз­ма, от попыток видеть мир сквозь призму всеобщих закономер­ностей. На протяжении всего XX в. мир изменялся с невидан­ной до этого времени стремительностью, и огромную роль в этих радикальных переменах сыграл научный прогресс. Но из­менения затронули и статус самой науки: сначала возведя ее на высокий пьедестал в системе общественных ценностей, а к кон­цу века — поставив под сомнение ее основополагающие ориентиры. Этот процесс имеет и внутренние истоки. Сегодня переос­мысляются критерии того вида человеческой деятельности, который называется наукой. Во всех науках, включая естествен­ные, на первый план вместо анализа закономерностей и регу-лярностей выходит изучение индивидуального, уникального, случайного. Кризисная ситуация сложилась как в философии науки, так и в рефлексии по поводу истории. Вновь изменяется соотношение между такими различными типами знания, как на­учное, религиозное, эстетическое.

И все же разрушительная деятельность постмодернистской программы расчищает новые пути познания. Постепенно фор­мируется новая модель мира, идут поиски в современном социо-гуманитарном знании. Хотя процесс выработки новой парадиг­мы истории взамен рухнувшей оказался чрезвычайно сложным и противоречивым, несомненно одно: наиболее обнадеживаю­щие перспективы открываются в тех направлениях, которые ставят во главу угла категорию культуры. Это приводит к ново­му пониманию задач, а затем и к качественным изменениям в предметном поле, концептуальном аппарате и методологической базе исторического исследования. Таким образом, по всем кри­териям идет обновление или становление новой науки. Не уди­вительно, что процесс ее трансформации часто воспринимается как затянувшийся кризис.

Постмодернистская интеллектуальная программа определяет характер будущего посредством изменения представлений о прошлом. База постоянного поиска новых путей в истории — неисчерпаемость самого прошлого и любого из дошедших до нас памятников, обусловленная постоянным изменением тех вопро­сов, которые мы задаем прошлому из нашего настоящего. Мысль историка, направленная на интерпретацию следов ми­нувшего, запечатленных в исторических памятниках, исходит из современных предпосылок: концепция истории действует как силовое поле, организующее хаотический фрагментарный мате­риал. Между историком и историческим свидетельством всегда находится толща разного рода пристрастий и предубеждений, языковых и текстовых структур. Функции истории условно де­лятся на познавательно-аналитические, социальные и эстетиче­ские. Две последние, по существу, основаны на способности ис-ториописания создавать некую новую субъективную реальность. В разные периоды подчеркивалась та или иная из этих функций. Сторонники «истории снизу» педалировали социальную функ­цию истории, указывая на то, что история производится и по­требляется внутри определенного социального контекста с раз­личными целями и принимает разные формы, а ее производство и использование являются элементами политической конкуренции. Но не менее значим и выразителен акцент на эстетическую функцию истории, который делают сторонники ее постмодерни­стской парадигмы, отождествляющие историю с литературой и искусством.

Общественные изменения и внутренняя логика развития науки не дают ей покоя: привлекаются новые источники, пере­осмысляются старые, меняются поколения ученых, появляются новые методы исследования и критерии оценки. Но старые на­правления и накопленный опыт не исчезают бесследно, недаром новый импульс развития часто исходит именно из традицион­ных школ, казалось бы, навсегда отодвинутых на обочину исто­риографии.

В настоящее время история как наука переживает один из самых сложных и напряженных периодов — она находится в со­стоянии переопределения предмета, методов и содержания. Эти новации в совокупности представляют собой наиболее значи­тельный методологический прорыв с тех пор, как полтораста лет назад были заложены основы современной исторической науки. Высказывается опасение, что безграничное и непрерывное рас­ширение тематики исследований приведет к утрате собственно­го предмета исторической науки. Но ведь история остается са­мой синтетической из всех социогуманитарных дисциплин: каж­дая из них изучает лишь одну из сфер современной реальности, в то время как историю интересуют все аспекты прошлого. Вот почему развитие знаний о человеке и обществе настоящего только углубляет наше понимание предмета исторического по­знания и обогащает содержание современного исторического знания.

Одной из самых интересных областей интеллектуальной ис­тории является история исторического сознания. Свое­образное воссоединение истории с литературой пробудило по­вышенный интерес к способам производства, сохранения, пе­редачи исторической информации и манипулирования ею. Динамика состояний исторического сознания проявляется на обоих его уровнях: и на профессионально-элитарном, и на обы­денно-массовом. Траекторией движения историографии между полюсами научной аргументации и литературной репрезентации может быть записана одна из версий ее непростой истории.

Важное место в изучении представлений о прошлом людей разных культур и эпох должна занять проблема исторического воображения, а также концепция базового уровня историческо­го сознания, формирующегося в процессе социализации инди­вида как в первичных общностях, так и национальными систе­мами школьного образования. Ведь в отличие от литературных рассказов о жизни людей в прошлом, на которых стоит печать вымысла, рассказы на уроках истории как бы несут на себе бре­мя подлинности. Информация, которую ребенок приучается упорядочивать, записывать, воспроизводить на уроках истории, будто бы заверена «ответственными лицами» и снабжена пе­чатью «это действительно происходило», и уже на основе зало­женных в сознание информационных блоков впоследствии со­здаются социально-дифференцированные и политизированные интерпретации прошлого.

Наряду с отмеченными направлениями исследований в об­ласти истории исторической культуры представляется весьма перспективным новый взгляд на историю исторической науки со «средней позиции», о которой говорилось выше. Речь идет о научной исторической критике, которая все дальше отходит от традиционного историографического подхода и стремится перейти от описания и «инвентаризации» исторических идей, на­правлений и школ к более тонкому их анализу, основанному на принципах культурно-исторической антропологии, или новой культурной истории. В качестве главного предмета этого анали­за выступают качественные перемены, в области исследователь­ского сознания историков. При этом в центре внимания истори­ческой критики оказываются не только «конечные продукты» — результаты профессиональной деятельности, но вся творческая лаборатория, исследовательская психология и практика, и в це­лом — культура творчества историка.

Историк «погружен» не только в современную ему обще­культурную среду, но и в локальную профессиональную культу­ру, которая имеет собственную традицию, несмотря на извечно педалируемую терминологию новизны — регулярно повторяю­щиеся в историографии самоназвания направлений, в констру­ировании которых главным является слово «новая». Именно в связи с этим постоянно возникает необходимость всесторон­него анализа и четкого определения всего комплекса установок, который собственно и создает новое качество. И это, безуслов­но, касается не только задач и методов исторического познания, но и самого способа историописания.

Такой целостный подход к изучению сложного историческо­го явления может быть направлен на последовательный и систе­матический анализ конкретных форм существования истории как социально-гуманитарного знания, определенной интеллекту­альной системы, которая переживает со временем неизбежную трансформацию. В качестве примера можно привести факт ме­таморфоз, которые претерпело понятие междисциплинарности, составляющей одну из опорных установок «новой исторической науки», наряду с проблематизацией истории, признанием активной роли историка в диалоге с источником, отказом от односто­роннего факторного анализа.

Переживаемая сегодня историографическая революция, яв­ляющаяся составной частью общего процесса в интеллектуаль­ной сфере, не первая и, очевидно, не последняя трансформация в истории исторической науки. В такие моменты усиливается потребность не только разобраться в текущей ситуации и от­крывающихся горизонтах, но также оглянуться и оценить прой­денное, впрочем, первое без второго попросту невозможно. Во всяком обществе и при любом политическом устройстве глубо­кая и тесная зависимость историков от современной эпохи и ее перипетий, их укорененность в окружающей действительности проявляются в полной мере. Под воздействием внешних импуль­сов и в результате осмысления событий, сложных проблем и не­редко тяжких уроков бурного новейшего времени им неизбеж­но приходится пересматривать взрастившую их историографи­ческую традицию, опыт и знания, накопленные поколениями историков, менять перспективу своего видения прошлого, ис­кать новые пути его познания.

Вот почему так необходимо рассматривать изменения 1 про­блематике исторических исследований, развитие и смену науч­ных концепций, подходов, интерпретаций в контексте личных судеб и общественных процессов сквозь призму индивидуально­го и профессионального восприятия как социально-политиче­ских и идеологических коллизий, так и интеллектуальных вызо­вов эпохи. В связи с этим встает вечный и в то же время акту­альный, как никогда, вопрос о соотношении в историографии научной объективности и идеологических пристрастий, с кото­рым неразрывно связана проблема оценочных критериев в ис­тории исторической мысли и исторического знания.

Разобраться в том, где все же кончается суверенитет науки и начинается диктат политики и идеологии, — непростая задача. Сегодня все чаще можно услышать голоса наиболее последова­тельных оппонентов научной, или объективной, истории. Эти критики утверждают, что историки претендуют на то, чтобы за­ниматься описанием прошлого, в то время как в действительнос­ти всегда пишут только историю своего времени или автобио­графию.

И это в известной степени верно, поскольку те новые вопро­сы, которые каждое поколение историков ставит перед про­шлым, неизбежно отражают интересы и тревоги этого поколе­ния. Вместе с тем оптимисты, отнюдь не опровергая скептиков, не видят непреодолимого препятствия для исторического позна­ния в такой зависимости исследователя от своей ситуации, от своего общества и культуры, но лишь до тех пор, пока ответы на эти новые вопросы он ищет именно в прошлом, а не извлека­ет из настоящего.

Конечно, абсолютная объективность недостижима: в историо­графии всегда отражаются та или иная политическая ориента­ция, социальная позиция, иерархия ценностей. Однако сущест­вуют корпоративный «кодекс чести», профессиональные нормы и критерии, которые позволяют отделить зерна от плевел и вы­явить фальсификацию, используя критический аппарат традици­онной и современной историографии против нового мифостроительства.

Выступая активным посредником в нескончаемом диалоге настоящего с прошлым, историк одновременно вплетает собст­венные нити в полотно историографической традиции. Мир, в который «помещен» современный исследователь, беспрестанно и быстро меняется, в свою очередь изменяя условия и содержа­ние этого диалога. Для того чтобы распутать ставшие замыслова­тыми и местами прерывающиеся узоры, нужно найти связую­щее звено, которое кроется все же не в общих закономернос­тях, а в уникальности моментальной ситуации (с учетом всей совокупности обстоятельств), и в творческой индивидуальности ученого, который развенчивает мифы и преодолевает изжившие себя стереотипы исторического сознания (как обыденного, так и профессионального).

Новые направления современной историографии, усвоившие уроки постмодернистского вызова, могут доказать свою состо­ятельность, дав нам реальную возможность глубже понять про­цессы, которые определяли развитие исторического знания и исторической науки, выявить их новые измерения в более ши­роких интеллектуальных и культурных контекстах.

 

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Основная

Барг М. А. Эпохи и идеи: Становление историзма. М., 1987.

Барг М. А. Категории и методы исторической науки. М.( 1984.

Биск И. История исторической мысли в новое время. Иваново, 1983.

Бычков С. П., Корзун В. П. Введение в отечественную историогра­фию XX в. Омск, 2001.

Гутнова Е. В. Историография истории средних веков. М., 1985.

Историография истории нового времени стран Европы и Америки / Под ред. И. П. Дементьева. М., 1990.

Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки / Под ред. И. П. Дементьева, А. И. Патрушева. М., 2000.

Историческая наука и историческое сознание / Под ред. Б. Г. Могиль-ницкого. Томск, 2000.

Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М., 1987.

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории; Автобиография. М., 1980.

Косминский Е. А. Историография средних веков: V в. — середина XIX п. М., 1963.

Кроче Б. Теория и история историографии. М., 1998.

Могильницкий Б. Г. История исторической мысли XX в. Томск, 2001— 2003. Вып. I—II.

Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII в. М., 1969.

Немировский А. И. У истоков исторической мысли. Воронеж, 1979.

Портреты историков: Время и судьбы: В 2 т. / Под ред. Г. Н. Севостья-нова, Л. Т. Мильской. М., 2000.

Про А. Двенадцать уроков по истории. М., 2000.

Румянцева М. Ф. Теория истории. М., 2002.

Савельева И. М., Полетаев А. В. История и время: В поисках утраченного. М., 1997.

Тош Дж. Стремление к истине: Как овладеть мастерством историка.

М., 2000. Шапиро А. Л. Историография с древнейших времен по XVIII в. Л., 1982.

Д о п о л н и т е л ь н а я

Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XIII — первая половина XIX в.). М., 1985.

Барг М. А., Авдеева К. Д. От Макиавелли до Юма: Становление исто­ризма. М., 1998.

Вандалковская М. Г. П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер: История и поли­тика. М., 1992.

Вандалковская М. Г. Историческая наука российской эмиграции: «Евра­зийский соблазн». М., 1997.

Вен П. Как пишут историю: Опыт эпистемологии. М., 2003.

Гене Б. История и историческая культура на средневековом Западе.

М., 2002. Гуревич А. Я. История и сага. М., 1972.

Гуревич А. Я. Исторический синтез и «школа "Анналов"». М., 1993. Долин В. М. Историки Франции XIX—XX вв. М., 1981.

XX век: Методологические проблемы исторического познания / Под ред. А. Л. Ястребицкой. М„ 2001—2002. Ч. 1—2.

Дербов А. А. Исторические взгляды русских просветителей второй по­ловины XVIII в. Саратов, 1987.

Заборов М. А. Историография крестовых походов. М., 1971.

Зимин А. А. Русские летописи и хронографы конца XV—XVI вв.

М., 1960. Золотарев В. П. Историческая концепция Н. И. Кареева: Содержание и эволюция. Л., 1988.

Историк в поиске: Микро- и макроподходы к изучению прошлого / Под ред. Ю. Л. Бессмертного. М., 1999.

История ментальностей, историческая антропология / Под ред. А. Я. Гуревича. М., 1998.

Историческая информатика / Под ред. Л. И. Бородкина и И. М. Гарсковой. М., 1996. Историческая наука России в XX в. / Отв. ред. Г. Д. Алексеева. М., 1997.

Историческая наука и историческое сознание / Б. Г. Могильницкий, И. Ю. Николаева, В. М. Мучник, Н. В. Карначук. Томск, 2000.

Историческая наука на рубеже веков / Под ред. А. А. Фурсенко.

М., 2001. Историческая наука российской эмиграции 20—30-х гг. / Отв. ред. М. Г. Вандалковская. XX в. М., 1998.

История и историки высшей школы России: Уроки, проблемы, идеи / Науч. ред. С. Н. Полторак. СПб., 1998.

История и сталинизм / Сост. А. Н. Мерцалов. М., 1991.

История культуры стран Западной Европы в эпоху Возрождения / Под ред. Л. М. Брагиной. М., 1999.

К новому пониманию человека в истории: Очерки развития современ­ной западной исторической мысли / Под ред. Б. Г. Могильиицкого. Томск, 1994.

Карагодин А. И. «Философия истории» В. О. Ключевского. Сара­тов, 1976.

Кобрин В. Б. Кому ты опасен, историк? М.( 1992.

Кузнецова Т. И., Миллер Т. А. Античная эпическая историография: Ге­родот. Тит Ливии. М., 1984.

Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV—XVI вв. Л., 1976.

Мир историка: XX век / Под ред. А. Н. Сахарова. М., 2002.

Мягков Г. П. Научное сообщество в исторической науке: Опыт «рус­ской исторической школы». Казань, 2000.

Нечкина М. В. В. О. Ключевский: История жизни и творчества. М., 1974.

Пештич С. Л. Русская историография XVIII в. Л., 1961—1971. Ч. I—III.

Погодин С. Н. «Русская школа» историков: Н. И. Кареев, И. В. Лучиц-кий, М. М. Ковалевский. СПб., 1997.

Поляков Ю. А. Историческая наука: Люди и проблемы. М., 1999.

Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996.

Проблемы исторического познания / Под ред. Г. Н. Севостьянова. М., 1999.

Рамазанов С. П. Кризис в российской историографии начала XX в. Вол­гоград, 1999—2000. Ч. 1—2.

Реизов Б. Г. Французская романтическая историография. Л., 1956.

Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998.

Россия в XX в.: Судьбы исторической науки / Под ред. А. Н. Сахарова. М., 1996.

Сафронов Б. Г. Историческое мировоззрение Р. Ю. Виппера и его вре­мя. М., 1976.

Сафронов Б. Г. Вопросы исторической теории в работах М. С. Корелина. М., 1984.

Сафронов Б. Г. Н. И. Кареев о структуре исторического знания. М., 1995.

Севостьянова Л. И. Русская провинциальная историография XVIII в. М, 1998.

Сидорова Л. А. «Оттепель» в исторической науке: Советская историо­графия первого послесталинского десятилетия. М., 1997.

Синицын О. В. Неокантианская методология истории и развитие исто­рической мысли в России в конце XIX — начале XX в. Казань, 1998.

Советская историография / Под ред. Ю. Н. Афанасьева. М., 1996.

Соколов А. Б. Введение в современную западную историографию. Яро­славль, 2002.

Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX в. Ека­теринбург, 2002.

Хвое топа К. Д., Финн В. К. Проблемы исторического познания в свете современных междисциплинарных исследований. М., 1997.

Шмидт С. О. Путь историка: Избранные труды по источниковедению и историографии XVIII в. М, 1997.

Альманахи

Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. М., 1999— 2003. Вып. 1—11.

Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1996—2003. Вып. 1—5.

Одиссей: Человек в истории. М., 1989—2003.

Теоретические проблемы исторических исследований. М., 1998—2002. Вып. 1—4.

THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. М., 1993—1994. Вып. 1—6.