Сочинения великих итальянцев XVI в. Серия «Библиотека ренессансной культуры»/Сост., вступит, статья, комментарии Л. М. Братиной; Пер. с итал. — СПб.: Алетейя, 2002. — 377с.
Л. М. Брагина
ИТАЛЬЯНСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ XVI ВЕКА
В истории Италии XVI век (по-итал. Чинквеченто) — время ярчайше-
го расцвета культуры Возрождения в первой трети столетия и ее медлен-
ного угасания в последующий период, вплоть до начала XVII в. Первый из
этих этапов получил название Высокого Возрождения, второй — Поздне-
го Возрождения.
В XVI в. Италия по-прежнему оставалась политически раздробленной
страной. Наряду с крупными государствами — Неаполитанским королев-
ством, Папской областью, Флорентийской республикой (с 1569 г. — Вели-
кое герцогство Тосканское), Миланским герцогством и Венецианской рес-
публикой — существовали и небольшие государства: герцогства Парма и
Пьяченца, Модена, Мантуя, Феррара, Урбино, республика Лукка и Сан
Марино, маркграфство Монферрат. Их разнородные политические инте-
ресы препятствовали объединению страны. В XVI в. сильнее, чем в пред-
шествующее столетие, судьбу Италии определяли внешние факторы —
гегемонистские устремления крупнейших европейских держав, резуль-
таты великих географических открытий, завоевательная политика Осман-
ской империи. Раздробленная Италия не смогла успешно противодейство-
вать захватническим действиям Франции, Испании, германского импера-
тора, которых прельщали богатства страны и стратегическое значение
ряда ее территорий, прежде всего Миланского герцогства. В ходе Италь-
янских войн, которые продолжались более полувека — с 1494 по 1559 гг.,
государства Апеннинского полуострова нередко оказывались в разных
враждующих лагерях. Они создавали лиги, присоединявшиеся то к одной,
то к другой из воюющих сторон, однако все эти союзы были непрочными,
равно как и их военные успехи. Итальянские государства в силу своего
традиционного соперничества и претензий на ведущую роль в перипети-
ях политической жизни на полуострове были не в состоянии создать мощ-
ный союз для решительного отпора иноземным захватчикам. Об этом убе-
дительно свидетельствует весь ход Итальянских войн, оставивших глубо-
кий след не только в судьбе страны, но и в развитии ее культуры.
Напомним основные события этих войн. В 1494 г. войска французско-
го короля Карла VIII вступили на территорию Северо-Западной Италии,
почти беспрепятственно прошли на юг и в феврале 1495 г. заняли Неа-
поль. Целью похода провозглашалось восстановление прав Анжуйской
династии на Неаполитанское королевство, которое принадлежало тогда
Арагонскому дому. Поход Карла VIII сопровождался грабежами, насили-
ем, разбоем. Испания, под верховной юрисдикцией которой находилось
Неаполитанское королевство, не оказала поначалу поддержки королю
Ферранте I. Не поспешили с помощью и другие итальянские государства,
что способствовало быстрому успеху французского войска. Лишь весной
1495 г. была создана «Святая лига» — в нее вошли Венеция, Милан, Пап-
ское государство, Испания, германский император, — вынудившая фран-
цузов после кровопролитного сражения летом того же года покинуть Ита-
лию.
Вскоре, однако, между участниками лиги обострились противоречия.
Усилилась давняя вражда Венеции и Милана из-за крепостей Ломбардии,
и Светлейшая начала искать поддержки своих притязаний у Франции. На
содействие последней надеялись также Флоренция, спорившая с папой
из-за влияния в Тоскане, и папа Александр VI Борджа, который в свою
очередь рассчитывал с помощью французов создать для своего сына Чеза-
ре Борджа государство в Романье. Такая расстановка сил в Италии под-
толкнула французского короля Людовика XII, не отказавшегося от надежд
вернуть Неаполь и создать в Ломбардии оплот для успешного продвиже-
ния на юг, начать осенью 1499 г. войну с Миланом. Успех французов был
обеспечен не столько их военным преимуществом — у миланского герцо-
га Лодовико Моро было отличное войско, — сколько предательством на-
чальников крепостей и поддержкой, оказанной завоевателям со стороны
населения, недовольного деспотическим правлением герцога. Овладев к
концу года Ломбардией, король Людовик XII включил ее в состав своих
владений. Он отбил попытку Лодовико Моро вернуть Милан в феврале
1500 г. (герцог был взят в плен и окончил жизнь в одном из французских
замков), а в ноябре того же года заключил договор с Испанией о разделе
Неаполитанского королевства. Жители Неаполя, Капуи, других отошед-
ших к Франции городов сохранили верность своему королю и оказали ре-
шительное сопротивление французам. Однако последним удалось к весне
1502 г. овладеть королевством, не получившим никакой поддержки от дру-
гих итальянских государств. В последующие годы Франция и Испания,
несмотря на договор 1500 г., вели войну за владение отдельными террито-
риями Неаполитанского королевства, вовлекая в нее итальянских прави-
телей.
Итак, к началу XVI в. два крупнейших итальянских государства —
Миланское герцогство на севере и Неаполитанское королевство на юге —
были разгромлены. В этой тяжелой для страны ситуации итальянские
правители, пытаясь добиться собственных выгод и равновесия сил на по-
луострове, меняли союзников, переходили из лагеря в лагерь. Наиболее
активными в этой политике были Венеция и Папское государство, враж-
довавшие между собой из-за влияния в Романье: Венеция воспользова-
лась падением власти Чезаре Борджа для усиления своих позиций. Экс-
пансия Венеции, которая расширила свои владения не только в этой обла-
сти, но и в Ломбардии и на юге полуострова в Апулии, сплотила против
нее многие итальянские государства. В 1504 г. папа Юлий II создал анти-
венецианскую лигу — в 1508 г. она оформилась как Камбрейская лига, —
в которую вошли также Франция, Испания и германский император. Вой-
на Камбрейской лиги с Венецией в 1509 г. обернулась для последней тя-
желым поражением, несмотря на героизм венецианцев, проявленный в
битве при Аньяделло. Светлейшая утратила многие города в Северной
Италии — они были захвачены французами — и отказалась от своих вла-
дений в Романье и Южной Италии. За этими событиями последовала но-
вая перегруппировка сил. Главной угрозой для итальянских государств
опять стали французские войска, удерживавшие Ломбардию вместе с
имперскими отрядами. Для борьбы с ними под лозунгом «изгнание варва-
ров» папа Юлий II создал в 1511 г. «Святейшую лигу», объединившую ряд
североитальянских государств и Испанию, чье войско стало главной во-
енной силой лиги. В решающем сражении под Равенной в апреле 1512 г.
«Святейшая лига» потерпела поражение, но французы не сумели закре-
пить победу: после перехода их союзника — германского императора на
сторону лиги они были вынуждены оставить Милан и крепости в Ломбар-
дии. Пострадала и сохранявшая нейтралитет Флоренция: папа разрешил
испано-швейцарским отрядам взять с нее контрибуцию и разграбить го-
род. Чтобы избежать погрома, правительство Флорентийской республи-
ки решило в марте 1513 г. сдать город и уплатить контрибуцию, а также
приняло требование папы вернуть к власти во Флоренции Медичи, кото-
рые были изгнаны из города в 1494 г.
После смерти Юлия II на папский престол под именем Льва X был из-
бран Джованни Медичи, что прочно связало Флоренцию с политикой Пап-
ского государства, позиции которого резко усилились. Это привело к
очередной перемене в расстановке политических сил в Италии. Венеция
заключила союз с Францией, папа — с Испанией. Противоборствующие
группировки столкнулись в битве при Мариньяно в сентябре 1515 г. По-
беду одержало объединенное франко-венецианское войско во главе с ко-
ролем Франциском I. Теперь Франция и Венеция безраздельно господ-
ствовали в Ломбардии. Договор 1517 г. закрепил сложившееся положе-
ние. Но уже в 1519 г. ситуация снова изменилась: избранный в Германии
императором молодой Карл V Габсбург, соединивший этот титул с обла-
данием испанской короной, стал крупнейшим властителем в Европе, ле-
леявшим планы создания мировой державы. Он немедленно заявил о сво-
их претензиях на Милан, поставив целью изгнание французов из Италии.
Активные военные действия между ним и Франциском I начались в
1521 г. и завершились битвой при Павии весной 1525 г. Французы были
разбиты, а сам король Франциск I оказался в плену. Не встречая больше
сопротивления, испанские войска вели себя в Италии все более разнуз-
данно и безнаказанно грабили страну. Весной 1527 г. они захватили Ми-
лан. Объединившиеся в 1526 г. в Коньякскую лигу Генуя, Флоренция,
Милан, Папское государство, к которым присоединилась и Франция, не
сумели этому противостоять. Разгул жестокости и насилия иноземцев в
Италии достиг предела, когда в мае 1527 г. немецкие наемники Карла V и
его испанские солдаты захватили Рим. Они подвергли пыткам и издева-
тельствам жителей города, убили более тысячи человек, причем погибло
множество женщин и детей. Рим был разграблен, многие здания разруше-
ны, пострадали и античные памятники. Разграбление Рима стало круп-
нейшим национальным унижением Италии в годы войны. Изнуренные ею
стороны заключили в августе 1529 г. мир в Камбрэ. Карл V получил титул
«короля Италии» и право на владение Неаполитанским королевством, за
Францией остался Пьемонт. Большая часть страны оказалась под влас-
тью Испании. Однако прочного мира все равно не было — соперничество
Франции и империи Габсбургов продолжалось еще тридцать лет, вплоть
до заключения мира в Като-Камбрези в 1559 г. Он закрепил преоблада-
ющее влияние Испании на полуострове. Под ее юрисдикцией оказались
Неаполитанское королевство с островами Сицилия и Сардиния, Милан-
ское герцогство, ряд приморских территорий Тосканы. Многие небольшие
государства попали в фактическую зависимость от Испании. Независи-
мость сохранили республики Венеция и Генуя, герцогства Савойское и
Тосканское, Папская область. Мир в Като-Камбрези подвел черту под
Итальянскими войнами.
В XVI в. Италия вступила богатой, высокоразвитой страной, с множе-
ством процветающих городов. Итальянские купцы вели активную торгов-
лю со странами Европы и Ближнего Востока. Флорентийские банкиры
финансировали французских королей, а генуэзские — испанскую коро-
ну. В то же время единый внутренний рынок складывался в Италии мед-
ленно. Здесь послужили серьезным препятствием и длительная война, и
политическая раздробленность. В XVI в. экономика страны переживала
пору заметной трансформации — если сокращалось производство в од-
них отраслях (например, в сукноделии), то намечался подъем в других
(в производстве шелковых тканей и бумазеи). Кризис в промышленности
обозначился лишь в первые десятилетия XVII в., когда Италию начали
быстро обгонять Англия, Голландия, Франция, где государство последо-
вательно осуществляло протекционистскую политику. Такую политику
пытались проводить и некоторые итальянские правители — в Савойе,
Тоскане, но в целом страна не имела тех экономических выгод, которые
другим приносила сильная централизованная власть. Поступательному
экономическому развитию Италии мешали традиционные формы хозяй-
ствования в промышленности, господство феодальных отношений в де-
ревне (система фермерства начинала складываться лишь в Ломбардии).
Отрицательную роль играл отлив капиталов из промышленности и финан-
сового дела в земледелие. Этот процесс усилился в период Итальянских
войн — помещение капитала в земельную собственность оказалось более
надежным и прибыльным. Широко распространилось строительство вилл,
принадлежавших знати и верхушке купечества. Усиливался нажим на
крестьян-арендаторов, восстанавливались давно забытые повинности,
связанные с личной зависимостью крестьян. Усиление престижа феодаль-
ной знати порождало стремление состоятельного купечества покупать
землю и титулы (продажу титулов и званий — князя, герцога, маркиза,
барона в больших масштабах практиковали испанские наместники). Все
это вело к численному росту рядов знати. Увеличивалось количество лиц,
принадлежавших к «благородному сословию», и за счет испанского дво-
рянства, оседавшего в стране. Титулованная знать составляла окруже-
ние монархических правителей итальянских государств, получала от них
феоды с судебной и административной властью на местах. Она задавала
тон не только в политике, но и в нравах, быте, оказывала определенное
воздействие и на развитие культуры. Городская верхушка старалась рав-
няться на дворянскую аристократию.
Резким контрастом этому образу жизни было положение средних сло-
ев городского населения, но особенно трудового люда, не говоря уже об
основной массе крестьянства. Именно эти слои более всего страдали от
разорительных войн и связанного с ними повышения налогового гнета, от
прямого произвола городских и сельских работодателей. Следствием все-
го этого были крупные городские восстания — в Генуе, Неаполе, Флорен-
ции, других городах, а также крестьянские бунты. Контраст между роско-
шью верхов и удручающей нищетой низов итальянского общества XVI в.
отмечали многие современники. Бедствия народа были предметом глубо-
ких размышлений и деятелей культуры, и политиков.
Противоречия в общественной и культурной жизни Италии усилились
в связи с проникновением в страну в 20-40-е годы из Германии и Швейца-
рии различных реформационных учений — лютеранства, анабаптизма,
кальвинизма. Оживились и традиционные формы ереси. В Италии, одна-
ко, не сложилось мощное реформационное движение, хотя идеи реформы
церкви еще в последние десятилетия XV в. проповедовал Джироламо Са-
вонарола. Резко осуждая обмирщение церкви, он призывал к восстанов-
лению принципов раннего христианства, к моральному очищению веру-
ющих, аскетизму и негативному отношению к радостям и утехам светской
жизни. Проповеди Савонаролы имели большой успех. С особой силой он
обрушивался в них на мирские интересы и поведение Лоренцо Медичи и
его окружения, осуждал тиранические методы его правления во Флорен-
ции, ратовал за восстановление республиканских порядков.1 Преображе-
ние церкви, города и горожан монах-проповедник считал условием пре-
вращения Флоренции в главную спасительницу всего христианского мира.
Идеи Савонаролы получили широкий резонанс, имели немало сторонни-
ков и после его отлучения от церкви и гибели на костре в 1498 г.
Преследования еретиков и протестантов усилились в Италии после
решений Тридентского собора (1545-1563 гг.), осудившего всякие откло-
нения от ортодоксального христианского вероучения и попытки изменить
существующую структуру церкви. Активную борьбу с вольнодумством
разного толка повел созданный в 1540 г. орден иезуитов, действовавший
во многих странах Европы. Немало итальянских гуманистов и реформато-
ров было вынуждено эмигрировать в Швейцарию, Германию, Голландию.
К концу XVI в. в Италии сложилась удушливая атмосфера католической
реакции, когда слежка за духовной жизнью людей и доносы в суды инкви-
зиции стали повседневным явлением, а высшей добродетелью считалось
религиозное благочестие в ортодоксально-католическом духе. Церковная
цензура бдительно следила за всеми изданиями, запрещая книги по ма-
лейшему подозрению в ереси. В такой атмосфере культура Возрождения
несла тяжелые утраты — достаточно вспомнить преследования за инако-
мыслие философа Джордано Бруно, инквизиционный суд над ним, длив-
шийся несколько лет и завершившийся преданием огню великого мысли-
теля в 1600 г.
В длительной, охватывающей два с половиной столетия истории ра-
нессансной культуры Италии на XVI в. приходятся два завершающих ее
этапа — Высокое Возрождение и Позднее Возрождение. Первый из этих
этапов (с конца XV в. до конца 30-х годов XVI в.) — период высочайших
творческих свершений Ренессанса и одновременно начальная пора кри-
зисных явлений в гуманистической идеологии, литературе и искусстве
Возрождения. Это время широчайшего общественного признания свет-
ской ренессансной культуры, но и пора углубления ее идейной дифферен-
циации, обострения ее конфликта с католической церковью, которая уви-
дела в ней угрозу своему господству в духовной сфере. Позднее Возрожде-
ние (с 40-х годов XVI в. до начала XVII в.) — время постепенного угасания
ренессансной культуры в этом противоборстве: Контрреформация стала
в немалой мере также и Контрренессансом. Изменяются ведущие направ-
ления развития культуры — лидируют уже не гуманитарные дисципли-
ны, как это было в XV в., хотя им удалось сохранить достаточно высокий
уровень, а натурфилософия и естествознание. Мощно заявляют о себе ре-
нессансный театр и музыка. Эти структурные изменения в культуре Воз-
рождения определялись не только общеисторическими факторами, усло-
виями ее развития, но и внутренними закономерностями ее эволюции, ее
собственной логикой.
Важным стимулом развития культуры Возрождения в первые десяти-
летия XVI в. стало книгопечатание, по уровню которого Италия занимала
одно из ведущих мест в Европе. Крупнейшим центром издательского дела
в начале столетия был «Дом Альда» — типография Альда Мануция в Ве-
неции, где печатались сочинения античных авторов, выверенные и от-
комментированные гуманистами, и труды самих гуманистов. «Дом Аль-
да» получил широкую европейскую известность и стал своеобразным
средоточием гуманистической культуры Высокого Возрождения. Размаху
книгопечатания во многом обязан укреплением своих позиций итальянский
национальный язык, начало формированию которого положили Данте, Пет-
рарка, Боккаччо, поднявшие значение тосканского (флорентийского) диа-
лекта. Именно этот диалект обретает в XVI в. лидерство в Италии, стано-
вясь общенациональным. Проблема формирования итальянского языка
занимала многих писателей и мыслителей. Трактаты и диалоги о языке —
одно из таких сочинений, принадлежащее Макиавелли, публикуется в
настоящем издании, — споры о том, какой диалект должен лечь в его ос-
нову, отстаивание престижа национального языка перед латинским — все
это стало характерной чертой культурной жизни Италии в XVI в. Утверж-
дение в литературе и официальном делопроизводстве итальянского языка
было тесно связано с процессом складывания национального самосозна-
ния. Более отчетливые формы эти процессы приобрели в последующие
столетия.
Длительность истории итальянского Ренессанса, богатый многосто-
ронний культурный опыт, который был им накоплен к XVI в., сказались
на характерной особенности культуры Высокого и Позднего Возрожде-
ния: ей было свойственно стремление оценить и осмыслить достижения
уже не только античной культуры, но и национальной, особенно ранних
этапов Ренессанса. Эта тяга к синтезу проявлялась в разных сферах твор-
чества, например в литературе XVI в., о чем свидетельствуют и тексты
Кастильоне, Бембо, Джелли, публикуемые в настоящем издании.
Высокое Возрождение, представляя яркий спектр различных течений
во всех областях культуры, обнаруживает и четкую синтезирующую ли-
нию, которая свойственна прежде всего творчеству гениев этой эпохи —
Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэлю, Макиавелли. Особенно
велик был вклад в культуру Высокого Возрождения многостороннего та-
ланта Леонардо да Винчи — мыслителя и ученого, художника и инжене-
ра, для которого постижение реального мира, природы и человека стало
главной задачей творчества. Наука и искусство были в его представлении
взаимодополняющими сторонами познания. В науке он ставил превыше
всего роль опыта, без освоения которого не мыслил истинной теории,
живопись же считал близкой науке. Изучая натуру, художник воссоздает
ее на полотне и тем постигает, но может и превзойти природу, полагал
Леонардо, так как способен придумывать «бесчисленные формы живот-
ных и трав, деревьев и пейзажей». Возвеличивая творческую мощь чело-
века, Леонардо поднимал на новую ступень гуманистические представле-
ния о нем, выработанные в ренессансной мысли предшествующего столе-
тия, и в то же время шел к более решительному разрыву с ортодоксальным
христианским мировоззрением. К этому разрыву вела его и пантеисти-
ческая философия, понимание Бога в неразрывной слитности с природой,
вера в способность человеческого разума познать заложенные в ней бо-
жественные принципы. По-видимому, не случайны слова младшего совре-
менника Леонардо — Вазари, имеющиеся в первом издании (1550 г.) его
«Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих»:
«И таковы были причуды его ума, что, философствуя о явлениях приро-
ды, он стремился распознать особые свойства трав, продолжая в то же
время наблюдать круговращение неба, бег луны и пути солнца, вследствие
всего этого он создал в уме своем еретический взгляд на вещи, не соглас-
ный ни с какой религией, предпочитая, по-видимому, быть философом, а
не христианином». Правда, во втором издании (1568 г.) Вазари снял «об-
винение» Леонардо в ереси, но не следует забывать, что это было уже
время разгула католической реакции.
В художественной теории Леонардо да Винчи продолжал линию, на-
меченную выдающимся гуманистом и теоретиком искусства и архитекту-
ры Леоном Баттиста Альберти. В отличие от флорентийских неоплатони-
ков — Марсилио Фичино и Джованни Пико делла Мирандола — Леонар-
до полагал, что гармония, пропорциональность могут быть присущи и
самой реальности, а не только ее идеальному образу: «Разве ты не зна-
ешь, что наша душа состоит из гармонии, а гармония зарождается только
в те мгновения, когда пропорциональность объектов становится видимой
или слышимой?»2 Объективная реальность гармонии раскрывается в по-
знании, и роль в нем познающего субъекта столь же велика, как и роль
самой реальности. Отсюда и исключительно важная функция глаза, вос-
принимающего чувственную красоту мира: «Он — окно человеческого
тела, через него душа созерцает красоту мира и ею наслаждается».3 Вос-
произведение этой красоты в искусстве и прежде всего живописи Лео-
нардо отождествлял с процессом познания мира. Научный эксперимент и
живопись теснейшим образом переплетались в воззрениях Леонардо и его
собственной практике ученого и художника. Важна и другая сторона ми-
ровидения Леонардо — его рационализм, убежденность в упорядоченно-
сти, пропорциональности мироустройства, как и в способности человека
постигать ее посредством математики, значение которой гениальный уче-
ный абсолютизировал, возводя ее в ранг универсального метода науки.
Ренессансное искусство обогатил один из величайших художников
Возрождения — Микеланджело Буонарроти, с его интересом к познанию
мира, с его стремлением воплотить гармонию человека и природы. Микел-
анджело рано обрел свою собственную тему: героику борьбы. Наиболее
естественно она могла выразиться в образе человека, наделенного особой
мощью, обладающего прекрасным обнаженным телом, которое занимает
главенствующее место в его творчестве. Мир Микеланджело восприни-
мается прежде всего пластически, даже его живописные фигуры облада-
ют выразительностью, свойственной скорее скульптуре. Художник неред-
ко ограничивается лишь намеком на изображение окружающей среды —
архитектуры или пейзажа, — именно тело является для него носителем и
выразителем качеств души. Его увлекают величие и драматизм челове-
ческого бытия, он весь устремлен к воплощению сильных страстей и внут-
реннего напряжения. Может быть, отсюда в его творчестве так остро
ощутимы тревога, беспокойное выражение силы, скованной, но жажду-
щей раскрытия. Красота и сила выразительной пластики Микеланджело
никогда не были для него самоцелью, но всегда средством воплощения до-
стоинства личности. Вера в человека, в его красоту, творческую силу
была своеобразным продолжением ведущей линии в гуманистической
культуре XV в.
Микеланджело поражал своей разносторонней гениальностью, не
случайно он получил у современников прозвище «божественный». Ваза-
ри считал, что Творец порешил «ниспослать на землю такого гения, кото-
рый всесторонне обладал бы мастерством в каждом искусстве и в любой
области... и помимо этого он пожелал снабдить его истинной моральной
философией, украшенной нежной поэзией, дабы мир избрал его един-
ственным в своем роде зерцалом, любуясь его жизнью, его творениями...
и дабы и мы именовали его чем-то скорее небесным, чем земным».4 Вели-
кий скульптор, живописец, архитектор, Микеланджело был замечатель-
ным поэтом, в стихах которого традиции неоплатонической философии
сливаются с горьким ощущением диссонансов современной жизни, с глу-
бокими раздумьями о крушении ренессансной гармонии и убеждением
вместе с тем в упорной и все превозмогающей силе творчества.
В стихах Микеланджело ощущается та же мощь стиля, то же стремле-
ние к воплощению эстетического идеала эпохи Возрождения, что и в оду-
хотворенных созданиях его резца, кисти, в его архитектурных творениях.
Творчество Микеланджело, принадлежащее Высокому и Позднему Воз-
рождению, несет на себе печать эволюции ренессансной культуры, по
сути постепенного нарастания кризиса гуманистического идеала. Доста-
точно сравнить его росписи плафона Сикстинской капеллы и ее алтарной
стены. В фресках потолка капеллы воплощены образы людей, прекрас-
ных физически и духовно, а в космогонических мотивах звучит гимн твор-
честву, созиданию. Иной настрой отличает роспись «Страшный суд», вы-
полненную многие годы спустя. Микеланджело запечатлел в ней образы
мировой катастрофы, неотвратимого возмездия. Грандиозная круговая
композиция переполнена множеством человеческих тел, неумолимая
мощная сила подхватывает их, вознося праведных в рай и одновременно
низвергая в ад полных ужаса грешников. Мотивы трагедии, отчаяния ха-
рактерны для всего позднего творчества Микеланджело.
Если Леонардо да Винчи был художником, в творчестве которого за-
рождался новый классический стиль; если Микеланджело довел этот
стиль до вершин возможного на почве представлений о человеке-титане,
то творения Рафаэля принадлежат к миру гармонической красоты, в них
синтезированы высшие художественные достижения целой плеяды мас-
теров итальянского Возрождения. Он, однако, отнюдь не был только за-
вершителем — он открывал счастливое сочетание идеала и действитель-
ности, меру индивидуального и типического, чувственного и рациональ-
ного. Рафаэль не знал равных в мастерстве композиции, проникнутой
неповторимой музыкальностью ритмов. Он был создателем возвышенных,
ясных, спокойных образов, которые отличала классическая значитель-
ность форм, подчиненных строгим законам, не менее непреложным, чем в
античном искусстве.
Творческий метод Рафаэля предполагал не только глубокое и целост-
ное познание действительности, но и стройную архитектонику каждого
произведения, все элементы которого были созвучны друг другу. Если в
прославленных фресках Рафаэля выдающиеся декоративные качества
неотделимы от мастерски выраженного ощущения пространства, в кото-
ром видны обобщенные образы гармонически стройных, величественных
обликом, мудрых и прекрасных людей, то в его портретах не может не
привлекать благородство идеала человека, воплощенного в конкретном,
всегда узнаваемом облике людей ренессансной эпохи. Каждый портрет
Рафаэля — это триумф человечности, высокого достоинства личности.
Таков, например, портрет его друга — гуманиста, придворного и дипло-
мата Бальдассаре Кастильоне. В непринужденной позе, словно вглядыва-
ясь в зрителя, он как бы на мгновение отвлекся от своих привычных заня-
тий, неторопливого течения беседы с друзьями. В этой простоте одухо-
творенного облика Кастильоне сказывается особая любовь Рафаэля к
внутренней значительности личности, которая не требует позы. Рафаэль
сумел очень точно ощутить и выразить то чувство согласия человека с
окружающим миром, которое является как бы отзвуком гармонии, напол-
няющей всю вселенную. В монументальной живописи (цикл Ватиканских
фресок, другие произведения римского периода) Рафаэль предстает как
создатель героического стиля. Он прославляет величие человека, гранди-
озность творимой им культуры, создает образы прекрасного, упорядочен-
ного мира.
Пора Высокого Возрождения была необыкновенно щедра на таланты.
К этому времени относится творчество выдающихся поэтов и писателей —
Лодовико Ариосто, Пьетро Бембо, Бальдассаре Кастильоне. Ранние про-
изведения Ариосто — грандиозные латинские элегии, оды, эпиграммы в
духе античных классиков. Он был певцом любви, идиллических радостей
на лоне безмятежной природы, но вместе с тем и сатириком, умевшим
обличать вероломных тиранов. Обязанный украшать своим талантом
пышные дворцовые празднества, Ариосто относился к театральным зака-
зам блестящего двора Феррары как к удобной возможности развернуть
изощренную комическую интригу. Подражая древним, он не скрывал, что
порой заимствует элементы сюжета у своих любимых авторов — Терен-
ция и Плавта, но никто не мог бы обвинить его в недостаточной самостоя-
тельности: он переносил место действия в саму Феррару, изображал со-
временные типы, вводил злободневно звучащие реплики. Едва ли не са-
мой известной комедией Ариосто была «Сводня», написанная в 1529 г. и с
успехом шедшая при дворе д'Эсте в Ферраре. Ее отличали удивительная
выпуклость характеров и жизненное правдоподобие ситуаций.
Центральное место в творчестве Ариосто принадлежит прославившей
его поэме «Неистовый Орландо», над которой он работал многие годы
(с 1504 по 1532 гг.). Первая редакция появилась в 1516 г. С бесконечной
выдумкой сплетая узоры сложного сюжета, навеянного рыцарскими ро-
манами, увлеченно отдаваясь свободной игре фантазии, Ариосто создает
в «Неистовом Орландо» своеобразную энциклопедию любовных, приклю-
ченческих, героических историй. В его поэме соседствуют образы людей,
обладающих качествами, типичными для человека Возрождения, — сво-
бодолюбивых и отважных, энергичных и глубоко чувствующих, — и алле-
горические фигуры (Распря, Обман, Гнев), колдуны, маги. Действие по-
эмы происходит на фоне поразительного по разнообразию то реального,
то волшебного пейзажа. И все это причудливое сочетание жизненного и
фантастического — в октавах, звучных и совершенных, не случайно по-
лучивших название «золотых». Блестящая итальянская поэзия Ариосто
захватила многих художников, навеяла своими образами замечательные
создания живописи. Поэма Ариосто, светская по характеру, славит ра-
дость жизни, полноту чувств и наслаждений.
В отличие от Ариосто, певшего гимн материальному, земному, раю,
Пьетро Бембо в «Азоланских беседах» развивал спиритуалистическую
философию любви в духе неоплатонизма. Герои Бембо, произнося длин-
ные речи в защиту Амора (Любви), изображают его источником блажен-
ства и радости. Поднимаясь по лестнице чувств, человек приходит к ис-
тинной любви, устремленной к божественному и вечному, в то время как
земная красота предстает лишь как слабое отражение этого идеала. Пере-
межая рассуждения канцонами, Бембо увлекает читателя изяществом
языка и тонким вкусом. Бембо был выдающимся защитником итальянско-
го языка, «виновником» его славы. Уже молодым человеком он делал фи-
лологические наблюдения над живой речью и творчеством своих соотече-
ственников. Это помогло ему создать не только нормы стиля, метриче-
ских форм, грамматических методов, но и стать признанным арбитром в
кругах ренессансной интеллигенции, проявлявшей живой интерес к чис-
тоте литературной речи. Именно в творчестве Бембо был впервые постав-
лен знаменитый филологический вопрос о происхождении итальянского
литературного языка — связано ли оно с флорентийской речью, отточен-
ной Данте, Петраркой, Боккаччо, или нужно говорить скорее о его тос-
канском происхождении. Сам Бембо считал, что за образец нужно брать
творчество Петрарки и Боккаччо, и даже надеялся, что им станет подра-
жать современная разговорная речь.
В литературу Высокого и отчасти Позднего Возрождения внес свой
особый вклад Пьетро Аретино — виртуоз пера, широко образованный гу-
манист, состоявший в переписке со многими знаменитыми людьми Ита-
лии и других стран. Признаваясь, что он пишет из-за денег, что «не слава
пришпоривает его, жало нужды заставляет пачкать бумагу», он расска-
зывал о том, как порою «восхваляет тех, которые достойны порицания».
И в то же время он мог становиться, по словам Ариосто, «бичом владык».
Влияние Аретино, автора многочисленных пасквилей и апологетических
сочинений, на общественное мнение обладало исключительной силой;
политики были вынуждены считаться с этим. Аретино был автором не-
скольких комедий — едко-сатирической «Комедии придворных нравов»
(имела две редакции — 1525 и 1534 гг.), высмеивающей бытовые и поли-
тические реалии Рима, комедий «Кузнец», «Лицемер», «Философ» (1546 г.).
Последняя исполнена карнавального смеха, но в социальном плане менее
злободневна, чем предшествующие.
Другая страсть Аретино — искусство: «стены его комнаты были укра-
шены картинами; здесь было много статуй, медалей и бронзы; здесь зву-
чала музыка; наслаждение эстетическое было для него потребностью не
меньшей, чем наслаждение материальное».5 С его мнением считались
выдающиеся венецианские художники — Тициан и Тинторетто. Тициан
запечатлел его в выразительном портрете, написанном с артистической
легкостью и удивительным колористическим богатством. Защитник при-
роды и разума, прославлявший чувственную любовь как высшую радость
земного бытия, Аретино сочетал в своем творчестве характерные контра-
сты времени: высокопарность и простоту, иронию и лиризм, достигая в
своих наиболее совершенных письмах и других сочинениях поразитель-
ной наглядности образов.
Современником литературного «неистовства» Аретино был граф Баль-
дассаре Кастильоне, изящный рыцарь, воплощение придворной учтиво-
сти, тонкий знаток античной классики. Его литературное наследие неве-
лико, но книга «Придворный» — одно из самых выдающихся сочинений
первых десятилетий XVI в. Это не только наставление, но и своеобразная
поэма в прозе об искусстве воспитания государя, о том, как помогать ему
своими советами, быть образцовым придворным. Используя форму диа-
лога, излюбленную гуманистами, Кастильоне вкладывает в уста своих
персонажей с присущими ему утонченностью и изяществом целый свод
представлений и правил, выработанных ренессансной культурой и много-
вековой цивилизацией Италии ко времени наивысшего расцвета Возрож-
дения.
Он создает образ-утопию, образ-идеал, у которого нет аналогов ни в
прошлом, ни в последующие времена по гармонической совокупности
поистине счастливых качеств. Хотя придворный у Кастильоне проводит
большую часть времени при своем князе и в его окружении, он не являет-
ся в полном смысле слова «государевым слугой». Он служит образцом
обхождения и в то же время дает, по словам Я. Буркхардта, пример «лич-
ного совершенствования ради себя самого». Герой Кастильоне, видимо в
немалой мере похожий на него самого, сочетает красоту внешнего облика
с красотой души, высокую воспитанность с благородной непринужденно-
стью и простотой. В этом образе «ухищрения», технические приемы ис-
кусства так же незаметны, как и в живописи Рафаэля, словно импровизи-
ровавшего с кистью в руках во время создания портрета Кастильоне. Кас-
тильоне утверждал этико-эстетический идеал современника — всесторон-
не развитой гармонической личности, в котором нашли завершение мно-
гие линии гуманистической мысли предшествующего столетия.
Контрастами творчества Ариосто и Бембо, Аретино и Кастильоне да-
леко не исчерпывается многоцветие спектра литературной жизни Высо-
кого Возрождения. Ее трудно представить и без изящной по стилю, но
отнюдь не по предмету изображения прозы Джованни Делла Каза. В его
«Галатео» рассказывается о дурных нравах и повседневных бытовых эпи-
зодах и связанных с ними правилах этикета; повествование превращает-
ся в забавные назидательные новеллы. Критика нравов у Делла Каза чем-
то сродни сатирической литературе заальпийских стран, в частности «До-
машним беседам» Эразма Роттердамского, но его тон, стиль, лаконизм
заставляют вспомнить о традициях Боккаччо. Ссылки на «Декамерон»
постоянно встречаются в «Галатео».
Уроки Боккаччо характерны и для одного из крупнейших новеллистов
Позднего Возрождения Маттео Банделло, в творчестве которого звучали
трагические мотивы, отразившие начало кризиса гуманистических идеа-
лов. Правдивый бытописатель и психолог, Банделло нарисовал в своих
новеллах (их 214) выразительную картину современной жизни разных
социальных слоев и различных областей Италии. Ее сатирическое, порой
остро критическое восприятие почти не оставляет места для оптимизма,
веры в возможность улучшения человеческих отношений.
Стремление опереться на богатейший опыт, накопленный итальян-
ской литературой Возрождения с середины XIV в., характерен для всех
выдающихся писателей XVI в., не собиравшихся при этом, однако, посту-
паться ни индивидуальным своеобразием, ни необходимостью стоять на
уровне своего собственного века. С этим и связано умение крупнейших
литераторов XVI в. синтезировать в их творчестве многообразные тради-
ции гуманизма.
Исключительно велика роль гуманистических традиций в политиче-
ской мысли и историографии XVI в. Здесь особенно выделяются фигуры
двух выдающихся писателей — Никколо Макиавелли и Франческо Гвич-
чардини, которые не только сумела искусно воспользоваться богатым
опытом прошлого, но и сделали новые крупные шаги в развитии полити-
ческой теории и осмыслении истории — античной, флорентийской и ита-
льянской. Макиавелли, в молодые годы служивший секретарем во фло-
рентийской Синьории, широко использовал накопленные им наблюдения
за тем, как делается реальная политика, в своих наиболее значительных
произведениях — «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» и «Госу-
дарь». Главным принципом, которому следовал в этих работах Макиавел-
ли как историк, стремящийся правдиво вскрыть специфику политических
деяний в прошлом, был принцип объективности. Не приукрашивать со-
бытия и людей, не льстить великим мира сего, а изображать их такими,
какими они были в действительности, — вот задача, которую он осознан-
но ставил перед собой. Он соблюдал этот принцип и в других своих сочи-
нениях, в том числе в получившей европейскую известность «Истории
Флоренции». В этой книге Макиавелли писал: «На протяжении всего мо-
его повествования никогда не было у меня стремления ни прикрыть бес-
честное дело благовидной личиной, ни навести тень на похвальное деяние
подтем предлогом, будто оно преследовало неблаговидную цель. Насколь-
ко далек я от лести, свидетельствуют все разделы моего повествования,
особенно же публичные речи или частные суждения как в прямой, так и в
косвенной форме, где в выражениях и во всей повадке говорящего самым
определенным образом проявляется его натура».6
Осмысляя труды разных — античных и современных — историков, в
том числе своих соотечественников, писавших историю Флоренции —
Бруни, Поджо Браччолини, — Макиавелли отмечал, что они с должной
обстоятельностью освещали войны, которые вела Флоренция с чужезем-
ными государями и народами, но гражданских раздоров и внутренних не-
согласий, равно как и последствий того и другого, либо совсем не каса-
лись, либо затрагивали бегло и поверхностно. Сам же он, напротив, уде-
ляет большое внимание конфликтам, характерным для гражданской
жизни Флоренции на всем протяжении ее истории. Макиавелли считал,
что самым полезным уроком для «граждан, управляющих республикой»,
может быть познание обстоятельств, порождающих внутренние раздоры
и вражду. Правители, умудренные пагубным опытом других, научатся
лучше сохранять единство. Макиавелли полагал, что если людей могут
волновать примеры происходящего в чужеземных государствах, то при-
меры истории собственной республики должны задеть еще больше и
явиться «еще более назидательными».
Макиавелли уделяет немало внимания в своих трудах проблеме войн.
Глубоко ненавидя насилие и разбои во всех их разновидностях, он отно-
сил войну к разряду действий такого же рода, осуждал ее и защищал мир.
В своем трактате «О военном искусстве» итальянский мыслитель писал:
«Люди, большие или ничтожные, занимающиеся войной как ремеслом,
могут быть только дурными, так как ремесло это в мирное время прокор-
мить их не может. Поэтому они вынуждены или стремиться к тому, чтобы
мира не было, или так нажиться во время войны, чтобы они могли быть
сыты, когда наступит мир. Ни та, ни другая мысль не может зародиться в
душе достойного человека; ведь если хотеть жить войной, надо грабить,
насильничать, убивать одинаково друзей и врагов, как это и делают тако-
го рода солдаты».7
В своих соображениях об истории Макиавелли постоянно обращался
к волновавшей его теме — роли народа. Понятие «народ», которым опери-
рует Макиавелли, включает не всех, кто трудится, а лишь средние слои
горожан (в отличие от низов — «плебс») и крестьянство (эту категорию
населения он одним из первых отнес к понятию «народ»). Макиавелли
считал народ подлинным творцом истории, противопоставляя ему, с од-
ной стороны, знать с ее децентрализаторскими и олигархическими устрем-
лениями, а с другой стороны — плебс, не способный, как он полагал, быть
прочной опорой политики, направленной на удовлетворение интересов
всего общества. Стержень его политической концепции — «народный»
или «новый», государь, который опирается на вооруженный народ, выра-
жает его волю и создает «новый принципат», не похожий ни на уже суще-
ствующие в Европе абсолютистские государства, ни на региональные ита-
льянские монархии. В «Истории Флоренции» Макиавелли связывал уста-
новление гражданских свобод Флорентийской республики с активностью
народа, а многие беды ее считал следствием своекорыстных политических
действий знати.
В трактате «Государь» Макиавелли приходит к выводу, по его соб-
ственным словам, «противоречащему общему мнению, полагающему, буд-
то народ, когда он находится у власти, непостоянен, переменчив и небла-
годарен». В этой связи он пишет: «Я утверждаю, что народ грешит назван-
ными пороками ничуть не больше, нежели любой государь... Государь,
сбросивший узду закона, окажется неблагодарнее, переменчивее и без-
рассуднее всякого народа. Различие в их действиях порождается не раз-
личием их природы... но большим или меньшим уважением законов, в рам-
ках которых они живут».8
Возвеличивая народ как творца истории, Макиавелли отнюдь не стре-
мился принизить роль сильной личности. По его убеждению, творцом «но-
вого принципата» может быть лишь подлинный герой, личность, наделен-
ная доблестью, умом и волей, способная трезво оценивать реальную дей-
ствительность и принимать правильное, мудрое решение. Эти качества,
полагал Макиавелли, необходимо развивать не только тем, кто претенду-
ет на руководство государством, но и каждому человеку, стремящемуся
успешно противоборствовать Фортуне. В этике он продолжил традиции
гражданского гуманизма XV в. с его идеями патриотизма, служения об-
щему благу, но в то же время создал свою концепцию доблести, включа-
ющей черты сильной личности, руководствующейся разумом, тщательно
взвешивающей все обстоятельства, прежде чем принять решение. Нова-
торство Макиавелли в политической мысли заключалось, в частности, в
отказе связывать действия политиков, направленные на достижение «госу-
дарственного интереса», с нормами христианской морали. Этика не долж-
на быть помехой в межгосударственных отношениях, полагал он, полити-
кам следует опираться лишь на трезвую оценку реальности, сообразуя с
ней свои действия. Если цель — создание сильного государства, то, разу-
меется, стремиться к ее достижению нужно благородными средствами,
однако если этот высокий идеал недостижим в условиях существующей
реальности, то допустимы любые средства, считал Макиавелли. Однако
нужно подчеркнуть: жесткие методы правления с включением коварства,
обмана, подкупа, предательства, взятые в отрыве от патриотической цели,
которой руководствовался Макиавелли, создавая «Государя», были абсо-
лютизированы в последующей политической мысли и получили название
«макиавеллизм». Политическая концепция Макиавелли и макиавеллизм
не тождественны — именно последний часто служил основанием для кри-
тики смелого мыслителя, особенно со стороны церкви. И в такой критике
церкви не было случайности. Одна из отличительных черт мировоззре-
ния и творчества Макиавелли — последовательный антиклерикализм.
В притязаниях главы католической церкви на светскую власть Макиавел-
ли видел главное зло Италии, на протяжении многих столетий лишенной
государственного единства. Свою мысль он раскрывал на широком исто-
рическом материале. Проблеме церковных государств посвящены яркие
страницы его трактата «Государь». Макиавелли писал, например: «Нам
остается рассмотреть церковные государства, о которых можно сказать,
что овладеть ими трудно, ибо для этого требуется доблесть или милость
судьбы, а удержать легко, ибо для этого не требуется ни того, ни другого.
Государства эти опираются на освященные религией устои, столь мощ-
ные, что они поддерживают государей у власти, независимо от того, как
те живут и поступают... Однако же меня могут спросить, каким образом
Церковь достигла такого могущества, что ее боится король Франции, что
ей удалось изгнать его из Италии и разгромить венецианцев, тогда как
раньше с ее светской властью не считались даже мелкие владетели и ба-
роны, не говоря уж о крупных государствах Италии».9 И далее Макиавел-
ли анализирует различные исторические события, обеспечившие церкви
и папству их могущество. Он показывает, какую огромную роль играли в
этом, помимо церковного авторитета, дипломатические интриги, сила ору-
жия. Церковь, в представлении Макиавелли, реакционная сила потому,
что поддерживает в народе суеверия и предрассудки. В комедии «Мандра-
гора» — остро-сатирическом произведении, в котором ощутимо влияние
традиций Боккаччо, Макиавелли создал выразительный портрет монаха,
который является носителем глупости, лицемерия, зла, причем едва ли
не самое впечатляющее в этом образе — его обыденность. Неудивитель-
но, что в период Контрреформации сочинения Макиавелли, как и многих
других передовых мыслителей Возрождения, были включены церковью в
Индекс запрещенных книг.
Раздробленность страны, ее бедствия в годы Итальянских войн были
предметом постоянных размышлений другого выдающегося флорентий-
ца, политического мыслителя и историка Франческо Гвиччардини. Он
стал автором первого историографического труда, вышедшего за рамки
локальных историй отдельных государств Апеннинского полуострова, —
«Истории Италии». И в других своих сочинениях — «Истории Флорен-
ции», посланиях итальянским государям Гвиччардини, опытный дипломат
и политик, набрасывал широкие картины современной действительности,
настойчиво развивал идею необходимости сплочения всех сил страны для
отпора внешним врагам. Как и Макиавелли, Гвиччардини хорошо созна-
вал отличие политической практики от умозрительных представлений о
государстве: «Как отлична практика от теории! Как много людей, хорошо
все понимающих, которые либо забывают, либо не умеют претворить в
действие свое знание! Для таких людей ум их бесполезен».10 В своих «За-
метках о делах политических и гражданских» он пишет: «Великая ошибка
говорить о делах человеческих, не делая ни различий, ни оговорок и рас-
суждая, так сказать, правилами; ведь почти во всех делах благодаря из-
менчивости условий существуют различия и исключения, так что нельзя
мерить их одной и той же мерой».11 Гвиччардини утверждает, что позна-
нию должна учить рассудительность, но вместе с тем призывает не пола-
гаться всецело на природный ум: его одного недостаточно без практиче-
ского опыта: «Ведь всякий, кто только соприкасается с делами, будь он
умнейший человек в мире, мог знать, что опытом достигается многое, к
чему не могут привести одни только природные дары». Опыт заставляет
вносить коррективы и в этические представления: не только в политике,
но и в повседневной жизни необходимо «брать вещи как они есть и счи-
тать меньшее зло за добро».12
Подобно гуманистам XV в. и Макиавелли, Гвиччардини уделял боль-
шое внимание возможностям человека в борьбе за достижение своих це-
лей и в этой связи неоднократно обращался к проблеме Фортуны. «Кто
всматривается в вещи как следует, — пишет он, — не может отрицать
величайшего могущества судьбы в делах человеческих... правда, осторож-
ность и старания людей могут многое смягчить, но одного этого все же
мало, необходимо еще и счастье».13 Гвиччардини пытается применить
свои этические максимы к проблемам большой политики, но нередко они
все же отступают на задний план, поскольку он в своих оценках, как и
Макиавелли, руководствуется прежде всего реальными обстоятельства-
ми дела. «Нельзя править государствами по совести — утверждает Гвич-
чардини, — если вдуматься в их происхождение, окажется, что все они
порождены насилием, — свободны от насилия только республики, да и то
лишь в пределах родного города и не дальше. Я не делаю из этого правила
исключение для императора, а еще менее для духовенства, которое тво-
рит двойное насилие, так как принуждает и светским, и духовным оружи-
ем».14 Гвиччардини тоже связывает многие беды Италии с децентрализа-
торской политикой папства и проявляет при этом тонкую наблюдатель-
ность в анализе былой и современной политической обстановки. Давая
советы правителям, Гвиччардини нередко облекает их в форму блестящих
афоризмов. Такова его своеобразная заповедь: «Не боритесь никогда с
религией и вообще с вещами, зависящими, по-видимому, от Бога, ибо
слишком сильна власть этого слова над умами глупцов».15 Глубокое зна-
ние политических механизмов, которыми пользуются государства во всех
видах своей деятельности, прежде всего в дипломатии и военном деле,
позволяло Гвиччардини не только придавать практическую направлен-
ность своим рекомендациям и наблюдениям, но и формулировать свои
представления об идеале, пусть и труднодостижимом: «Три вещи хотел
бы я видеть перед смертью, но я сильно сомневаюсь, что увижу хотя бы
одну, даже если бы мне удалось прожить долго: это хорошо устроенную
республику в нашем городе, Италию, освобожденную от всех варваров, и
мир, избавленный от тирании этих злодеев-попов».16
С исключительной яркостью республиканские убеждения Гвиччарди-
ни проявились в его «Истории Флоренции», часть которой публикуется в
настоящем издании. Проблема республиканизма, волновавшая флорен-
тийских гуманистов на протяжении всего предшествующего столетия и
находившая последовательное решение в рамках гражданского гуманиз-
ма, вновь была выдвинута на первый план всем ходом общественно-поли-
тической жизни Флоренции начала XVI в. Осмысление этой проблемати-
ки, то страстное, то подчеркнуто трезвое, рационалистичное, можно ви-
деть в широком спектре политических и исторических сочинений конца
XV — первых десятилетий XVI в., включающем не только таких гигантов,
как Макиавелли и Гвиччардини, но и Нарди, Валори, Контарини и других.
Характерно, что все эти политики и историки создавали часть или даже
все свои сочинения на итальянском языке, а не на латыни, и много сдела-
ли для его совершенствования. Все они считали родной язык важным фак-
тором национального единства. И все же на общем фоне особенно высоко
следует оценить заслуги Макиавелли и Гвиччардини. Ренессансная поли-
тическая и историческая проза обрела в их творчестве классическую за-
вершенность.
Эпоха Высокого и Позднего Возрождения стала временем блестящего
расцвета итальянской социально-утопической мысли, получившей яркое
выражение в сочинениях Антонио Бручоли, Антона Франческо Дони,
Фабио Альбергати, Ортензио Ландо, Франческо Патрици и ряда других
писателей. Для них характерно острокритическое отношение к существу-
ющим общественным порядкам, стремление понять причины социальных
язв Италии. С гуманистами предшествующей эпохи авторов утопий XVI в.
роднит глубокий интерес к проблемам взаимосвязи политики и этики, во-
просам воспитания человека. В отличие от большинства гуманистов XV в.
главный акцент в процессе избавления общества от пороков они все же
ставят не на самосовершенствовании отдельной личности и просветитель-
стве, обращенном к обществу, а на задачах изменения самой структуры
общественных порядков. Ставя под сомнение справедливость строя, ос-
нованного на частной собственности, Дони, Альбергати, Агостини выдви-
гают проекты идеальных порядков, покоящихся на господстве коллектив-
ной собственности и обязательного для всех труда. Ратуя за разумную
организацию жизни людей, в которой должны быть воплощены принципы
личной и гражданской гуманистической этики, авторы утопий вместе с
тем не отвергают особой важности задач образования и нравственного
совершенствования общества и каждого из его членов.
Одним из выдающихся утопистов Позднего Возрождения был Джо-
ванни Баттиста Джелли, автор диалогов «Причуды бочара» (часть их пуб-
ликуется в настоящем томе). Как истый флорентиец, Джелли увлекался
творчеством Данте и флорентийских неоплатоников XV в., верил в осо-
бое предназначение гуманистической Академии (он стал одним из осно-
вателей «Академии мокрых» во Флоренции), которая одна только способ-
на просветить и правильно воспитать народ. И все же свои главные упова-
ния он возлагал на самовоспитание и самообразование простого люда, тем
более что этот путь прошел и сам он — сапожник Джелли. Идея гармони-
ческого сочетания физического и умственного труда — одна из централь-
ных в «Причудах бочара». Другая идея, которая занимала Джелли, — это
связь людских бедствий с торжеством частной собственности. От нее все
пороки; именно она рождает неравенство и тягу к богатству — причину
конфликтов, возникающих в обществе, основу разделения людей на бога-
тых и бедных. Джелли писал: «С тех пор как в мир вошли "мое" и "твое",
люди стали настолько жадными, что помышляют лишь об одном, как бы
правдой или неправдой обогатиться»; при этом беднякам «не оказывают
никакого уважения, презирают и избегают их как диких зверей, в то вре-
мя как богачей лелеют, почитают и восхваляют все, что они делают, и все,
что они произносят, хотя те не совершают добра и говорят нелепые ве-
щи».17 Не предлагая избавляться вовсе от частной собственности и ко-
ренным образом менять существующий порядок, Джелли в отличие от
упомянутых выше утопистов все свои упования возлагал на совершен-
ствование мира с помощью христианской любви, на расцвет добродетели
человека-труженика.
Наиболее последовательную разработку идеи равенства и имуще-
ственной общности дал Томмазо Кампанелла (1568-1639 гг.). Проведший
27 лет в застенках папской тюрьмы, он в своем «Городе Солнца» изобра-
зил идеальное государство, напоминающее итальянские города-республи-
ки, но с порядками, основанными на обобществлении имущества граж-
дан, на господстве принципа всеобщего обязательного труда при полном
отсутствии частной собственности. С именем Кампанеллы связан еще
один важный аспект истории итальянского Возрождения: он по сути вен-
чает развитие натурфилософских интересов, зарождение которых отно-
сится еще к первым десятилетиям XVI в.
Итальянская философия Высокого и Позднего Возрождения отлича-
лась исключительным богатством идей. Одним из тех, кто открывал ее
путь в пору Высокого Возрождения, был Пьетро Помпонацци, придавший
основополагающим тогда традициям аристотелизма не только новое гу-
манистическое звучание, но и особый, сугубо индивидуальный поворот.
Именно Помпонацци, полностью отделяя философию от теологии, осме-
лился открыто высказать идеи, отвергавшие ортодоксальные положения
о бессмертии души. Помпонацци писал: «Никакими естественными осно-
ваниями не может быть доказано бессмертие души; но бессмертие души
противоречит естественным началам; придерживаться его и верить в него
должно единственно на основании искренней веры».18 Смелость подоб-
ных заявлений снискала ему славу еретика; его сочинения, признанные
кощунственными, были запрещены.
Бернардино Телезио своей книгой с программным названием «О при-
роде согласно ее собственным началам» сделал следующий крупный шаг
в развитии философских представлений эпохи Возрождения. Именно на-
чиная с этого труда натурфилософия формируется как особая ветвь фи-
лософских знаний, обретая свой собственный предмет и новые методы
подхода к осмыслению коренных вопросов познания мира и его устрой-
ства. Полемизируя со схоластами, Телезио резко выступает против тех,
кто «не считает нужным изучать и исследовать природу вещей, но лишь
рассматривает, что об этом думал Аристотель: мы же подвигнуты именно
любовью к истине и поклоняемся ей одной и не можем успокоиться на
том, что было сказано древними, ибо долгое время изучали природу ве-
щей».19 Важной заслугой Телезио стал пересмотр традиционных пред-
ставлений о соотношении мира и Бога. Признавая акт творения, Телезио
в своей натурфилософской системе трактует природу так, что дальней-
шее божественное вмешательство в ее дела уже не оказывается необхо-
димым. Бог, писал Телезио, «создал мир не таким, чтобы вещи для своего
движения нуждались в новой Его воле, но так, чтобы все существа, буду-
чи снабжены от Бога собственной природой и способностью к движению,
действовали бы каждое в соответствии со своей природой».20 Деистиче-
ские тенденции философии Бернардино Телезио получили дальнейшее
развитие в творчестве мыслителей XVII в.
Ряд центральных проблем философской мысли Позднего Возрожде-
ния как бы фокусируется в творчестве Джироламо Кардано. Медик и фи-
лософ, математик и моралист, Кардано был автором множества специаль-
ных и энциклопедических трудов (важнейшие из них — «О тонкости ма-
терии», «О разнообразии вещей», «О мудрости», «О здоровой жизни»).
В возрасте 75 лет он написал автобиографический труд «О моей жизни»,
где выступил как беспристрастный исследователь обстоятельств соб-
ственной судьбы. Натурфилософ, тяготевший к «натуральной магии»,
Кардано в своей концепции природы был близок к пантеизму с неоплато-
нической мистической окраской. Он признавал вечность первоматерии
вселенной, составляющей, как он был убежден, некое единое целое, раз-
делял учение неоплатоников о мировом разуме и мировой душе, а в тео-
рии познания, подобно Телезио, следовал принципу изучения природы в
соответствии с ее собственными основаниями. Он считал необходимым
искать прежде всего взаимосвязь вещей и явлений, их единство и осуж-
дал стремление возводить к Богу причину каждой вещи. Природа, как он
считал, движется циклично, ничто в ней не исчезает, но лишь меняет фор-
му, в сущностях своих повторяясь. Этот закон правит не только приро-
дой, но и обществом, цикличности подвержено движение идей, религий.
В центре всего мироздания стоит человек, превосходящий все прочие тво-
рения. Его достоинство определяют сближающие его с Богом ум, разум и
умение творить.
Главный же тезис этики Кардано — «счастье заключено в мудрости».
Мудростью необходимо руководствоваться для достижения счастливой
жизни, здоровой и долголетней. Кардано дает целую систему медицинских
и чисто гуманистических рекомендаций о путях обретения счастья на
земле.
Главные тенденции ренессансной философии воплотились в творче-
стве Джордано Бруно: это гуманистические идеалы, последовательность
натурфилософских исканий и глубокое чувство гармонии и величествен-
ности мироустройства. Среди многочисленных произведений Бруно вы-
деляются его диалоги на итальянском языке: «О причине, начале и еди-
ном», «О бесконечности, вселенной и мирах», «Изгнание торжествующе-
го зверя», «О героическом энтузиазме». В этих и ряде других работ
наиболее полно изложены его представления по онтологическим, космо-
логическим, этическим проблемам. Определяющее воздействие на взгля-
ды Бруно оказало великое открытие Николая Коперника — его учение о
гелиоцентризме. Опираясь на традиции, изложенные в философии выда-
ющегося мыслителя XV в. Николая Кузанского, Бруно глубоко раскрыл
роль теории Коперника для развития философской проблематики, в част-
ности, для учения о бесконечности природы, хотя сам польский астроном
придерживался традиционной идеи о конечности мироздания. Бруно го-
ворил именно о бесконечности вселенной и о бесчисленности миров, ко-
торые вмещает природа, не имеющая пространственных границ. Отвер-
гая не только схоластические догмы, но сами принципы креационизма
(представления о Боге-творце, стоящем вне природы и над ней), Бруно
разворачивал широкую аргументацию пантеистических идей, рассматри-
вал природу как силу, воплощенную в вещах, как закон, по которому все
вещи существуют, свершая «свой собственный ход». Бруно разрабаты-
вал учение о бесконечности Вселенной, не имеющей пространственных
границ, и о бесчисленности миров, которые вмещает природа. Эти идеи
Бруно резко противоречили ортодоксальному богословию.
В своем этическом учении Бруно основывался на тех же представле-
ниях, что и Помпонацци, утверждавший концепцию смертности души. Тем
больший восторг вызывало у Бруно сознание связи человека с величе-
ственной, вечной, бесконечной природой: он писал, что эта философия
возвышает его душу «и возвеличивает разум». Именно имея в виду крат-
кость земной жизни человека, Бруно подчеркивал значение его активно-
сти в труде и творчестве, прославлял «героический энтузиазм», самоот-
верженность, явленную во имя высоких целей. С этих позиций он резко
критиковал не только культ и учреждения католической церкви, но и ряд
христианских догм, общих для всех разновидностей христианства. В пред-
рассудках и невежестве народа он винил церковь и подвергал уничтожа-
ющей критике ее фактическое противостояние всему, что сам он считал
созвучным природе и связанным с подлинными принципами человеколю-
бия. «Религия разума», утверждал Бруно, должна прийти на смену фана-
тизму. Героический энтузиазм, свойственный самому Бруно, обернулся
для него трагически. За свое вольномыслие он поплатился жизнью. Все
последние десятилетия XVI в. католическая церковь вела решительное
наступление на светскую культуру Возрождения. Многие ее деятели пе-
режили духовный кризис, испытали состояние разлада между христиан-
ской догмой и свободными поисками разума и поэтической фантазии.
Чинквеченто — завершающая пора эпохи Возрождения в Италии —
имело огромное историко-культурное значение для европейской цивили-
зации. Складывавшееся в XIV-XVbb. гуманистическое мировоззрение с
характерными для него рационализмом и силой жизнеутверждения, с глу-
боким чувством красоты человека и гармонии природы, верой в высочай-
шие творческие возможности личности дало мощный стимул развитию ре-
нессансной культуры и в XVI в. Сделав на этой основе новые крупные
шаги, обогатив культуру своими новаторскими исканиями, XVI в. дал наи-
более зрелые результаты в литературе и искусстве, исторической и поли-
тической мысли, социально-утопических представлениях и философии.
Все эти ветви культуры неразрывно связаны друг с другом и несут на себе
яркий отпечаток времени.
В настоящее издание включен ряд произведений выдающихся деяте-
лей культуры XVI в., чьи сочинения ярко характеризуют типичные черты
эпохи.