Часть II РИТМЫ ИСТОРИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ МИРОВОГО РАЗВИТИЯ
Глава 4 ГЛОБАЛЬНЫЕ
РИТМЫ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ - ИНТЕГРАЦИИ И ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПРОГНОЗИРОВАНИЯ МИРОВОГО
РАЗВИТИЯ
4.1. Общее представление о ритмах глобального развития. Длинные
волны дифференциации — интеграции
Понятие ритмов мирового, глобального развития (в
отличие от ритмов местных, локальных изменений) еще далеко не утвердилось ни в
глобалистике, ни в теориях мировой экономики, мировой политики и международных
отношений, ни в международном прогнозировании. Тем не менее после работ таких
исследователей, как Н.Д. Кондратьев, И. Шумпетер, Ф. Бродель, И. Валлерстайн,
А.М. Шлезингер, после множества исследований, посвященных кондратьевским циклам
мировой конъюнктуры, длинным волнам в политике и экономике, «вековым» трендам,
большим периодам мировой истории, влиянию глобальных климатических циклов на
историческое развитие и т.п., игнорировать наличие ритмов глобального развития
в истории человечества было бы по меньшей мере неплодотворно. Подобно всем
остальным сторонам развития человека и общества, глобальное политическое, экономическое,
социальное и культурное развитие носит во многом «импульсный», пульсирующий,
ритмический характер, который определяется периодическим изменением природных и
социальных условий, сменой парадигм, мировоззрения, культурных образцов,
упадком прежних и возвышением новых госу-
242
дарств и цивилизаций. Иными словами, наряду с поступательной
(«прогрессивной») составляющей в глобальном развитии присутствует и
колебательная, ритмическая («циклически-волновая») составляющая. Учет этой
последней составляющей является необходимым условием сколько-нибудь адекватного
прогнозирования мирового, глобального развития.
Принять это положение мешают прежде всего распространенные
представления об исключительно поступательном, прогрессивном характере
глобального развитии человека и общества, свойственные современной технической
цивилизации с ее пренебрежительным отношением ко всему прошлому опыту
человечества, с ее самодовольным ощущением своего превосходства и своей
исключительности. При этом идеологов непрерывного научно-технического и
социального прогресса нисколько не смущает то обстоятельство, что само развитие
науки и техники носит ритмический характер и происходит импульсами, в результате
периодической смены доминирующей научной парадигмы [Кун 1977], периодических
научно-технических, технологических революций [Perez-Perez 1984; Глазьев 1993], периодических социальных сдвигов,
политических реформ и переворотов [Шлезингер 1992; Поляков 1994]. Узкий,
«прогрессивно-технократический» взгляд на глобальное развитие человека и
общества в прошлом и настоящем ведет к неверной оценке перспектив, к провалам в
стратегии политического, экономического и социального развития, чреватым в
эпоху глобализации крупными катастрофами, затрагивающими не только отдельные
страны, но и весь мир. Эти провалы и катастрофы уже налицо, и если не изменятся
подходы к пониманию самого характера глобального развития и его перспектив, то
человечеству угрожают величайшие и серьезнейшие потрясения.
В первую очередь это касается понимания разнообразных ритмов
исторического развития и выявления грядущих критических точек, моментов
перелома в экономическом, социальном и политическом развитии. В нашу задачу,
однако, не входит рассмотрение и анализ всех описанных в литературе ритмов
мирового развития; мы остановимся здесь на ритмах
243
самой глобализации, точнее, на длинных и сверхдлинных ритмах
дифференциации — интеграции, которые прослеживаются в истории и в
современности. Внимание к этим ритмам связано в первую очередь с их значением
для долгосрочного прогнозирования мирового развития в XXI в.
Начать следует с длинных ритмов (волн) дифференциации — интеграции,
которые отчетливо прослеживаются на протяжении последних двух - трех веков.
Если ограничиться периодом становления и развития индустриального общества, то
можно выделить следующие четко выраженные волны относительного усиления
интеграции («глобализации»): 1750-е -1810-е гг., 1870-1914 гг., 1970-е - 2000-е
гг. - и чередующиеся с ними волны относительного ослабления интеграции
(усиления глобальной экономической и политической дифференциации): 1810-е -
1870-е гг., 1914-1970 гг. и, возможно, 2010-е - 2020-е гг. Действительно, во
второй половине XVIII в. и в начале XIX в. вся Европа (включая Россию) во многих отношениях
была единой, образованные классы говорили на одном (французском) языке, все европейские
монархи составляли одну «семью», которую не мог разрушить даже «выскочка» Наполеон.
В Азии, Африке и Америке господствовали Британская империя, Франция, Испания и
Португалия, а Китайская империя пребывала в благостном ощущении своего
единства, мощи и презрения к европейским «варварам». Иными словами, мир был
поделен между несколькими гигантами и в целом стабилен. Однако ситуация резко
изменилась после наполеоновских войн. В период 1810-х - 1870-х гг., когда началось
бурное формирование национальных государств (наций-государств) в США, Германии,
Италии, странах Латинской Америки и др., произошло резкое усиление национализма,
и прежний «концерт европейских держав» во многом распался. Россия перессорилась
с Австрией, Францией и Великобританией. Англия и Франция нанесли поражение
России в Крымской войне, Франция нанесла поражение Австрии в австро-
франко-сардинской войне, Пруссия - Австрии и Франции. Китайская империя в
результате «опиумных войн» перестала пребывать в
244
благостном упоении своим величием и испытала великие потрясения в ходе
восстания тайпинов, направленного против вторжения европейцев. В Латинской
Америке еще в 1820-е гг. рухнуло испанское владычество, и образовался ряд
формально независимых государств. В США в 1860-е гг. разразилась гражданская
война между Севером и Югом. Однако в 1870-е гг. глобальная ситуация в мире
вновь изменилась. В результате доминирования политики «империализма» мир снова
оказался поделенным между десятком крупных держав-империй, интернациональные
картели контролировали большую часть мировой экономики: интеграция,
глобализация и взаимозависимость снова усилились. После Первой мировой войны
прежний мировой порядок распался, из него выпала сначала Россия, затем Италия,
Япония, Германия и многие другие страны; начались почти непрерывные военные
столкновения за передел мира. С 1914 по 1970 г. в результате двух мировых войн,
великой депрессии, великих революций, распада колониальных систем и «холодной
войны» весь мир радикально изменился. В эту эпоху в мире доминировала
политическая и экономическая дифференциация, связанная с распадом почти всех
прежних империй, экономической нестабильностью и военными столкновениями. После
1970 г. по мере ослабления «холодной войны», бурного развития транснациональных
корпораций, технологических успехов Запада и нарастания внутреннего кризиса в
СССР постепенно возникали условия для современной глобализации. Период 1990-х
гг., наступивший после распада Варшавского пакта, а затем и СССР, знаменовал
собой наивысшее развитие интеграционных процессов во всем мире. При этом, в
отличие от прежних эпох, современные процессы экономической и политической интеграции
основаны не на господстве нескольких империй, а на доминировании одной сверхдержавы,
являющейся нетрадиционной мировой империей, — США; в то же время множество
формально независимых государств в экономическом и политическом отношении оказались
тесно привязаны к государству-лидеру (США) и к нескольким наиболее развитым
государствам мира (ФРГ, Великобритании,
245
Японии). Однако после 2000г., наряду с продолжением интеграционных
процессов, постепенно усиливается общая экономическая и политическая
нестабильность в мире, свидетельствующая о приближении новой фазы доминирования
процессов культурной, политической и экономической дифференциации. Очевидно,
что описанное чередование коротких волн дифференциации — интеграции не отменяет
общей тенденции к усилению интеграции и глобализации и происходит на фоне этой
тенденции. Здесь, как и при анализе любых социальных процессов, необходимо
выделять наряду с поступательной также и колебательную (циклически-волновую)
составляющую социальной динамики. В качестве подтверждения описанных колебаний
(чередования волн относительного усиления дифференциации и относительного усиления
интеграции) можно привести хотя бы следующую констатацию И. Валлерстайна: «В
том, что сейчас называется "глобализацией", нет ничего нового. Это
просто естественный способ функционирования капиталистической мир-системы...
Если вышеизложенное утверждение правильно, то нет доказательств того, что
сегодня мир-экономика " глобализирована" больше, чем в более ранние
периоды, в первую очередь в период между 1873 и 1914 гг.». Вместе с тем из
приведенных слов Валлерстайна не следует, что глобализация за последние 100—150
лет не развивалась; просто период 1873—1914гг. действительно соответствовал
взлету процессов глобальной интеграции, за которым последовали относительный
спад и новый взлет. Подтверждением этого являются количественные оценки волн
глобальной экономической интеграции, приведенные в работе Л.М. Синце-рова
[Синцеров 2000. С. 56— 64]. Согласно Синцерову, первая волна глобальной
интеграции, запущенная промышленной революцией, охватила период 1846—1914 гг. и
сформировалась на базе английской машинной индустрии, а также достижений в
развитии морского и железнодорожного транспорта. После 1914 г. начался «период
дезинтеграции» (1914— 1946 гг.), за которым последовал период медленного
восстановления международного обмена, длившийся до 1970-х гг. Только с 1980-х
гг. отчетливо проявилась новая волна глобальной ин-
246
теграции, в ходе которой вывоз капитала из развитых стран (3,3 % от
ВВП) впервые превысил соответствующий показатель 1913 г. Таким образом,
некоторые важные количественные показатели глобальной интеграции достигли
уровня 1913г. лишь к концу XX в.
Ответ на вопрос о причинах и факторах возникновения этих волн
интеграции — дифференциации достаточно сложен. Некоторый свет может пролить
анализ ситуации, складывающейся в мире в ситуации наивысшего подъема
интеграции, например, накануне 1914 г. К 1914 г. весь мир был поделен между 13
империями, внутренний рынок которых был ограничен, что и вынуждало их к
непрерывной экспансии вовне, к борьбе за передел мира. Экономическое и
политическое развитие в прежних имперских формах вело в тупик, к мировой войне.
Тем самым было продемонстрировано, что далеко зашедшее одностороннее развитие
процессов интеграции при резком отставании процессов дифференциации, являющихся
необходимыми для развития внутреннего рынка, конкуренции, технологического
обновления, политической и социальной модернизации, чревато глубоким кризисом и
сильнейшими потрясениями. Понадобились две мировые войны, которые привели к
распаду прежних империй и к новой политической и экономической дифференциации
мира, чтобы произошло существенное обновление социальных институтов, а также
переход к более динамичной и гибкой социальной структуре. Это дало новые
ресурсы и открыло новые возможности для развития глобализации.
Современная глобализация, связанная с доминированием новой волны
интеграции, разумеется, во многом отличается от глобализации конца XIX — начала
XX в., причем не только в количественном, но и в качественном плане. Однако и
ее ресурсы отнюдь не безграничны. Технологическая, политическая, информационная
унификация мира, уменьшение его культурного и социального разнообразия таит в
себе угрозу фактической монополии немногих транснациональных корпораций,
немногих кланов политической и информационной элиты при одновременном
замедлении технологического об-
247
новления, выпадении огромных масс людей из политической и экономической
жизни, резком нарастании диспропорций между различными регионами мира,
постепенном культурном одичании и интеллектуальной деградации всех слоев
общества, глобальном распространении коррупции, криминальных структур,
терроризма. Начавшиеся потрясения во всем мире свидетельствуют о нестабильности
сложившегося мирового порядка и будут нарастать до тех пор, пока не удастся
предложить и реализовать принципиально новые решения для возникающих и
обостряющихся проблем. Что же касается вытекающих отсюда прогнозов, то следует
обратить внимание на то, что после каждой волны интеграции следуют достаточно
крупные политические и военные потрясения (наполеоновские войны, революции и
реакция в Европе после волны интеграции второй половины XVIII — начала XIX в.,
Первая мировая война и революция в России после «империалистической» волны
интеграции 1870—1914 гг.). По-видимому, не станет исключением и период
2010—2020 гг., когда скорее всего произойдет переход к новой волне
дифференциации. В повышенной вероятности крупных политических и военных
потрясений в ближайшие десятилетия и состоит одна из главных опасностей, с
которыми может столкнуться мир в первой четверти XXI в.
4.2. Сверхдлинные глобальные волны дифференциации — интеграции и их
прогностическое значение
Помимо описанных выше длинных волн существуют и так называемые
«сверхдлинные» глобальные волны дифференциации — интеграции. Подобные
сверхдлинные ритмы выявляются в результате структурирования глобальной истории,
выделения в ней крупных периодов, соответствующих доминированию определенных
экономических укладов, политических институтов, форм социальной и культурной
жизни. В научной литературе имеется немало косвенных указаний на существование сверхдлинных
волн исторического развития протяженностью около полутысячи лет, причем началу
и концу каждой их этих волн соответствуют крупнейшие исторические сдвиги и
переломы. Речь идет, в частности, о переломах, наблюдаемых в первые века и в
середине каждого тысячелетия. Российский исследователь А. Неклесса, например,
отмечал: «История имеет внутренний ритм. Причем ее длинные волны иной раз
удивительно точно совпадают с границами миллениумов или значимых их частей
(половин), обладающих собственной картографией исторического пространства и
времени. Первый такой рубеж в истории новой цивилизации, обозначивший конец эры
Pax Romana, относится к V—VI вв. — времени крушения Западной
Римской империи и начала Великого переселения народов. Предыдущий fin de millennium и начало второго тысячелетия — также весьма непростой
рубеж в истории цивилизации... Распавшийся незадолго до рубежа тысячелетий
земной круг империи Каролингов был в последующем частично заменен более локальным
универсализмом Священной Римской империи германской нации. В начале второго
тысячелетия Византийская империя, кажется, достигшая к этому моменту пика
своего могущества ("золотой век" Македонской династии), сталкивается
с новой и, как показало будущее, смертельной угрозой — турками-сельджуками, вступая
на путь утраты земного могущества, балканизации и нисхождения в историческое
небытие... Середина второго тысячелетия — также значимый рубеж в истории
цивилизации. Это время зарождения современного мира, т.е. мира Модерна (Modernity), формирования новой социальной, политической, экономической,
культурной семантики миропорядка. В тот период произошла смена вех, утвердился
новый, гуманистически ориентированный мир, где падший человек становился "
мерой всех вещей "... Одновременно это было время крушения остатков
Восточной Римской империи (1453) и выхода на подмостки истории иного спутника
западноевропейской цивилизации — Нового Света (1492)» [Неклесса 2001. С.
129-130].
Сходным образом при обсуждении проблем многофакторной периодизации
всемирной истории западный исследователь П. Стерна пришел к необходимости
выделения периодов продолжительностью около тысячи лет (500 г. до н.э. — 500 г.
н.э.
249
и 500—1500гг. н.э.): «Между 500г. до н.э. и 500г. н.э. полностью
оформился первый период Всемирной истории как противоположный периоду
формирования и экспансии цивилизации. В течение этого периода системы верований
стали более разработанными, а их выраженность в культуре более многосторонней,
и в некоторых случаях, таких как Индия и Средиземноморье, развивалась тенденция
монотеизма. По мере расширения торговой деятельности устанавливались структуры
господства и зависимости и в Средиземноморье, и в еще большей степени в
Индийском океане. Основанное на коммерции, культурное влияние Индии было
особенно сильным, хотя также должно быть отмечено проникновение
египетско-средиземноморского влияния на область Верхнего Нила и греко-римское
воздействие на Западную Европу.
Затем последовало тысячелетие, оказывавшееся особым вызовом в
преподавании мировой истории и обретающее особую яркость благодаря схеме
многофакторной периодизации. Есть возможность связать этот период 500— 1500 гг.
н.э. с предшествующим периодом, рассматривая в едином материале формативную
эволюцию традиций великих цивилизаций и связанный с этим расцвет аграрного
общества... Период, простирающийся с VI по XIVили XVв., отмеченный и в начале,
и в конце продолжительными центральноазиатскими нашествиями, имеет как
содержательный, так и педагогический смысл» [Стерна 2001.С. 165-166].
Анализ глобальной истории показывает, что при всем своеобразии развития
различных регионов мира само это развитие в значительной мере синхронизировано
и описывается масштабными тысячелетними ритмами («циклами»), состоящими из двух
волн, продолжительность каждой из которых составляет около 500 лет. Первая
волна каждого тысячелетнего ритма означает доминирование процессов
политической, экономической и социальной дифференциации («децентрализации»), а
следующая за ней вторая волна — доминирование процессов интеграции
(«централизации»). При этом описанные выше точки, приходящиеся на середину и на
начало очередного тысячелетия, соответствуют не началу, а пику,
апофе- 250
озу данной волны. Так, середина I тыс. до н.э. (500 г.
до н.э.), середина I тыс. н.э. (500 г. н.э.) и середина II тыс. н.э. (около
1500 г.) соответствуют пикам глобальных процессов дифференциации
(децентрализации, распада мировых империй, полицентризма), а рубеж I тыс. до
н.э. и I тыс. н.э. (около 1 г. н.э.), рубеж I и II тыс. н.э. (1000 г.), рубеж
II и III тыс. н.э. (2000 г.) соответствуют пикам глобальных процессов
интеграции (централизации, усиления мировых империй, глобализации,
моноцентризма). Границы же сверхдлинных глобальных волн дифференциации —
интеграции, основываясь на эмпирическом анализе исторического материала, можно
определить следующим образом [Пантин 2003].
Таблица 2___________________________________________
|
|
Волна дифференциации |
Волна интеграции |
|
I Античный цикл (VIII в. до н.э. — II в. н.э.) |
VIII— IV вв. до н.э. (пик VI— V вв. до н.э.) |
III в. до н.э. — II в. н.э. (пик I в. до н.э. — I в.
н.э.) |
|
II Средневековый цикл (Ш-XIII вв. н.э.) |
III-VII вв. н.э. (пик V— VI вв. н.э.) |
VIII-
XIII вв. н.э. (пик IX—
X вв. н.э.) |
|
III Цикл Нового времени (XTV-XXI(XXII)BB.) |
XIV-XVIII вв. (nmcXV-XVlBB.) |
XIX-XXI (XXII) вв. |
Каждый цикл протяженностью около тысячи лет состоит из сверхдлинной
волны дифференциации длительностью около пятисот лет и сверхдлинной волны
интеграции также длительностью около пятисот лет (сокращение волны интеграции в
третьем цикле до двух с половиной — трех веков, по-видимому, связано с общим
ускорением процессов социального, экономического и политического развития).
Отметим, что эмпирически выделенные таким образом циклы описывают не только
процессы образования и распада мировых империй, не только процессы
экономической и политической интеграции —
251
дезинтеграции, но и эволюцию глобальной экономической системы, а также
эволюцию политических институтов и форм социальной организации. Чередование
протяженных исторических волн дифференциации и интеграции определяется прежде
всего периодической сменой доминирующих в данном глобальном историческом цикле
форм экономической, социальной, культурной и политической организации. В каждом
цикле дифференциации — интеграции происходит зарождение, развитие,
распространение и исчерпание определенного способа производства, соответствующего
определенному типу взаимодействия человека и природы, а также связанных с ним
социальных, политических, культурных форм и институтов. При этом в ходе
глобальной волны дифференциации новый способ производства и новые формы
социально-политической и культурной организации зарождаются и развиваются
первоначально локально, а в ходе последующей глобальной волны интеграции этот
способ и эти формы получают максимальное (по сути глобальное) распространение
вплоть до своего исчерпания и деградации. Для первого глобального цикла
дифференциации — интеграции таким способом производства стал античный (рабовладельческий)
способ, возникший вместе с полисной социальной и политической организацией, а
также вместе с уникальной античной культурой; для второго цикла — феодально-крепостнический
(в том числе государственно-крепостнический) способ производства, возникший
вместе с сословной социальной организацией и теократической монархией (или
деспотией) в политике, а также вместе со средневековой христианской, исламской и
индуистской культурой; для третьего цикла — капиталистический способ
производства, возникший вместе с классовой социальной организацией,
политической организацией в виде нации-государства и буржуазной культурой
Нового времени. При этом заметим, что вопрос о «первичности» или «вто-ричности»
форм экономической, социальной, политической и культурной жизни, о разделении
этих форм на «базис» и «надстройку» — проблема, которой столько внимания уделял
вульгаризированный марксизм-ленинизм, является во многом на-
252
думанной: в действительности имеет место соответствие
определенных исторических форм социальной и политической жизни существующим в
данный период формам экономической жизни, включая доминирующий способ
производства. В результате масштабного и глубокого кризиса, который всегда
предшествует наступлению сверхдлинной волны дифференциации, открывающей новый
глобальный цикл, возникает и формируется новый способ производства, новый
способ взаимодействия человека и природы вместе с новой социальной и политической
организацией. Открывается новый цикл глобального развития волной дифференциации
потому, что для возникновения нового в экономике, политике, культуре и социальной
сфере всякий раз необходимо разнообразие и наличие многих центров развития (полицентризм);
это разнообразие и этот полицентризм могут возникнуть только в условиях дифференциации,
децентрализации, распада прежних мировых империй и появления возможностей для
свободной конкуренции и поиска новых форм жизни. Кроме того, для появления
нового нужна дезинтеграция прежних экономических, социальных, политических и
культурных форм, которая происходит в ходе крушения доминировавших ранее
империй и универсальных государств. Поэтому возникновение феодально-
крепостнической и сословно-монархической организации (III-VII вв. н. э.) сопровождалось крушением Хань-ской империи
в Китае, Западной Римской империи в Средиземноморье и империи Гупт в Индии -
трех великих империй, на которых держался порядок античного мира, а
возникновение капиталистической организации общественной жизни (XIV-XVIII вв.) сопровождалось крушением Арабского халифата,
Сунской империи в Китае, Византийской империи и Монгольской державы, на которых
держался средневековый мировой порядок.
В то же время новые формы экономической, социальной, политической и
культурной организации, возникшие в результате конкуренции, которая была
обеспечена полицентризмом, и утвердившиеся локально в ходе сверхдлинной
глобальной волны дифференциации, стремятся к расширению, распрост-
253
ранению и экспансии, реализуя свой универсалистский потенциал. Для
такого распространения наиболее эффективной оказывается интеграция ранее
раздробленных политических и экономических образований, этносов и цивилизаций,
сопровождающаяся масштабной социальной и культурной интеграцией. Такая интеграция,
как правило, достигается путем образования нескольких крупных «сверхимперий»
или «универсальных государств», внутри которых и между которыми происходит
быстрое распространение возникших в предшествующую эпоху дифференциации форм
общественной организации. Именно распространение этих новых экономических,
политических, культурных и социальных форм является «скрытой пружиной»
образования великих мировых империй и универсальных государств. Так, в ходе
сверхдлинной волны интеграции третьего цикла, которая началась на рубеже XVIII—XIX вв. и продолжается до сих пор,
капиталистические формы общественной организации сначала распространялись в
рамках необъятной Британской империи (занимавшей около 40 % земной поверхности)
и еще нескольких крупных империй, а сейчас распространяются в рамках
глобализированного Pax Americana, по сути представляющего собой новую, хотя и
нетрадиционную мировую (глобальную) империю с центром в США. Однако по мере
исчерпания возможностей для развития распространяющихся форм общественной
организации внутри великих империй начинается глубокий социальный и
экономический кризис, который в конце концов приводит их к падению под ударами
извне и изнутри. Не является исключением и Pax Americana,
кризис которого уже начался и будет
развиваться дальше. Важно также подчеркнуть, что описанные ритмы (циклы)
глобального развития в целом соответствуют трем важнейшим периодам мировой
истории. Первый цикл (VIII в. до н.э. — II в. н.э.) в основном соответствует
античному периоду, причем рубеж IV—III вв. до н.э. между волной дифференциации
и волной интеграции отделяет эпоху расцвета полисов Древней Греции от эпохи
эллинистических государств и господства Рима. Второй цикл (III в. н. э. — XIII в. н. э.) в целом соответствует
254
периоду упадка античности и средним векам, причем рубеж VII—VIII вв. н.э., разделяющий две волны
этого цикла, отделяет эпоху раннего средневековья от эпохи зрелого и позднего
средневековья. Третий цикл (с XIV в. по настоящее время) соответствует эпохе
Возрождения и Новому времени, а рубеж XVIII—XIX вв. разделяет эпохи доиндустриального и индустриального
капитализма.
Более того, внутри каждой из описанных сверхдлинных волн дифференциации
и волн интеграции можно выделить три фазы, соответствующие разному состоянию
мирового порядка, причем смена этих фаз всякий раз является закономерной
[Пантин 2003. С. 235— 244]. Так, внутри каждой из сверхдлинных волн интеграции
можно выделить три фазы. Первая фаза — это фаза доминирования мировой империи
или ряда империй, возникших в самом конце предшествующей волны дифференциации.
Продолжительность этой фазы составляет 150—200 лет. Для волны интеграции
античного цикла этой фазе соответствует период между 300 и 150 гг. до н.э.,
когда в Средиземноморье доминировали эллинистические государства — наследники державы
Александра Македонского, в Китае утверждалась гегемония империи Цинь, а затем
пришедшей ей на смену Ханьской империи, в Индии возникла империя Маурьев. Конец
этой фазы отмечен почти синхронным рядом событий: завоеванием Македонии Римом,
концом независимости греков, постепенным ослаблением и началом распада крупнейшего
эллинистического государства — державы Селевкидов, разрушением Карфагена,
распадом империи Маурьев в Индии. Для волны интеграции средневекового цикла —
это период между 700 и 900 гг. н.э., для которого характерно доминирование
Арабского халифата, империи Каролингов в Западной Европе и Танской империи в
Китае; в конце этой фазы происходит распад всех этих империй. Наконец, для
волны интеграции цикла нового времени эта фаза соответствует периоду между 1800
и 1945 гг., когда в мире доминировали британская и в меньшей мере французская
колониальные империи.
Вторая фаза сверхдлинной волны интеграции, соответствующая наивысшему
развитию экономической и политической
255
глобализации в мире, представляет собой период восходящего развития и
первоначального доминирования нового гегемона (или нескольких
государств-гегемонов). В этой фазе продолжительностью около 100—150 лет на
мировую политическую арену стремительно выходит новая «сверхдержава», немало
позаимствовавшая у своего предшественника. Для волны интеграции античного
цикла таким новым гегемоном явилась Римская держава, ставшая наследником
державы Селевкидов и других эллинистических государств: первый период утверждения
Рима в качестве мировой «сверхдержавы» соответствует периоду между 150 г. до н.
э. и первыми десятилетиями новой эры, когда в Риме еще сохранялись
республиканские принципы управления. На этот же период приходится правление династии
Старшая Хань в Китае. Интересно отметить, что окончательный переход от
республики к империи в Риме при правлении пасынка Октавиана Августа Тиберия
(14-37 гг. н.э.), переход от Старшей Хань к Младшей Хань в Китае (17—25 гг.
н.э.) и образование Кушанской империи в Центральной Азии, в состав которой
вскоре вошла значительная часть Индии (15— 45 гг. н.э.), произошли практически
одновременно, знаменуя переход от второй к третьей фазе античной волны
интеграции. Для волны интеграции средневекового цикла вторая фаза соответствует
периоду между 900 и 1050 гг., когда доминирование Арабского халифата сменилось
доминированием Византии, в Западной Европе доминирование империи Каролингов
сменил ось доминированием ее прямой наследницы — Священной Римской империи, а в
Китае вместо Танской утвердилась Сунская империя (во всех этих случаях новый
гегемон многое позаимствовал у старого). Наконец, для волны интеграции цикла
Нового времени вторая фаза
—
это период между
1945 г. и первыми десятилетиями XXI в., когда новым гегемоном в мире стали США,
немало позаимствовавшие у прежнего гегемона — Великобритании. В то же время
из-за отмеченного выше общего ускорения развития продолжительность второй фазы
в современном цикле сократилась почти вдвое, и наступление XXI в. уже отмечено началом серьезных
и глубоких изменений и в США, и во всем «глобализированном» мире.
256
8*
Третья фаза сверхдлинной волны интеграции включает нисходящую «ветвь»
развития утвердившегося во второй фазе государства-гегемона (или нескольких
государств-гегемонов) с постепенным нарастанием внутреннего кризиса и последующей
утратой доминирования. Для античной волны интеграции это был период между
первыми десятилетиями новой эры и началом III в. н.э., когда Римская империя
после достижения пика своего могущества обнаружила явные признаки глубокого
внутреннего кризиса; то же самое относится к империи Хань в Китае и к
Кушанской империи в Средней Азии и Северной Индии, которые распались уже в
конце II — начале III в. н.э. Для средневековой волны интеграции третья фаза
—
это период между
1050 и 1300гг. В этот период происходил упадок Византии в Малой Азии и
Юго-Восточной Европе, Священной Римской империи в Западной Европе и империи Сун
в Китае; параллельно с этим выдвигались новые державы — Монгольская империя и
империя турок-сельджуков. Наконец, в случае современной волны интеграции эта,
пока еще не наступившая фаза скорее всего начнется с 2010-х гг., а ее
продолжительность (если учесть ускорение общественного развития) может
составить от 50 до 100 лет. По-видимому, это будет период нарастания
внутреннего кризиса в США и выдвижения новых лидеров — скорее всего азиатских
государств.
Выделенные таким образом сверхдлинные ритмы (волны) дифференциации —
интеграции дают возможность определить некоторые важные тенденции глобальной
истории, которые обычно рассматривают как случайные или необъяснимые процессы.
Одной из таких важных «сквозных» тенденций, проходящих через века и
тысячелетия, является чередование доминирования Востока и Запада при переходе
от одного глобального цикла дифференциации - интеграции к другому.
Действительно, для первого античного (VIII в. до н.э. — II в. н.э.) цикла
дифференциации — интеграции (в отличие от предыдущего цикла (XVIII—IX вв. до н.э.), который здесь не рассматривается) в
целом было характерно культурное, экономическое, политическое и военное доминирование
Запада в лице полисов Древней Греции, эллинистических государств и Рим-
257
ской державы; Китай и Индия, игравшие немалую экономическую и
культурную роль, в эту эпоху всё же располагались «на краю Ойкумены», на
периферии тогдашнего цивилизованного мира, центром которого были
Средиземноморье и Ближний Восток. Для второго (средневекового) цикла
дифференциации - интеграции (III-XIII вв. н.э.),
напротив, в целом было характерно культурное, экономическое, политическое и
военное доминирование Востока — Византийской империи, Арабского халифата, Китая
и Монгольской державы, которые составляли центр тогдашнего мира и
контролировали важнейшие торговые пути. Напомним в этой связи, что античное
культурное наследие средневековая Европа получила через арабов и Византию, что
в военном отношении до XIII в. арабы и монголы не знали себе равных, что в
экономическом отношении страны Востока были гораздо богаче Европы, которая была
экономической и политической периферией тогдашнего мира. Для третьего цикла
дифференциации — интеграции Нового времени (XIV—XXI или XXII вв.) характерно культурное, экономическое,
политическое и военное доминирование стран Запада — сначала различных
государств Западной Европы, затем США. Однако уже сейчас появляются явные
признаки будущего доминирования стран Востока — в лице Японии и «тигров»
Юго-Восточной Азии, Китая, Индии — доминирования, которое скорее всего
реализуется в полной мере в следующем, четвертом цикле дифференциации —
интеграции (этот четвертый глобальный цикл из-за общего ускорения общественного
развития может начаться уже во второй половине XXI в. или в первой половине XXII в.). Не случайно многие авторы уже сейчас
рассматривают Китай, Японию, Индию как главные державы XXI века [Kennedy 1989; Frank 1998; Неклесса 2001].
При этом важно отметить, что поворот к доминированию Востока (или,
соответственно, к доминированию Запада) происходит постепенно и как бы в два
этапа. На первом этапе, совпадающем с волной дифференциации, происходит поворот
самого вектора развития — с Востока на Запад (в античном цикле—в эпоху VIII—IV вв. до н. э., когда центр
международной политики и культуры переместился из Ассириии и Вавилона в
258
Грецию; в цикле Нового времени — в эпоху XIV—XVIII вв., когда центр международной политики и экономики
переместился с Ближнего Востока, из Китая и Индии в Западную Европу) или с
Запада на Восток (в средневековом цикле — в эпоху III— VII вв. н.э., когда центр международной политики,
экономики и культуры переместился из Западной Римской империи в Восточную
(Византию) и на Ближний Восток; в будущем цикле - начиная с середины XXI в., когда центр международной
политики, экономики и культуры скорее всего переместится из США и Европы в
Юго-Восточную Азию, Индию и Китай). На втором этапе, совпадающем с волной
интеграции, доминирование, лишь наметившееся на предыдущем этапе, получает свое
полное развитие: в античном цикле это эпоха III в. до н. э. — II в. н.э., когда доминирование Запада в лице
эллинистических государств и Римской державы было несомненным; в средневековом
цикле это эпоха VIII—XIII вв., когда доминирование Востока в лице Арабского
халифата, Византии, Китая, Монгольской империи было столь же полным; в цикле
Нового времени это эпоха XVIII—XXI вв., когда доминирование Западной Европы и США
представляется полным и «окончательным». Однако никакое доминирование не
является вечным, и приближается новая эпоха поворота вектора мирового развития.
Очевидно, что «европоцентризм» и «западоцентризм», преобладающий в
современной исторической, экономической и политической науке, с точки зрения
глобальной истории, не является сколько-нибудь адекватным и правомерным. Он
базируется лишь на истории последних нескольких столетий, но не учитывает
многократные повороты вектора глобального исторического развития и многократные
перемещения центра культурного, политического и экономического доминирования с
Востока на Запад и обратно — с Запада на Восток. Причины преобладания
«западоцентризма» в науке связаны как с узостью мышления, так и с идеологическими
причинами, не имеющими ничего общего с истиной. Преодоление «западоцентризма»
возможно в рамках глобальной экономической, политической и культурной истории,
которая рассматривает
259
развитие человека и общества в целом, во всем богатстве взаимосвязей, а
не с частичных и локальных позиций того или иного «избранного» народа или
государства. Другая «сквозная» тенденция состоит в том, что глобальные волны
дифференциации соответствуют периодам бурного расширения мира, вовлечения в
развивающееся международное сообщество новых регионов, территорий и народов, а
глобальные волны интеграции в основном соответствуют периодам экономического,
политического и культурного освоения уже вовлеченных регионов и территорий.
Действительно, волна дифференциации античного цикла VIII—IV вв. до н. э. совпадает с эпохой сначала финикийской
(среди путешествий финикийцев следует упомянуть путешествие вокруг Африки из
Египта около 600 г. до н.э., путешествие из Карфагена к Британии около 550— 500
гг. до н.э. и плавания в Индию), а затем Великой греческой колонизации,
результатом которой стало включение в Ойкумену Причерноморья, Италии, Пиренейского
полуострова, а также с вовлечением в «цивилизованный мир» Закавказья (возвышение
и распад государства Урарту), Ирана (образование и гибель державы Ахеменидов) и
некоторых других регионов. Последующей волне интеграции (III в. до н.э. — II
в. н.э.) соответствует главным образом освоение уже втянутых в Ойкумену
территорий и народов. Волна дифференциации средневекового цикла (III—VII вв.
н.э.) включала Великое переселение народов, вовлечение кельтов, германцев,
славян в международное общение, а также включение Аравии, степей Евразии и
Балтийского региона в международный рынок. Последующая волна интеграции (VIII—XIII вв.) характеризовалась прежде всего упорядочением и
структурированием великого брожения народов, их оседанием и возникновением
новых государств. Наконец, в период волны дифференциации цикла Нового времени (XIV—XVIII вв.) произошли великие географические открытия, в
орбиту мирового рынка были втянуты Северная и Южная Америка, Центральная и
Южная Африка, Север Евразии (Сибирь и российский Дальний Восток), Австралия и
Океания. Для последующей волны интеграции (XIX—XXI вв.) было характерно прежде все-
260
го экономическое и политическое освоение новых территорий, эксплуатация
ресурсов всего мира ради накопления капитала и развития технической
цивилизации. Любопытно, что в современных условиях относительной
перенаселенности мира уже возникают и даже частично реализуются проекты
освоения мирового океана, пустынных и трудных для проживания территорий Земли.
Однако скорее всего в полной мере подобные проекты будут осуществляться уже в
ходе новой глобальной волны дифференциации (открывающей четвертый цикл дифференциации
— интеграции), т.е. после середины XXI в.
Еще одна важная «сквозная» тенденция, которую позволяют уловить
описанные выше глобальные волны дифференциации — интеграции, состоит в
своеобразном чередовании периодов централизации и децентрализации
экономической, социальной, политической и культурной жизни в глобальном
развитии Запада и Востока. Так, для волны дифференциации античного цикла
(VIII—IV вв. до н.э.) было характерно развитие множества полисов и
городов-государств, причем не только в Греции или Италии, но и в Малой Азии,
Финикии, Индии, Китае. В период последующей волны интеграции (III в. до н. э. —
II в. н. э.)
наступила централизация политической и экономической жизни, которая в итоге
привела к глубокому кризису и распаду великих античных империй. На протяжении
волны дифференциации средневекового цикла (III в. — VII в. н.э.) происходили не
только распад великих империй античности, но и общая децентрализация
политической, социальной, экономической и культурной жизни. Население
крупнейшего мегаполиса античности — Рима, превышавшее миллион человек в IV—V
вв. н.э., уменьшилось в десятки раз; после нашествия варваров крупные города
(за исключением Константинополя и еще нескольких) практически перестали
существовать. Подобная децентрализация и делокализация в этот период
наблюдалась не только в Средиземноморье, но и на Ближнем Востоке, в Китае и в
Индии. Однако с наступлением новой волны интеграции (VIII—XIII вв.) после
образования Арабского халифата процессы централизации на Ближнем
261
Востоке резко интенсифицировались; параллельно они усиливались в
Танской и сменившей ее Сунской империи в Китае, в Западной Европе (образование
империи Каролингов, а затем Священной Римской империи, усиленный рост
европейских городов вXI—XIII вв.), в Новгородской и Киевской Руси — «стране
городов» (IX-XII вв.), в Северной Индии. На протяжении
последующей волны дифференциации (XIV—XVIII вв.) наблюдалась децентрализация
политической и отчасти экономической жизни, которую несколько неточно называют
«феодальной раздробленностью» и началом образования национальных государств.
Действительно, в XIV—XVIII вв. в Западной Европе происходило ослабление и
децентрализация Священной Римской империи; в результате к концу этого периода
только на территории Германии существовало несколько десятков самостоятельных
государств и княжеств. Во Франции XIV—XV вв. были временем междоусобиц и
Столетней войны, в XVI в. разразились войны между католиками и гугенотами, в XVII в. после кардинала Ришелье наступило
время Фронды, и лишь после окончательного воцарения Людовика XIV (1660-е гг.)
примерно на 120 лет утвердилась абсолютная централизованная монархия. Вообще
XIV— XVIII вв. в Европе
и в Северной Америке были временем восстаний, гражданских и междоусобных войн,
революций и переворотов. Прежние централизованные империи и в Европе, и в Азии
трещали и распадались: на Ближнем Востоке после распада халифата господствовали
раздробленность и междоусобицы; с XIII по XVII в. в Китае трижды менялись империи, причем эти смены сопровождались
кровопролитными войнами и восстаниями, распадом прежней централизованной
экономической и политической системы; в Индии одни нашествия сменяли другие.
Даже на Руси, где формировалось единое централизованное государство, в XIV в. происходила ожесточенная
борьба между князьями за ханский ярлык, в первой половине XV в. разразилась война за великокняжеский
престол (параллельно происходили распад и раздробление Золотой Орды); затем
после века централизации при Иване III, Василии III и Иване IV (Грозном) наступил период Смуты и фактического распада
государства. Лишь с середины XVII в. В России окончательно закрепился
централизованный самодержавный режим, который при Петре I трансформировался в
империю; однако крупные города вместе с бюрократией в России по-настоящему
начали развиваться лишь в XIX—XX вв. Наконец, в период новой волны интеграции (XIX —
середина XXI в.) в связи с бурным развитием капитализма происходит существенная
централизация экономической (формирование монополий и олигополии, затем
транснациональных корпораций), социальной (формирование крупных предпринимательских
организаций и профсоюзов, бурная урбанизация и рост мегаполисов), политической
(формирование общенациональных политических партий, национальных и транснациональных
политических организаций) и культурной (развитие культурного и научного обмена,
формирование централизованной системы образования, превращение английского
языка в язык международного общения, формирование «единого информационного
пространства», развитие средств массовой информации и коммуникации и т.п.)
жизни. Однако уже сейчас, в начале XXI в., наблюдаются некоторые признаки
децентрализации и делокализации, свидетельствующие о приближении новой
глобальной волны дифференциации. Среди этих признаков — формирование «сетевых»
структур и «сетевого» (а не иерархически организованного централизованного)
общества [Castells 2004]; разукрупнение многих
промышленных предприятий, развитие системы филиалов и специализированных
подразделений в производстве, торговле, на транспорте; уменьшение числа
мегаполисов в США и некоторых других развитых странах, рост числа небольших
поселков и городков; делокализация управления и делопроизводства с помощью
Интернета и др. В то же время следует учитывать, что эти признаки, выражающие
тенденции долговременного порядка, в настоящее время — в период еще
продолжающейся сверхдлинной волны интеграции - накладываются на присущие этой
волне тенденции централизации, бюрократизации, концентрации ресурсов. Подобное
наложение различных, разнонаправленных тенденций создает достаточно сложную
картину, характерную для переходных эпох и периодов.
262 263
В свете всего сказанного становится ясным значение концепции
чередования сверхдлинных волн дифференциации и сверхдлинных волн интеграции для
прогнозирования и определения перспектив мирового развития. Так, в ближайшие десятилетия,
и особенно с середины XXI в., будут усиливаться тенденции дифференциации и
децентрализации (делокализа-ции) в экономической, политической, социальной и
культурной сферах; именно децентрализация и делокализация позволят более быстро
и более гибко реагировать на постоянно меняющиеся экономические, политические,
социальные условия и дадут возможность избегать длительных депрессий и спадов.
Параллельно центр мировой экономики и политики будет всё больше перемещаться с Запада
(из США и Европы) на Восток (в Японию, Юго-Восточную Азию, Индию и Китай). Это
перемещение не будет плавным и безболезненным; напротив, оно будет сопровождаться
значительными потрясениями в экономике, политике и социальной сфере. Рост
населения Земли в ближайшие полвека будет угрожать глобальной экологической
катастрофой; эта угроза будет стимулировать переход к новым технологиям и альтернативным
источникам энергии, а также подталкивать к освоению новых «ниш» жизни и
хозяйственной деятельности человека, включая пустынные районы, мировой океан и,
возможно, даже космос.
Еще одной, весьма важной тенденцией, которая будет играть определяющую
роль в XXI в., является
постепенное переструктурирование глобальной системы мировых центров политической
и экономической силы, включающее формирование нового делокализованного
центра-лидера мирового экономического развития, который располагается в
Юго-Восточной Азии и включает Японию, «тигров» Юго-Восточной Азии (Южную Корею,
Тайвань, Сингапур, Гонконг), а также, возможно, Таиланд, Малайзию и некоторые
другие страны. Поскольку понятие системы мировых центров политической и
экономической силы принципиально важно с точки зрения перспектив мирового
развития и значимо для последующего изложения, необходимо хотя бы кратко
охарактеризовать его. Система мировых центров политической и экономической силы
— это эволюционирующая и усложняющаяся иерархическая система мировых центров и
связей между ними. Эта система охватывает модернизирующиеся государства-
поли-тии, которые обладают эффективными механизмами мобилизации ресурсов и
играют роль ключевых, базисных элементов мирового политического и экономического
порядка [Лапкин, Пантин 2004. С. 37—39]. К числу мировых центров политической и
экономической силы относятся не просто экономически развитые или крупные
страны, а государства, обладающие мощной системой мобилизации ресурсов,
способные разрабатывать и внедрять инновации во всех основных областях жизни
общества и играющие роль великих держав в мировой политике. В XVII — XVIII вв. центрами- предшественниками были Голландия и
Франция, в индустриальную эпоху в систему мировых центров вошли Великобритания,
Германия, США, Россия, Япония, Китай, Индия. В известном смысле через систему
мировых центров политической и экономической силы реализуются наиболее важные
процессы политического и экономического развития, осуществляется мировая
политика, распределяются и концентрируются основные ресурсы, происходит
политическое и хозяйственное освоение всех регионов мира. В то же время в
рамках этой системы присутствуют и элементы «равноположенного» развития и
конгломеративной структуры [Богатуров, Виноградов 1999]. Внутри глобальной
системы центров существуют сложные взаимоотношения и связи, важнейшими из которых
являются отношения «центр-лидер» — «про-тивоцентр», связанные
с наличием двух во многих отношениях полярных типов модернизации — более
органичного и комплексного, основанного на экономическом и политическом доминировании
среднего класса, отделении собственности от власти, развитии демократии и
гражданского общества (центр-лидер), и частичного, фрагментарного, основанного
на доминировании имперской бюрократии, сращенности собственности и власти,
сохранении и воспроизводстве несовременных, имперских политических структур
(противоцентр). При этом центр-лидер — это ведущий мировой центр политической и
экономической силы, являющийся в данную эпоху
264
265
мировым технологическим, организационным, финансовым, политическим и,
как правило, военным лидером, задающим соответствующий «образец» модернизации,
социально-экономического и политического развития. В XVII — начале XVIII в.
таким ведущим центром-лидером была Голландия — по выражению К. Маркса,
«образцовая капиталистическая страна» того времени; не случайно в своих
преобразованиях Петр I ориентировался прежде всего на Голландию — тогдашний
«образец» модернизации. В то же время на протяжении XVII и в начале XVIII в. постепенно формировался центр-лидер нового типа
(Англия, затем Великобритания), по многим характеристикам отличавшийся от Голландии.
С начала XVIII в. до середины XX в. роль центра-лидера играла Великобритания, причем
эпоху ее лидерства и мировой гегемонии, совпавшую с процессами зарождения
крупной промышленности и индустриализации в большинстве будущих мировых центров
политической и экономической силы, можно разделить на доиндустриальный (начало
XVIII в. — началоXIX в.) и индустриальный (начало ХГХ в. — середина XX в.) периоды. После 1945 г. на
смену Великобритании в качестве центра- лидера пришли США, которые, несмотря на
культурную, экономическую и политическую близость к Великобритании, в
геополитическом и геоэкономическом плане во многом отличались от нее (так,
вместо торгово-колониальной империи, которая была характерна для Голландии и
Великобритании, США сформировали нетрадиционное имперское образование в виде
целого ряда политических, военных и экономических союзов, где Америка играет
ключевую роль). В то же время сейчас в Юго-Восточной Азии начинает формироваться
новый центр-лидер (Япония и «тигры»), который уже занимает ведущие позиции в
мировой экономике. Для всех центров этого типа, который условно можно назвать
англо-американским или «островным», характерно активное участие в мировой
океанской торговле, наличие сильного и многочисленного среднего класса, эффективное
государство, инновационный тип политической и экономической элиты. Противоцентр
же - это мировой центр политической и экономической силы, являющийся в данную
эпоху антагонистом центра-лидера и претендующий на мировое политическое
господство (гегемонию). Центр-лидер и Противоцентр образуют своеобразную
симбиотическую пару мировых центров политической и экономической силы,
представляющих в данную эпоху два альтернативных и во многих отношениях
полярных типа модернизации. В XVII - начале XVIII в. (ранний модерн) такой парой были Голландия и
противостоявшая ей абсолютистская Франция, причем преимущество более
совершенной и эффективной системы мобилизации хозяйственных и политических
ресурсов Голландии было столь велико, что позволяло ей - довольно небольшому по
территории, природным и человеческим ресурсам государству - успешно
противостоять величественной и могущественной Франции. Во второй половине XVIII - начале XIX в. центру-лидеру, которым стала Великобритания, снова
противостояла королевская и наполеоновская Франция. В конце XIX — начале XX в. новая держава — Германия — бросила вызов
Великобритании, колониальная империя которой пошатнулась и стала распадаться.
На смену Великобритании в качестве центра-лидера пришли США, и драма Второй
мировой войны стала апофеозом противостояния «старого имперского противоцентра»
— Германии, молодого противоцентра в лице СССР и нового центра-лидера - США;
это противостояние завершилось крахом Германской империи («третьего рейха») и
вступлением ее на путь устойчивого демократического развития. После Второй
мировой войны Соединенным Штатам, ставшим политической, военной и экономической
сверхдержавой, а также лидером объединенной мощи Запада, противостоял Советский
Союз, претендовавший на создание альтернативной «социалистической» модели
модернизации. После распада СССР, связанного с тем, что советская модель
модернизации не смогла приспособиться к принципиально изменившимся в конце XX в. условиям, на роль будущего
противоцентра претендует резко усилившийся Китай, который обладает более гибкой
экономической системой, чем СССР. В то же время на рубеже XX-XXI вв., ввиду временного отсутствия
явного и зрелого противоцентра, его роль, наряду с Китаем, частично играют
некоторые страны
266 267
Ближнего Востока, поддерживающие исламский фундаментализм и
международный терроризм.
Всем перечисленным государственно-политическим системам, в разное время
игравшим роль противоцентра (эта роль является функциональной, а не постоянно
характеризующей данное государство), - Франции при Людовике XIV, Людовике XV и Наполеоне, Германии при Бисмарке и в период между
двумя мировыми войнами, России (СССР) при Сталине, Хрущеве и Брежневе, Китаю в
первой половине XXI в. -
присущи общие черты. Каждая из этих государственно-политических систем
представляет собой модернизирующуюся континентальную империю с многочисленным
крестьянством, мощной армией и бюрократией, со слабым или попавшим в тяжелое
положение (как это было во Франции во второй половине XVIII в. или в Германии в
1920-е — 1930-е гг.) средним классом, с монополизированной промышленностью и
торговлей, авторитарным или тоталитарным режимом, а также со сращен-ностью
власти и собственности. Обновляя посредством частичной («догоняющей») модернизации
присущую им систему мобилизации ресурсов, такие политические системы оказываются
в состоянии до поры до времени приспосабливать процессы трансформации политических
и экономических институтов, да и саму модернизацию к целям собственного сохранения
и последующей военно-политической экспансии.
В дальнейшем, однако, каждый раз обнаруживается ограниченность и даже
тупиковость этого одностороннего и фрагментарного типа модернизации. После
достижения пика своего политического и экономического могущества противо-центр
сталкивается с глубокими кризисами и потрясениями. В итоге это ведет к
политическому и военному поражению бывшего противоцентра и его радикальной
трансформации в мировой центр политической и экономической силы, осуществляющий
более органичную и глубокую модернизацию. Так произошло с Францией после 1871
г. и с Германией после 1945 г., когда они после военного поражения перестали
играть роль противоцентра и полностью интегрировались в сообщество наиболее
развитых демократических государств. В случае
268
России эта трансформация еще почти не началась, хотя Россия после
распада СССР фактически перестала играть роль противоцентра по отношению к США
и потеряла статус «сверхдержавы». Россия в настоящее время находится в
чрезвычайно сложном переходном состоянии, подвергаясь мощному давлению как с
Запада (со стороны США и Европейского Союза), так и с Востока (со стороны
исламского мира и Китая). В этой ситуации остро стоит вопрос о дальнейшем
существовании России как современного общества и суверенного государства, и
пока что перспективы выживания России выглядят неутешительно. Впрочем, подробно
перспективы развития России в ближайшие десятилетия будут обсуждаться в главах
5, 6 и 7.
Учитывая сказанное, можно прогнозировать масштабную перестройку и
глубокое переструктурирование всей системы мировых центров политической и
экономической силы, включая изменение природы (децентрализацию и делокализацию)
будущего центра- лидера. Перемещение центра-лидера в Юго-Восточную Азию и его
делокализация будут иметь далеко идущие последствия для всей системы мировых
центров политической и экономической силы. Существенно изменятся соотношение
сил и расстановка внутри этой системы. Так, к середине XXI в. США, доминирующие сейчас в мире в технологическом,
информационном, финансовом, политическом и военном плане, станут играть более
скромную роль: скорее всего, они останутся политическим и военным лидером, но
утратят лидерство в финансовой сфере, в сфере внедрения новых технологий и — в
меньшей мере — в сфере распространения информации и массовой коммуникации.
Итак, постепенное исчерпание волны дифференциации третьего цикла Нового
времени, по-видимому, будет сопровождаться глобальными изменениями внутри
системы мировых центров политической и экономической силы, изменением характера
взаимодействия между этими центрами и появлением вокруг каждого из них
дополнительных («вспомогательных») центров — подобно тому, как «тигры»
Юго-Восточной Азии группируются вокруг Японии, поддерживая в то же время тес-
269
ные отношения с США. Внутри Европейского Союза также складывается
аналогичная структура — вокруг Германии, Франции и Соединенного Королевства
группируются «вспомогательные» центры (Северная Италия, Бенилюкс, Ирландия и
др.). Подобная «делокализованная» структура системы мировых центров не только
является более гибкой и динамичной, она лучше приспособлена для формирования
нового способа производства, основанного на новых «постиндустриальных» технологиях,
и новой системы социальных, экономических, политических и культурных
институтов, которые по-настоящему разовьются лишь в следующем, четвертом цикле
дифференциации — интеграции.
4.3. Перспективы мирового развития с точки зрения
ритмов дифференциации - интеграции
Поскольку в этой главе рассматриваются наиболее длительные глобальные
ритмы дифференциации - интеграции, в данном, завершающем главу параграфе
анализируются лишь самые общие тенденции и перспективы вероятного будущего
развития, причем картина этих перспектив дается как бы «с птичьего полета».
Более конкретный, детальный и одновременно более обоснованный прогноз дается в
последующих главах. Смысл же описываемой здесь «картины с птичьего полета», на
наш взгляд, состоит в том, чтобы предварительно наметить некоторые существенные
штрихи к весьма вероятному сценарию будущего глобального экономического и
политического развития, обратить внимание читателя на важные моменты этого
сценария.
Итак, с точки зрения длинных и сверхдлинных ритмов дифференциации -
интеграции, которые были рассмотрены выше, вырисовываются некоторые, самые
общие перспективы мирового развития в XXI в. Наиболее важным фактором является, с одной стороны,
наступление новой длинной волны дифференциации, которая начнется с 2005--2010
гг. и продлится, судя по всему, около 15—20 лет, а с другой стороны —
постепенное приближение новой сверхдлинной глобальной волны
270
дифференциации, которая сменит нынешнюю глобальную волну интеграции
где-то в середине или в конце XXI в. Наступление первой (длинной) волны дифференциации,
как и в период предшествующей длинной волны дифференциации 1920-х - 1940-х гг.,
скорее всего, будет сопровождаться расстройством мировой финансовой системы,
основанной надол-ларе США, появлением различных финансовых «зон» — зоны евро,
зоны иены, зоны доллара и т.п. Собственно говоря, эти процессы «дифференциации»
финансовой системы уже начались, и вряд ли их можно предотвратить или
приостановить. Предпосылкой грядущего кризиса мировой финансовой системы
является фактическое наличие своеобразной финансовой пирамиды, в результате
которой США живут за счет притока капиталов со всего мира и пользуются
монопольным правом время от времени печатать доллары, служащие мировой валютой
[Тодц 2004. С. 102-117]. Основной вопрос состоит в том, насколько глубоким и
длительным будет расстройство мировой финансовой системы, какая валюта (или
система из нескольких валют) придет на смену доллару, куда переместятся
основные потоки капиталов. Исходя из концепции длинных волн дифференциации — интеграции,
можно прогнозировать, что международная финансовая система восстановится на
новой основе примерно в 2020-е гг. При этом скорее всего произойдет
значительное перемещение капиталов в Юго-Восточную и Южную Азию, а также в
некоторые другие регионы.
Особый и весьма существенный вопрос заключается в том, какие именно
события послужат спусковым крючком к мировому финансовому кризису. Нам
представляется, что среди этих событий немалую роль будут играть возможные
политические потрясения в США, в России, на Ближнем Востоке или в странах
Юго-Восточной Азии. Речь в данном случае идет не только о новых вспышках
международного терроризма, но и о возможных внутренних или международных
политических кризисах и даже об отдельных военно-политических конфликтах в
каком-либо из этих регионов. Разумеется, военно-политические конфликты будут
развертываться не в США, а в других регионах (на Ближнем Востоке, на территории
бывшего
271
СССР, в странах Южной или Юго-Восточной Азии), но благодаря глубокой
вовлеченности США в мировую политику и наличию у них стратегически важных
интересов во всех регионах мира любые серьезные конфликты и потрясения за
пределами США отзовутся и на внутренней американской политике. В итоге
политические потрясения, начавшиеся за пределами Соединенных Штатов, рано или
поздно переместятся в них самих, что при достижении определенного порога
экономической и политической нестабильности может вызвать обвал финансовой
системы США и всего мира.
Однако финансовые потрясения, по-видимому, станут лишь началом общей
дезорганизации и частичного распада прежней системы экономических и
политических связей, прежнего мирового порядка. Неизбежно обострится борьба за
рынки сбыта и прежней, и новой высокотехнологичной продукции. Процессы
технологического и организационного обновления под влиянием экономического
кризиса резко ускорятся и приобретут новое качество. Вместе с тем следует
учитывать, что выход из экономического и политического кризиса произойдет лишь
в результате новой геоэкономической и геополитической революции, за счет полноценного
и комплексного вовлечения в мировой капиталистический рынок новых регионов с
дешевой и эффективной рабочей силой. Но такая геоэкономическая и
геополитическая революция неизбежно окажется сопряжена с серьезными потрясениями
в мировой политике и экономике, и прежде всего с существенным изменением ее
ядра — Pax Americana. Исчерпание этой длинной волны дифференциации и
наступление новой длинной волны интеграции в соответствии с изложенной
концепцией должно произойти примерно в 2020- е гг.
Тогда, как можно полагать, произойдет новая консолидация мирового рынка и
международного сообщества, в общих чертах сформируется новый мировой порядок.
Прежний Pax Americana существенно видоизменится в направлении делокализации
и перемещения центра тяжести экономического и политического развития в Юго-
Восточную и Южную Азию.
272
Вместе с тем, если исходить из изложенной выше концепции сверхдлинных
волн дифференциации — интеграции, предстоящие в 2005—2020-х гг. сдвиги и
потрясения станут прелюдией к более масштабным геополитическим и
геоэкономическим сдвигам, которые начнутся в середине XXI в. и будут знаменовать приближение новой сверхдлинной
волны дифференциации, открывающей новый глобальный цикл дифференциации —
интеграции. Напомним, что в этом новом цикле постепенно должен возникнуть новый
способ производства, должны появиться новые формы экономической и культурной
организации, новая система политических и социальных институтов. Разумеется,
из-за отдаленности подобных сдвигов такая перспектива может показаться не
имеющей отношения ни к нашему времени, ни даже к ближайшим десятилетиям. Однако
это было бы заблуждением. Дело в том, что, как показывает исторический анализ,
всякий раз приближение очередной сверхдлинной волны дифференциации (и нового
глобального цикла дифференциации — интеграции) начинает ощущаться задолго до ее
наступления. Так было в конце античного цикла — в I—II вв. н.э., когда великие античные империи вступили
в полосу своего кризиса, сопровождавшегося глубокими культурными, религиозными
и иными размежеваниями, а варварские народы начали свое движение, завершившееся
натиском на эти империи. Так было и в конце средневекового цикла—в XII—XIII вв., когда великие средневековые
империи (Арабский халифат, Византийская империя) начали клониться к упадку,
дробиться, размежевываться и появились претенденты на их наследие в лице
монголов и турок-османов. В итоге конец волны интеграции и начало волны
дифференциации всякий раз сопровождались крупнейшими геополитическими и
геокультурными размежеваниями, а также геоэкономическими сдвигами (например,
изменением торговых путей), растягивавшимися на несколько веков. Современная
эпоха также является переходной по своему характеру и включает как процессы
интеграции, так и развертывающиеся процессы дифференциации, сопровождающиеся
глубокими размежеваниями и расколами. В начале XXI
в.
273
отчетливо прослеживаются следующие важные линии дифференциации —
геополитического, геоэкономического и циви-лизационного размежевания.
Во-первых, это начавшееся размежевание внутри Запада между Северной Америкой во
главе с США и объединенной Европой во главе с ФРГ и Францией, размежевание,
которое, по- видимому, является серьезным, длительным и необратимым. Несмотря
на все заверения в «атлантической солидарности», обе стороны в лице своих
наиболее проницательных аналитиков понимают всю глубину расхождений между
Америкой и Европой. Вот как выглядит картина американо-европейских отношений с
точки зрения американца Р. Кейгана: «Именно поэтому основные стратегические и
международные вопросы сегодняшнего дня американцы решают под знаком Марса, а
европейцы — под знаком Венеры: у них мало точек соприкосновения, и они понимают
друг друга всё хуже и хуже. Такое положение дел не есть что-то преходящее,
скажем, следствие очередных выборов в Америке или какого-то одного
катастрофического события. Трансатлантический раскол имеет глубинные, давно
назревшие причины и вряд ли будет смягчаться» [Кейган 2002. С. 127]. А вот как
выглядит та же картина с точки зрения европейца Э. Тод-да: «Американская война
против терроризма, грубая и неэффективная по своим методам, неясная по своим
действительным целям, привела к проявлениям настоящего антагонизма между
Европой и Америкой. Неустанное разоблачение "оси зла", постоянная поддержка
Израиля, презрение к палестинцам постепенно изменили восприятие Америки европейцами.
Бывшая до этого фактором мира, Америка стала источником опасений. Европейцы,
бывшие долгое время законопослушными детьми уважаемой патерналистской державы,
стали подозревать верховную власть в возможно опасной безответственности. И
свершилось немыслимое — постепенное, конечно, еще незавершенное сближение на
международной арене между французами, немцами и британцами» [Тодд 2004. С.
193]. При этом Тодд подчеркивает, что наметившееся в последние годы явное
расхождение между Европой и Америкой является результатом длительных процессов:
«Со времен вой-
274
ны отношение европейских руководителей к США амбивалентно, так же как
отношение вашингтонских руководителей к европейскому строительству. Американцы
нуждались во франко-германском примирении, чтобы обеспечить сплоченность
Атлантического альянса на континенте перед лицом русских, однако они никогда
ранее не предполагали, что примирение приведет к рождению конкурирующей
стратегической общности. Их постепенный переход от симпатии и поддержки к
подозрительности, затем к досаде и, наконец, к оппозиции является вполне
понятным процессом» [Тодд 2004. С. 196]. Во-вторых, серьезное ценностное
размежевание, как показали президентские выборы 2004 г. в США, наблюдается и в
самом американском обществе. При этом речь идет не о классическом разделении
на демократов и республиканцев, которое является традиционным для американского
общества, а именно о ценностном размежевании, — поскольку в данном случае
столкнулись не просто партии и их лидеры, а различные ценностные установки и
ориентации (либеральные у демократов и социально-консервативные у
республиканцев). Это размежевание, явственно обнаружившееся на президентских
выборах в 2000 г., во многом воспроизвелось и четыре года спустя, причем
противостояние приверженцев различных ценностных ориентации было весьма острым,
настолько острым, что некоторая часть сторонников проигравшего Дж. Керри
захотела уехать из своей страны в Канаду, а другая часть чувствует себя
растерянной и подавленной. Нет никаких оснований полагать, что подобное
ценностное размежевание не воспроизведется и в 2008 г. В этой ситуации не
исключено, что Дж. Буш-младший использует обычный американский прием для
сплочения нации: будет найден очередной «внешний враг», против которого будет
развернута мощная информационная война и пропагандистская кампания, предшествующая
военной операции. Выбор «внешних врагов» у американской администрации при этом
весьма широк — от Сирии и Ирана до Северной Кореи и Кубы.
В-третьих, несмотря на все тенденции к усилению интеграции, ценностное
и политическое размежевание будет усиливать-
275
ся также и в самой Европе. Речь идет не только о значительных
экономических, культурных, социальных различиях между европейскими странами,
которые вряд ли исчезнут в ближайшее время. Более серьезным и глубоким является
размежевание между иммигрантами, принадлежащими к исламскому миру, и основной
массой европейского населения. Здесь «столкновение цивилизаций», о котором
писал С. Хантингтон, происходит внутри самих европейских обществ, причем, в
отличие от США, которые долгое время были «плавильным котлом», Европа не
приспособлена к интеграции массовых групп представителей других цивилизаций.
Временным выходом из этих противоречий является быстрое, но не органичное
расширение Европейского Союза на восток и юг. Однако тем самым за счет
включения народов Восточной Европы, Балкан, многочисленных иммигрантов из
Северной Африки и Азии стремительно размываются система доминирующих ценностей
западноевропейской цивилизации, ее культурные и поведенческие нормы. Поэтому в
долговременной перспективе наличие различных систем ценностей, укладов жизни и
традиций подготавливает грядущие кризисы и столкновения внутри Европы.
В-четвертых, глубокая линия размежевания наблюдается в исламском мире,
причем пролегает она не только между «благополучными» и «неблагополучными»
исламскими странами, но и внутри каждой из этих стран. Внутри исламских обществ
существует и усиливается размежевание на традиционную элиту, которая опирается
на традиционные уклады, и контрэлиту, которая опирается на массы маргиналов и
«лишних» людей, не востребованных ни традиционными, ни современными укладами.
Демографический рост в исламском мире, который будет наблюдаться по крайней
мере до 2020-х гг., приводит к опасному увеличению числа «лишних» людей,
которые не могут найти себе место в обществе и выбирают путь религиозного
фундаментализма, насилия, терроризма. В-пятых, геополитическое, геокультурное и
цивилизацион-ное размежевание происходит в странах СНГ—в Украине (между
Восточной Украиной, ориентирующейся на Россию, и Западной Украиной,
ориентирующейся на Европу и США), в Мол-
276
дове (между сторонниками ориентации на Россию и на Румынию), в Грузии
(между сторонниками ориентации на США и на Россию), в Азербайджане (между
сторонниками ориентации на Россию и на Турцию) и др. Даже в самой России
усиливается размежевание внутри элиты и внутри массовых слоев на сторонников
прозападного экономического и политического курса и на «государственников»,
многие из которых выступают за продолжение имперского курса. Хотя подобное
размежевание и не является чем-то новым для России, в ближайшие десятилетия оно
может достигнуть критического уровня, после достижения которого становится
вероятным и распад бывших советских республик, и распад самой России.
Наконец, в-шестых, в начале XXI в. даже в Китае, мощно и быстро развивающемся государстве-империи,
резко усиливаются диспропорции между динамичными и относительно богатыми
восточными провинциями, с одной стороны, и по-прежнему бедными, полудепрессивными
западными провинциями, с другой. Подобные диспропорции могут довольно долго
сдерживаться за счет подавления любых проявлений недовольства сильной
централизованной властью, но рано или поздно они дадут о себе знать. В истории
Китая уже много раз глубокие социальные конфликты выливались либо во внутренние
междоусобицы и восстания, либо во внешнюю экспансию. Скорее всего, на сей раз
это выльется в масштабную (не обязательно военную) внешнюю экспансию и на Запад
(в Киргизию и Казахстан), и на Север («тихое» освоение китайцами российского
Дальнего Востока и Сибири), и на Восток (попытки присоединения Китаем Тайваня,
спорных с Японией и другими восточноазиатскими государствами территорий).
Перечисленные геополитические, геоэкономические, геокультурные и
цивилизационные размежевания сейчас, в начале XXI в., только намечаются, но они
будут развиваться и усиливаться на протяжении ближайшего полувека. Их
практически невозможно обратить вспять, хотя можно на время «заморозить» или
смягчить. Основная проблема состоит в том, чтобы не дать этим размежеваниям
выйти из-под контроля и
277
обернуться масштабными межэтническими и межцивилизационными
конфликтами. Еще один принципиально важный прогноз, вытекающий из концепции
глобальных циклов дифференциации — интеграции, заключается в том, что после
Британской империи и Pax Americana новой мировой империи, контролирующей основные ресурсы
Земного шара, в ближайшие десятилетия и даже века уже не возникнет. Этот
довольно смелый и даже рискованный прогноз, по нашему мнению, всё же
обоснован. На смену имперскому или неоимперскому центру-лидеру в ближайшие
полвека скорее всего придет центр-лидер нового «де-локализованного» и более
современного (неимперского) типа. Это не значит, что центр-лидер рассыплется
или «растворится» среди других государств, что исчезнет концентрация и
централизация капитала и т.п., это означает лишь, что новый центр-лидер,
который, как уже говорилось, скорее всего будет расположен в Юго-Восточной
Азии, сможет создавать более гибкие («децентрализованные») сети циркуляции
финансовых средств, технологий, информации, причем эти сети будут
поддерживаться благодаря формированию вспомогательных, «дочерних» центров
экономического, финансового и технологического развития. Пример Японии и
«тигров» Юго-Восточной Азии является в этом плане весьма важным и показательным,
хотя это всего лишь начало радикального изменения мирового рынка и международной
политической системы. Таким образом, как следует из описанной выше концепции
глобальных ритмов дифференциации — интеграции, в ближайшие полвека с высокой
вероятностью произойдут глобальные геоэкономические, геополитические и
геокультурные сдвиги, которые в целом приведут к уменьшению роли Запада (прежде
всего США) и к возрастанию значения Востока (прежде всего Японии, Китая и стран
Юго-Восточной Азии). Постепенно внутри «глобализированного» мира будут
нарастать тенденции дифференциации, которые проявятся в более или менее мирном
столкновении различных систем ценностей и различных векторов политического
развития внутри Европы, США, России, исламского мира. На протяжении первой по-
278
ловины XXI в.
мировой рынок и международная политическая система станут более «делокализованными»,
а прежнее противостояние центра-лидера и противоцентра может стать менее
острым. Это, однако, не приведет к смягчению конфликтов, а сделает их более
разнообразными и более многочисленными. Само же нарастание конфликтности в современном
и будущем мире во многом связано, с одной стороны, с принудительной
унификацией, которую осуществляют транснациональные корпорации и стоящий за
ними нынешний центр-лидер США, а с другой — с потребностью в экономической
дифференциации и культурном разнообразии для формирования нового способа
производства, связанного с новыми «постиндустриальными» технологиями, и новой
системы социальных, экономических, политических и культурных институтов. Можно
полагать, что это противоречие, за которым стоит столкновение разных тенденций
и разных стратегий мирового развития, по мере приближения к середине XXI века будет проявляться всё более
явно. Как бы то ни было, первая половина XXI века будет весьма бурным периодом в истории
человечества, когда может встать вопрос о самом дальнейшем существовании
человека и общества в том виде, как они возникли в эпоху «осевого времени»
(VIII—IV вв. до н.э.). Более конкретные прогнозы, основанные на тенденциях
ритмообразного, циклически-волнового развития, содержатся в последующих главах
книги (главы 5—7).