О. Шпенглер Воссоздание германского рейха. 3 Государственная служба и личность

Шпенглер О. Воссоздание Германского рейха / Пер. с нем. А. В. Перцева и Ю. Ю. Коринца, послесл. А. В. Перцева. – СПб.: Владимир Даль, 2015. – 223 с.

ГОСУДАРСТВЕННАЯ СЛУЖБА И ЛИЧНОСТЬ

Народ есть то, что из него делают. Взятый сам по себе, безотносительно к этому, любой народ не способен удовлетворять тем условиям, в которые его на протяжении веков ставит положение дел на международной арене – не важно, желает он достичь какой-то цели или просто дать знать о своем существовании. Судьба его зависит не от тех или иных воззрений, а от людей – иными словами, не от теорий и не от принимаемых на их основе решений относительно устройства чего-нибудь, а от личностей, которые делают и которые способны делать то, что должно быть сделано. Требуется человек руководящего типа, который собирает, словно в фокусе, творческие качества народа, сообразуясь с его историческим положением.

Успехи, которых достигла Англия, начиная со времен Кромвеля, были основаны не на появлении каких-то особо великих государственных мужей – они появлялись довольно редко – а на том, что после разрушения пуританством «доброй старой Англии» возник постоянно существующий слой с весьма единообразным пониманием жизни и обладающий свойствами, которые

были не столько блестящими, сколько практичными – слой, который разделял с руководящими государственными мужами их побуждения и цели, сам не сознавая того сколько-нибудь отчетливо. Без этого слоя правящие государственные мужи ничего не достигли бы, а с ним Англия смогла прогрессировать и в отсутствие гениальных вождей. Пуританизм, который возлагает на индивида его нравственное оправдание перед самим собой и тем самым дает ему великолепное чувство уверенности в правильности желаемого им, ибо в противном случае Господь не наделил бы его волей желать этого; торговое чутье и понимание экономики, которые открывают отдельному человеку абсолютно свободную дорогу, но зато и не оберегают его при неудаче; и, не в последнюю очередь, спорт, который – в противоположность безличным идеалам, к которым стремится физическая культура, разработанная по системе Фридриха Яна – ставит победу в зависимость от личной энергии отдельного человека – все это взрастило такой человеческий тип, стойкость и упорство которого позволяли справляться с любой опасностью – по крайней мере до сих пор. Во Франции тот человеческий тип, который объемлет весь народ, был создан не Людовиком XIV и даже не Революцией, а Наполеоном; француз XIX века – это новый человек в сравнении с человеком «старого режима», и тот импульс, который он получил благодаря примеру, поданному императором, благодаря его честолюбию и его системе воспитания, введенной в школе и в армии, придал силы рядовому французу еще раз – во время мировой войны. Воспитать и дисциплинировать в этом смысле может только сильнейшее потрясение души или великая личность. У нас не было никакого типа, который служил бы ориентиром на протяжении всей нашей истории и постоянно определял бы какие-то наши стабильные качества. Существует не только английское общество, но и «типичный англичанин», однако до сих пор нет «типичного немца» – есть только немцы по отдельности. На данный момент бы-

ли предприняты две попытки сформировать предельно дееспособный тип на более локальном пространстве: сначала Фридрих Вильгельм I создал прусское сословие чиновников, а затем Мольтке создал прусско-немецкого офицера. Этим двум людям – и только им – мы должны быть благодарны за то, что вообще представляем себе, о чем идет речь и в чем состоит суть дела.

В «Пруссачестве и социализме» я показал, как на месте разделенного на богатых и бедных общества, которое – словно Англия в окружении моря – располагалось посреди открытой со всех сторон для нападения врагов Северо-Немецкой равнине, было создано выстроенное из многих частей во исполнение приказа государство. Для этого государства, без которого мы нежизнеспособны как народ, «солдатский король» создал – как свое собственное воплощение – тип «пруссака», которого до сих пор не существовало – вначале как сословие с непоколебимым чувством чести и долга, с совестью и дисциплиной – сословие, для которого чем-то само собой разумеющимся была самоотверженная, упорная, основательная работа, за которую хвалят скупо – впрочем, оно никогда и не дожидалось похвал. Фридрих Великий сам воплотил и презентовал миру этот тип, достигнув невероятно многого, но он не способствовал его развитию и распространению, а в ходе освободительных войн общенемецкого типа у нас так и не сложилось, тогда как прежние типические черты сгладились и сошли на нет. Возможно, смысл времени и заключается именно в этом, но нам нужен был выдающийся человек, который мог послужить образцом – однако его не оказалось. У нас были офицеры, но не было «типичного немецкого офицера» – такого типичного, каким со времен Наполеона был типичный французский офицер, служивший образцом для подражания; у нас были государственные мужи, но не было такого образчика государственного мужа, который существовал в Англии; у нас были поэты и мыслители, каждый из которых замечал только

себе подобных, не обращая внимания на всех прочих: вместо французского и английского понятия о свободе у нас были разнообразные личные немецкие понятия о ней, в каждой голове – свое собственное, дополняемое массой различных идеалов – профессиональных, государственных и жизненных.

Несмотря на все это, мы располагаем очень одаренным и способным к образованию человеческим материалом. Даже если оставить в стороне Фридриха Вильгельма и Мольтке, можно заметить: кто бы ни брался за какое-либо дело – церковь ли занималась формированием своего сословия священников, Бебель ли организовывал свою партию, промышленники ли занимались организаторской деятельностью на своих предприятиях и в лабораториях – все без исключения достигали вы-
дающихся результатов.

Потом возник рейх, личное творение Бисмарка, который и сам был поздним творением великого прусского императора; этот рейх поставил руководящих государственных мужей перед вызовом: нужно найти и воспитать для этой политически и экономически восходящей гигантской мировой державы, стоявшей перед опасностями, угрожавшими ей со всех сторон, и перед бесчисленными новыми проблемами, свой тип, которому можно доверить будущее. Бисмарк и Мольтке поняли
эту задачу, но взялись решать ее принципиально по-разному. Сегодня результаты перед нами, и я не сомневаюсь, что будущие поколения сочтут Мольтке самым великим, поскольку он видел дальше, и его влияние было более долговременным. Он сознавал, что ему уже не доведется участвовать в будущих войнах, а потому заложил в генеральном штабе самовоспроизводящуюся традицию воспитания кадров для вооруженных сил, которая со всей строгостью и основательностью формировала характер воина, его воззрения на жизнь и его способ действий – начиная от лейтенанта и вплоть до старших офицеров уровня командующего или начальника генерального штаба, и могла быть порукой тому,

что отбор талантов всегда был поставлен отменно, а методы и средства постоянно оставались на уровне времени. Здесь у нас и сложился немецкий тип, заложенный в 1870 году и полностью раскрывшийся в 1914 году; поскольку он так и остался единственным типом, он сделался образцом для всего народа в целом, подспудно определяя что-то в поведении и мировоззрении каждого немца, в том числе и принадлежащего к рабочей партии Бебеля: за границей это именовали немецкой казарменной дисциплиной.

Бисмарк, наоборот, оставил правительство и аппарат управления без изменений, и лишь на своей должности выработал собственную методу действий. Ему в принципе требовалось – точно так же, как Наполеону и руководителям сегодняшней немецкой промышленности – делать все самому и окружать себя только помощниками, то есть производить самостоятельные действия, а не людей, способных производить самостоятельные действия, тогда как английские политики и промышленники – впрочем, как и государственные мужи XVII и XVIII веков – заблаговременно воспитывали молодежь как свою смену и своих последователей, так что работа в конце концов шла сама собой,
а вмешательство руководителя требовалось только на крутых поворотах. Бисмарк не реформировал чиновничество – quieta поп movere!11 – но лишь увеличил его; точно так же он не изменил и школу в том, что касается ее принципов и целей, и, прежде всего, не организовал школы политического просвещения. Был только один выдающийся дипломат – он сам – но не было дипломатической школы; были министры, но они – кроме Стефана – выступали всего лишь в роли администраторов, а не закладывали самостоятельно какие-то основы; когда он ушел, он не оставил после себя генерального штаба – остался не саморазвивающийся организм, а машина без рулевого; точно так же войска Наполеона

_______________________________

11 Не тронь того, что покоится (лат ). – Примеч. ред.

приходили в растерянность, если он не командовал ими сам. Таких людей, как Крупп, Сименс, Борзиг, Баллин, Штиннес это огромное учреждение, несмотря на свои возможности, так и не породило – или, лучше сказать, не позволило им проявить себя. Этот тип чиновника, появившийся 150 лет назад, был предназначен для аграрной страны средних размеров, и с тех пор он так и не
обновлялся всерьез; уже во времена Бисмарка он перестал соответствовать эпохе первых пароходных линий и железных дорог; что же касается рейха 1900 года, когда наладилась международная торговля, промышленность во всемирных масштабах, динамичные международные отношения и возрастающая власть крупных капиталов, то в эту эпоху блестящие преимущества такого типа
организации были утрачены, а недостатки его становились все большим и большим бременем. Нижние слои [общества] как всегда, выполняли свою работу блестяще, но в верхнем слое, который не подпитывался свежей кровью из ганзейского купечества и из руководства промышленности, все более проявлялись невежество и недооценка современных всемирно-экономических форм и сил, не говоря уже о силах в мировой политике.

К войне мы были готовы только в военном отношении. О том, что бывает и другая подготовка, мы даже не подозревали. Управление зачастую превращалось в самоцель; формы застывали и закосневали – эта опасность всегда грозит государству-ордену в мирные времена; оно воспитывало несамостоятельный и рутинно мыслящий руководящий слой, интеллектуальные способности которого деградировали, так что во время революционного взрыва он продолжал потихоньку работать себе, тогда как в Англии каждый служащий, обладающий верным чутьем, тут же устроил бы забастовку и парализовал государство советов; оно способствовало развитию талантов в области администрирования управления – а другие таланты не развивались, они задыхались или переходили в промышленность, рано утрачивали молодой запал, впадали в формализм и слишком поздно про-

являли себя в служебной карьере. К сожалению, в конце концов вышло так, что наш народ воспринял от армейского типа больше достоинств, а от управленческого типа больше недостатков, поскольку вместе с первым типом он воспитывался, а вместе со вторым оказывался под опекой, лишавшей самостоятельности.

Огромное значение, которое имеет воспитание сословия чиновников, определяется тем, что к нему так или иначе принадлежит почти шестая часть населения; тем, что в целом оно вызывает уважение, зависть и стремление подражать ему, так что продуманное его обучение и воспитание практически равносильно образованию всего народа и, возможно, более эффективно, чем образование школьное, потому что оно формирует не знания и образ мыслей, а образ действий и собственную позицию.

Самым большим достоинством этого чиновничества старой закалки была его высокая нравственность. Во всех прочих странах государственная служба – это просто профессия, такой же источник дохода, как и остальные. В Пруссии чиновник со времен Фридриха Вильгельма I является сословием – таким же, как сословия офицеров и судей. Его честь – не профессиональная или гражданская, но сословная. Его чувство чести связано не с трудом, как это было в средневековых цехах, но с фактом служения – служения, понимаемого в германском смысле, то есть повиновения с достоинством и гордостью. Государственный служащий есть воплощение государственного суверенитета. Из этого сами собой вытекают его обязанности и права, начиная со строгого внешнего вида и достойного поведения и вплоть до малейших черт совести и частной жизни, заканчивая молчаливым самопожертвованием за дело, которому посвящена жизнь. Все это до такой степени было воплощено в жизнь, что остается только удивляться, и разительно отличалось своим девизом «Наперекор всему!» в самых суровых положениях от девиза нынешних министров, которые говорят в момент опасности

«Вот только не сейчас!», на глазах превращаясь в частных лиц. Это в пруссачестве – от римского духа и напоминает о том солдате, который при извержении Везувия погиб у городских ворот Помпеи, но не оставил свой пост. Во всяком случае, этот императив сохранялся еще в конце прошлого века. Суровая служба, скудная оплата, редкое признание – все это выделяло из общей массы тех, кто искал прежде всего комфорта и поощрения за заслуги. В порядке вещей было работать добросовестно. Об этом даже никто не думал и не говорил – настолько самоочевидным и само собой разумеющимся было это требование.

Для нас несомненно, что революция и парламентаризм уничтожили и это тоже. С тех пор как существуют профсоюзы чиновников, министры, выдвинутые партиями, и государство как орган социального обеспечения для членов партий; с тех пор как карьерный рост зачастую зависит не от достижений, а от старательного отстаивания партийных интересов, уже не задаются вопросом о том, ради чего стоит жить, но задаются вопросом о смысле жизни, но спрашивают, на что жить;
служба становится комфортнее, надзор – более небрежным и более обременительным, работа – более посредственной, и остатки сословия растворяются в подрастающем поколении служащих, которые уже не знают этого сословного этоса.

Но и в будущем немецкий чиновник будет немыслим без нравственной идеи, если он не опустится до примитивного зарабатывания денег. Без чиновника как сословия немецкий народ немыслим – ни как народ вообще, ни в нынешнем угрожающем положении. В условиях XX века нужно снова развивать идею государственной службы, нравственное чувство принадлежности к сословию, которое в будущем сможет стать опорой государства. Даже если известно, что существуют люди,
подобные Фридриху Вильгельму или Мольтке, которые способны воплотить в жизнь желаемые формы, превратить идеи в людей, нужно по крайней мере наметить

цель, [к которой надо двигаться], и необходимо, чтобы ее видели многие.

Но для этого нужно исследовать недостатки старой формы организации, которые существовали наряду с ее достоинствами, вызывавшими восхищение во всем мире; эти недостатки развились лишь на позднем этапе, но тем большими были их последствия. Порочной практикой было то, что государство, проверив кандидата [на чиновничий пост], фактически брало на себя обязательство его пожизненного обеспечения. Из этого следовал порядок определения на службу, продвижение
в зависимости от выслуги лет, по карьерной лестнице с возрастом, повышения оклада и ранга – все через определенные заранее интервалы. Не было практики досрочного присвоения очередного звания, не практиковалось немедленное увольнение непригодных к службе, как в армии.12 Напротив, в последнее время количество чиновничьих должностей порой искусственно увеличивалось, поскольку число «претендентов» на них чересчур выросло. Но ни один человек не выдерживает, если его в 25 лет лишить необходимости вести борьбу за существование. Нужно было видеть, какими энергичными, подвижными, самостоятельными, полными планов они были во времена студенчества – и какими стали в 35 лет: лишенными предприимчивости, методичными, обезличенными, тяжелыми на подъем, прикованными к формальной стороне дела. Занимался ли кто-нибудь из чиновников спортом? В Англии им занимались все – и оставались молодыми. Шестая часть населения была освобождена от борьбы за существование! Это поддерживало скверные черты немецкого характера. Склонность к беззаботному ничегонеделанию и к мечтаниям, далеким от действительности, обернулись стремлением к государственной кормушке, к праву на получение пен-
сии, которое делало возможным филистерское счастье в укромном уголке, вдали от всех конфликтов жизни и

__________________________

12 И, само собой разумеется, в промышленности и торговле.

международной обстановки; и из этого недостатка личной борьбы и настоящих забот развилось невероятных масштабов обывательство (Micheltum), с его полной неосведомленностью о политических опасностях довоенного времени и с его наивным смешением политики с критиканством по отношению к правительству со стороны партийной прессы. Но в этом повинно и образование, которое в противоположность обучению в армии, состояло в обременении всем возможным знанием
в высшей школе, прежде всего – римским правом, и которое после этого на службе, где его надо было ввести, фактически сразу прекращалось. Раннему получению личных и практических знаний в области нашего судоходства, металлургии, банковской сферы или международных отношений не придавалось большого значения, а ведь они были бы важнее права и философии для всех ветвей управления, а не только для транспорта и финансов. Оторванность от мира и неудачи в области администрирования, которые выявила внезапно начавшаяся война, были просто чудовищными, но их можно было ожидать, сравнивая оставшееся без всякого просвещения среднее чиновничество и не получивших «правильного» образования, но наделенных здравым смыслом английских банковских служащих. К этому надо присовокупить и систему коллегий, созданную в XVIII веке
и уже не справлявшуюся с современными задачами, но тем не менее полностью господствующую в государственном делопроизводстве. Она избавляла индивида не только от забот, но и от личной ответственности.
Ничто так не способствовало внутренней несамостоятельности чиновника, отсутствию у него собственных убеждений, стадности, склонности ожидать решения от другого и следовать ему, чем ранняя и ставшая правилом работа в анонимном большинстве, где исчезали суждение, воля, решение и ответственность личности. Армия смолоду воспитывала в офицере самостоятельность и ответственность. Сражения выигрывает не «командование войсками», а генерал. Всякого офицера, если он

продемонстрировал свое личное несоответствие предъявляемым требованиям, ждала отставка. Однако в сфере судопроизводства приговор выносил не судья X, как в Англии, а «судебная инстанция». Для выполнения важных задач назначался не комиссар, а комиссия. Решения исходили не от человека – в силу занимаемой им должности, а от дирекции железной дороги, от финансового управления, от министерства. Вместо принятия быстрых решений – бесконечные заседания и
собрания комитетов, вместо телеграммы с распоряжением – движение бумаги по инстанциям, вместо обсуждения за пару минут – переговоры на совместном заседании представителей двух ведомств. За должностью исчезал человек. Таким образом, служба превращалась в осуществление долгого бумагооборота в соответствии с установленным порядком, строго следовала правилам;
господствовало механическое движение по инстанциям, излишнее администрирование, схема – здесь не было места для свободной личности и творческого честолюбия. Тот, кто не растворялся в Целом как его безымянная часть, был неудобен. Men no measures13 – это по-германски! – здесь было превращено в противоположность. Повторим еще раз: достоинства [немецкого чиновного] сословия велики, по заслугам и воздаваемая ему честь, но ошибки стали для него и для нас фатальными, и сегодня, когда мы намерены начать все с начала, речь может идти только о том, чтобы применить в будущем в сфере государственной службы основную идею воспитания армии, реализованную Мольтке.

Однако для такого воссоздания уже незаметно образовался новый немецкий тип, связанный с тем, что в последние десятилетия стал популярен спорт, а промышленность и торговля стали более интеллектуальны, чем государственная служба – это лучшее из всего жизненного материала, что было порождено временем экономического подъема, наступившего после Бисмарка.

_______________________________

13 Люди неизмеримы (англ.). – Примеч. ред.

Данный тип впервые нашел свое воплощение в великолепных юных добровольцах 1914 года. Эти «безумные юноши», так сказать, являют собой наше будущее – если рассматривать их как характер, как складывающийся тип, как возможность, если кто-нибудь окажется способен реализовать ее. Независимые, сами прокладывающие себе путь, обладающие практической хваткой, решительные, охотно берущие на себя ответственность и самостоятельные в действиях, готовые к осмысленному повиновению, если сознают его цель, способные действовать сообща – не благодаря тому, что схему диктуют служебные распоряжения, а потому, что они инстинктивно чувствуют, что должно произойти – они представляют собой многообещающее поколение. Они не бывают на философских семинарах, не представлены в литературе и искусстве. Мировоззрение не является для них проблемой и развлечением. Основная масса их погибла на фронте, но подрастают новые, и мне хотелось бы нарисовать картину этой новейшей молодой Германии – изобразить, как я представляю себе государственное управление, осуществляемое ими и благодаря им – умным, гордым, лично свободным и внутренне независимым, носителям унаследованного от древней Германии немецкого этоса, который лишь теперь пробудился к жизни – как лучшее наследие тех времен, когда рейх был на подъеме.

Итак, никаких богаделен, занимающихся социальным обеспечением [чиновников], никаких кандидатов, ожидающих места в порядке очереди, никакого права на государственную службу без испытания, никаких преимуществ, которое давало бы какое-либо образование, полученное до нее, и Doctor juris14 тоже должен изучить всю механику службы, начиная с самого низа. Само собою разумеется, что высокая должность предполагает солидное образование, где-то полученное. Вначале всегда должен быть строгий экзамен на чин, про-

_______________________________

14 Степень доктора в области права. – Примеч. ред.

водимый, при надобности, компетентными специалистами – скорее проверка практических способностей, чем выявление теоретических знаний; потом – в течение пяти лет – испытательный срок с возможностью увольнения, точно так же, как в частном секторе экономики, с незамедлительной отставкой негодных элементов; затем – «выход в майоры» (Majorsecke) со строгим отбором и договором на пять лет; затем – договор на десять лет с возможностью продления; право на получение пенсии при условии долгой и успешной службы, но перевод социального обеспечения в частные руки.

Большие и все возрастающие требования к характеру, уму, работоспособности, решительности, сообразительности. Постоянное самостоятельное выполнение особых поручений (отчеты о текущей ситуации, систематизация и комплектование материала, быстрое принятие организационных мер в чрезвычайных ситуациях и т. п.) – с надбавками за это к основному окладу. Обращать внимание на каждого в отдельности, развивая его дарования и способности; постоянное личное совершенствование под руководством начальства, помогающего своим примером, критикой, инструктажом; по собственной инициативе – выполнение различных личных миссий, назначение на разные должности для ознакомления со всеми отраслями и аспектами дела – торговыми, техническими, юридическими. Вместо повторных экзаменов – основательные испытания, например самостоятельная работа на конгрессах или в чрезвычайных обстоятельствах, внезапное поручение заменить начальника и исполнять его функции, привлечение к дискуссиям, инспекционные поездки с последующими отчетами.

Подготовка кадров в сфере государственной службы должна быть в корне различной в зависимости от того, кого готовят – руководителей или исполнителей. Граница между высшим и низшим слоем не должна определяться, как сегодня, наличием образования, полученного в престижной гимназии, и не должна стираться

благодаря автоматическому продвижению по служебной лестнице. Наверху – совсем иные задачи, иные качества, иные цели.

Качества, необходимые для работников низшего уровня, нельзя представить правильнее, чем это интуитивно сделал Фридрих Вильгельм I, создавая свое сословие чиновников. Пример, подаваемый начальниками, образцовый дух, царящий в учреждении; поощрение честолюбия посредством похвал и вынесения порицаний; отличение, выражаемое в особых поручениях, интеллигентная дисциплина, духовная самостоятельность, внутренняя свобода. Внешний вид и манера держать себя тоже немаловажны. Мы как народ еще не оформились и не приобрели манер; государственная служба должна была бы и здесь оказывать воспитательное воздействие, выходящее за ее пределы. Чистоплотность, пунктуальность, аккуратность, строгость в выполнении служебных обязанностей. Не надо пыжиться, надевая служебный мундир – надо носить его с гордостью. Он дает ощущение принадлежности к сословию, предполагает наличие выдающихся достижений и добросовестное исполнение долга. Немаловажны и звания, но их нужно присваивать нечасто – как награды за напряженный труд, которым наполнена жизнь, и за достигнутые успехи. Смехотворны титулы, которые может высидеть каждый – вроде дюжин наших громких званий, предназначенных для различения кресел в кабинетах министерств и ведомств. Наконец, следует награждать поездками на стажировки – с самого начала службы, в том числе – и за границу, командировать на конгрессы, помощниками крупных руководителей. И, наконец, следует культивировать спорт в чиновничьей среде, причем совершенно официально; свежий воздух, здоровье, молодцеватость, выправка, гордость за свою физическую силу и ловкость. Надо стряхнуть архивную пыль с души: пусть она превратится в легенду, в которую уже никто не будет верить. Чиновничество должно быть молодо душой.

Устройство верхнего слоя должно оставаться таким, каким его создали великие практики: Мольтке – в армии, самые успешные руководители – в частном секторе. Тонкая, эластичная верхняя прослойка, отличающаяся большой работоспособностью. Высшие уровни руководства у нас слишком «перенаселены» и от этого неповоротливы: вполовину меньшее количество чиновников, имей они больше самостоятельности, могли бы делать вдвое больше. Руководители высшего ранга не должны занимать строго определенные посты в неизменной служебной иерархии – они должны всякий раз наделяться личными полномочиями в зависимости от конкретного случая. Передача всего дела вкупе с фондами финансирования в руки руководителя, с обеспечением его неограниченной свободы в решении организационных и кадровых вопросов. Создание им личного штаба сотрудников, советников-экспертов, заместителей. Никак не связывать продвижение по службе с выслугой лет. Самый юный курьер-экспедитор может в один момент получить должность личного секретаря генерального директора – если последний питает к нему доверие и готов взять на себя риск ответственности за свой выбор. Не исключается и привлечение [на государственную службу] особо подходящих людей, работающих на частных предприятиях. Предоставлять большим дарованиям полную свободу, ограничиваемую только присущим им чувством такта и чувством причастности к общему делу! Широкая децентрализация; расстановка элиты руководителей на самостоятельные посты с разделенными полномочиями и соответствующей личной ответственностью. Только так можно открыть и вырастить большие таланты. Личные связи и устные соглашения между крупными руководителями вместо движения дел по инстанциям и движения документов по лестнице должностей; вообще все должно основываться на большом опыте, быстром личном решении и большом даре правильного понимания, присущем руководителям исполнительных органов. Формирование высокой тради-

ции одухотворенного и энергичного ведения дел и в особенности традиции воспитания дельных преемников.

Вступление в этот круг должно быть рискованным, опасность выпасть из него должна ощущаться постоянно, но этот круг должен быть открыт для попадания в него самому мелкому чиновнику. Никакого механического продвижения по службе – только по высказанному добровольному желанию, без оглядки на возраст и на то, какую работу кандидат выполнял прежде. Никакой стабильной иерархии высоких должностей и званий. Вместо титула используется формулировка «уполномоченный по вопросам...» – то есть командирование для выполнения важных задач с незатруднительным возвращением в прежний статус, если попытка оказалась неудачной. Постоянная зарплата, зависимая от выслуги лет, но очень высокие надбавки в случае таких командирований, в соответствии с уровнем и объемом полномочий и делегируемой ответственности – и только на время выполнения этих поручений. Молодость никогда не должна быть основанием для возражений, как раз наоборот. Мы должны прийти к тому, чтобы простой телеграфист получил возможность за три года стать статс-секретарем, и чтобы возникла возможность появления двадцатипятилетних министров – таких, как Питт в Англии и Бонапарты во Франции. Лишь тогда, когда каждый молодой человек обретет уверенность, что в его солдатском ранце лежит маршальский жезл, а для людей гениальных больше вообще не будет никаких препятствий – таких как возраст, статус и темп повышения по службе – мы придем к предельно полному использованию дарований, которые сегодня в Германии остаются нераскрытыми и пропадают, потому что они неудобны для системы с преждевременно состарившимися и закосневшими «функционерами».

Целью выращивания кадров, в случае, который мы обсуждаем, является формирование слоя руководителей высшего ранга. Качества руководителя должны раскрываться благодаря тому, как идут дела, и благодаря большой степени личной свободы. Чувство при-

надлежности к [чиновному] сословию – это чувство дистанции, которое порождено глубоким осознанием интеллектуального и делового превосходства. Для того государства, которое нам необходимо, должна быть характерна служилая аристократия, принадлежность к которой сегодня должна определяться не происхождением, не полученным образованием и не титулами, а почти исключительно выдающимися личными качествами. Осознание этого, гордость за постоянные выдающиеся достижения дает ощущение права руководить, которое основано на знании своих способностей, но это и обязывает к такому поведению, которое достойно выражает во внешней жизни внутреннее достоинство и осознание высокого статуса. Этот слой должен быть в Германии руководящим в социальном смысле благодаря своему этосу, он должен быть слоем уважаемым, образцовым во всех смыслах. Сюда же следует добавить его независимость и его широкий образ жизни,
что должно быть обеспечено надлежащими доходами. Несамостоятельный, зависимый дух людей, занимающих высокие посты, тоже был до сих пор следствием недостатка финансового обеспечения свободы действий. Тот, кто на протяжении двадцати лет привыкал вести деловую переписку, поскольку ему не выделялось средств на то, чтобы в любое время подъехать на пару минут на устное совещание, тот и мыслил соответственным образом. Так мыслила и вся наша бюрократия. Но здесь сам государственный суверенитет (Staatshoheit), олицетворяемый высшими представителями власти, будет окружен блеском. Я считаю правильным не только то, что в конце долгой и чрезвычайно успешной карьеры высшему чиновнику будут предоставляться привилегии (имение и звание), но и то, что во время службы ему будет выплачиваться должностной оклад в объеме, сопоставимом с доходами руководителей в сфере экономики. Это также поспособствует успеху дела при взаимодействии представителей государственного аппарата и руководителей частного сектора экономики.