ПОЛИС. Политические исследования, 4/2002. -С.18-59.

Исследование пространственно-временной динамики политических систем имеет важное значение для понимания механизмов и закономерностей политического развития, в т.ч. модернизации и демократизации. Несмотря на распространенность представлений о линейном развитии политических систем, в частности, об их однонаправленном поступательном движении, в современной западной и российской политической науке присутствуют и другие подходы. Среди них особое место занимают циклические и волновые модели, которые потенциально способны описывать разные типы и режимы изменения политических систем — эволюционный, инволюционный, круговой, колебательный, "скачкообразный" и др.* Вместе с тем приходится констатировать, что такого рода подход к анализу политического развития еще недостаточно разработан, прежде всего в плане методологии и теоретического обоснования. И критики, и приверженцы циклически-волновых моделей часто трактуют их весьма упрощенно, полагая, что они базируются на повторении одних и тех же, жестко детерминированных циклов или волн, происхождение которых остается неясным.

Следует отметить, что, хотя интерес к циклам и волнам социально-политического развития довольно отчетливо выражен и на Западе, и в России, проявляется он весьма неравномерно. Короткие и длинные волны в эволюции политических систем, как правило, становятся предметом пристального внимания в периоды острых социально-политических и экономических кризисов и потрясений, с наступлением же стабилизации интерес к ним падает. Иными словами, внимание к данным феноменам меняется тоже волнообразно, что косвенно указывает на волнообразное развитие не только политических систем, но и знания о них. Стабильный, долговременный интерес к циклам и волнам политического развития характерен главным образом для представителей миросистемного подхода и близких к нему направлений, которые рассматривают эволюцию социально-политических систем в более широком контексте мирового развития и на протяженных временных этапах (Ф. Бродель, И. Валлерстайн, Дж. Модельски и др.). Тем не менее, вопрос о генезисе подобных циклов и волн не получил ответа и в рамках указанных подходов.

Представляется, что приблизиться к его решению поможет учет влияния ресурсных факторов на функционирование политических систем. Как известно, политика обязательно включает в себя процессы целедостижения и соответствующей мобилизации ресурсов — от материальных до "идеальных", включая властные, символические и интеллектуальные; именно эти процессы во многом и определяют специфику политического. Так, согласно Т. Парсонсу, феномен является поли-
__________________________________
* Из наиболее важных монографий и сборников, вышедших в свет по этой тематике за последние три года, назову хотя бы несколько: Опыт российских модернизации ХУ1П-ХХ века. 2000. М.; Валлерстайн И. 2001. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб.; Структуры истории. Альманах "Время мира". Вып.2. 2001. Новосибирск; Глобализация как процесс. Материалы постоянно действующего междисциплинарного семинара. Вып. 5. 2001. М.; Цивилизации. Вып. 5. Глобалистика и глобальная история. 2002. М.
[19]

Рассмотренные взаимосвязанные колебания ресурсной базы и состояния политической системы могут приводить либо к образованию простых и коротких циклов воспроизводства этой системы, либо к формированию более сложных эволюционных циклов, в ходе которых происходит ее качественное изменение, развитие. При этом важно иметь в виду, что результирующее взаимодействие относительно простых "циклов первого рода" часто ведет к формированию более сложных "циклов второго рода".

Проводимая Валлерстайном аналогия с дыханием представляется мне весьма глубокой: она во многом проясняет ритмический процесс использования политической системой ресурсов, о котором говорилось выше. Подобно тому, как частота и глубина дыхания меняется в зависимости от внешних условий и внутреннего состояния, развитие политической системы может иметь разную ритмику и описываться разными циклически-волновыми моделями. В то же время, в отличие от дыхания, циклы и волны, характерные для политической системы, способны привести к ее внутренней трансформации. В этом случае и возникают эволюционные циклы, о которых шла речь выше. Такие циклы представляют собой определенные "шаги" эволюционного процесса, в ходе которого качественное преобразование политической системы осуществляется путем закономерной смены различных фаз (режимов) ее развития. В каждой последующей фазе политическая система претерпевает изменения, вызванные ее реакцией на итоги развития и модифи-
[20]

кацию условий в предшествующей фазе и вместе с тем по-новому продолжающие это развитие. В результате повторяющегося чередования двух или нескольких фаз, для каждой из которых характерен свой особый режим использования ресурсов и свои доминирующие формы целедостижения, политическая система качественно меняется, проходя один эволюционный цикл за другим.

Другим примером эволюционных циклов являются волны российской политической модернизации, осуществляемой через реформы и контрреформы [Пантин, Лапкин 1998]. Российские контрреформы — это не "реформы со знаком минус", а своеобразный способ разрешения социальных противоречий, возникших в фазе реформ. Если в фазе либеральных реформ в России складываются новые, более сложные политические и экономические институты, то в фазе контрреформ такие институты подвергаются существенному преобразованию для адаптации к ним общества и государства. В итоге российская политическая система при всех характерных для нее противоречиях, потрясениях и потерях все же эволюционирует, приспосабливаясь к меняющимся условиям. Конечно, это обстоятельство отнюдь не гарантирует нашей стране благополучия в XXI в., но отрицать качественное изменение и развитие российской политической системы также неверно.

Аналогичным образом можно было бы показать, что к эволюционным циклам относятся и "циклы внешней политики США" Ф. Клингберга [Klingberg 1952], циклы китайской политической истории [Кульпин 1990: 106-116], волны политической модернизации Франции и Германии [Лапкин, Пантин 2001]. Разумеется, конкретные механизмы формирования этих циклов, их структура и продолжительность отнюдь не одинаковы, но все они представляют собой определенные формы эволюционных изменений соответствующих политических систем.

Другими словами, волнообразность и цикличность политического развития — не случайность, не отклонение от "нормы", а закономерный результат жизнедеятельности политической системы, достижения политическими акторами своих целей и ответов системы на возникающие вызовы и противоречия. Волновая составляющая политического развития, взаимодействуя с его поступательной составляющей, порождает результирующее сложное движение политической системы. Причем волновая составляющая может быть выражена сильнее или слабее — в зависимости от масштабов и характера воспроизводства ресурсной базы данной политической системы, а также оп способа функционирования институтов, влияющих на эффективность целедостижения. Так, в политиях, обладающих высокоэффективной и высокодифференцированной системой мобилизации ресурсов, волны политического развития, как правило, выражены несколько слабее, чем в политиях, где эта система малоэффективна и слабс дифференцирована. Однако и в первом случае (Великобритания, США Япония и т.д.) волнообразная составляющая неизбежно присутствует, проявляясь время от времени самым очевидным образом.
[21]

Особенно заметно ресурсное обеспечение меняется в ходе политической модернизации, которая в силу масштабности целей сопряжена с периодически возникающим относительным исчерпанием доступных в данное время ресурсов. Как известно, модернизация есть совокупность важнейших процессов качественного преобразования, сопровождающихся расширением адаптационных возможностей социально-политической системы и ее переходом на новый режим развития. Для процессов модернизации характерно сложное взаимодействие современных и традиционных институтов, вследствие чего появляются диспропорции и рассогласование. Ограниченность ресурсной базы и трудности адаптации к новым институтам вызывают реакцию социальных групп и политических структур, которая может проявляться в периодическом усилении традиционализма, радикального (в той или иной степени) консерватизма, а также тенденций, которые А. Турен называл антимодернизационными и контрмодернизационными [Touraine 1988]. Отсюда — высокая вероятность появления циклов и волн модернизации, которые не отменяют поступательного развития, но делают его более многоплановым.

Следует иметь в виду, что само понятие Модерна — сложное, неоднозначное и противоречивое [Ильин 1995; Eisenstadt 2000; Капустин 2001; Виттрок 2002]. Соответственно, такими же сложными, многоуровневыми и разнообразными по форме являются и процессы модернизации, в ходе которых возникают противоречия между институтами, принадлежащими к разным типам и стадиям Модерна (например, между элементами раннего и среднего Модерна). Этим обусловлен нелинейный, неравномерный, зигзагообразный характер модернизационных процессов, который неоправданно "спрямляется" и упрощается в большинстве теорий модернизации. Между тем даже страны "первичной" (или "эндогенной") модернизации (Великобритания и США) переживали и продолжают переживать кризисы, потрясения, войны, смену волн либерализма и консерватизма, периодическое усиление и ослабление досовременных имперских структур [см., напр. Шлезингер 1992]. Еще более сложными и нелинейными предстают процессы модернизации во Франции, Германии, России, в странах Латинской Америки и Юго-Восточной Азии. К развитию многих из этих стран применим образ движения "квадратного колеса", который использовал бразильский историк Н. Вернек Содре [Вернек Содре 1976: 98, 99]. Колесо модернизации, со скрипом переваливаясь через ребро между гранями, замирает на новой грани: период бурного развития, весьма неравномерного однобокого, требующего колоссальных усилий и исчерпывающего наличные ресурсы, сменяется "застоем" стагнацией и медленными сдвигами в ранее выбранном направлении. С этим связана волнообразная смена политических курсов, режимов и ориентации массовых слоев.

Важно отметить, что циклически-волновой подход допускает значительно больше альтернатив и вариантов развития политических систем, нежели линейно-поступательный. Это связано, в частности, с тем, что первый подход, в отличие от второго, не предполагает обязательного движения социальной системы в конкретном направлении, а исходит из того, что вектор развития
[22]

может меняться. Даже если в некой фазе восторжествовал какой-то один вариант развития, "закрывший" другие, то это имеет лишь временный и относительный характер: в другой фазе когда условия и сам вектор развития изменятся, несостоявшиеся альтернативы могут осуществиться, хотя и в модифицированном виде. Более того волновой подход, отталкивающийся от современной версии философии исторической альтернативы, постулирует наличие ряда точек, в которых происходит переход от одной фазы развития к другой. Согласно такому подходу, траектория развития человека и общества в них в принципе не предопределена, и потому концепция волнового движения сложных политических систем не отрицает, а утверждает свободу и разнообразие деятельности людей, хотя степени этой свободы и разнообразия различны в различных точках и фазах развития.

Сторонники циклически-волнового подхода концентрируют внимание на наличии переломных, критических для существования политической системы точек или целых периодов "бифуркации". К ним относятся эпохи крупных потрясений, революций и войн (например, первая половина XX в., когда различные социальные потрясения и катаклизмы следовали один за другим), во время которых происходит крушение "старого мира" и создание нового. В "критических точках" развития, как правило, одновременно "включается" множество внутренних и внешних по отношению к данной политической системе факторов и механизмов, что не позволяет предсказать результат их совместного действия. Данный процесс носит лавинообразный характер, и далеко не всегда можно проследить какие-либо причинно-следственные связи между "включением" различных факторов. В "критические эпохи" политическая система либо разрушается и деградирует, либо качественно перестраивается и переходит в новое состояние. Особенно часто подобные "бифуркации" наблюдаются в процессе модернизации, который, по сути, представляет собой период сплошного нестабильного существования политической системы и, соответственно, последовательного появления множества "критических точек".

Что же принципиально нового для понимания политического развития, в частности процессов политической модернизации, дает циклически-волновой подход, в чем преимущества его использования при анализе политической истории? Этот вопрос имеет особое значение для исследования политической модернизации России, которая "не вписывается" во многие традиционные транзитологические модели.

Во-первых, предлагаемый подход открывает пути для целостного рассмотрения длительных периодов политической истории, для выявления дол-
[23]

говременных трендов, в которые вписаны" более краткосрочные. Такая установка представляется весьма полезной и продуктивной, поскольку обеспечивает историзм при анализе сложной динамики процессов модернизации, помогает избежать абсолютизации наблюдаемых в данный момент, но краткосрочных по своей природе тенденций. Периодические изменения доминирующего вектора и самого характера развития той или иной политической системы не просто допускаются, но и предполагаются. Напомню, что именно игнорирование вероятности подобных изменений, а также долговременных трендов модернизации, во многом сказалось на прогнозах развития СССР, которые делались в 1970-е — 1980-е годы как в рамках советской общественной науки, так и в рамках западной советологии. Исходя из краткосрочных трендов и абсолютизации тогдашнего соотношения сил, многие авторы по обе стороны Атлантики предсказывали длительное существование и усиление советской политической системы, преувеличивая ее мощь и ресурсы. Напротив, сейчас, в начале 2000-х годов, немало исследователей склонно вовсе не принимать в расчет международное влияние России, полагая, что с ней можно не считаться [см., напр. Уолт 2000; Коэн 2001]. Между тем в эпоху сверхдинамичного мирового развития абсолютизация краткосрочных тенденций, зачастую связанная с недооценкой сложной, волнообразной природы модернизационных процессов, чревата, помимо прочего, опасными просчетами во внутренней и внешней политике.

В-третьих, рассматриваемый подход способен пролить свет на причин” "неожиданных" поворотов в эволюции ряда политических систем, в частности российской. Более того, циклические волновые модели обладают несомненным прогностическим потенциалом особенно когда речь идет о прогнозировании критических, переломных точек в развитии международной политической системы или отдельных политий [Умов, Лапкин 1992; Пашинский 1994]. Выявление "критически точек модернизации" позволяет понять не только причины резких поворотов в развитии политических систем но и механизмы, лежащие в основ этого развития. В частности, наличие множества поворотных точек в развитии российской политической системы в немалой степени связано со своей разным "дискретным" механизмом модернизации, при котором каждая фаза модернизационного цикла определяется изменениями в некой сфере жизни при резком отставании в друг областях. Действие указанного механизма задает периодические повороты и радикальные пересмотры политического курса, поскольку изменения в о ной или нескольких "вырвавшихся вперед" сферах угрожают целостности самому существованию государства общества. Кроме того, циклически волновой подход обнажает такую специфическую особенность модернизационных процессов в России, как периодически возникающая разнонаправленность векторов модернизацм государства и общества [Политический процесс 2001: 254-255].

Наконец, в-четвертых, с помощь циклически-волнового подхода можно проанализировать связь между модернизацией конкретной (например, российской) политической системы и международным политическим развитием. Для отечественной политической системы данный фактор особенно значим, поскольку российская внутренняя и внешняя политика весьма чувствительна к изменению общемировых трендов. Последнее обусловлено как действием механизмов "догоняющей" модернизации, так и тем обстоятельством, что Россия начиная с XVIII в. иг-
[24]

рает в мире роль великой державы. В эволюции международной политической системы прослеживаются собственные ритмы и волны, которые частично коррелируют с кондратьевскими циклами, но не сводятся к ним [Умов, Лапкин 1992; Пантин 1997]. Иными словами, переход к новой фазе международного развития существенно влияет на переход России в новую фазу политической модернизации. Так было, например, после первой мировой войны, когда в мире возросла политическая нестабильность, а во многих странах утвердились авторитарные или тоталитарные режимы. В Советском Союзе в это время произошел поворот к сталинской модернизации, направленной на опережающее развитие военно-промышленного комплекса и усиление репрессивного государства. Так было и в конце XX в., в 1980-х - 1990-х годах, когда мировое сообщество вступило в фазу информационных технологий и глобализации, а в России начался весьма болезненный поворот от однобокой военной модернизации к модернизации политических институтов и перестройке государства. Следует отметить, что волны российской политической модернизации в целом коррелируют и с таким феноменом современного мирового развития, как волны демократизации [Huntington 1991]. Следовательно, сопоставление циклически-волновых моделей международного политического развития и российской модернизации является во многих отношениях эвристичным, так как дает представление и о факторах модернизационных процессов в России, и о фазах эволюции международной политической системы.

Вместе с тем, как мне кажется, о полезности и эвристичности тех или иных циклически-волновых моделей модернизации можно говорить лишь при условии, что они удовлетворяют ряду требований. Первое из них — предлагаемые конкретные модели должны не просто описывать уже известные повороты политической модернизации, но и выявлять механизмы ее реализации в рамках той или иной политической системы, что позволит по-новому взглянуть на уже известные факты. Второе требование связано с возможностью проверки модели путем сопоставления сделанных на ее основе прогнозов с реальными процессами и событиями; очевидно, что прогнозы должны касаться не только отдаленного, но и ближайшего будущего и давать в целом верную (хотя, конечно, не исчерпывающую) картину политического развития данной системы. Третье требование: циклически-волновая модель должна соотноситься с уже известными (циклически-волновыми или другими) моделями и коррелировать хотя бы с некоторыми из них; в противном случае она окажется полностью изолированной от существующих концепций, а ее применимость — чрезвычайно ограниченной. Кроме того, нужно, чтобы в модели учитывалось ускорение общемирового политического развития и модернизации отдельных политических систем, т.е. допускается "сжатие" ее временной шкалы при сохранении общей структуры цикла. Наконец, такая модель не может быть абсолютной и застывшей, она должна быть способной к саморазвитию и трансформации.

Перечисленные критерии могут служить своеобразным "фильтром" при отборе наиболее продуктивных и эвристичных циклически-волновых моделей политического развития. Такой отбор необходим в связи с тем, что при наблюдающемся обилии циклически-волновых моделей политической истории России и других стран их эвристичность и плодотворность далеко не одинаковы. Циклически-волновых моделей политической модернизации не так уж много, но и их научный потенциал целесообразно оценивать с помощью перечисленных (или каких-либо дополнительных) критериев. В целом же, несмотря на ряд методологических и иных проблем, циклически-волновой подход способен дать новый импульс к осмыслению механизмов и движущих сил политической модернизации и других форм политического развития.
___________________________
Вернек Содре Н. 1976. Бразилия: анализ "модели развития ". М.
Виттрок Б. 2002. Современность: одна, ни одной или множество? — Полис, № 1.
Ильин М.В. 1995. Очерки хронополитической типологии. М.
Капустин Б. 2001. Конец "транзитологии"? О теоретическом осмыслении первого посткоммунистического десятилетия. — Полис, № 4.
[25]

Коэн С. 2001. Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России. М.
Кульпин Э.С. 1990. Человек и природа в Китае. М.
Лапкин В.В., Пантин В.И. 2001. Волны политической модернизации в логике "противоцентра". — Мегатренды мирового развития. М.
Парсонс Т. 1998. Система современных обществ. М.
Пантин В.И. 1997. Циклы и волны модернизации как феномен социального развития. М.
Пантин В.И., Лапкин В.В. 1998. Волны политической модернизации в истории России (К обсуждению гипотезы). — Полис, № 2.
Пашинский В.М. 1994. Цикличность в истории России. — Полис, № 4.
Политический процесс: основные аспекты и способы анализа. 2001. М.
Тойнби А. 1995. Цивилизация перед судом истории. М., СПб.
Умов В.И., Лапкин В.В. 1992. Кондратьевские циклы и Россия: прогноз реформ. Полис, № 4.
Уолт С.М. 2000. Доброе слово о внешне, политике Клинтона. — Pro et Contra, № 2.
Шлезингер А.М. 1992. Циклы американской истории. М.
Eisenstadt S.N. 2000. Multiple Modernities. — Daedalus, vol. 129, № 1.
Huntington S. 1991. Тhe Тhird Wave. Democratization in the Late Twentieth Century. Norman.
Klingberg F. 1952. The Historical Alteration of Moods of American Foreign Policy. – World Policy, № 1.
Touraine А. 1988. Modernity and Cultural Specificities. – International Social Science Journal, № 18.
Wallerstein I. 1983. Long Waves as Capitalist Process. Paper prepared for International Round Table on Long Waves. Paris, 17-18.03.

Потребность в новых, более адекватных самой сути наблюдаемых трансформаций формах концептуализации перемен в сфере политического становится сегодня одним из наиболее серьезных вызовов политической науке. Интенсивность сдвигов и новаций в этой сфере сейчас такова, что с полным основанием позволяет рассматривать политическое в одном ряду с другими интенсивно эволюционирующими системами (как правило, биологической или социальной природы), когда, говоря словами И. Пригожина и И. Стенгерс, определение системы нужно "модифицировать в ходе ее эволюции" [Пригожий, Стенгерс 2000: 172]. Необходимость исследования систем подобного уровня сложности и изменчивости выявляет известную методологическую беспомощность политической науки, недостаточность ее исследовательского инструментария для надежной фиксации изменений, выявления их механизмов и количественного описания процессов политической динамики.

Парадоксально, но при всей, казалось бы, наглядности и очевидности циклически-волнового характера социально-политических процессов дело отнюдь не сводится к тому, чтобы "выбрать параметр, формально отражающий изменения", а затем, "соединить пики и провалы, получить что-то напоминающее волну" [такую трактовки см. Дулин 1999: 85]. Попытки формального построения событийных рядов, которым в той или иной степей присуща повторяемость и которые обнаруживают исторические параллели, аналогии, в большинстве случаев оказываются бесперспективными с исследовательской точки зрения и бессодержательными в плане теоретически осмысления природы социально-политических изменений *.
_______________________________________
* Подобное "искушение эмпиризмом", т.е. вычленение в событийном ряду истории цик чески повторяющихся (воспроизводящих феноменов, осмысляемых как вне эволюционной парадигмы, так и вне представлений о системном характере механизмов и движущих сил соответствующей цикличности, ведет к абсурдной ситуации "дурной множественности" исторических ритмов (фактически покрывающих весь континуум временных интервалов от нескольких месяцев и лет до тысячелетий); при этом критерий верификации ритмически) закономерностей и их дифференциации на ведущие и вспомогательные по существу отсутствует. Разочарования, связанные с попытками обнаружить соответствующую "эмпирическую цикличность", в основном и питают представления о принципиальной условности и искусственности любых циклических схем.
[26]

"Слабым местом" такого рода построений является, на мой взгляд, стремление к поиску количественных закономерностей или исторических параллелей в отрыве от решения ключевого методологического вопроса о строгом выражении природы измеряемых и сопоставляемых феноменов в понятиях, имманентных той научной дисциплине, в которой позиционирует себя ученый. "Опьянение" правильностями событийных рядов и поверхностных аналогий "подталкивает" его к поиску "объясняющих моделей" волнообразных или ритмических закономерностей социально-политической истории в "продвинутых" областях — в биологии, экономике, психологии, астрономии, астрологии и т.п.*, — которые вроде бы позволяют более "строго" описывать социальное поведение человека. По сути, речь идет о своеобразном "комплексе неполноценности", побуждающем исследователя социально-политических изменений осмысливать механизмы и движущие силы наблюдаемых им процессов в категориях, лежащих за пределами его предметной области.

Приверженность подавляющего большинства политологов традиционным исследовательским моделям, в коих всякое развитие рассматривается в рамках стационарного или "квазиравновесного" приближения, объясняется не только известной консервативностью исследовательского сообщества, но и тем, что разработанные на сегодняшний день динамические модели политических процессов и институциональных изменений, в т.ч. различного рода построения в логике циклически-волновой парадигмы, страдают многочисленными и очевидными дефектами. В ряду последних отмечу прежде всего неудовлетворительный эвристический потенциал предлагаемых исследовательских инструментов, схематизм и произвол в отборе фактов, а главное — явно недостаточную рефлексию по поводу базисных понятий, или метафор.

К числу базисных понятий (метафор), активно использующихся при описании динамики политических процессов, относятся: волна, цикл и ритм. Несмотря на кажущуюся банальность смыслового наполнения названных терминов, представляется важным обсудить сопряженную с ними, а также с некоторыми родственными им понятиями метафорику и смысловую ауру.

Метафора волны — наиболее многозначна, наиболее нагружена допускающими амбивалентную трактовку смыслами, образами, ассоциациями. Среди существующих вариантов концептуализации образа волны самыми распространенными являются два полярных по содержанию: (а) волна как универсальный символ трансформаций, перемен, распространяющихся в пространстве (в данном случае — социально-политическом) и с неумолимостью вновь и вновь его преобразующих, обновляющих; (б) волна как символ устойчивого воспроизведения сюжета (мотива, традиции и т.п.), символ стихии, смывающей наносное, обновляющей подлинное и фундаментальное, возвращающей все на круги своя и по форме представляющей собой вечное повторение.

Вместе с тем нельзя игнорировать и то по существу конвенциональное представление о волнах, которое сложилось в так наз. точных науках**, где волна трактуется как возмущение (изменение состояния среды или поля), распространяющееся в пространстве с конечной скоростью***. Еще раз повторю: знакомство со смысловым наполнением терминов в смежных дисциплинах отнюдь не снимает необходимости разрабатывать самостоятельные понятия (возможно, с тем же самым звучанием) в рамках собственной предметной области.

Метафора цикла (цикличности) — другое распространенное средство концептуализации тех или иных регулярных изменений. В достаточно
_______________________________
* См., напр., пространный обзор различного рода "механизмов исторических циклов" в Савельева, Полетаев 1997: 359-386.
** При этом, безусловно, следует учитывать смысловые искажения этой метафоры, привносимые укоренившимся в категориальном аппарате точных наук физикализмом.
*** Принципиальным видится одно из ключевых свойств волн: их распространение неизбежно связано с переносом энергии. Предупреждая возможные возражения, замечу, что даже "волны информации" реализуемы лишь как сопутствующие энергетическим потокам и формирующиеся в результате изощренной организации этих потоков.
[27]

сложных системах цикл зачастую обеспечивает решение проблемы порядок/хаос, когда хаотическая система упорядочивается посредством формирования циклической регулярности и тем самым обретает устойчивые характеристики. Поэтому цикличность — важный структурный элемент сложных систем *.

Как и "волна", "цикл" предполагает далеко не однозначную трактовку, но если с помощью первого понятия описывается прежде всего пространственный аспект таких изменений**, то второе акцентирует внимание преимущественно на их последовательности, логике и взаимосвязи (в пределе сводя описание динамики системы к траектории "точки" в многомерном фазовом пространстве). В определенном смысле метафоры цикла и волны взаимодополняющи.

Следует отметить своеобразную тенденцию к усложнению циклических схем, используемых при осмыслении организации человеческих сообществ. На досоциальной (стадной) стадии развития Homo Sapiens ключевым для его жизнедеятельности выступал суточный ритм (элементарная смена дня и ночи), постепенно "обраставший" сезонными обертонами. Переход к социальности, связанный в первую очередь с появлением средств общения на основе знаковых систем, сопровождался заметным усложнением "ведущей ритмики" человеческой жизни. Культурное и ресурсное воспроизводство примитивных народов (этносов) подчинялось также "природному годовому циклу", обладающему определенной внутренне структурой. Однако на том этапе ресурсное обеспечение развития не проблематизировалось, поскольку общество оказывалось жестко (на уровне инвариантов культуры и навыков воспроизводства) "привязано" к окружающей среде. Переход к историческому существованию (а стало быть — и к политическому, инициированному потребностями социального целеполагания, национального накопления и управления ресурсами) был сопряжен с дальнейшим усложнением жизненного (в производственного) цикла. В этот период формируются особые "социальные" ритмы, как правило ассоциирующиеся (и в соответствующей традиции и в рамках последующей научной рефлексии) со "сменой поколений"***. Можно указать и на следующий шаг в усложнении "ведущей ритмики" социальных систем, обусловленный начавшимися несколько столетий назад процессами модернизации и глобализации. Прежде всего речь идет о резком возростании многообразия (как по временной протяженности, так и в плане локализации — от пространственно-географической до отраслевой и предметной) эмпирически фиксируемых ритмов. Кроме того, все чаще отмечает взаимозависимость ритмов, а также тенденция к их синхронизации в масштабах всего земного шара. Усложнение проявляется и во все большем интересе к структуре и механизмам генерации (воспроизводства) ритмов и циклов.

Но как бы ни называли модель, описывающую исторические или социально-политические трансформации — волной, циклом или ритмом, — обязательно предполагается фазовая дифференциация процесса: наличие "повышательных" и "понижательных волн (Н.Д. Кондратьев), фаз зарождения, подъема, расцвета и упадка циви-
_______________________________
* В этом случае возникает необходимость преодоления инерции и давления традиционных представлений о цикле как о чем-то во всех отношениях постоянном (неизменном) и чуждом развитию, что может быть достигнуто за счет привлечения к описанию циклических последовательностей метафоры сюжета.
** Концепту волны имманентна связь с представлением о пространственно-временном континууме, в частности, о социальных процессах, проходящих во времени и пространстве (ср. TimeSpase — термин И. Валлерстайна).
*** Вопрос о смысловом наполнении этого термина, а также о хронологическом и содержательном разграничении отдельных социальных "поколений" до настоящего времени далек от системного или хотя бы конвенционального решения.
[28]

лизаций (А.Дж. Тойнби), фаз внешней экспансии и внутренней "сосредоточенности", роста и угнетения, политического оживления и застоя и т.д. и т.п. Одна из простейших моделей фазовой дифференциации, характеризующая так наз. "жизненный цикл" социально-политических структур и институтов, в самом общем виде включает: (а) фазу формирования; (б) фазу экстенсивного роста, экспансии, освоения окружающего социального пространства; (в) фазу устойчивого функционирования; (г) фазу деградации и последующей "элиминации" из социально-политической практики. В этом случае цикл предполагает прежде всего некий замыкающийся круг изменений, некий завершенный континуум трансформаций от "рождения" до "смерти"*.

В целом же "гиперсистемный" уровень восприятия "жизненных циклов" различных социальных систем способствует постановке вопроса о своего рода циклическом механизме последовательной восприемственности в историческом (социально-политическом или социально-экономическом) развитии*** Содержательное наполнение представлений о "циклической истории" — это всегда (как, ссылаясь на теорию Ф. Броделя, сформулировал И. Валлерстайн) "циклы внутри чего-то большего" [Валлерстайн 2001: 104]. Иными словами жизненный цикл некоей системы одновременно выступает эволюционным циклом, в ходе которого происходит заданное соответствующей порождающей моделью (pattern) развертывание данной системы от инициации до самоисчерпания, а результатом оказываете” повышение эволюционной сложности "гиперсистемы" как таковой.

Уже эти простейшие соображения показывают, насколько амбивалентны и вместе с тем потенциально глубоки содержательны метафоры волны, цикла, ритма. Они незаменимы, с одной стороны, при описании так наз. структур истории, при вычленении в ней устойчивых образований, инвариантных элементов, а с другой — при концептуализации социальных изменений и поисках ответа на вопрос, как возможны изменения в сфере политики, экономики, культуры и т.д.

Традиционно используемая в политической истории простейшая модель цикла* предполагает идеальную конструкцию, единственное назначение которой — облегчить нам возможность описания и систематизации событийного континуума. В этом случае вопрос о природе и механизме воспроизводства соответствующих циклов принципиально не ставится — они воспринимаются не более чем аналог привычных нам суточных или годовых ритмов. Впрочем, такая аналогия таит в себе серьезную методологическую проблему. Условность астрономически детерминированных ритмов (сутки, месяц, год) весьма относительна, поскольку предполагает абстрагирование и от биологической природы человека, подчиненной космическим ритмам, и от конкретной физической сущности самих этих ритмов. А стало быть, настаивая на условности ритмов политической истории и отказывая им в роли имманентной характеристики соответствующей социально-политической системы, мы действуем по собственному произволу. Вменяя истории ритм, той или иной длительности, исследователь должен либо интерпретировать формируемый этим ритмом цикл исключительно как мыслительную абстракцию (подобно тому, как в любой достаточно протяженной последовательности случайных цифр можно обнаружить те или иные локальные регулярности), либо признать необходимость ответа на вопрос о природе, данного ритма.

Следующая парадигмальная развилка формируется выбором между эволюционными и неэволюционными, циклическими моделями. Принципиальная особенность последних заключается в том, что в качестве источников ритмичности указываются факторы, внешние социально-политической реальности, — движение небесных светил, космические излучения биологические константы homo sapience и т.д. В свою очередь, понятие эволюционного цикла подразумевав более сложное решение проблем движущих сил, механизмов и внутренней ритмики рассматриваемых процессов. По сути, любые системы определенной степени сложности обладают способностью к эволюции, при этом большие социальные системы оказываются многоуровневыми в эволюционном плане. Именно потребность в описании процессов развита сложных социальных систем и лежит в основе обращения к циклам, волна и ритмам**.
______________________________________________
* Один из наиболее напряженных очагов полемики вокруг циклически-волнового подхода в социальных науках связан с вопросом о том, в каком смысле можно вести речь о циклах в социально-политической истории (в такой постановке вопроса отчасти угадывается давний спор адептов номотетического и идеографического методов). Для скептиков циклы — лишь плод нашей фантазии, воплощенный в соответствующих моделях. Напротив, энтузиасты подобного подхода рассчитывают угадать в описываемых ими циклах и ритмах проявление скрытых (на данный момент) закономерностей исторического процесса. Аргументация "скептиков" подробно изложена в знаменитой книге И. Савельевой и А. Полетаева: "Несмотря на совершенную очевидность того факта, что стадиальные и циклические схемы исторического движения являются не более чем моделями исторического процесса, среди историков не прекращаются дискуссии о существовании тех или иных стадий или циклов. Если спросить экономиста, существует ли, например, мультипликатор государственных расходов Самуэльсона или рациональные ожидания Мута-Лукаса, он скорее всего решит, что вы нездоровы. Но в историческом сообществе вопрос о том, существуют ли стадии экономического роста Ростоу или, например, циклы Кондратьева воспринимается совершенно серьезно и является объектом 'научной' дискуссии" [Савельева, Полетаев 1997: 358]. Аргументация, казалось бы, вполне убедительная, но при внимательном рассмотрении обнаруживается подмена: дискутируется не вопрос о том, тождественны ли реальным природным (в т.ч. социальным) явлениям те или иные — в любом случае не совершенные — средства их описания; фактически дискуссия идет о том, какова природа тех явлений, которые в некотором приближении описываются данной моделью. А если так, то обсуждение реальной природы того, что мы пока вынуждены условно называть "циклами и стадиями", представляется делом вполне уместным и "здоровым".
** Имманентные сложным эволюционирующим системам колебательные, т.е. описываемые в рамках циклически-волновой парадигмы, процессы — это скорее закономерность нежели исключение. Данная закономерность еще недостаточно осмыслена исследователями социально-политической динамики, но вполне тривиальна для их коллег биологов: "На всех уровнях организации — от макромолекулярного до популяционного — в биологических системах происходят незатухающие колебания характеристических параметров — ферментативной активности, концентрации метаболитов, численности популяции" [Волькенштейн 1981: 464].
[30]

В конечном счете выбор эволюционной парадигмы моделирования социально-политической ритмики неизбежно предполагает поиск ответов на вопрос о ее природе исключительно в границах соответствующей предметной области (без каких бы то ни было отсылок к биологии, астрономии, термодинамике и т.п.). Иными словами, сама природа политического должна быть понята как обладающая способностью к формированию структур, генерирующих колебания ее (политики) ключевых параметров, определяющих ее динамику и темп эволюции. Таков императив политической теории XXI в.
____________________________________
* То есть "среду, в которой распространение импульса происходит без затухания за счет энергии, запасенной в ее 'элементах'. Каждая точка возбудимой среды может находиться в одном из трех состояний: покоя, возбуждения и рефрактерности... В возбудимых средах реализуются автоволновые процессы" [Волькенштейн 1981; 510].

Валлерстайн И. 2001. Изобретение реальностей времени-пространства: к пониманию наших исторических систем. — Структуры истории. Новосибирск.
Волькенштейн М.В. 1981. Биофизика. М.
Гельман В.Я., Голосов Г.В., Мелешкина Е.Ю. 2000. Первый электоральный цикл в России (1993 - 1996). М.
Гумилев Л.Н. 1990. Этногенез и биосфера Земли. Л.
Дулин С.В. 1999. Приложение волновых свойств для решения нефизических задач в обществоведческих областях. — Развитие политической науки в российских университетах. Самара.
Ильин М.В. 1995. Очерки хронополитической типологии. М.
Кондратьев Н.Д. 1989. Проблемы экономической динамики. М.
Пригожин И., Стенгерс И. 2000. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.
Савельева И.М., Полетаев А.В. 1997. История и время. В поисках утраченного. М.
Тойнби А. Дж. 1991. Постижение истории. М.
Schumpeter J.A. 1939. Business Cycles: A Theoretical, Historical and Statistical Analysis of the Capitalist Process. N.Y.
Wright Q. 1965. А Study of War. Chicago.
[31]

Вместе с тем необходимо учитывать что трансформация образов и метафор в когнитивные схемы, понятия и аналитические категории происходит не в лабораторных условиях, а на фоне широкого культурно-лингвистического творчества, сопряженного с многочисленными влияниями и вторичными воздействиями. Так, в рамках обществоведческих дискурсов высока вероятность вторичной смысловой "фокусировки" этих метафор, обусловленной физикалистской, а то и механистической трактовкой соответствующей образности в естественных науках.

В рамках общего ритмико-волнового видения развития можно и, на мой взгляд, должно различать по меньшей мере четыре взаимосвязанные, но не совпадающие когнитивные схемы, основанные на четырех метафорах. Одна из них вытекает из метафоры цикла, или круга, и предполагает круговое, спиралевидное либо еще более запутанное движение по некой траектории. Данная схема обычно относительно легко "рисуется" и отличается наглядностью. Но при этом возникают на первый взгляд неочевидные, но весьма существенные проблемы, связанные с расположением соответствующих траекторий в пространствах. Сразу же встают вопросы: в каких пространствах — двухмерных, трехмерных, многомерных? С какой системой координат? Относительно чего и как определять "точки" траектории? И главный, на мой взгляд, вопрос: насколько абстрактны, внепространствен-ны эти траектории, насколько они сами являются пространствами — "лентами", "мигами", "трубами" и т.п.? Во всяком случае, я столкнулся с ощутимыми трудностями, когда попытался использовать метафорику трансформации траекторий развития для описания общих характеристик хронополитического движения. Но если это касается даже абстрактного движения, то что говорить о конкретных казусах!

Вторая схема отталкивается от метафоры волны в ее "водяной" версии. Исходным моментом метафоры становится наглядный образ единичной волны — отлитого в гребень ("завиток") движения. Когнитивная схема сводится тем самым к регулярной и равномерной смене подъемов и падений в процессе некого движения. В этом случае развитие описывается как графически — в форме синусоиды, так и математически — в виде соответствующей функции. Рассматриваемая схема эвристична и удобна для описания, однако она предполагает выделение лишь одного параметра. Даже если берется некий "составной" параметр, то его приходится редуцировать до такой степени, чтобы операционно он мог трактоваться как единый и однородный. Это самая очевидная и простая схема, но также — наименее плодотворная. Ее, вероятно, следует использовать в качестве вспомогательной при рассмотрении отдельных параметров развития.

Вероятно, тут допустимо усложнение модели. Если я правильно понимаю, сложная модель колебаний мно-
_______________________________
* Политические "волны", а точнее — "колебания" касаются, кстати, не только демократизации, но и иных аспектов развития. Если мы посмотрим на историю XX в., то увидим, что параллельно волнам демократизации идут и волны федерализации. На кафедре сравнительной политологии МГИМО подготовлена интересная работа, автор которой выявил корреляцию между волнами демократизации и волнами федерализации [Миронюк 2002].
[33]

гих элементов может быть описана в логике диссипативных процессов в неравновесных системах. Однако аппарат, приспособленный для электромагнитных колебаний, в данном случае работает крайне неудовлетворительно, не позволяя даже условно (или приближенно) выявлять возвратно-поступательные, или маятникообразные, движения. По-видимому, удачнее была бы образность порывов ветра или языков пламени, а математически — использование странных аттракторов.

Теперь о природе волн-колебаний. В общую таксономию таких волн попадают весьма разнородные явления. Для некоторых вполне органичен образ качающегося на воде поплавка и прочерчивания некой точкой синусоиды. Для иных существенны другого рода "колебания", например колебания скорости при движении по изгибам "американских горок". По отношению к одним волнам правомерно говорить о подъемах и спусках, о приливах и откатах, для других это лишено всякого смысла. Всевозможные подъемы, откаты и прочие характеристики волн — не более чем фигуры нашей речи, вернее, научного дискурса. Там, где они уместны, они могут послужить совершенствованию аналитического инструмента, там, где нет, — только разладить или даже разрушить его.

Особая проблема заключается в трактовке некоторых дополнительных образов как универсальных параметров волн или колебаний. Так, очень часто при волновом анализе политической динамики вводится понятие отката. На деле эти откаты кажущиеся. Возвращение "назад" противоречит самой асимметричности политического времени *. Движение всегда происходит "вперед" — это еще одна из фундаментальных ориентационных метафор, по Дж. Лакоффу и М. Джонсону [Lakoff, Johnson 1979]. Развитие продолжается и при "откате" ("понижательной волне). Просто соответствующая фаза волны "утрамбовывает", я опять пользуюсь метафорой, возникшие структуры. Весьма вероятно, что она производит некую селекцию. На "повышательном гребне", или в форсированной фазе роста, возникает много нового. 3атем следует замедленная фаза роста (включается тормозящий вектор), но она ведет не к разрушению уже созданного**, а к уплотнению, к переводу того, что наработано, в некое новое состояние.

Наконец, последняя (по порядку, но не по значению) схема основана на метафоре ритма и предполагает формирование некой осмысленной череды действий, событий или состояний. Ритм — это принцип организации процессов с помощью чередования элементов. Ритмы могут включать чередования, описывающиеся в терминах различного рода колебательных последо-
______________________________
* В косной материи и присущих ей энергетических процессах различение симметричных и асимметричных последовательностей не является существенным. Асимметричность становится значимой только на этапе появления жизни, особенно с образованием человеческого мира, а с ним и противонаправленного энергетическому и тем самым асимметричного "в квадрате" информационного параметра. Атомную бомбу нельзя "изобрести обратно". Строго говоря, машина времени теоретически могла бы действовать только в неживой вселенной. Вопрос лишь в том, кто бы ее создал и кто бы пользовался ею.
** Политические явления, факты, события, поведенческие модели, институты, не говоря уже об эволюционном потенциале, навсегда сохраняются в асимметричном времени, "попадают в историю". В этом смысл сформулированного мною "закона вечности" [см. Ильин 1995].
*** Утверждают, что при всей метафорично волны ей присущи некие базовые качества. Так, любая волна распространяется в пространстве, перенося энергию. На это замечу, что таковы, вероятно, волны физико-органической реальности, т.е. косной природы. Применима ли модель энергетической волны без поправок и дополнений к живой природе, где становится значимой информация в виде генетического кода, а также в человеческом мире, где действительность создается импульсами и потоками информации? Мне представляется, что это совсем другие волны — зеркально подобные энергетическим, но порожденные совсем иными факторами и порождающие совсем иные структуры.
[34]

вательностей — как циклических, так и волновых, как классических, подчиняющихся гармоническому синусоидальному закону, так и негармонических, апериодических и т.п. Однако ритмы содержат и элементы, чередующиеся по логике иных последовательностей — скажем, последовательного появления новых рядов элементов.

Все четыре схемы могут с большим или меньшим успехом сочетаться при помощи аналитической редукции. Каждый шаг подобной редукции неизбежно влечет за собой обеднение описания, но при соединении они порождают эффект "стереоскопического" видения. Вместе с тем осуществить такое соединение далеко не просто. Во всяком случае, простое соположение когнитивных схем даже снабженных редукциями-переходами к соседним, скорее пробуждает интуицию, нежели дает надежный аналитический аппарат. Особой методологической задачей является разработка способов концептуализации смены ритмов и циклов, в т.ч. сохранения "старых" циклов в новой ритмике. Кроме того, возникает проблема сочетания (взаимоналожения, включения) циклов неодинакового масштаба и в силу этого неодинаковой природы: гиперциклов, мегациклов, макроциклов и, наконец, микроциклов. Весьма вероятно, что было бы удобнее по-разному использовать образы волн и циклов. Первые уместнее относить к повседневной политической динамике, вторые — к крупным этапам политической истории или даже к эволюционным ступеням политического развития.

Перейдем, однако, к обещанному рассмотрению волн памяти.

Первая замена объясняется стремлением выявить содержательную сторону цикла. Характерно, что замена слова цикл на слово сюжет не только не ведет к утрате смысла, но зачастую позволяет получить более отчетливое описание политической динамики. Вот один лишь пример из текста В.В. Лапкина и В.И. Пантина (новые слова выделены курсивом, старые оставлены в скобках): "Каждый сюжет ('цикл') начинается с экспозиции — раскола внутри политической элиты... Раскол внутри элиты ведет к завязке — выделению в ней различных групп, которые... отстаивают разные варианты изменения политических институтов, что ведет к открытой конфронтации между ними... Для утверждения своего варианта изменения политических институтов победившие или еще находящиеся в состоянии конфронтации группы элиты вынуждены привлекать массовые слои (развитие действия в терминах сюжетосложения — М.И.)... После того как один из вариантов изменения политических институтов получает, пусть не надолго, поддержку массовых слоев общества, наступает кульминация в виде (фаза) принудительной и тоже кратковременной
[35]

консолидации политической элиты... Институты трансформируются, и на политическом поле устанавливаются новые правила игры (следует развязка — М.И.). Однако через непродолжительный промежуток времени следует очередное обострение социально-экономического и политического кризиса, воздействие которого усиливается тем обстоятельством, что большинство массовых групп ничего... не выигрывают от изменения политических институтов и правил игры. В элите нарастает временно снивелированный, но по-настоящему не преодоленный раскол (воспроизведение экспозиции — М.И.). Возникает новая конфронтация между элитными группировками... Вновь актуализируются разные варианты изменения политических институтов и правил игры (возобновление завязки — М.И.)... вновь начинается борьба за влияние на общественное мнение, за политические симпатии и доверие населения (развитие действия — М.И.). Сюжет ('цикл') как бы повторяется, хотя и в других условиях и на другом уровне. Как можно заметить, сюжетная линия (процессы) консолидации элиты... находится в зеркальном отношении к сюжетной линии (противофазе с процессами) сближения политических позиций большинства населения и правящих кругов. В этом смысле логика сюжета ('цикла') такова: импульс массовой политической мобилизации, обеспечивающей временное... сближение политических ориентации населения и политических целей власти... задается состоянием максимального раскола элиты; напротив, новая принудительная консолидация элиты — после того как одна из ее частей легитимирует свое право на политическое лидерство... — сопровождается, как правило, нарастанием взаимного отчуждения власти и общества. В целом же воспроизводится некий инвариантный механизм эволюции, траектория (воспроизводства — М.И.) политической системы "замыкается"... в некоем архетипическом мифе ('предельном цикле')" [Лапкин, Пантин 1999: 75].

Как нетрудно заметить, отдельные моменты развертывания сюжета легко отождествляются с фазами цикла. Это принципиально важно. Пока цикл характеризуется всего лишь фазами, налицо "пустая", бессодержательная схема чередования взлетов и падений, смены плюсового тока минусовым и т.п. Но едва только вносится содержательный аспект, как самопроизвольно и неизбежно выстраивается сюжет, и больше внимания уделяется содержанию рассматриваемых процессов, легче достигается трансформация фазеологического анализа в сюжетный. Конечно, логика сюжета может вновь свестись к чередованию фаз [см. Лапкин, Пантин 1999], но она может редуцироваться и иначе — в некую морфологию политического процесса по образу пропповской морфологии волшебной сказки [Пропп 1927]. Тогда вырабатывается определенная формула, фиксирующая не только внешние очертания, но и смысл процесса. Такая формула просто отражает то, как осуществился некий политический процесс. Она сохраняет и то, что осуществилось. Иыми словами, она закрепляет код, или программу, осуществления процесса. Поэтому сюжет, а тем более — сюжетную формулу, в отличие от неупорядоченного потока действий и событий можно (и должно) назвать памятью. Точно так же правомерно провести аналогию между ним и генетическим кодом.

В фазеологических исследованиях, как правило, моделируются довольно сложные и проблематичные сюжеты воспроизводства (циклы развития) политических систем, а более простые и в силу этого логически прозрачные остаются в стороне. Так, характерен интерес к сюжетным линиям революций и контрреволюций, реформ и контрреформ, которые дополняют сюжеты (циклы) рутинного воспроизводства политических систем, а потому "вторичны" по отношению к ним. Мне представляется, что без детальной проработки "первичных" сюжетов и циклов попытки выявления и анализа "вторичных" весьма сомнительны.

ну нарастания параметра энергии, а сюжеты развития — параметра информации*. Соответственно, волны памяти акцентируют вещную сторону циклов, их значения (экстенсионалы) в терминах семиотики или объемы в терминах логики, а сюжеты развития — мыслимую сторону циклов, их смыслы (интенсионалы) в терминах семиотики и содержание в терминах логики.

Из этого первого различия непосредственно вытекает второе. Волны памяти есть одновременно и сюжеты развития. Однако не все сюжеты развития являются волнами памяти. Прежде всего, к таковым не относятся "прошлые" сюжеты развития, или волны воображения. Кроме того, имеется целый класс "будущих" сюжетов развития, которые создаются в целях прогнозирования и стратегического планирования. Наконец, существуют сюжеты развития в "настоящем времени", которые формулируются "здесь и сейчас" в рамках разработки политических курсов (policies). Названные сюжеты развития концептуализируют не ритмы осуществленной политической динамики, а ритмические программы возможного и/или желаемого хода политических событий. Иными словами, во всех трех случаях мы имеем дело с мыслительными альтернативами волнам памяти, отмеченными условными модальностями возможности, желания, мыслимости, допустимости, долженствования, тогда как волны памяти характеризуются модальностью действительности, а также осуществимости и вероятности — в той мере, в которой они реконструируются **.

Изучение альтернатив развития, как, впрочем, и развития как такового началось сравнительно недавно. На протяжении веков сюжеты развития (альтернативные программы воспроизводства политических систем) осуществлялись по большей части безотчетно. Однако с началом модернизации люди начали осознавать, что человеческие институты и практики не стоят на месте. Возникло стремление овладеть прогрессом, влиять на развитие политических статутов и систем. Соответственно, волны памяти и волны воображения стали изучаться в парадигме историзма (путем соотнесения зафиксированной историей хронографии с ее "логикой", или хронологией), а последовательно волн памяти и их совокупные эффекты равно как и расходящиеся и параллельные траектории развития — в парадигме эволюционизма. На этой основе разрабатывались прогностические модели, преимущественно сводившиеся к проекциям установленной исторической или эволюционной динамики. Во второй половине XX столетия в политической науке и в смежных областях появляются более сложные конструкции, главным образом связанные со сравнительным изучением процессов политической модернизации и демократизации. На место линейных схем постепенно приходят построения, предлагающие различные траектории преодоления качественных рубежей развития.

Способы изучения сюжетов развития многочисленны. В первую очередь заслуживает упоминания так наз. стэн
_________________________________
* Речь идет о различении движения вдоль материально-энергетического вектора к овеществлению, реализации наших действий и движения вдоль информационного вектора к тому, что можно условно назвать идеализацией, ноуменализацией или осознанием. Процессы воплощения (материализация) и осмысления (информатизация) разнонаправлены и подобно парсонсовским кибернетическим отношениям ограничены с двух сторон абсолютными пределами — "конечными реальностями" чистой информации и столь же чистой материи.
** О логике соотношения модальностей в информационно-энергийной оптике см. Ильин 1995.
*** Краткий обзор основных версий модернизации см. Ильин 1999.
[38]

фордский проект, в ходе которого были разработаны общая концептуальная матрица и математический аппарат, позволяющие анализировать трансформации самых разных политических систем [Almond, Flanagan, Mundt 1973]. Достижения стэнфордцев получили свое отражение в транзитологической парадигме, исходящей из неоднозначности и многочисленности исходов политической трансформации — в отличие от нормативистских построений того, что полемически, но неточно назвал "транзитологией" Б.Г. Капустин [Капустин 2001].

Циклически-волновые модели тоже могут оказаться весьма полезными, хотя их возможности лежат преимущественно в области идентификации критических точек за счет проекции прежних тенденций политической динамики. Насытить данные проекции содержанием способен дискурс-анализ*. Однако наиболее перспективным представляется мне контрфактическое моделирование, базирующееся на сочетании трех названных выше научных подходов. Остается надеяться, что разработка методологической основы их соединения, а затем и проведение соответствующих эмпирических исследований — дело ближайшего будущего.

Ильин М.В. 1995. Очерки хронополитической типологии. М.
Ильин М.В. 1999. Политическое самоопределение России. — Рro et Contra, № 1.
Капустин Б.Г. 2001. Конец "транзитологии"? (О теоретическом осмыслении первого посткоммунистического десятилетия). — Полис, № 4.
Лапкин В.В., Пантин В.И. 1999. Политические ориентации и политические институты в современной России: проблемы коэволюции. — Полис, № 6.
Миронюк М.Г. 2002. Современный федерализм и проблемы становления федерации в России в условиях демократического транзита (сравнительный анализ). Дисс. на соискание степени канд. полит, наук. М.
Пашинский В.М. 1994. Цикличность в истории России — Полис, № 4.
Пропп В.Я. 1927. Морфология волшебной сказки. Л.
Almond G.А., Flanagan S., Mundt R. (eds.) 1973. Crisis, Choice, and Change: Historical Stories of Political Development. Boston.
Lakoff G. 1980. Metaphors We Live By. Chicago.
Parsons Т. 1966. Societies: Evolutionary and Comparative Perspectives. Engelwood Cliffs.
Spruyt Н. 1994. Тhе Sovereign State and Its Competitors. An Analysis of System Change. Princeton.
[39]