Боден Жан

Метод легкого познания истории. — М.: Наука, 2000. — 412 с.

 

ГЛАВА I

ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ И КАКОВА ОНА

Существует три вида правдивого описания истории, а значит, и 

сама история как бы подразделяется на три вида — человеческую, 

естественную и Божественную. Первый вид относится к человеку, второй —

к природе, третий — к Создателю (Творцу природы). Первый 

изображает поступки человека, его жизнь в обществе; второй обнаруживает

действительные возможности, скрытые в природе, и объясняет их 

движение от самых истоков; третий рассматривает силу и власть Бога и

бессмертных душ. Отсюда возникает тройное деление — на вероятное,

неизбежное и священное, предначертанное свыше. Столько же 

существует и добродетелей, а именно: рассудительность, знание и вера. 

Первая отделяет низкое от достойного, вторая — истинное от ложного, 

третья — благочестие от нечестивости. В первом случае господствуют 

доводы, рожденные силой разума, и стремление двигаться к намеченной

цели. Первую добродетель называют "руководительницей 

человеческой жизни". Вторую, исходя из свойственного ей поиска скрытых 

причин всего, называют "изобретательницей". Последнюю, основанную на

любви к единому Богу, называют "разрушительницей пороков". Три

добродетели, взятые вместе, создают истинную мудрость, высшее и 

совершенное человеческое благо. И тот, кто следует в жизни этому 

благу, зовется блаженным. И поскольку мы вступаем в сей мир, чтобы 

обладать этим благом, то было бы верхом неблагодарности не принять от

Бога дарованное нам благо. Несчастны отвергнувшие его. С другой 

стороны, в достижении его несомненную помощь окажут все три вида 

истории, но особенно велика помощь от Божественной, которая сама по

себе может сделать человека счастливым, без знания скрытых причин

и практического опыта. Однако я твердо верю, что, если они 

соединятся, это приведет к значительному умножению человеческого 

благополучия. Отсюда логически вытекает, что мы будем искать начало в 

истории Божественных вещей. Сама творящая природа заложила в 

человеке наипервейшее чувство самосохранения, и лишь затем удивление 

перед природными явлениями толкнуло его к исследованию причин этих

явлений. Замечено, что, начав с размышлений о себе, затем — о своей

семье, затем — вообще об обществе, люди в конце концов обращаются

к исследованию природы и, наконец, к истории бессмертного Бога, т. е.

к созерцательности. Затем, отрешившись от низменных соблазнов, 

приходят к пониманию руководителя всего сущего. Именно поэтому 

кажется, что мы должны начать с истории дел человеческих, ибо сначала

Глава I

21

от высшего Божества в душах детей зарождаются понятия не только

достаточные, но и необходимые, чтобы стать корнями для веры и 

согласия, но насколько трудно вера и согласие приходят в души тех, кто

еще не знает секретов истинной философии. Подняться к истокам 

можно лишь постепенно, много и серьезно размышляя о вещах. Эти 

размышления действительно постепенно возвышают разум над чувствами,

которые, как волны, захлестывают большинство людей. Однако люди,

наверное, никогда не смогут освободиться от чувств, и их взгляды будут

застилать эмоции, которые подобно туману скрывают свет истины.

Из чего следует, что те, кто начинает с Божественной истории, опуская

размышления об историях человеческой и естественной, уподобляются

детям или несведущим людям, рассуждающим о Божественных делах.

Они не только себя тешат ложной надеждой, но и губят многих мнимым

величием. И поэтому тем, кто выходит из мрака и плотной мглы на

свет, мы советуем, чтобы поначалу они приучили глаза к дневному 

свету и сиянию Земли, после чего посмотрели на облака, потом — на 

Луну, чтобы со временем иметь возможность взглянуть на само Солнце,

но только после того, как хорошо укрепится их зрение. То же самое

нужно делать в отношении несведущих. Чтобы они научились вначале

усматривать Божественную благодать и величие в делах человеческих,

далее — в ясных началах природы, после этого — в стройности 

небесных тел, затем — в замечательном устройстве всего мира: в движении,

в гармонии, в форме; и так постепенно, шаг за шагом, приближаться к

той благодати, которая существует для нас лишь в единении с Богом,

связывая также и с корнями рода. И только тогда мы внутренне вновь

соединимся с Ним. Мне кажется, что те, кто представляет историю 

иначе, нарушают природные законы.

Поскольку история всех трех видов старательно изменена 

серьезными учеными мужами и дошла до нас в записях переписчиков, то я 

намерен восстановить порядок и соразмерность в этих записях, читая их и

тщательно обдумывая, особенно в той части, которая касается истории

дел человеческих, учитывая, что история Божественная, так же как и

природная, очень отличается от человеческой — и не только в 

причинных связях, но и целью. Естественная история имеет заданную и 

постоянную последовательность причин, если Божественная власть не 

оставляет ее хотя бы на миг без внимания. Но если это происходит, то все

вверяется творцу текущей материи и отцу всего злого. С одной 

стороны, мы наблюдаем проявления искаженной природы и чудовищ, с 

другой — из ряда вон выходящие явления, чудеса. Это приводит к тому, что

в нас одновременно возникают и суеверия, и религиозные чувства.

Но Божественное воссияет, оно светло и ясно является и освящается,

чтобы быть очевидным для рода человеческого.

Однако поскольку человеческая история большей частью 

проистекает из человеческой воли, которая весьма противоречива и зачастую

не находит выхода, то постоянно возникают новые законы, 

формируются новые нравы, новые институты, новые религиозные обряды. Во-

22

Глава I

обще человеку в деяниях его присуще впадать во все новые ошибки, 

если только он не руководствуется природой, т. е. естественным 

порядком. Природа может искажаться изначальным отсутствием 

Божественной мудрости, но если мы отклонимся от вершины Божественной 

мудрости, то впадем во всевозможные грехи. Хотя, истинно, разум 

человека, ощутивший прикосновение вечного Божественного разума, 

отделяет себя от всей земной бездны настолько, насколько это вообще 

возможно. Но разум столь глубоко увяз в порочной материи, так 

изменяется под ее влиянием и впадает в разлад с самим собой, что без помощи

Бога он уже не способен ни подняться, ни достичь хотя бы крупицы

справедливости, ни действовать в соответствии с природой. Из этого

следует, что до тех пор, пока мы будем впадать в заблуждение 

благодаря несовершенству наших чувств и обманываться ложными 

представлениями о вещах, мы не сможем отделять пользу от бесполезности, 

честность от бесчестия, правду от лжи. И хотя мы уменьшаем мудрость, 

облекая ее в слова, это тем не менее составляет меньший грех, чем 

забвение мудрости прошлого. Ибо ничто не является большим или наиболее

необходимым, чем история, особенно когда это касается поступков, 

событий, которые бегут по кругу, повторяя сами себя. Мы полагаем, что

для понимания этого необходимо прилагать значительные усилия, 

особенно людям, неспособным к уединенному образу жизни, тем, кто 

связывает свою жизнь с объединениями и сообществами людей.

Итак, из трех видов истории мы оставляем Божественную — 

теологам, естественную — философам, в то время как сами будем 

заниматься, усердно и неспешно, человеческими действиями, поступками и их

правилами.

Что касается человеческой истории, то она бывает общей и 

частной. Последняя охватывает сказанное и сделанное одним человеком

или одним народом, однако достойное упоминания. Действительно, 

хотя академики мудро полагают, что ничто сотворенное не может 

считаться никчемным, все-таки история не должна останавливаться на 

бесполезных и незначительных поступках. Общая история описывает 

деяния сообществ многих людей, или народов, или целых государств.

Таким образом, история имеет две стороны: ведь описываются или 

поступки многих народов, например персов, греков, египтян, или всех,

о деяниях которых до нас дошли сведения, или самых знаменитых. Это

обычно делается разными способами. Иногда описываются события 

одного времени, т. е. определенного периода (срока): либо месяца, либо

года, — отсюда берут свое начало дневники, т. е. повседневные записи,

или анналы. Иногда история берет свое начало от возникновения 

какого-либо государства или от истоков памяти — тогда описываются 

возникновение, рост, перемены и гибель. Это также имеет два подхода —

сжатое изложение и пространное, из чего берут свое название хроника

и хронология.

 

ГЛАВА II

О ПРАВИЛЬНОМ УСТРОЙСТВЕ ИСТОРИИ

Система и метод, которые используются в изящных искусствах,

я думаю, вполне могут быть пригодны и для истории как дисциплины.

Недостаточно иметь определенное количество исторических 

сочинений, если не понимать пользы каждого из них и не знать, в каком 

порядке и какой манере следует каждое читать. Пир, который нам в высшей

степени приятен, может вызвать пресыщение. Если исторические 

источники случайно были использованы вместе и не подбирались 

специально, то все-таки необходимо позаботиться об установлении порядка в

повествовании, хотя бы для того, чтобы не путаться. Следует 

выстроить повествование так, чтобы более современная часть не смешалась с

более ранним периодом или середина — с окончанием, что было бы

весьма неудобно при чтении. Люди, которые допускают эту ошибку, не

только не способны к пониманию фактов и прослеживанию их 

развития, но даже очень слабы в запоминании. Поэтому, чтобы понимание

истории было полным и более легким, позвольте нам обратиться к его

величеству господину анализу, столь необходимому нам при изучении

искусств. Главным образом он укажет нам, как разделить историческое

повествование на части и как отнести каждую часть к определенному

разделу и затем, как с изумительной легкостью использовать 

соединение целого и частей в общей гармонии. Мы не должны пытаться 

синтезировать до тех пор, пока части всего исторического процесса не будут

приведены в соответствие друг с другом и не будут связаны воедино, как

это было свойственно великому трудолюбию схоластов. Но некоторые

люди разделяют, изолируют части, отрывая их от целого, в то время

как объединение их очень важно, потому что если они будут 

представлены порознь, то единства процесса мы уже никогда не восстановим.

Поэтому Полибий1 справедливо упрекает Фабия (Пиктора)2 и других

историков, описывавших Пунические войны3, за то, что те 

сосредоточили свое внимание на одном или нескольких этапах этой борьбы. Мы

не можем правильно понять назначение той или иной части в 

произведениях, подобно тому как не сможем определить назначение частей 

тела, отделенных от незнакомого нам организма. Дионисий Галикарнас-

ский4 выдвинул подобные обвинения против Полибия, Силена5, Тимея6,

Антигона7, Иеронима8, которые оставили многочисленные и 

отрывочные комментарии по римской истории. Любой может сделать подобные

критические замечания также и в адрес Дионисия. Но это не должно

стать предметом обвинений, потому что не каждому дано верно тракто-

24

Глава II

вать любой предмет, но каждый с бесконечным трудолюбием и 

прилежанием может собрать столько материала, сколько в его силах. Мне 

кажется, что этот упрек обращен скорее не к написанию, но к умению 

читать исторический материал, части которого, если они оторваны одна

от другой, могут не соединиться одна с другой и вообще с целым в 

правильном порядке. Например, то, что написано о римской истории, 

оставлено нам в перевернутом виде в качестве истории всех людей. 

Всеобщей историей я называю ту ее часть, которая объемлет историю всех

или наиболее известных народов, или тех, чьи ратные дела и свершения

мирной жизни дошли до нас от их потомков, от периода их раннего 

становления до национального расцвета. Вместе с тем многие вещи  

опускаются, не включаются в работы, и это происходит довольно часто из-

за того, что жизнь писателя продолжается до тех пор, пока его работы

вызывают интерес у читателя.

Итак, во-первых, позвольте нам прежде всего предложить главный,

основной обзор всех периодов, — обзор достаточно подробный и 

вместе с тем легкий в запоминании. В него входят Сотворение мира, Потоп,

зарождение наиболее известных религий и государств и их гибель, если

подобное движение вообще можно рассматривать как имеющее  

конечный путь. Все эти события могут быть зафиксированы или в системе

времени от Сотворения мира, или по датам основания города, 

государства, или по Олимпиадам, или от Рождества Христова; можно 

пользоваться и арабским летосчислением, которым обычно пренебрегают в

известных сочинениях. Все, что я перечислил выше, неприменимо к тем

видам работ, которые принято называть хрониками и которые 

освещают действительно короткий промежуток времени, и именно в силу 

этого они достаточно легки для начинающих. Вместе с тем хроники не 

точны; они довольно далеки от истинной правды в изложении материала.

И лишь когда нам удастся составить достаточно общее представление о

материале, мы перейдем к наиболее точному и подробному его 

изложению, которое раскроет причины зарождения государств, последующих

изменений и даст возможность рассказать о людях вообще, а не только

о выдающихся и известных мужах. Мы попытаемся достичь такой 

краткости, что любой сможет разглядеть блеск, присущий любому 

состоянию общества. Известно немало работ, написанных в подобной манере,

но среди них не отыскать более примечательной, чем сочинение Иохан-

на Функа9, который собрал и выстроил в определенной 

хронологической последовательности события, описанные еще Евсевием Кесарий-

ским10, Бедой11, Лукидом12, Сигизмундом13 и Фригио14. Он тщательно

исправил многие ошибки этих писателей. Но тем не менее иногда от 

него ускользают детали, он позволяет пропускать их и касается только 

самого важного. Этот писатель сообщает определенные сведения о 

развитии многих государств. Он бегло касается "Историй" Кариона15 и Ме-

ланхтона16, делая это небрежно и недостаточно внимательно. Хотя 

последний иногда многословен, иногда кажется скучным, особенно когда

затевает теологический диспут. Он довольно набожен и склонен к рели-

Глава II

25

гиозным размышлениям. Но если эти его рассуждения у кого-то 

вызывают возражения, то их легко можно пропустить. Что же касается 

вещей, связанных в основном с историей знаменитых государств, то их он

излагает кратко и верно. Если найдется другой автор, который напишет

всеобщую историю более полно, чем Меланхтон, то, я думаю, он станет

очень известным.

Теперь от главного перейдем к деталям, излагая их в том порядке,

в каком записи о них находились на столах хронистов. Поскольку 

система управления государством, различные знания и, наконец, собственно

гражданское общество зародились у халдеев, ассирийцев, финикян и

египтян, то, во-первых, мы изучим древность этих народов, причем не

только по сочинениям историков, которые писали о них специально,

как, например, Бероз17, Мегасфен18, Геродот19, но также по 

произведениям еврейских авторов, чьи познания и взгляды во многом 

перекликаются с остальными. Куда больше точных сведений о соседних народах

содержится в "Древностях" Иосифа Флавия и в его сочинении "Против

Апиона"20. Этим он заметно отличается от многих других писателей.

Затем мы предпримем исследование истории евреев, выстроив 

материал таким образом, чтобы сначала изучить систему 

государственности и только после этого заняться религией, которая относится к 

третьему виду истории и требует более отвлеченного состояния ума. Затем

мы обратимся к империям мидийцев, персов, индийцев и скифов, после

чего перейдем к грекам, которые распространили свой род через Араке

и Евфрат, от ворот Сирии вплоть до Геллиспонта, до земель, 

расположенных на соседних островах Азии и Европы, и затем — до собственно

Италии. Есть три определения этого народа. Первое — ионийцы, 

второе — лидийцы, третье — дорийцы. От греков мы перейдем к 

римлянам. Территория, на которой они проживали, окружена Альпами и

омывается двумя морями. Пожалуй, они превзошли всех величием 

своего государства, славой своих дел и неуемным своим стремлением к

справедливости. Народ этот был так силен, что затмил все другие 

народы не только в сфере законодательства и устройстве государственных

учреждений, но также и в языке, красота которого не превзойдена до

сих пор. Прошлое этого народа должно быть старательно исследовано.

Более того, так как он вел длительные и изматывающие войны с 

карфагенянами, то история обоих народов в действительности часто 

фальсифицируется писателями.

Я думаю, что по своему развитию кельты находятся недалеко от 

римлян. Более того, они, возможно, древнее, чем сами римляне, ведь 

благодаря своим ратным подвигам кельты были известны раньше римлян.

Кроме того, они основали колонии не только в Италии, но также в 

Испании, Германии, Греции, Азии. Однако об этом мы расскажем ниже.

При всей своей воинской доблести, Цезарь смог ограничить их 

завоевания только пределами Гаронны и Сены, и тем не менее они 

распространили свою власть за Пиренеи — до Рейна и Альп. Затем перейдем к

немцам, страна которых окружена Альпами, Рейном, Вислой, Карпата-

26

Глава ?

ми и Балтийским морем. Затем — к народам, которые соседствуют с

немцами, это датчане, норвежцы, шведы, скандинавы. Затем перейдем

к народам, которые ведут свое происхождение от германцев, — готам,

франкам, вандалам, герулам, лангобардам, бургундам, гуннам, англам и

норманнам, которые совершили великие дела и основали наиболее 

известные империи во Франции, Британии, Испании, Италии. Кроме того,

испанцы и британцы прославлены своим прошлым. Их дела стали 

широко известны раньше других потому, что письменные упоминания о

них встречаются в очень ранних источниках. С ними можно сравнить

арабов, также известных древностью своей истории, однако длительное

время остававшихся в тени из-за отсутствия более ранних упоминаний о

них. Так длилось до тех пор, пока они не вырвались за пределы 

пустыни; они взяли верх над персами и греками, контролировали Азию и 

Африку и одержали великие победы в Европе. Арабы не только 

закрепились там при помощи силы, но также утвердили свою религию, 

традиции, государственные учреждения, и в конце концов даже их язык 

распространился повсюду и стал известен во всем мире. Их было принято

называть сарацинами, хотя, конечно, сарацинами называли 

представителей различных народов, но арабы удерживали среди них первенство,

что позднее мы убедительно покажем.

После этого мы перейдем к туркам, которые, продвигаясь с 

побережья Каспийского моря в Азию, постепенно проникали со своими 

армиями вовнутрь региона Малой Азии, всей Греции и Египта. Мы не 

пропустим ни империю татар, которые распространили свою власть 

далеко за пределы Имайских гор21 и Каспийского моря, ни московитов, 

которые продвинули свои армии от Волги и Дона до Днепра и недавно 

захватили Ливонию. Позднее настанет черед американцев и тех, кто 

проживает на побережье юга Африки и Индии и чья история также будет

полезна и приятна для понимания.

Все эти вещи должны легко и быстро запоминаться, а затем нужно

все тщательно проверить, потому что если мы будем усваивать только

цветистые заголовки источников, как случалось не раз, то можем 

постепенно чрезмерно увлечься деталями. Мы намерены изучать не

только великие и прославленные государства, но также и весьма 

заурядные и малозначимые, например государства родосцев, 

венецианцев, критян, гельветов, генуэзцев, флорентийцев и других, им 

подобных. С завидной точностью и легкостью Павсаний22 описал отдельные

государства греков.

И когда мы освоим историю всех государств именно таким 

образом, тогда лишь узнаем о делах народов, которые достигли славы при

помощи власти, или благодаря своему великолепию и богатству, или

же, наконец, благодаря своим доблестям или ярким способностям. 

Каждый читатель может делать выбор, основываясь на своих 

представлениях о справедливости и через собственную оценку поступков каждого

героя вырабатывая свои жизненные теории и принципы. Если недосуг

рассматривать естественные науки, то после истории дел человеческих

Глава U

27

можно легко перейти к религии. Но с другой стороны, сложность 

материала и обстоятельства жизни могут подсказать нам и иные пути, 

если того потребует наша профессиональная деятельность. Ведь если

кто-то не нашел себе достойного применения в жизни, то ему остается

стать наблюдателем жизни других людей, и тогда он своими 

собственными глазами может увидеть дела тех людей, чей посмертный образ

доносят до нас книги. Мы не можем снять жатву с полей истории 

иначе, чем соединяя вместе скромную практическую деятельность и 

внимательное наблюдение, как предлагал Пифагор. Последний шаг будет

сделан тогда, когда мы с чистыми помыслами, поняв дела 

человеческие и явления природы, приблизимся к святому. Это позволит нам 

составить некое руководство по изучению каждой религии. А это, в свою

очередь, позволит нам увидеть, кто явился автором каждой из них, что

лежало в истоках религий, что направляло их развитие, наконец, какое

начало и какой конец все это имеет, что в каждой из религий является

принадлежностью добродетели, а что добродетели чуждо. К этому мы

прибавим как иллюстрацию отношение философов к вере как к 

наивысшему благу, потому что через призму их мнения относительно 

какого-либо предмета истина высвечивается намного ярче. Некоторые

могут обращаться к этому материалу как к хранилищу многих вещей,

среди которых есть и такой трофей, как всевластие [единого] Бога, 

веру в которое евреи заимствовали у египтян. Но все-таки в этой сфере

познания мы будем продвигаться вперед более уверенно при помощи

усердных молитв, а также многочисленными обращениями 

просветленного разума к Богу.

Все наши рассуждения об устройстве истории понимаются очень

легко, если прибегнуть к аналогии с космографией. Связь и сходство

этой дисциплины с историей таковы, что одна представляется частью

другой. Мы находим и извлекаем из географии отдельные рассказы о

скифах, эфиопах, американцах. Она же описывает каждый регион; 

история использует географию в хронологии, поэтому уж если какое 

искусство и неотъемлемо от истории, так это прежде всего география.

По этой причине, в силу необходимости понять космографию, историк

должен посвятить ряд исследований представлениям о мире в целом,

включая малую карту. Затем он должен написать о соотношении 

небесных тел и элементарных стихий, особенно об уранографии23, 

основанной на знаниях о соотношении элементов — воздуха, воды, земли.

Из этого он должен сделать заключение об анемографии24, 

гидрографии и географии, рассматривая последнюю на основе разделения 

поверхности Земли на десять областей и столько же климатических 

поясов. Полезным для наблюдений будет учет направления ветров, 

особенностей климата, влияния морей и расположения земель. Затем Земля

Должна быть разделена приблизительно на четыре или пять поясов и их

местоположение должно быть соотнесено с картой звездного неба.

После этого перейдем к той части Земли, которая наиболее освоена и

лучше изучена, и именно здесь нам надлежит перейти к прославлению

28

Глава II

ее жителей. Надо отметить, что это прежде всего Европа, где 

расположены Испания, Франция, Италия, Греция, Германия, Скандинавия и 

Дания, а также острова, примыкающие к ней. Азию можно разделить на

Большую и Малую; первая из двух названных включает Ассирию, Пар-

фию, Мидию, Гирканию (часть Персии), Ариану, Гедросию, Индию,

Скифию, Ближний и Дальний Имас; вторая — Фригию, Лидию, Ликию,

Киликию, Карию, Памфилию, Сирию, Галатию, Каппадокию, Понт и

Армению. Подобным же образом подразделяется и Африка — на 

Мавританию, Ливию, Киренаику, Египет, Эфиопию, Нумидию и регионы,

населенные только неграми. Было бы достаточно назвать главные 

реки, горы и моря, используемые в качестве границ, и указать для 

каждого региона соответствующие небесные меридианы и параллели.

От географии легко перейти к хорографии, которая описывает 

регионы. Наше объяснение будет более понятным, если каждый регион

мы опишем отдельно. Например, Испанию, которая является одной из

частей Европы, мы разделим на Бетику, Лузитанию и Тарраконскую

провинцию; последнюю, в свою очередь, — на Галисию, Кастилию, 

Наварру и Арагон, границы которых определяются реками Эбро, Гвадиа-

на, Тахо, Гвадалквивир, Дуэро и теми горами, общепринятое название

которых Адриановы и которые отделяют современную Испанию от

древней. Затем мы определим среднюю широту региона как 40 

градусов, а долготу как 15. Протяженность в длину — 14 градусов, в 

ширину — 7 градусов. Подобная система описания должна быть 

использована и для других регионов. Наконец мы перейдем от хорографии25 к 

топографии и геометрии, к описанию и измерению отдельных мест. Во-

первых, мы рассмотрим оставившие след в истории города, порты, 

побережья, проливы и морские заливы, перешейки, мысы, поля, холмы,

косогоры, утесы, вершины, пастбища, леса, рощи, перелески, чащи, 

сады, плоскогорья, крепости, поселения, префектуры, муниципалитеты,

цитадели, церкви, деревни, соборы, поместья (если этого потребует 

материал). Иным образом мы будем рассматривать всеобщую историю.

Ошибаются те, кто, изучив карты регионов, пытается научиться 

сопоставлять картину всего мира и отдельных его частей, чтобы понять 

соотношение единичного и целого. Не меньше ошибок выпадает и на 

долю того, кто думает, что может понять частную, специальную, 

региональную историю раньше, чем установит порядок и 

последовательность всеобщей истории и всех ее эпох, остановившись на 

общепринятых четырех. Мы будем проводить столь подробные исследования в 

отношении каждого народа, потому что если кто-либо захочет ясно 

понять и запомнить историю римлян, то ему необходимо вначале 

прочитать Секста Руфа26, который на четырех страницах изложил всю 

историю; затем освоить изложенное Флором27, а потом — Флавием. И лишь

в конце ему надлежит прочесть Ливия и Полибия. Я предлагаю 

подобный же путь изучения истории франков, которую Жан дю Тилле28 

подробно изложил в одной маленькой книге. Я полагаю, что ее нужно 

проштудировать прежде, чем обращаться к работам Павла Эмилия из Be-

Глава I/

29

роны29 и Ксифилина30, раньше сочинений Диона (Кассия)31, Юстина32

или Трога Помпея. Их произведения, несмотря на то что сейчас их 

почти не читают, все же достаточно важны. Однако для понимания 

всеобщей истории этого мало, если мы не поймем деталей, то упустим и 

целое; и только если эти два подхода соединить вместе, то, по мнению По-

либия, они принесут беспримерную пользу. Многие из тех, кто читал у

Руфа лишь названия глав или поверхностно просмотрел Ливия, именно

детали и упустили. При таком прочтении от сочинений Ливия не может

быть никакой пользы. В этом же видит причину забвения трудов Трога

Помпея и Ксифилина Святого и Юстин. (Мы не можем правильно 

понять назначение той или иной части в их произведениях, как не можем

восстановить назначение частей тела, отделенных от неизвестного нам

живого организма.) Вместе с тем многие вещи опускаются и вообще 

нигде не излагаются. В конце концов было бы хорошо, если бы все речи

и дела, достойные упоминания, мы передали хранилищам памяти, как

сокровища — сундуку; мы предъявим нашему судье все лучшее, что

увидим; тем более что нет ничего более подходящего для этого, чем

предложенная нами выше классификация человеческой деятельности.

 

ГЛАВА III

О ПРАВИЛЬНОМ РАСПОЛОЖЕНИИ ОТДЕЛЬНЫХ ЧАСТЕЙ ИСТОРИИ

Поскольку предстоящий разговор касается главным образом 

рассмотрения человеческих отношений, то давайте дадим слову 

"история", которое само по себе понятие довольно широкое, более узкое 

определение и впредь будем рассматривать ее как дисциплину, 

изучающую деятельность людей, ясно описанную в повествованиях о 

событиях давно минувших дней. Но многогранность и неупорядоченность 

человеческой деятельности, многочисленные свидетельства истории, в

которых действия и дела людей связаны с определенными занятиями,

представляют собой такой запас разнородного материала, что 

исторические работы явно не могут быть поняты без четкой системы, иначе

их содержание ненадолго задержится в памяти. Следовательно, то, что

ученые привыкли делать в других дисциплинах, — помогать людям в

запоминании, я думаю, должно стать нормой и для истории. Сходные

примеры знаменитых событий следует поместить в определенном 

порядке для того, чтобы из опыта былого, как из сундука с 

драгоценностями, мы могли бы извлечь множество решений для управления 

нашими делами. Конечно, мы не испытываем недостатка в учениях 

эрудитов, которые из чтения исторических книг сумели извлечь мудрые

мысли, известные как краткие изречения — афоризмы. И хотя в 

человеческой деятельности обычно выделяются три вещи — планы, слова

и дела, что и определило добродетели — думать хорошо, говорить 

хорошо и поступать хорошо, все же писатели обращали свое внимание в

основном только на слова. Они опустили то, что подразумевается в

планах и выражается в поступках. Некоторые, правда, записывали не

только изречения, но и дела знаменитых людей, но сделали это 

довольно невыразительно и без тщательно продуманного плана. Кроме того,

они зачастую смешивали человеческие дела с Божественными, а 

описания природы, в свою очередь, с человеческими делами и с делами 

Божественными; почти никто из них не попытался предложить 

возможные варианты действий государя, хотя очевидно, что безопасность 

государства часто зависит от решения одного человека. И поэтому я 

думаю, что материал должен быть расположен так, чтобы в трех 

разделах нам удалось охватить все области. Во-первых, дела человеческие,

во-вторых — природные, в-третьих — Божественные. По той причине,

что в делах людей царит полный беспорядок, причем беспорядок 

больший, чем в других областях, согласитесь, что нам следует отложить 

естественную и Божественную истории и сосредоточиться на правиль-

Глава III

31

ном расположении человеческих помыслов и поступков. И если в этом

мы установим порядок, тогда нам удастся показать, что краски истории

могут быть хорошо подобраны, каждая будет высвечивать свое. 

Делание определяется как нечто, являющееся результатом само по себе.

Подобно речи, делание не оставляет каких-либо вещественных 

свидетельств. Деятельность же, напротив, определяют как то, что оставляет

некий продукт, полученный в результате работы, подобно письму.

Однако так как все наши рассуждения мы стремимся сформулировать

в понятных терминах, то давайте оставим словесные изыски и 

определим слово "деятельность" более широко, включив в это понятие все

планы, слова и поступки, рожденные волей человека. Это 

предполагает то, что воля является незагрязненной и свободной от страсти, 

подобно воле мудреца; воля не должна быть замутнена и эмоциями, 

например радостью или гневом, хотя многие люди из тех, кого можно 

назвать невоздержанными или даже сумасшедшими, как говорится, не 

ведают, что творят; эмоциональные люди действуют под влиянием 

определенной слабости характера. Бывает и так, что поступок 

совершается вынужденно, как, например, происходит, когда из-за страха 

расстаются с драгоценными вещами. В этом случае человек действует не 

добровольно или под влиянием эмоций, это вынужденное решение, ибо

предпочтительнее потерять свои богатства, но сохранить жизнь. Если

же человек не владеет собой, как, например, поступки сумасшедшего и

того, кто не осознает, что происходит, то в этом случае кажется, что,

возможно, его деятельность не столько человеческая, сколько 

Божественная; а поскольку она далека от Божественной природы, то, 

вероятно, может возникнуть и по принуждению дьявола1. Все это подобно 

явлениям природы, например силе притяжения или отталкивания, и 

происходит без человеческого воздействия. Опять же если человек 

причинит ущерб кому-то в качестве ответной меры, то он не согрешит, ибо

первоначальное действие исходит не от него. Так же происходит, когда

Бог или Божественное провидение побуждает кого-либо к 

пророчеству, это действие вовсе не человеческое, потому что оно не 

контролируется волей человека. Итак, человеческими являются те действия, 

которые вырастают из планов, высказываний или поступков людей, когда

воля прокладывает действию путь. Жажда власти — первооснова 

человеческой деятельности; бывает, что она подчинена разуму, а бывает —

самым низменным вожделениям души, мечущейся в поиске или 

сокрытии чего-либо. Но поскольку природа породила в человеке 

изначальное стремление к самосохранению, каждый прежде всего осваивает

действия, без которых невозможно выжить; позднее все устремления

направляются на вещи, без которых на самом деле жить можно, но без

излишеств, а если и с излишествами, то не роскошно или если и 

роскошно, то все же не испытывая того сильного наслаждения, которое

так приятно радует чувства и разум; поэтому далее следует стремление

к приобретению богатств. Но так как не существует предела нашим

желаниям получать удовольствие — и это является общим и для чело-

32

Глава 111

века и для животного, — то чем благороднее человек, тем дальше он

находится от уровня животного и тем меньше его привлекает желание

господства; в этом он может возвыситься над всем животным миром.

Но это же стремление к власти является и причиной страстного 

желания доказать свое превосходство, и причиной стремления совершать

насилие над слабым; поэтому происходят разногласия, войны, резня,

появляется рабская зависимость. Такая жизнь свирепа и полна 

опасности, тщеславия, и все это не может удовлетворить человека 

возвышенной души. В конце концов люди, одаренные от природы, постепенно

переходят к деятельности морального и духовного плана, способной

обеспечить истинную похвалу и долговечную славу. Многие считают

духовную и моральную деятельность своей высшей целью. А 

поскольку все в природе стремится к покою, то очевидно, что человек, 

занимающийся добродетельной деятельностью, в определенные моменты 

нуждается в отдыхе. В этом кроется причина того, что человек 

мало-помалу, отвлекаясь от своих занятий, от забот и сообщества собратьев,

ищет уединения, в котором он может обрести покой и созвучие с 

природой. Тут он, окидывая взглядом человеческие дела и видя 

неустойчивость и непредсказуемость их результатов, обращается к исследованию

неизменных причин жизни природы; процесс созерцания приводит его

в такой восторг, что он посвящает всю свою энергию пониманию этих

причин. При этом он способен даже пренебречь властью и богатством

королей; более того, многие из тех, кто управлял великими империями,

охотно принимали решение избрать такой образ жизни и отказаться от

царствования. В результате появляется совокупность знаний и 

добродетелей, которые в силу того, что они опираются на одиночество в 

познании истины, называются умозрительными. Очевидно, человеку,

одаренному от природы, недостаточно продвижения в постижении

лишь тех дисциплин, предмет которых постигается чувствами. Тогда

он обращается к вещам, понимаемым только умом, и при помощи 

силы и могущества бессмертной души взмывает на быстрых крыльях

вверх в поисках первопричин своего происхождения, тесно связанных с

Богом. В этом и состоит цель человеческого действия — конечное и

высшее блаженство, к нему направлены все планы, слова, дела 

человека, его устремления, тяга к знанию и добродетели. Конечно, называть

созерцание деятельностью не совсем точно, но все же Аристотель 

сделал это; и хотя здесь наблюдается противоречие, но он определил 

счастливую жизнь иначе, чем деятельность2.

Теперь давайте расположим эти вещи по порядку; занятия первого

вида определяются знаниями, относящимися к защите жизни человека

и избежанию болезней и простуд, — это охота, разведение скота, 

сельское хозяйство, строительство, гимнастика и медицина. Ко второму 

виду принадлежат торговля, искусство управления, ткачество и 

механические ремесла; к третьему — защита и распространение лучшей 

жизни, насыщение ее знаниями, помогающими нам накапливать богатства

и правильно использовать то, что приобрели; этот вид определяется

Глава III

33

уровнем развития занятий первого вида. Наконец следует 

деятельность, которая способна стать подлинным источником наслаждения.

Все эти многочисленные виды деятельности постепенно влияют на

чувства или разум или на то и другое одновременно. Для вкусовых

ощущений, конечно, первостепенное значение имеет знание приправ,

для осязания — малайзийские эротические наслаждения, для обоняния

— благовония, для зрения — расположение линий и многообразие 

красок, смешанных соответствующим образом и используемых в 

живописи, гравировке, декоративном искусстве, литейном деле, скульптуре и

даже в различных способах крашения и вышивки, для слуха — 

красноречие, выраженное в стихотворных размерах или риторических 

оборотах. Хотя люди со временем утрачивают чувство гармонии, но 

все-таки она оказывает влияние до тех пор, пока простотой и 

естественностью способна излечить серьезные болезни ума. Какофония звуков и

быстрых ритмов обычно делает человека безумным; это случается с

теми, кто не способен оценить дорический лад жизни и величавые 

манеры, они настраиваются на ионический лад, чтобы произвести 

впечатление людей выдающихся, но многие из них теряют рассудок. 

Поскольку одиночество никому не приносит радости, так как человек 

нуждается в общественном признании, то, следовательно, люди ищут 

возможности соединиться в группы, а учитывая то, что человек наделен

Богом бесценным даром — душой — и связан с Творцом 

определенным сходством, мы не должны сравнивать объединения людей со 

стадами животных, тем не менее в политических образованиях человек

хоть и может жить счастливо, но эту жизнь трудно было бы назвать

прекрасной.

Далее, не должно вызывать удивление то, что деятельность людей

направлена на защиту жизни человека и человеческого сообщества,

скорее это определяет ее большие преимущества. Понимание этой 

потребности воспитывается гражданским, домашним и нравственным

обучением; кроме того, первое учит контролировать государство, 

второе — семью, третье — самого себя. Действительно, человек должен

прежде всего научиться разумно управлять собой, основываясь как на

принципах справедливости, так и на знании законов, прежде чем он 

сможет управлять женой, детьми и слугами; и он должен научиться 

управлять семьей прежде, чем сможет управлять государством. Первый путь

к господству — это власть одного человека над другим, второй — 

одного человека над несколькими. Управлять женой можно посредством 

супружеской любви, слугами — путем хозяйского контроля, детьми —

родительской любовью, управлять же богатством, приобретенным для

поддержания жизни, можно путем его экономного использования.

Второй путь простирается очень далеко, охватывая не только 

управление союзом нескольких семей, объединенных родством или совместной

торговлей, но и меры по укреплению и защите этого союза; он 

постигается людьми через гражданское воспитание, иными словами, через 

умение приказывать и подчиняться приказу. Я не называю, как это делают

2. Жан Боден

34

Глава III

многие, гражданское воспитание правовым, поскольку первое лишь 

небольшая часть второго, дающего многообразные знания и 

регулирующего всю человеческую деятельность. Частями юриспруденции 

являются прерогатива власти, законотворчество и исполнение. 

Прерогатива осуществляется многими способами, которые можно свести к 

четырем, и сопряжена [она] со многими видами деятельности, в которых 

отражаются свойства верховной власти; итак, она осуществляется в 

выборе судей, членов магистрата и в определении каждому сферы 

правосудия; в принятии и отмене законов, в объявлении войны и заключении

мира, наконец, в определении штрафов, наград и в высочайшей власти

помилования. Функции верховной власти обычно осуществляются

через законодательную власть. Одно дело — провозгласить закон, 

другое — обсудить его; последнее является правом Сената, первое — 

народа, или государя, или того, кому принадлежит верховная власть. 

Обсуждение также уместно при решении вопросов, касающихся обороны, 

ремонта общественных зданий и, наконец, тех гражданских дел, которые

выпадают из сферы действия законодательства. Наиболее важными из

всей сферы государственной деятельности являются управление, 

разделение функций, правосудие, созыв совещательных органов и 

церемониал. При этом учтем, что низшие виды деятельности основаны на силе

принуждения, высшие — на силе убеждения, а оно имеет власть не

меньшую, а иногда даже и большую. Люди низменные удерживаются от

преступлений законами и боязнью наказания, тогда как лучшие из 

людей — рассудком или верой, побуждающей к чести и добродетели.

Изначально дикие и свирепые, как звери, люди должны удерживаться

от жестокости и грабежа солдатской рукой. Другой способ управления

опирается на силу закона и справедливости, последний же — на 

общественное мнение и страх перед Богом. Человеческие сообщества 

держатся прежде всего на знании закона, на силе красноречия и убеждения,

а также на вере. Если солдаты смело сражаются, судьи — справедливы,

священники — благочестивы, то управление по всем трем 

направлениям дается легко до тех пор, пока оно основано на гражданском порядке

и контроле. Государственная деятельность направляет также движение

общих потребностей — разведение скота, развитие сельского 

хозяйства, медицины, ремесел, деятельности, которая обеспечивает основные и

необходимые условия жизни. Гражданский порядок определяет и 

развитие литературы, например толкователей закона Божьего или законов

человеческих или тех, кого древние называли софистами, а позднее 

стали называть грамматиками, философами и математиками. Древние 

совершенно справедливо называли эту сферу архитектоникой3, потому

что она предписывает законы всем мудрецам во всех областях знания

таким образом, чтобы их деятельность была направлена на общее 

благо, а не на причинение смут и нанесение ущерба государству.

Вдобавок ко всему гражданский порядок определяет функции 

каждого человека, служит ли он в гражданском учреждении либо в 

военном; последние заботятся о военных делах, а первые — о внутреннем

Глава III

35

управлении, работе советов, правосудия, о годовом бюджете, расходах,

пополнении казны, о землях, зданиях и о религии. Вся классификация

этой деятельности содержит семь видов: первый не предполагает 

почестей, денег или власти, к этой группе принадлежат люди, которые 

контролируют налоговую сферу, военное обучение, обязанности стражи,

защиту города, следят за учреждениями этого типа, выполняя свой

долг без оплаты; второй вид включает тех, кто имеет оплачиваемые

каким-то образом общественные обязанности, но не имеет 

общественного положения, сюда входят глашатаи и те, кто обычно следит за 

расположением и содержанием городских помоек. Третий вид работ 

выполняется теми, кто имеет несколько оплачиваемых общественных

должностей, не лишенных престижа, но не предусматривающих 

получения какого-либо особого звания; это, например, трактирщики, 

писцы, нотариусы, судебные исполнители и их помощники. Четвертый вид

приносит почести и награды, но еще не дает верховной власти; это, 

например, священники и послы. Пятый предполагает великую честь, без

вознаграждений и власти; таково звание президента Сената или дожа в

Венеции. Шестой наделяет и честью и властью, но без оплаты, и 

распространяется на магистратов4; к таковым относятся консулы5, 

преторы6, цензоры7, трибуны, архиепископы, эфоры8 и им подобные. 

Последняя группа состоит из людей, которые имеют и честь и власть и 

получают при этом доходы; таковых всего 120 человек — это те, кто 

рассматривает судебные дела венецианцев, хотя это характерно и для 

других народов; эта группа включает тех, кто осуществляет правосудие,

основанное на могуществе и авторитете человека, обладающего 

верховной властью в государстве. Мы не будем рассматривать 

отправление религиозного культа как часть гражданского порядка, хотя 

деятельность священников и епископов контролируется властью 

магистратов; но делается это прежде всего потому, что церковные обряды и

церковные налоги в государстве должны строго защищаться. Религия

сама по себе является непосредственным обращением просветленного

разума к Богу; поэтому она может существовать вне сферы внимания

гражданского порядка, только в душе одного человека, при этом этот

человек, по мнению многих людей, окажется счастливее всех 

остальных потому, что он отделен от гражданского общества. Гражданская

же жизнь требует непрерывного действия, ведь государство в целом не

может быть занято созерцанием, так же как все тело целиком или все

свойства души не могут быть полностью отданы размышлениям. Если

мы определим благо только лишь как созерцание, то это состояние, 

являющееся счастьем для одного человека, не будет счастьем для 

государства. Это двусмысленное положение очень беспокоило 

Аристотеля9, и он так и не смог найти из него выход; поэтому, по утверждению

Варрона10 (Марсилио Фичино11 приписывал это также и Платону12),

идеалом для человека, живущего в обществе, является не только 

исключительно досуг или только чистая деятельность, мы должны 

определить характер этого идеала как смешанный, если хотим сделать его

2*

36

Глава III

универсальным и для отдельного человека, и для общества. Разум не

может довольствоваться простым созерцанием до тех пор, пока он не

будет целиком отделен от тела.

Итак, человеческая деятельность ограничивается ранее 

приведенной классификацией; если что-то было упущено нами, то это легко 

может быть восстановлено и соотнесено с ней. Когда мы подразделили

историю на три вида — историю человеческую, естественную и 

Божественную, то мы уже тогда поместили в первый раздел отдельные 

действия человека и человеческие поступки, что соответствовало нашей

классификации. Теперь же мы прежде всего остановимся на теме 

безвестности и славы народа, вторая тема — жизнь и смерть, третья —

удобства жизни, затем — богатство и бедность, удовольствие и боль,

слава и бесчестье, красота и уродство тела, сила и слабость, грубость и

изысканность манер, невежество и знания, талант гениев и 

посредственность. И только после этого мы перейдем к нравственному 

обучению и общему обсуждению добродетелей и пороков; затем последует

рассмотрение домашнего воспитания, взаимной любви мужа и жены

или взаимных чувств между родителями и детьми, правил поведения,

прав хозяев и смирения, послушания слуг. Или, если такой путь 

покажется предпочтительнее, мы будем рассматривать взаимные 

обязанности сильных и слабых по отношению друг к другу, финансовые 

премудрости, любовь и ненависть, общественные отношения и торговлю, 

родственные и семейные отношения. Позднее мы будем иметь дело с 

гражданским порядком, сначала мы поговорим о власти, королевских 

прерогативах и деспотическом управлении, о людях состоятельных и 

непокорном плебсе, о правлении оптиматов и обостренном самолюбии

избранных. Мы обсудим проблему выдвижения советников в 

государстве, принятия и отмены законов, права магистратов и частных лиц, 

тему объявления войны и заключения мира, организации защиты 

граждан и отражения нападения врагов; поговорим о поражениях и победах,

наградах и наказаниях, о наложении и снижении налогов, о назначении

на должность и снятии, а также об отзыве посольств, об утверждении

и отмене союзов и корпораций, о руководстве обучением и развитии

наук, коснемся общественных и частных судебных разбирательств, 

обсудим наказания — мягкие и суровые, исполнение приговоров и 

помилование, собрания и речи ораторов. Наконец, мы коснемся сельского

хозяйства и разведения скота — занятий, благодаря которым в 

основном и существуют государства, затем — торговли, медицины, 

фармакологии, музыки, гимнастики, живописи и скульптуры, парфюмерии,

других видов деятельности, направленной на обеспечение 

удовольствий. Далее коснемся вопросов литературы, толкования Божественного

и общественного законов. Второй раздел в достаточно полном объеме

отразит историю природных явлений, с которыми часто приходится

сталкиваться при чтении исторических сочинений. Сначала будут 

рассмотрены принципы, лежащие в основе определения природы 

времени, места, движения, с его скачками и спадами, изменениями, будут рас-

Глава III

37

смотрены первоэлементы и их природа, затем — простейшие 

элементы, металлы, камни, типы растений, живые существа, разделенные на

три группы, и наконец небесные светила, размер и форма мира. Все

эти вещи можно объяснить более точно на основе предельной 

неизменности природы. Последний раздел касается Божественных 

явлений; сначала поговорим о человеческом разуме, который является 

наивысшей точкой естественного развития, но самой низкой Божества;  

затем — о тройственной природе разума, потом — о Боге, его деяниях, о

пророчествах, наконец — о религии и об отсутствии набожности. Эти

темы могут изучаться в таком порядке, в каком они размещены в 

соответствующих разделах, или в том, который покажется более удобным

для каждого читателя. В специальном разделе мы изложим 

достопамятные факты, встречающиеся при чтении истории; при этом на полях

каждого раздела, касающегося человеческой деятельности, будут 

добавлены заметки о планах, словах и поступках; каждую часть мы будем

начинать с заглавных букв. Далее мы покажем то, что при 

пристальном рассмотрении может оказаться благородным, низменным или не

имеющим нравственной окраски. Тогда мы будем делать пометку

"С.Н." (consilium honestum) — благородное, заслуживающее внимания

мнение. Но если кто-либо, отвергая учение стоиков, предпочитает 

отделять благородное от полезного, низменное от бесполезного, то я 

возражать не буду. Затем мы установим четыре вида деятельности, 

классифицируя их как низменную и благородную, полезную и 

бесполезную. Но, например, куда отнести план Фемистокла об уничтожении

флота: в интересах государства он был передан Аристиду, что было

крайне полезно для последнего, но не благородно. Подобные темы мы

осветим в главе "О планах, разработанных в интересах государства",

добавив на полях буквы "C.T.U." (consilium turpe utile), т. е. пример 

безнравственный, но полезный.

Кроме того, прежде чем помыслы воплотятся в слова и дела, 

необходим совет. Совет может и не воплотиться в делах, но они не могут 

существовать без него. Без совета невозможно обойтись по крайней мере

до тех пор, пока не задумают что-то вовсе безрассудное. Замыслы 

великих дел почти всегда секретны; раскрывать их рискованно, и они мало

кому известны до тех пор, пока поступок не совершен. Например, 

полезный совет Цинцинната13 во время великих бурь и кризисов часто

спасал государство римлян. Когда плебс, охваченный эмоциональным

подъемом, захотел удвоить количество трибунов и апиусов, а консул

яростно воспротивился этому, Цинциннат сказал в узком кругу: 

"Одобрите это, так как чем больше трибунов, тем более ограничена власть

каждого из них и протест одного может ослабить или приостановить

власть всех". Конечно, плебс не сообразил, что был обманут, и 

благодарил Сенат так, как будто ему была оказана великая милость. Пусть 

планы, направленные на пользу государству, будут названы полезными и

благородными. Что касается известного поступка Матиуса, который,

купив дом и испытывая при этом угрызения совести, заплатил продав-

38

Глава ??

цу больше, чем тот просил, то его можно назвать благородным, но 

бесполезным. Тогда как план Фемистокла14, решившего тайно 

предупредить короля Персии о намерении греков отрезать мост, который 

соединял Азию с Европой, был не только благородным, но также очень 

полезным, как для самого Фемистокла, сохранившего тем самым 

расположение персов, так и для всей Греции, ибо побудил персов к поспешному

отступлению. Почти всегда полезные вещи оказываются 

благородными. Если следовать предложенной классификации, то иногда планы,

слова и поступки совпадают, например план Секста Тарквиния15, 

направленный против Лукреции, был коварным, речь была еще хитрее, а 

поступок — и вовсе наиковарнейшим. Иногда произнесенные вслух слова

могут отличаться от планов или поступков; так было, когда Август 

захотел установить свою власть пожизненно, нанеся поражение Марку

Антонию при Акции16. Он прибегнул к неожиданным методам, прямо

противоположным тем, о которых говорил в речи, произнесенной в 

Сенате. В речи он действительно неоднократно отказывался от 

управления государством и просил освободить его от власти, но в конце концов,

одолеваемый мольбами тех, кого сам же и подкупил, он призвал в 

свидетели богов для того, чтобы поклясться, что по истечении десяти лет

своего правления, если страсти улягутся, он передаст власть другому.

В итоге этими ложными клятвами он продлил свое правление на сорок

пять лет. Здесь Цицерон, не терпящий раболепия, сказал бы, что 

благородная речь не соответствует низменным планам. И так как один и тот

же исторический факт может быть рассмотрен с разных точек зрения и

подан под разными заголовками, то мы должны внимательно следить за

основными мыслями исторического сочинения. Как в том случае, когда

Плутарх в "Жизнеописании Деметрия"17 и Аппиан в "Сирийских 

войнах" рассказывали об Антиохе18. Антиох, возбужденный невероятной

страстью к своей мачехе Стратонии, начал чахнуть и, казалось, был при

смерти. Положение, однако, спас Эресистрат, сын дочери Аристотеля,

который остудил силу любви, опираясь на свой опыт. Он сказал Селев-

ку, отцу Антиоха: "С твоим сыном все кончено". Селевк потребовал

объяснений, тогда Эресистрат сказал: "Он отчаянно влюблен в мою 

жену". Селевк отвечал: "Я не доволен тобой. Почему ты не можешь 

уступить любви молодого человека?" На что Эресистрат резонно заметил:

"Но ведь ты тоже не уступил бы своей любви никому?" Селевк 

воскликнул: "О, если бы боги повернули его любовь к моей дорогой 

Стратонии!" В этот момент Эрисистрат сказал: "Ну что ж, раз так, то тебе

уже предоставлен случай быть одновременно и отцом и лекарем". И Се-

левку ничего не оставалось делать, как уступить мачеху Антиоху.

За эту услугу Эресистрат получил шестьдесят тысяч золотом. Эта 

история касается и любви, и избавления от серьезного недуга, и отцовской

любви, и сыновнего уважения, и щедрости, и, наконец, смелой и мудрой

речи Эресистрата. Все же поскольку великая сила любви отца к сыну

помогла благополучной развязке событий, то мы будем ссылаться на

эту историю, приятную и памятную, оценивая ее не как историю о доб-

Глава 111

39

родетели, или щедрости, или благополучном исцелении, а как историю

о любви.

В речах людей также можно обнаружить много вещей горьких, 

отвратительных и позорных, их называют зачастую низкими, но мы 

знаем речи и изысканные и мудрые, которые признаются как 

благородные. Однако те, которые не соответствуют определению "низкие" или

"благородные", я обычно отношу к разряду "нейтральных". Фокион19

заметил однажды Демосфену: "Люди уничтожат тебя, стоит им только

разбушеваться". "Или тебя, когда они образумятся", — был ответ.

А когда Демосфену20 кто-то задал глупый вопрос: "Кто самый лучший

из граждан?", то он ответил: "Тот, кто не похож на тебя". Подобные

удачные остроты служат украшением речи.

То, что происходит по воле случая, хотя ничто не может быть 

случайным, более удобно относить к примерам из человеческой жизни, но

стоит отойти от общепринятой терминологии и станет ясно, что случаи

эти имеют своим источником иногда Божественные силы, а иногда —

природу. Иллюстрация этому в словах Тацита21, который пишет, что

среди федератов пятьдесят тысяч человек умерли в изнеможении в 

амфитеатре22. Это будет помещено под рубрикой "Смерть"; этот же 

заголовок будет дан для рассказов о потерях, кораблекрушениях и 

случайных поражениях. Под одним и тем же заголовком могут оказаться и

противоположные темы, поскольку они почти соседствуют в истории;

так сказать, добродетели и пороки, подлость и благородство идут рука

об руку, так что, составляя перечень человеческих качеств, можно 

говорить одновременно о противоположностях: например, простота 

соседствует с благоразумием и хитростью; трусость — со смелостью и

безрассудством; самонадеянность — с надеждой и отчаянием; 

непостоянство — с постоянством и упрямством; флегматичность — со 

сдержанностью и несдержанностью; высокомерие — со скромностью и 

самоуничижением; жестокость, которую Сенека23 мудро назвал пороком 

души, — с мягкостью и терпимостью; скупость — с щедростью и 

расточительством; шутовство — с вежливостью и невоспитанностью; лесть —

с доброжелательностью и замкнутостью; милосердие — с верой, 

последние не имеют крайних степеней и обозначают лишь то, что они 

обозначают. В определенных случаях крайности не допускают 

промежуточности в смысловых оттенках, как, например, в словах "зависть",

"злорадство", "угрюмость", "наглость"; даже малая доза этих качеств

не украшает добродетельного человека и воспринимается как порок из

века в век.

Но если кто-либо не удовлетворится таким подходом к 

добродетелям и порокам, то можно добродетели выделить и свести их все к 

четырем — благоразумию, сдержанности, честности и справедливости,

которую Филон24, избегая двусмысленности слов, называл высшим

благом, полагая, что она являет собой и честность, и высокую 

нравственность в их высших проявлениях. Платон учил, что каждый человек

сам воспитывает себя в духе справедливости, или, как говорят иудеи,

40

Глава HI

каждый человек воспитывает в себе справедливое милосердие25. 

Платон считал благоразумие спутником возвышенной души, 

руководителем на пути к желаемому, способным предупредить об опасности; 

смелость он помещал в сердце; сдержанность — в печень, однако высшим

проявлением всех этих качеств он считал справедливость, которая 

подает команду разуму, приводя все в гармонию. Таким образом, 

казалось бы, он всему определил свое место. Но в действительности это

или совсем ничего не означает, или же справедливость была 

совершенно перепутана с благоразумием. Все, что связано с деятельностью 

правоведов, называется не нравственной добродетелью, но 

благоразумием. Человек, который лишает других собственности или принимает 

неправильные решения, поступает плохо; тот, кто хвастает тем, что 

забрал жизнь у того, кому ее не давал, выглядит диким и грубым. Если

мы наделим полномочиями, связанными с такого рода 

справедливостью, низкую душу, то сами попадем в разряд диких зверей, потому что

уравняем низкое и справедливое. Но если что-либо и объединяет души

людей, так это — благоразумие, которое служит связью между всеми

добродетелями и различными областями знания и при этом являет 

собой высшую добродетель. Если мы на этом не остановимся особо, то

не ответим на вопрос философов, является ли благоразумие 

добродетелью. Как аргумент мы приведем мнение самого Платона, который в

последней книге "Законов"26 мерилом всех видов деятельности 

человека называл добродетель, а мерилом добродетели — благоразумие. 

Теперь, отвергнув мнение стоиков, мы наделим добродетелью 

деятельность, относящуюся к разуму или ученым занятиям — теоретическим,

практическим и результативным. Подходя таким образом, можно 

обнаружить, что исторический факт, явившись нам через письменное

слово, не может не вызвать похвалы или порицания и что каждый 

такой факт обретает свое соответствующее место. Если при изучении 

истории кажется, что подлость сочетается с благородством, полезное —

с бесполезным, то мы должны, избегая дискуссии, отнести это к 

надлежащему разделу. Иногда подлость становится популярной в истории

благодаря красочным описаниям.

Далее обратимся к примеру из деятельности римского Сената, 

который приказал галльскому проконсулу разрушить союз ахейцев, и это

при том, что если бы тот следовал добродетелям своей натуры, то ему,

наоборот, надлежало бы поддержать их дружбу и примирить, случись

им поссориться. Мы считаем, что это было бы полезнее для римлян, 

потому что и лакедемоняне, и венеды, и многие другие народы 

придерживались именно этого пути; Демосфен же в своей речи против 

аристократов показал выгоду избранного пути и для афинян. Однако если 

нарушались права народа, то это должно оцениваться как бесполезное и 

недостойное. По мнению неопытных и несведущих людей, для Карла V27

было выгодно убить послов Рихена и Фредоса и скрыть, что они были

убиты его людьми, потому что они имели своими союзниками армию

турок. Все же это преступление не только оказалось подлым, но и обер-

Глава III

41

нулось самым пагубным образом против Карла V и его страны, став 

поводом для великой войны, в которой христианское королевство 

запылало в огне. Разрушение Коринфа28 и поражение Тарента29 не имело 

какой-либо иной причины, кроме оскорбления послов. Тот, кто 

предпочитает следовать не решениям своего народа, а лишь совету мудрых, 

обречен постоянно делать ошибки в управлении государством30. Наконец,

читая работы историков и даже обильно их цитируя в своих трудах, нам

все-таки следует как-то выделять абзацы и части на полях. Это 

позволит нам относить нужные факты к определенной теме. Немало пользы

принесет и повторение самых важных мест, так как сведения более

прочно осядут в памяти.