АНТИХРИСТИАНСКИЙ ТРАКТАТ
ГЕОРГИЯ ГЕМИСТА ПЛИФОНА
«ЗАКОНЫ»

Полного текста «Законов» не сохранилось. Из писем Схолария и других
источников мы хорошо знаем, почему это случилось. После смерти философа
единственным рукописным экземпляром трактата (автограф Плифона) завла-
дел правитель Мистры деспот Димитрий Палеолог с тем, чтобы помешать
изготовлению с него списков. Супруга деспота дала рукопись на просмотр
Схоларию, который посоветовал уничтожить ее; деспина, однако, не смогла
решиться на это. После падения Мистры (1460 г.) Димитрий Палеолог по-
следовал за султаном в Константинополь, где и передал рукопись плифонов-
ского трактата снова Схоларию (в то время уже патриарху); последний на
этот раз сам решил сжечь трактат (Мазэ датирует аутодафе 1460—1465 гг ),
сохранив, к счастью, в качестве оправдания своего поступка полное оглавление
и некоторые, как оказалось, довольно обширные части и главы сочинения
Рукописная традиция этих сохраненных Схоларием и немногих других, оче-
видно, переписанных еще при жизни Плифона, частей не столь уж небогата
По данным Мазэ, в настоящее время в библиотеках Западной Европы хранится
более 40 рукописей, содержащих те или иные из сохранившихся частей
плифоновского трактата. До XIX в. было опубликовано (Ламбецием, Алля-
цием и др.) лишь несколько незначительных фрагментов, извлеченных из
венской рукописи Vindobon Phil. 312. Гардт первым издал значительную
часть сохранившегося (в данном случае в мюнхенских рукописях Мопас 48,
336, 490) текста, сопроводив его латинским переводом (Hardt I. Catalogus
codicum manuscriptorum graecorum Bibliothecae Regiae Bavaricae. Munchen,
1806, III, p. 365-408; 1812, V, p 92-116), а в 1858 г. появилось издание
французского эллиниста Александра с французским переводом Пелисье, по-
вторяющее, исправляющее и дополняющее все предыдущие издания (Ple-
thon G Traite des lois, ou recueil des fragments, en partie inedits, de cet
ouvrage. Paris, 1858. Перепечатки: Ed. Hakkert Amsterdam, 1966; Paris, 1982)
Помимо указанных рукописей, Александр использовал еще одну мюнхен-
скую — Мопас. 237, скопированную для него швейцарским филологом Аль-
бертом Яном, 5 парижских рукописей (Parisini gr. 462, 1966, 2045, 2077 et
suppl. 66) и одну рукопись, привезенную ему Ле Барбье из Константинополя
«Таким образом, — пишет Александр, — у меня была возможность восстано-
вить произведение Плифона если не целиком (ибо я не мог возвратить из
огня сожженные страницы), то по крайней мере в достаточно широких
пропорциях и с достаточной точностью, чтобы дать о нем правильное пред-
ставление». (Ibid., р V) Однако, как показал Мазэ, специально исследо-
вавший рукописную традицию плифоновского трактата, Александру остались
неизвестными 3 очень важные для установления (правда, уже изданного)
текста рукописи: лондонская, принадлежащая руке Димитрия Кавакиса и
хранящаяся в Британском музее (Add. 5424), которая содержит полный текст
36-й главы, обращений и гимнов; брюссельская 1871 — 1877, принадлежащая
руке Михаила Апостолия и содержащая текст 14-й главы книги III; венеци-
анская (Marc. gr. 406), передающая текст 31-й главы книги III и являющаяся
автографом самого Плифона. Большая работа, проделанная Мазэ по анализу
композиции «Законов», по исследованию их рукописной традиции (см/
Masai Fr. Plethon et le platonisme de Mistra Paris, 1956, Appendice IV,
p. 393 — 402; Masai R. et Fr L'oeuvre de Georges Gemiste Plethon. Rapport
sur des trouvailles recentes: autographes et traites inedits. — Academie Royale
de Belgique Bull, de classe des lettres et des sciences morales et politiques,
1954, 40, p. 536—555), позволяла как будто надеяться, что мы будем рас-
полагать более совершенным изданием. К сожалению, как сообщил нам в
своем письме от 8 июня 1969 г. проф. Мазэ, он не был намерен заниматься
подготовкой нового критического издания трактата. Видимо, не последнюю
роль в этом решении сыграл тот факт, что, пользуясь выражением Мазэ,
«жатва неизданных частей текста оказалась не слишком обильной», чтобы
тратить время и силы на такое издание. Поэтому для перевода на русский
язык нам пришлось использовать именно издание Александра.

Данный перевод осуществлен впервые. Мы не ставили себе целью создать
литературно-художественный перевод произведения, считая лишь необходи-
мым по возможности точно передать мысль автора. Сказанное особенно
относится к переводу гимнов, при котором мы соблюдаем лишь внешнее
подобие плифоновского стиха (число строк в каждом гимне всегда равно 9,
их расположение и т д.), но никакого гекзаметра у нас, разумеется, нет. Не
сопровождаем мы также наш перевод никаким комментарием, так как вся
эта книга является своеобразным комментарием к нему. При подготовке
данного перевода большую помощь своими ценными консультациями мне
оказал А. И. Доватур, один из моих наставников по части греческого, светлой
памяти которого я и посвящаю это новое издание перевода.

СОЧИНЕНИЕ ПЛИФОНА О «ЗАКОНАХ»

Эта книга содержит:

Богословие по Зороастру и Платону, в котором боги, вновь по-
знанные с помощью философии, названы унаследованными от эллин-
ских богов именами, причем каждое из них приводится от недоста-
точного, вследствие вымыслов поэтов, соответствия философии к наи-
большему соответствию с ней;

Этику согласно тем же мудрецам, а также согласно стоикам;

Политию по образцу Лаконской, которая, с одной стороны, осво-
бождена от чрезмерной суровости, нелегко принимаемой большинством
людей, с другой — дополнена предназначенной, разумеется, для пра-
вящих лиц философией, этим наилучшим из платоновских государ-
ственных установлений;

Культ простой, без излишеств, но не лишенный должного;

Физику, в значительной мере по Аристотелю;

Касается также книга каким-то образом и принципов логики, и
эллинской древности, а отчасти и здорового образа жизни.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга первая

\. О различии мнений у людей по наиболее важным вопросам.

2. О проводниках наилучших суждений.

3. О двух противоположных учениях — протагоровском и пирроновом.

4. Обращение к богам рассудка.

5. Общие положения относительно богов.

6. О царе Зевсе.

7. О наднебесных богах.

8. О внутринебесных богах.

9. О вечности всех богов.

10. О происхождении Посейдона и других наднебесных богов.

11. О происхождении бессмертных, обитающих во внутринебесном пространстве.

12. О происхождении смертных.

13. О происхождении человека.

14. О предрасположении человека к двум вещам: с одной стороны к лучшему, с другой — к худшему.

15. О неизменности установленных вещей.

16. О наилучшем установлении нравов.

17. О личном установлении.

18. О наследовании.

19. О взаимных соглашениях.

20. О государственном устройстве.

21. О почитании богов.

22. О священнослужителях и их образе жизни.

23. Об очищениях.

24. О карах.

25. О погребении.

26. О почитании умерших.

27. О благе, могущем проистекать из данных законов.

28. Расчленение сущего.

29. О различии причин.

30. О необходимости причин.

31. О названиях старейших богов.

Книга вторая

1. О критерии при рассмотрении вопросов, подлежащих обсуждению.

2. Предвосхищение общих идей.

3. О том, что существуют боги.

4. О провидении богов.

5. О том, что боги не являются причиной зла.

6. О судьбе.

7. О множестве богов.

8. О различии в видах богов.

9. О богопочитании согласно куритам.

10. О семи древнейших богах и остальных наднебесных.

11. О происхождении внутринебесных богов.

12. Некоторое общее доказательство существования трех видов души.

13. О видах звезд.

14. О свойствах семи звезд.

15. Об особом круговращении каждой из звезд.

16. Об общем вращении звезд и всего эфира.

17. О душе звезд.

18. О том, что существуют демоны.

19. О том, что демоны не злы.

20. Опровержение клеветы на демонов.

21. О различии между демонами.

22. О бессмертии человеческой души.

23. О сотворении смертных

24. О сотворении смертной части в человеке

25. Об ощущениях и свойствах каждого из них.

26. О разумных поступках некоторых животных.

27. О вечности всего сущего.

Книга третья

1. Возвращение к рассуждению о судьбе.

2. Возвращение к рассуждению относительно бессмертия человеческой души.

3. О цели жизни.

4. О разуме и его видах.

5. О воспитании детей.

6. О форме правления.

7. О мужестве.

8. О вещах, находящихся и не находящихся в нашей власти, в связи с вопросом о мужестве.

9. О видах мужества.

10. О здравом смысле.

И. О мере и соразмерности.

12. О видах здравого смысла.

13. О силе в связи с рассмотрением видов здравого смысла.

14. О невозможности сексуальной связи между родителями и детьми.

15. О происхождении богов в связи с вопросом о невозможности сексуальной связи между родителями и детьми.

16. О сожительстве одного мужчины со многими женщинами.

17. О пользовании публичными женщинами.

18. О мясной пище.

19. О единственной собственности в одном и том же доме.

20. О том, как избежать разорения в момент кончины каждого.
21 О поведении.

22. О Зевсе, что в нем предположительно не существует какого-то разделения.

23. О сущем, о том, что оно является единым в своем множестве.

24 О различии благ.

25 О справедливости.

26 О видах справедливости.

27. Сопоставление различных видов добродетели.

28 Об испорченности нравов.

29 О том, что подобает при совершении дарений.

30 О взносах в общественную казну.

31. О карах.

32. О названиях богов
33 О молитве.

34. Обращения к богам.

35. Гимны богам.

36. Порядок употребления обращений и гимнов.

37. Соответствующие жертвоприношения каждому из богов

38. В каких случаях, кому из богов и как нужно совершать жертвоприношения.

39. В каком состоянии следует принимать участие в жертвоприношениях

40. О точности в вещах, касающихся богов.

41. Против кого следует молиться богам.

42. О прорицаниях.

43. Послесловие к «Законам».

ЗАКОНЫ

КНИГА ПЕРВАЯ

1. О различии мнений у людей
по наиболее важным вопросам

Вот что написано о законах и наилучшем государственном уст-
ройстве, размышляя о которых, следуя которым в частных и обще-
ственных делах и особенно заботясь о которых, люди смогут жить
прекраснейшей, наилучшей и, насколько это возможно, счастливейшей
жизнью. Ибо всем людям от природы свойственно, главным образом,
стремиться к этой самой якобы счастливой жизни. Это единое и общее
желание присуще всем людям и является целью жизни для каждого,
ради чего они как раз и занимаются всем прочим. Однако, следуют
они этому общему желанию уже не одними и теми же путями, а
каждый своим собственным. Одни проводят жизнь в постоянном на-
слаждении, думая таким образом стать максимально счастливыми и
считая, что все нужно делать не ради чего-нибудь другого, но ради
всяческого разнообразного наслаждения, вкусить каковое они смогут,
откуда бы оно ни шло. Другие находят счастье в приобретении
состояния, всю свою жизнь занимаясь только тем, что постоянно
обогащаются. Третьи охвачены жаждой славы, и главный предмет их
забот — жить, будучи почитаемыми и восхваляемыми большинством
людей. Четвертые, презрев все остальное, сделали целью своей жизни
добродетель и красоту, считая, что одна только добродетель действи-
тельно может сделать счастливыми и блаженными упражняющихся в
ней. Да и законы самой добродетели не для всех одни и те же. Ибо
не для всех одинаковыми представляются прекрасное и постыдное,
как и общепринятое. Вот, например, есть люди, которые отрицают,
что требуется кое-что и от разума, и от наук для достижения добро-
детели. Некоторые даже изо всех сил избегают занятий этими вещами,
считая под влиянием некоторых шарлатанов-софистов, что это является
для них каким-то бесчестьем и развращением. Но другие эти же самые
вещи считают сущностью добродетели и больше всего заботятся о том,
чтобы стать наиболее разумными и наиболее мудрыми.

Одни с величайшим старанием трудятся над умножением жертво-
приношений и прочих священнодействий; другие вообще не считают
Такое ни священным, ни имеющим какое-то значение; третьи некоторые
ИЗ этих вещей считают священными, а некоторые — несвященными.
Каждый — свое, причем одно и то же одни признают священным, а
другие — несвященным. Некоторые признают одинокую жизнь и пол-
Ное воздержание от любовных утех прекраснейшим и божественней-
Шим; другие же полагают, что брак и деторождение лучше и более
соответствуют божественному, нежели одинокая жизнь. Одни, само-
лично решая в каждом отдельном случае, некоторую пищу, употреб-
ляемую большинством людей, считают запрещенной и думают, что
Нечестиво даже пробовать ее, некоторую же пищу допускают; напротив,
Другие люди, разрешая всем не воздерживаться ни от какой пищи,
НТО считается даже нечестивым есть, ограничивают прекрасное одной
Лишь умеренностью в приеме ее. Одни сознательно погрязли в не-
чистоплотности и скверне, другие же ревностно соблюдают чистоту,
Щак нечто относящееся к области прекрасного. Одни прославляют
> Крайнюю бедность и безденежье, другие все же допускают некоторую
Перу в приобретении богатства. Одни больше всего кичатся бесстыд-
ством; другие, в соответствии с общепринятыми у большинства людей
Обычаями, считают нужным сохранять чувство стыда, ''предпочитая всюду благопристойность непристойному поведению. Есть, кроме того,
люди, которые признают необходимость упражняться в добродетели,
но не ради ее как таковой, а ради некоторой мзды или наград, которые
за это, пожалуй, воздадут боги, как будто сама по себе добродетель
недостаточна для счастья; другие же считают, что следует быть добро-
детельными не ради какой-то награды, но ради добродетели как
таковой. Наконец, третьи делают это как ради самой добродетели,
так и ради наград, которые могут воздаваться за это усердствующим
богами.

Тдк вот, поскольку в жизни человеческой царят столь великая и
даже еще большая запутанность и замешательство, то крайне необхо-
димо, если мы намерены когда-нибудь твердо выбрать наилучший
образ жизни и не уклоняться от этой общей цели, к которой все
стремятся, т е от счастья, не выбирать наудачу первое встречное,
но прежде исследовать в достаточной степени, что представляет собой
этот наилучший образ жизни, в котором и заключено истинное счастье,
и тогда уже сделать выбор. Но еще раньше необходимо, пожалуй,
рассмотреть, что представляет собой человек, каковы его природа и
возможности, так как, не изучив этого, невозможно будет понять ни
того, что следует делать, чтобы нам стало лучше, ни того, как мы
будем использовать самих себя. Ибо таким образом обстоит дело и в
отношении чего бы то ни было, относящегося к другим вещам и
разнообразным предметам; кто не будет знать природу и возможности
этого явления, тот не сможет, пожалуй, пользоваться тем, чем следует
В свою очередь невозможно в достаточной степени понять, что пред-
ставляет собой человек, заранее не рассмотревшим и не распознавшим
природу вещей: что из сущего является основным, каковы существа
второго, третьего, последнего порядка и каковы свойства каждого из
них. Так как только тогда, когда сначала будет распознано это,
пожалуй, можно будет правильно рассмотреть и человека среди этого
всего — с кем из сущего и каким образом он имеет общее, от каких
и насколько он отличается, из каких элементов состоит, каким будучи,
какое свойство получил в удел. Именно изучившим эти вещи в даль-
нейшем уже будет легко и просто понять, как следует жить человеку,
поступать лучше и что и как делая он получит большую пользу.

В свою очередь именно в отношении истинной природы других
существ среди людей имеются немалые разногласия Есть такие, ко-
торые полагают, что боги вообще не существуют; другие же — что
существуют, но не пекутся обо всех делах, и человеческих, и всех
прочих, являясь притом виновниками как добра, так и зла Некоторые
возражают им, утверждая, что боги являются причиной добра, но не
зла. Одни полагают, что богов можно умилостивить и получить от
них помощь в том, что эти люди сами избрали и намерены совершить
другие считают их абсолютно непреклонными и непоколебимыми,
всегда своей мыслью, согласной с предначертанием судьбы, доводя-
щими все до наивысшей степени совершенства. Есть люди, которые
признают одного только бога, и нет, по их мнению, вообще ничего
другого, достойного почитания и уважения людей, другие же признают
многих богов, подобных к тому же остальным и тождественных в
своей божественности; по мнению третьих, имеются, с одной стороны,
один абсолютный и высший бог, первопричина всех вещей, с другой —
прочие боги, относимые ко второму и третьему разряду божественности.
Одни полагают, что все прочее возникло во времени и в силу при-
чинности без вмешательства единого бога-творца и когда-нибудь будет
разрушено и погибнет; другие же — что мир возник, но останется
вечным и непреходящим; по мнению третьих, в одной своей части
мир формируется и возникает, в другой же — разрушается и гибнет;
есть такие, которые признают, что вселенная возникла под действием
причины, но не во времени, а посему непреходяща и даже не изменяется
установившим и руководящим ею богом, так как и он устроен точно
так же и по тем же самым принципам, никогда не находясь в без-
действии и постоянно производя эту вселенную в соответствии с этими
принципами. Подобные разногласия и относительно природы человека.
Одни думают, что человеческая природа подобна природе любого
другого смертного существа, т. е. природе животных, что в ней нет
ничего более священного и божественного, чем в природе их; другие
в своих надеждах возводят ее в разряд божественной и совершенно
чистой; третьи признают, что человеческая природа занимает теперь
и всегда будет занимать среднее место между божественной и бес-
смертной, с одной стороны, и смертной — с другой, что она пред-
ставляет собой смешение обеих

Во всех этих суждениях много неясного и сомнительного. Каждое
из них надо тщательно рассмотреть и определить раз навсегда, которое
из них наилучшее. В противном случае не обрести, пожалуй, истины
и не сделать ее прочно своим достоянием; мы не сможем узнать, как
проводить свою жизнь, и окажемся в затруднении относительно того,
как использовать самих себя; всякий раз наобум избрав и осуществив
что придется, мы останемся несчастнейшими из людей, вместо того
чтобы стать счастливыми.

2. О проводниках наилучших суждений

Итак, каким же образом прийти к рассмотрению этих мнений или
какими проводниками воспользоваться при суждениях? Ведь о них
говорят многие поэты, софисты, законодатели, философы Однако,
поэты и софисты по справедливости недостойны, пожалуй, избираться
в качестве толкователей этих суждений' поэты часто пользуются лес-
тью, обращаясь к людям из желания угодить и не очень заботясь об
Истине .; софисты же по большей части занимаются обманом, любым
способом создавая себе славу, причем некоторые из них раздувают
ее до размеров больших, чем это свойственно людям, ничуть не
беспокоясь об истине, но придумывая множество уловок, чтобы вообще
уничтожить ее. Ведь обе эти группы, с одной стороны, низводят дела,
касающиеся богов, до уровня человеческого, с другой же — челове-
ческие дела поднимают до уровня божественного, больше, чем это
дано человеку, и, переворачивая все вверх дном, причиняют величай-
ший вред тем, кто с ними общается. Эти по большей части таковы
От законодателей и философов более, нежели от каких-нибудь других
людей, можно узнать что-нибудь здравое об этих вещах Ибо зако-
нодатели, считая, что законы даются для общего блага, не могут,
разумеется, совсем уклониться от него; философам, полагающим, что
истина в руках живущих является основой счастья, и добивающимся
ее предпочтительно перед всеми материальными благами, естественно,
удается найти ее, как никому другому из людей. Большинство людей,
однако, по своей природе неспособны с точностью узнать и усвоить
самое значительное; следует поэтому опасаться и философов, ибо и
они могут быть неспособны вследствие слабости природы найти ис-
тинное и наилучшее И при таком отношении к ним не будет обманут
тот, кто, встретившись случайно с какими-нибудь софистами или
поэтами, чрезвычайно искусно владеющими невежественной толпой,
не примет их за серьезных законодателей или философов. Что касается
нас, то мы берем в качестве проводников рассуждений одного из
законодателей и мудрецов, притом старейшего из тех, о которых знаем
понаслышке, — Зороастра, который был знаменитейшим у мидян, пер-
сов и большинства других древних народов Азии, толкователем бо-
жественных и большей части других прекрасных вещей. После него
и других — Эвмолпа, который установил у афинян Элевсинские мис-
терии для бессмертия нашей души; Миноса, бывшего законодателем
критян; Ликурга, законодателя лакедемонян; также Ифита и Нуму,
из которых первый вместе с тем же Ликургом установил Олимпийские
игры в честь величайшего бога Зевса, а второй стал у римлян зако-
нодателем многочисленных законов и особенно священнодействий,
касающихся богов. Именно преимущественно этих избираем из зако-
нодателей. Что касается других мудрецов, то из варваров берем ин-
дийских брахманов и индийских магов, из эллинов же среди прочих —
куритов, древнейших из сохраняющихся в памяти, которые возобно-
вили рассуждение о богах второго и третьего порядка и вообще о
бессмертии творений и детей Зевса и этой Вселенной, т. е. того, что
было разрушено до этого у эллинов так называемыми гигантами,
какими-то нечестивыми мужами, ведущими борьбу против богов Силой
неопровержимых суждений и борьбой против гигантов куриты одер-
жали верх над предпочитающими противоположное и считающими,
что все смертно, за исключением одного старшего творца. После них
упомянем среди прочих додонских жрецов и толкователей Зевса,
особенно прорицателя Полинда, с которым сам Минос поддерживал
связь в целях просвещения; Тиресия, который был знаменитейшим
толкователем многих прекрасных вещей у эллинов, в частности, вопроса
о бесконечных восхождениях и обратных возвращениях нашей души;
Хирона, наставника многих мужей, ставших благодаря ему прекрас-
ными, и учителя многих прекрасных наук и занятий; семь тех муд-
рецов, которые процветали приблизительно в то время, когда у ла-
кедемонян царствовали Анаксандрид и Аристон: Хилона Спартиата,
Солона Афинянина, Бианта Приенца, Фалеса Милетянина, Клеобула
Линдийца, Питтака Митиленца, Мисона Хенейца; наряду с ними упо-
мянем Пифагора и Платона, а также вышедших из их школы много-
численных хороших философов, самыми прославленными из которых
являются Парменид, Тимей, Плутарх, Плотин, Порфирий, Ямвлих.

Так вот, сходясь между собой по большинству вопросов, касаю-
щихся наиболее важных вещей, они все, по-видимому, передали наи-
лучшие суждения тем людям, которые являются более разумными
Так что и мы, соглашаясь с ними, не будем сами вводить каких-либо
новшеств в отношении столь важных вещей и не присоединимся к
новшествам, введенным совсем недавно некоторыми софистами. Ибо
тем немаловажным обстоятельством, пожалуй, и отличаются мудрецы
от софистов, что мудрецы высказывают свои суждения в соответствии
с теми, кто древнее их, так как и по времени истина не является
чем-то более новым, нежели неправильно сказанное и говоримое не-
которыми; софисты же часто пытаются вводить новшества, изо всех
сил стремясь к более новым суждениям Ибо это для них нечто,
Лучше всего приводящее к пустой славе, к которой направлены все
их занятия. Мы же присоединимся к учениям и суждениям наиболее
разумных людей всех времен, начиная с древнейших, и, вместе с тем
сделав с помощью разума, этого наилучшего и божественного из наших
средств суждения, возможно более точные сравнения по каждому
вопросу и определив более тщательно наилучшее в отношении каждого
ИЗ них, сделаем выбор. Ведь столькие из поэтов и софистов кажутся
Злодеями благодаря тому, что ни те, ни другие не дают никакого
разъяснения, от которого была бы польза для тех вопросов, о которых
ОНИ всякий раз говорят; с другой стороны, и те и другие прикиды-
ваются, что знанием обсуждаемых вещей они обязаны пророческому
Толкованию, приходящему к ним якобы от богов. И поэты, подкра-
шивая речи приятностью слов и ритма и соблазняя таким образом
слушателей, убеждают не могущих различить красоты или уродливости
Выражений и ритма речей. Впрочем, у них считается более важным
Не убеждать, а только услаждать слушателей, невзирая на то, смогут
ЛИ они их убедить или нет; но у некоторых они, как кажется,
Достигают большего успеха, чем они хотели бы. Из софистов же одни,
Пользуясь некоторыми ложными умозаключениями вместо правильно
Сделанных рассуждений, обманывают более невежественных из встреч-
ных; другие, наибольшие из них мошенники, выдавая всякий небылицы
за чудеса и слывя творящими какие-то великие вещи по некоей бо-
жественной силе, а на самом деле ничего не совершая из тех самых
чудес, которые приписывают себе, и в той мере, в какой приписывают
себе, поражают прежде всего самых неразумных, не очень способных
изобличать подобные вещи; а потом те многочисленные люди, которые
говорят и пишут об этом с преувеличениями, и другие, поддающиеся
обману, а также все эти и подобные им представления, господствующие
по привычке с молодых лет над людьми, наносят величайший вред
государствам, убеждая в отношении многих нелепых вещей, имеющих
для нашей жизни серьезные последствия. Суждения же, правильно
выведенные, яснее всего указывают истину относительно тех вещей,
которые кто-либо сможет подвергнуть рассмотрению, и предлагают
себя желающему всякий раз исследовать и рассматривать их; так что
он сможет понять истину ничуть не меньше, чем ранее обученные,
приобретя знание собственное, а не чужое, не так, как обманутые
софистами; эти самые заимствуют всякий раз знание от тех, кто ранее
дал себя убедить, и те, кто рождается после этого, тоже соглашаются
с ними.

3. О двух противоположных учениях— протагоровском и пирроновом

Именно эти два учения, совершенно противоположные друг другу и
в равной степени кичливые и бесчестные, следует отбросить. Первое из
них признает абсолютно истинным, что человек есть мера всех вещей и
что то, что каждый представляет себе, то и есть действительность; вто-
рое — что нет ничего истинного, так как человек не способен быть су-
дьей чего бы то ни было, и что сами вещи в какой-то степени недосто-
верны. Ведь оба эти учения легко опровергнуть и в равной степени легко
изобличить, ибо если кто-нибудь признает все истинным, то ему придет-
ся, пожалуй, согласиться и с противоречащим ему мнением; если же он
ничего не признает истинным, то он сделает неистинным и само это
утверждение. Кроме того, почти все люди, оказывается, считают других
более мудрыми или более невежественными; к первым они ходят, чтобы
чему-нибудь научиться, и обличают вторых в том, что они неправильно
судят о тех вещах, в которых они считают себя в какой-то мере сведу-
щими; они не думали бы, что истинные суждения высказывают либо
все, либо никто. И еще — никто из людей не станет называть противо-
речащие друг другу утверждения в одно и то же время истинными и
неистинными; никто не станет возражать против этой мысли. Точно так
же всякий скажет, что утверждению «Вселенная вечна» противоречит
утверждение «Вселенная не вечна», так что оба эти мнения, да и подоб-
ные им, не являются в одно и то же время истинными и неистинными,
но одно из них полностью истинно, другое же ложно. И в отношении
предстоящих вещей никто, пожалуй, не станет утверждать, что все про-
изойдет так, как будет представляться кому-нибудь, или что все будет
протекать по-иному, но одно будет вопреки их мнению, другое же осу-
ществится именно в соответствии с их мнением; так что некоторые из
этих мнений окажутся ложными, другие — истинными, и оба эти уче-
ния в равной степени и полностью уличаются во лжи и не имеют ничего
разумного. Не следует принимать в расчет и то, что в свою очередь
говорят некоторые, а именно: если у нас и есть некоторое достижение
истины в отношении чего-нибудь из иных вещей, то нам, людям, все же
не пристало заниматься рассмотрением божественных дел; мы не
узнаем ничего достоверного в отношении их, поскольку они выше, чем
наши, что самим богам не нравится, когда вмешиваются в их дела и
любопытствуют в отношении их. Ибо боги не создали бы нас склонными
к исследованию их дел, если бы они не желали, чтобы мы изучали их,
и не были намерены дать некоторую способность познания чего-нибудь
достоверного относительно подобных вещей. И равным образом было
бы нелепым и то, что мы не можем размышлять о чем бы то ни было,
относящемся к гакою рода вещам, и должны жить подобно скоту и
бессловесным тварям, и то, что мы должны принимать на веру и без
проверки все, что придется, ибо при таком положении невозможно до-
стичь желанного счастья. Даже если когда-нибудь какой-то божествен-
ный случай даст возможность без помощи разума достичь чего-то удач-
ного в отношении истины об этих вещах, то и тогда нельзя будет, пожа-
луй, с уверенностью думать таким образом относительно некоторых
вещей, не стать ни совершенно, ни хоть сколько-нибудь счастливым,
будучи лишенным разума и знания относительно самых важных вопро-
сов, не зная даже того, благополучно ли у тебя обстоят дела или нет.
Ибо недостаточно считать себя благоденствующим (это ведь бывает у
помешанных), если человек плохо себе представляет, в чем состоит бла-
годенствие и что для человека является благом или злом. Вместе с тем
в божественных делах нет ничего постыдного, чтобы боги не желали
Познания другими их дел. и божество независтливо, чтобы считать не-
достойным оказание нам, помимо других милостей, благодеяния по-
знать их самих. И хотя божество неизмеримо могущественнее человека,
ОНо не станет из-за этого непознаваемым для нас, одаренных разумом,
а также не совсем чуждых ему по природе. И если оно сделало нас
склонными к исследованию его свойств, то это для того, чтобы мы и ис-
следовали, а исследуя, кое-что и узнали о нем, а узнавая, извлекали бы
Наибольшую пользу. Ибо, беря в качестве начал мысли, даруемые сооб-
ща всем людям богами, и представления большинства лучших людей и
считая их для себя надежными, затем выводя из них все с помощью
Необходимых умозаключений, благодаря которым мудрецы, быть мо-
Ясет, укажут путь, мы при содействии богов сможем достичь наилучшего
Суждения обо всех вещах. Следовательно, именно богов, покровителей
суждений, и следует в первую очередь умолять милостиво благоприят-
ствовать данному сочинению. ^f

4. Обращение к богам рассудка

Придите же, о боги рассудка, какие вы и сколько вас, вы, которые
ведаете науками и истинными мнениями и распределяете их, кому
пожелаете, в соответствии с замыслами отца всех вещей — царя Зевса.
Ибо без вас нам не завершить столь великое произведение. Но вы
укажите нам путь к этим самым суждениям и дайте данному сочинению
стать как можно более удачным., достоянием, которое всегда будет в
наличии у тех людей, которые хотят и назначают себе, быть может,
в собственных интересах и в интересах общественных жить наипре-
краснейшей и наилучшей жизнью.

5. Общие положения относительно богов

Законы, которые мы унаследовали от божественных мужей всех
времен, следующие. Боги представляют собой совокупную, более мо-
гущественную и более блаженную по сравнению с человеком природу.
Они пекутся о людях вследствие избытка их собственных благ, не
причиняя никакого вреда, но являясь причинами всех благ и уделяя
посредством непоколебимой и неотвратимой судьбы каждому всякий
раз наилучшее из того, что есть в наличии. Их множество, но боже-
ственностью они неодинаковы. Один из них — величайший и исклю-
чительный царь Зевс — отличается от остальных достоинством и не-
обыкновенной природой, во всех отношениях несотворенный, так как
абсолютно никем и никогда не был рожден, отец самому себе, из всех
только он от самого себя, всем же остальным и отец, и старейший
создатель, действительно сущий в действительности, всецело один, в
высшей степени сам для себя и являющийся тем самым, что есть
благо. Другие же боги по божественности являются второстепенными
и третьестепенными, причем первые из них — дети и создания самого
Зевса, а другие — дети его детей и создания его созданий; через них
царь Зевс устраивает все прочие дела, человеческие в частности,
каждого назначив правителем большей или меньшей части этой Все-
ленной, главного же над всеми — великого Посейдона, которого он
создал старейшим и могущественнейшим из своих порождений, самым
прекрасным из своих творений, насколько это было возможно, и
совершенным. Боги, рожденные непосредственно от самого Зевса, —
это наднебесные боги, вторичные по божественности, лишенные всякой
связи с телами и с материей, являющиеся целиком идеями самими
по себе, неизменными мыслителями, образами, действующими совмест-
но всегда и во всем единой своей мыслью; каждый из них обладает
сущностью от самого Зевса, неделимой от неделимого, но заключившей
в себе в собранном виде и по отдельности все вещи, виновником
большей и столь многочисленной части которых для низших существ
является каждый из них. Что касается свойств, то, за исключением
одного только старейшего из них Посейдона, одни боги наставляются
и управляются другими, так как царь и отец установил общность благ
между своими детьми; это и было наилучшим из благ, что он сделал
для них после их общения с ним. Посейдон, управляемый одним
только Зевсом, руководит всеми другими; из них в свою очередь
более значительными являются те, которые управляются наименьшим
числом вышестоящих, а сами они больше и значительнее действуют
в этой Вселенной; менее же значительные — это те боги, которые
действуют менее заметно, а сами управляются большим числом выше-
стоящих. Но весь этот род богов разделен и по другому принципу;
прежде всего в наиболее важном отношении он расчленен надвое: с
одной стороны, некий род богов, который породивший его отец объявил
законным, создал его из столь большого числа бессмертных и к тому
ясе способным к деторождению; с другой стороны, некий незаконный
род смертных и уже невечных титанов, связанный с предыдущим
общим происхождением, но значительно уступающий и по мощи, и
ПО достоинству. И у них не существует времени и что бы то ни было,
что бы им принадлежало, так как они пребывают вечно и совершенно
Неизменными. Ведь время есть мера движения; у них же мерой жизни
Является вечность, у которой нет ни прошлого, ни будущего, вообще
ни предыдущего, ни последующего, но есть все вместе и всегда.

Боги не могут быть очерчены местом, имеющим определенное
положение, ибо такого рода место присуще телам и относится к телам;
они же обладают бестелесной сущностью, и их собственное местопо-
ложение определяется порядком, согласно которому каждый из них
воспринимается как нечто среднее между теми, которые находятся
Впереди, и теми, которые следуют за ними. Поэтому все над небесное
Йространство разграничивается по каждому из богов, но прежде всего
оно разделено пополам, как и весь класс этих богов, причем каждому
(»ду дается одна из двух частей этого пространства: законному —
Олимп, высшая и более чистая часть пространства, а прочему и
.Незаконному — Тартар, низшая и менее ценная его часть. Именно из
,'этих двух родов — Олимпа и Тартара — царь Зевс создал нечто еди-
■ hoe, великое и святое, целый над небесный и мыслимый мир, вечно
Сущий и полный всяких красот, причем вторичные боги соединяются
Й некоторое достаточное число, не нуждающееся ни в чем, что было
I бы необходимо для объединения, разделенное наилучшим и точнейшим
^Образом по каждому из них, чтобы каждый из них был совершен-
'Нейшим и по возможности независимым, но вместе с тем объединенное
t Общностью благ между собой и в высшей степени любезное самому
?себе. Так и предстояло всем им быть самими собою и из всех составлять
|Некоторое единство, так как они происходили от одного начала и
.Стремились к одной и той же цели — их отцу и создателю великому
Зевсу, абсолютно единому и всемогущему. Ему под в ласт нд и любезно
прочее, и нет ничего враждебного, противостоящего, неприязнен-
но го; особенно все эти боги внимают ему с любовью, близки и дружны
между собой и размышляют об одном и том же, с одной стороны,
управляя мнением тех, которые моложе их самих, с другой стороны,
следуя мнению старейших. Ибо все вещи в этом мире преисполнены
высшей законности и порядка. Так обстоит дело со всеми этими
богами.

Так вот, именно от Посейдона, а также других законнорожденных
богов, его братьев и олимпийцев, родились дети — другие боги, тре-
тичные по своей природе, обитающие в пределах этого неба, существа
разумные и бессмертные, состоящие из непогрешимых душ и неста-
реющих, непорочных тел, и они совершенно непричастны к злу. Из
них, в свою очередь расчлененных надвое по своим родителям, за-
коннорожденным опять был объявлен небесный род звезд с душами
наилучшего и доходящего до всего знанием вида, с телами в высшей
степени прекрасными и деятельными, однако род богов, представляю-
щий собой уже нечто подвижное и блуждающее, совершающее дви-
жение равномерно, согласно одним и тем же законам, а незаконным
у них был рожден земной род демонов, не исполненный ни одинаковых
с ними по силе тел, ни душ, но только души худшего вида, не
достигающий всего с помощью знания, но все же всегда правильно
направляющийся, предполагающий некоторые вещи при помощи мне-
ния, всегда способный следовать за более сильными, чем он, и через
них всегда и в отношении всех вещей пребывающий непогрешимым
Этот род рожден для оказания услуг другим богам и уже непосред-
ственно соприкасается с человеческой жизнью и природой. Итак,
различаются четыре рода богов, из которых два наднебесных, обита-
ющих на Олимпе и в Тартаре, и два внутринебесных — небесный и
земной, причем все они порождены единой причиной и обусловлены
существованием другого, но не сотворены во времени и непреходящи,
так как они происходят от вечно деятельного Зевса, не имеющего и
никогда не имевшего чего бы то ни было бездеятельного, остающегося
при одной только простой возможности; они вечно сущие и идущие
вперед, никогда не отстраняющиеся от бытия и никогда не прекра-
щающие его Сущность этого бога и его действия тождественны и ни
в малейшей степени не могут быть различимы между собой, ибо он
абсолютно един и никоим образом не отличен от самого себя. В уме
же действие уже отличается от сущности, причем ему свойственно
быть всегда деятельным, а никоим образом не бездеятельным, так что
творения, созданные умом без помощи какой-то содействующей род-
ственной причины, также вечны. Но уже в душе, разделенной в
отношении сущности и действия, только некоторая часть деятельная,
большая же бездеятельная, лишенная действия, впадающая в какую-то
простую возможность, а в теле, помимо всего этого, и сущность
делится уже на форму и материю, причем последняя не только дви-
жется, но и способна разлагаться и делиться до бесконечности. Этим
сущие больше всего отличаются одно от другого Наднебесные из
богов не рождены не только во времени, но и в том, что они пребывают
постоянно, так как являются совершенно неподвижными и вечными,
не имея в самих себе ничего, чего бы не было раньше, но появилось
впоследствии, и будучи рожденными только причиной; ведь все, бе-
рущее свое существование от причины, является сотворенным, возни-
кающим так, что оно всегда продолжает сущность другого, не будучи
способным само по себе к существованию. Внутринебесные рождены
причиной, ибо в той степени, в какой это у них касается сущности
души, они не рождены, определяясь тем, что в этой душе есть
неизменного и вследствие этого вечного; в том же, что касается ее
действия и природы тел, они рождены, определяясь тем, что в них
есть движущегося, постоянно возникающего и уже по частям измеря-
емого во времени Ведь время начинается с души, управляющей этим
небом, и в первую очередь является для нее мерой постоянно дви-
жущегося в ее действии; оно проходит и сквозь всю душу, и сквозь
природу тел, став образом вечности, часть которого постоянно уходит
и больше уже не существует, часть же еще предстоит и еще не
существует, а есть в каждое мгновение вечное и нынешнее; оно,
становясь все время другим, разграничивает прошлое и будущее.

Эти боги из-за наличия у них тел уже могут быть очерчены местом,
имеющим определенное положение; вот почему они внутри небес,
другие же — над небесами, так как они лишены тел и всякого подобного
места Достоинством олимпийские боги превосходят всех прочих богов,
безразлично каким способом рожденных, числом же они очень не-
многочисленны; в свою очередь, те из демонов, которые более близки
к Зевсу, абсолютно единому, менее многочисленны, более же удаленные
от него — более многочисленны, чтобы по количеству одним быть
более близкими к единому, другим же более удаленными от него
Над олимпийцами и этой Вселенной поставлен Посейдон, которому
Зевс вверил управление всеми вещами как лучшему и заслуженно
старейшему из его детей. Однако, Зевс создал его неравным себе (ибо
не было ничего равного ему, существующему благодаря самому себе,
равного из того, что возникает уже благодаря другому), [но родил
его лучшим, чем все остальные].

21. О почитании богов

...Так вот следует пользоваться в соответствии с природой и ме-
сяцами и годами; месяцами, осуществляющимися в соответствии с
круговращением Луны, годами, совершающимися согласно солнцестоя-
ниям, и в частности, зимним, когда отошедшее от нас на самое большое
расстояние Солнце снова начинает приближаться к нам Затем следует
считать день старым и новым, тот, в котором, как считают самые
опытные в астрономии, Луна встречается с Солнцем Следующий
день — новолуние, которое влечет за собой полночь и наступает сразу
после встречи этих двух божеств; с него следует отсчитывать все
остальные дни месяца, тридцать для полных месяцев и полых, у
которых на один день меньше. Ибо, в свою очередь, вечер каждой
ночи следует причислять к прошедшему дню, утро же — к наступа-
ющему, а полночь считать границей для обоих дней. Отчисляются же
дни каждого месяца следующим способом: после новолуния второй
день наступающего месяца, затем третий, следующий и по восходящей
вплоть до восьмого и дальше; после восьмого дня наступающего
месяца — седьмой середины месяца, затем шестой, следующий и назад
вплоть до второго, после которого наступает середина месяца (дихо-
мения), затем второй день проходящего месяца, третий, следующий,
опять дальше до восьмого, после которого наступает седьмой день
уходящего месяца, затем шестой, следующий, опять назад до второго
дня, после которого наступает старый, затем старый и новый полного
месяца; если же бывает полный месяц, то сразу после второго дня
уходящего наступает старый и новый. Новым же месяцем года считать
тот, который наступает сразу же после зимнего солнцестояния и с
которого отчислять остальные месяцы, двенадцать для одних лет и
тринадцать для других, т. е. тех, которые всякий раз, когда двенад-
цатый месяц не дошел до зимнего солнцестояния, добавляют из встав-
ных; определять солнцестояния следует гелиотропами, изготовленными
по возможности с наибольшей точностью...

[Плифон в рассуждениях о Законодательстве, излагая свои взгляды
относительно дней, месяцев и года, не называет, как делали жители
Аттики, месяцев... но, что мог бы сказать первый встречный, он просто
называет в соответствии с реальным положением вещей, т. е. первый,
второй и так далее, какой у каждого порядок по отношению к первому...

По мнению Плифона, дни каждого месяца должны исчисляться
путем деления месяца на четыре периода: период становления, средний
период, периоды упадка и гибели... распорядиться относительно ме-
сячных праздников для того, кто устанавливает некоторые новые
празднества.

Имея шесть священных дней, полный плифоновский месяц отнимает
больше, чем следовало бы, от необходимых государству дел. Неизбежно
те, кто справляет праздники, не работают. В то же время, оказывается,
празднуются три дня подряд: последний день месяца в честь Плутона,
старый и новый — для проверки собственной совести; новолуние,
посвященное Зевсу... Какими будут праздники, подобало бы сказать
самому Плифону, как устанавливающему в законодательном порядке
некоторые другие празднества вместо почитаемых у нас... Следует
установить на каждый месяц иеромению для проверки нашей совести
и обдумывать раз в месяц то, что в течение месяца нами сделано,
как считает Плифон, но отнюдь не соглашаемся мы; но следует это
совершать ежедневно и т. д.

Плифон, называя последним днем месяца двадцать девятый, а
последним и новым — тридцатый, тем самым не говорит ничего от-
личного от нас в том, что касается существа дела. Ибо тот день,
который мы считаем вторым днем уходящего месяца, он называет
последним днем месяца, может быть, для того, чтобы празднества,
посвященные Плутону, имели нечто возвышенное и торжественное в
названии. Ведь тем, кто занимается священными делами, и это нужно].

КНИГА ВТОРАЯ
6. О судьбе

Так что, все будущие вещи определены и установлены или же
есть некоторые из них, которые не определены, но протекают в
неопределенности и в беспорядке, как придется? Очевидно, все они
определены. Ведь если что-либо из возникающего возникнет не по
определению, то оно будет возникшим без причины, и стало быть
что-то из возникающего будет иметь возникновение без причины; или
же причина произведет его не по определению и не с необходимостью,
и будет какая-то из причин, не по необходимости и не по определению
породившая нечто из того, что она произведет; ни то, ни другое
невозможно. Но гораздо более невозможно, чтобы боги, как утверж-
дают некоторые, меняли мнение относительно решенных ими на бу-
дущее вещей и делали нечто иное, противоречащее тому, что они
вознамерились исполнить, или уступая молитвам или каким-то дарам
людей, или же как-то иначе испытывая это. Ибо отрицающие необ-
ходимость и предопределение будущих вещей подвергаются опасности
или вообще лишить богов предвидения земных событий, или приписать
им причину худших вещей вместо наилучших из возможных, поскольку
непостижимо, чтобы одни вещи, всегда, или раньше, или позднее
решенные ими, не были хуже других; так что полностью отрицающие
судьбу впадают в одно из этих двух кощунств. Однако, каждое из
них во многих отношениях невозможно, и все будущие события и
предопределены от века, и установлены, насколько для них возможно,
будучи установленными из всех царем Зевсом. И если только он из
всех не определен, и нет ничего, что бы его определяло (а ведь все
определяемые вещи определяются своими собственными причинами),
будучи, однако, выше того, чтобы быть определяемым, то он и пре-
бывает вечно и совершенно неизменно, будучи повелителем величайшей
из всех и могущественной необходимости — необходимости, сущест-
вующей благодаря самой себе, но ничему другому, поскольку необ-
ходимость лучше того, что не есть необходимость, и она является у
него величайшей из необходимостей, больше подходящей именно для
особо хорошего. И происходящим непосредственно от него он предо-
ставляет то же самое, только ступенью ниже по сравнению с ним,
ибо родственные себе существа он производит от самого себя; и эти,
и все другие существа он определяет через самого себя; и нет ничего
ни столь великого, ни в свою очередь столь малого, чтобы он не мог
прийти к определению от самого себя; ведь нет ничего, высшей
причиной чего он не является. К тому же, если бы не было предоп-
ределено будущее, то его невозможно было бы предвидеть не только
людям, но и никому из богов, ибо вообще не может существовать
познание совершенно неопределенного; ведь не будет, пожалуй, ис-
тинным решать относительно него, будет ли оно или нет. Поэтому
боги и знают, вероятно, о том, что будет, и именно они и определяют
грядущее, и содержат его в себе причинно наличествующим даже до
его возникновения; они знают предстоящие события не иначе, как
будучи их распределителями и виновниками; ведь они не могут познать
это сами каким-либо образом, находясь в распоряжении земных вещей,
так как не должно, невозможно, чтобы боги устанавливались тем, кто
хуже их и даже не существует. Поэтому люди, признающие сущест-
вование богов, но отрицающие и их предвидение относительно здешних
вещей, и судьбу, рискуют к тому же отрицать познание богами этих
вещей, в то время как они познают их, ибо лучшие вещи не могут
определяться худшими, но и не могут определять их, если сами не
являются их причиной; необходимо, чтобы все познающее познавало,
будучи объектом соучастия и определения со стороны познаваемого
или являясь причиной и источником определения, но познание не
может произойти, если у познающего не возникает какая-то связь с
познаваемым. Даже если боги и будут причинами вещей данного мира,
но будут ими не по необходимости и не по определению, то они так
и не будут знать, что они когда-либо сделают, не имея необходимо
и испокон веков твердо установленного. Но боги знают о предстоящих
вещах, и из людей они именно тем, кому пожелают и сколько пожелают,
посылают знамения А некоторым, вследствие того что они заранее
кое-что из предстоящего узнали и пытались избежать, случилось под-
вергнуться тому, что суждено, каким-то образом это было их судьбой
Стало быть, нет ни избавления, ни какого-то способа уклониться от
решенных испокон веку Зевсом и утвержденных судьбой вещей.

Но если все определено, скажет, пожалуй, кто-нибудь, и нет
ничего, что бы не получило необходимости для сущих и возникающих,
то уйдут и свобода от людей, и справедливость от богов, так как, с
одной стороны, люди, что бы они ни делали, делают это в соответствии
с необходимостью, не являясь уже ни хозяевами самих себя, ни
свободными; с другой стороны, боги или совсем устранились от обя-
занности наказывать дурных людей, или наказывают не по справед-
ливости, если дурные по необходимости являются дурными. Однако,
люди являются хозяевами самих себя, не управляясь вообще никем —
ни другим человеком, ни самими богами, но имея в самих себе нечто
управляющее, некую разумность, а основную часть — управляемую,
а единое из этого многого — разумность, по природе лучшее из наших
свойств, является главным. А что сама разумность уже не будет
больше управляться никем, этого нельзя сказать. Прежде всего может
показаться, что она следует внешним обстоятельствам Затем, если и
таким же точно образом покажется не у всех людей эта разумность
направляемой самими обстоятельствами, то неверно думать, что она
следует обстоятельствам не по необходимости Ибо очевидно, что это
соответствует всякий раз собственной природе самой разумности и
упражнению. Ведь одно и то же, выпадая для совершения чего-то на
долю множества людей, чем-то отличающихся друг от друга, по
необходимости вызовет различные состояния. Ибо у каждого эта
разумность различается по природе и по упражнению: властелинами
природы являются боги, упражнения — замысел упражняющегося, за-
родившийся у него раньше, у него, у которого невозможно чему бы
то ни было родиться, в том случае, если не внушил бог. Таким
образом, люди являются властителями самих себя, поскольку они
управляют собой, хотя и управляются властвующими, и будучи в
некотором отношении свободными, и не будучи. Ведь если кто-нибудь
назовет свободу отрицанием необходимости, то он, пожалуй, покажется
называющим неправильно, ибо он будет вынужден назвать необходи-
мость рабством. Рабство же, наверное, предполагает и какое-то гос-
родство, у которого оно будет в рабстве, будучи рабством А у высшей
необходимости, единственной, которая существует по необходимости
благодаря самой себе, другое же все благодаря ей, и которую мы
называем самим благом и Зевсом, какое будет господство, у которого
она будет в рабстве? Ведь само это господство не будет в то же время
и рабством Если же считать зависимостью и возможностью не быть
определяемыми соответственно рабство и свободу, то не только никто
из людей не будет свободным, но и никакой другой из богов, кроме
Зевса, так как одни вследствие зависимости служат в качестве рабов
другим и все, начиная с богов, общему господину — Зевсу Таким
образом, рабство, пожалуй, совсем не будет чем-то страшным, неиз-
бежным Ибо рабское служение доброму не только не страшно, но
полезно и любезно самому находящемуся в рабстве: ведь ничего
другого, кроме хорошего, не изведает тот, кто служит доброму. Если
же определять рабство и свободу не таким образом, а скорее тем,
мешает что-то или не мешает жить так, как кому хочется (всякий
ведь хочет благоденствовать и быть счастливым), то всякий благоден-
ствующий будет и свободным, и независимо от того, является ли он
подвластным или нет, окажется благоденствующим, ибо как хочет,
так и сможет жить; несчастный же не сможет жить как бы ему
хотелось, а посему не будет, вероятно, свободным. Люди становятся
Несчастными не иначе, как став дурными, так что никто из людей не
захочет быть дурным, если не захочет стать несчастным; но дурные
становятся дурными, невольно ошибаясь; ни один из дурных не сможет
стать свободным, одни только нравственно совершенные. Боги же на-
казывают, не делая наказание самоцелью, не останавливаясь на нем,
но исправляя грехи. Ибо невозможно было, чтобы человек совсем не
грешил, будучи чем-то таким, что состоит из божественной и смертной
природы, но нужно было, чтобы он то благоденствовал и жил счаст-
ливо, будучи увлекаемым к подражанию родственному тому, что в
нем есть божественного, то поступал иначе, опускаясь под воздействием
того, что есть в нем смертного; боги оказали ему какую-то помощь
и это исправление с тем, чтобы через наказание и карание, избавляющие
от порока, как едкие и горькие лекарства избавляют от болезни тела,
он мог стать лучше и добыть себе свободу взамен рабства, чего более
мягкое исправление из-за более испорченного состояния не сможет,
пожалуй, достичь; так что ничто не может помешать тому, чтобы
дурные, даже будучи дурными не по своей воле, все же наказывались,
ибо вследствие наказания они не претерпят ничего дополнительного
к тому злу, но зато извлекут для себя пользу. Итак, что есть боги,
что они пекутся о людях, что они не виновники зол, что они с
помощью неотвратимой судьбы уделяют каждому наилучшее, короче,
чтобы сказать в меру, пусть будет уж довольно сказано.

22. О бессмертии человеческой души

Говоря о бессмертии души, (Плифон), как может, пытается обо-
сновать возвращения в тело и к жизни в определенные периоды
возвращения, которые большинство называет метемпсихозами, и счи-
тает, что души никогда не поднимаются к небесному пространству
(Из письма Геннадия к экзарху Иосифу.)

26. О разумных поступках
некоторых животных

Относительно действий, совершаемых некоторыми животными в
соответствии с разумом, других многочисленных и известнейших по-
ступков, о государственном устройстве пчел, хозяйственном управлении
муравьев или же паутине искусного паука мы утверждаем, что если
они совершают подобное, пользуясь собственным рассудком, то они
пользуются или лучшим рассудком по сравнению с человеческим, или
худшим, или подобным. Но если бы они пользовались лучшим, то
они бы во всех или в большинстве случаев поступали лучше, чем
человек; но они оказываются чаще всего поступающими хуже, чем
человек. Если же худшим, то каждое из животных не было бы занято
всегда только одним делом, осуществляемым почти наилучшим обра-
зом: ибо совершенному и лучшему по сравнению с человеческим
рассудку присуще направлять себя всегда к одному делу, наилучшему
из свойственных ему. Если же, наконец, они пользовались бы рас-
судком, подобным человеческому, то они и в этом случае не были
бы заняты одним делом и не поступали бы чаще всего хуже, чем
человек Но очевидно, пожалуй, что все это пользуется не собственным
рассудком, а рассудком души, руководящей этим небом и отвлеченными
мыслями, внушенными тем или иным из них извне, к которым эта
душа подводит все земное. Ясно также, что ими пользуются не только
эти существа, но и бесчувственные и прочие, например, усики винограда
или тыквы, которые, если среди них нет ничего такого, вокруг чего
можно было бы обвиться, поднимаются прямо; если же имеется какой-то
побег, тут же обвиваются. Пожалуй, силой именно этой души и
Гераклов камень привлечет железные вещи, и ртуть, соприкасаясь с
золотом и другими родственными металлами, поразительным образом
испарится; если что-то подобное случится, то, пожалуй, случится от
нее же. Ибо именно она охватывает с близкого расстояния это небо,
силой достигает каждой его части, прочее производит согласно разуму
и родственное, го, что оказывается нужным, ставит рядом с родст-
венным.

27 О вечности всего сущего

Так вот, это смертное и последнее творение создано Гелиосом и
Кроном согласно приказанию предводителя всех — Посейдона, тогда
как вот это самое небо завершено самим Посейдоном, а все зарождение
сущего составлено царем Зевсом из всех и всяческих вечных и пре-
ходящих, бессмертных и смертных видов в какую-то единую закон-
ченную систему, содержащую, насколько это было возможно, самое
прекрасное и наилучшее..

КНИГА ТРЕТЬЯ
11. О мере и соразмерности

Прекрасное следует искать в мере и соразмерности, и вообще в
ограничении, а не в несоразмерности, не в неопределенном или в том,
что всегда увеличивается Правда, кто-нибудь, пожалуй, станет со-
мневаться, что если то, что является большим, оказывается вместе с
тем и лучшим, то почему-то, что всегда увеличивается (правда, с
условием, что не переходит меры), вместе с тем является и более
прекрасным и лучшим. Что ни большее по количеству и более крупное
по объему не есть то, что является большим, ни вообще превосходящее
численностью, но гораздо скорее то, что по природе является больше
всего непреходящим Гораздо скорее является по природ^ непреходя-
щим единое и более целостное, больше же целостным является простое,
нежели сложное; соразмерное, нежели несоразмерное; пропорциональ-
ное, нежели непропорциональное. Ибо сама мера, само соответствие,
возникающие общности, и соразмерные, и пропорциональные, больше
всего создают целостность. То же, что не имеет меры ни от соразмерных
или же пропорциональных своих частей, ни от того, к чему приставлено
и от которого сами части получаются, как не являющееся целостным,
больше всего уже отходит от непреходящего. Поэтому то, что всегда
более причастно к мере и ограничению, вместе с тем прекраснее и
лучше того, что всегда склонно к увеличению и вообще не ограничено
Вот все об этом.

14. О невозможности сексуальной связи
между родителями и детьми

В первую очередь нужно рассмотреть вопрос о невозможности
сексуальной связи между родителями и детьми, чтобы решить, пра-
вильно или нет устанавливается такое в качестве закона; ибо обычай,
всегда и у всех людей принятый в отношении этого, способен показать,
что для людей этот закон поистине божественный, значит правильный,
раз божественный. Ведь в отношении тех установлений, которые у
разных людей употребляются по-разному, нам нужно посмотреть, ка-
кое из них лучше применяется; в отношении же применяемых всеми
сходным образом установлений не должно даже возникать сомнений
в правильности их применения, ибо без божественного откровения
сам закон о чем бы то ни было не имел бы у людей силы. А каким
образом подобные установления применяются правильно, неплохо рас-
смотреть тем, кто будет обладать совершенным знанием законов; ведь
в отношении некоторых из них это ясно немногим Вот, например,
относительно невозможности сексуальной связи между родителями и
детьми все люди всегда мыслят одинаково, но немногие знают, почему
подобное установление является правильным; так что не будет, по-
жалуй, излишним поразмыслить над этим

Прежде всего очевидно, что половое общение дано нам богами для
преемственности нашего смертного рода, а некоторым образом и для
бессмертия его; что некоторое производящее общение есть и причина
другого существа, подобного пользующемуся; что оба эти явления — и
бессмертие, и зачатие другого подобного, а также причинность — в выс-
шей степени подобает богам, ибо все боги и бессмертны, и лучшие из
них являются зачинателями других, подобных им, как тамошних бес-
смертных, так и здешних смертных Затем, что это дело обстоит так,
что для своего успешного осуществления у нас само общение должно
будет, пожалуй, как можно больше сохранять некоторое подобие зача-
тия богов, при помощи которого боги рождают, а это, я полагаю, ясно
любому из хоть сколько-нибудь причастных к разуму; что больше всего

нужно, чтобы у нас хороню осуществлялись наиболее важные из обще-
ний; что само это важное для нас общение представляется, прежде все-
го, подражанием бессмертия богов и причины других в нашем земном
смертном роде. Ибо будет, пожалуй, неправильно считать, что из-за
того, что люди не совершают его открыто, в нем есть что-то постыдное.
Ведь есть люди, у которых считается наилучшим из священнодействий
то, что многие из них не совершают открыто. Но превознося прекрас-
нейшие для себя из священнодействий, они совершают их тайно от боль-
шинства, чтобы кто-нибудь из них, неподготовленных пока еще для со-
зерцания, увидя, не отнесся бы с презрением. Так и люди не предаются
любви открыто, чтобы видящие не возбуждались; ведь людям свойст-
' венно сильно и по малейшему поводу возбуждаться, хотя и чаще всего
не до степени влечения, но все же до степени воображения самого об-
щения. Ведь как было бы хорошо, если кто-нибудь женщину, с которой
, он намерен моногамно сожительствовать, представлял обнаженной гла-
' зам других людей, будь то мужчин или женщин, не разделяющих ложа,
причем им предстояло бы, не имея дозволения даже на воображение,
^; самим возбудиться зрелищем совокупления: мужчинам — сойтись с той
, самой женщиной, женщинам — предаться любовным наслаждениям с
t тем самым мужчиной, хотя ни тем, ни другим из них это дело не дозво-
\ лено. Из недозволенных же дел недозволены, вероятно, представления,
(' но еще более преступным для возбуждающегося будет, пожалуй, само
{ возбуждение в отношении подобного рода представлений. Вследствие
■- этого у людей не принято открыто предаваться любовным утехам. Впро-
чем, то, что, не считая постыдным, люди не делают это открыто, они
, обнаруживают, когда женятся, созывая возможно большее число людей
как на нечто серьезное и торжественное и делая их свидетелями соеди-
нения, — их, прекрасно знающих, ради чего они сходятся А так как
это общение важно для людей, то нужно, чтобы они его как можно
лучше осуществляли. Ибо нет других постыднейших из важных обще-
• ний, кроме тех, что не осуществляются хорошо. Ведь не одно и то же
I сыграть плохо какую-либо игру и совершить плохо важное общение.
А если необходимо, чтобы оно осуществлялось хорошо, то нужно будет,
чтобы оно сохраняло некоторое подобие зачатия богов, о котором мы
; говорили.
(

15. О происхождении богов
в связи с вопросом
о невозможности сексуальной связи
между родителями и детьми

Прежде всего нужно поразмыслить о зачатии богов и о том, как
производят боги, чтобы, познав зачатия их, мы смогли уже рассмотреть,
каким образом, если бы родители вступили в любовную связь с детьми,
, они бы совершили неподобающее зачатию их. Так вот, Зевс, высший

царь и старейший отец, производит без матери тех богов, которых
он производит, так как нет ничего, что может быть для него в качестве
женского начала сопричастным к тому, причиной чего является он.
И поскольку нет ничего подобного, у него дети все рождаются со-
вершенно отдельно от материи и предшествуют ей. Ибо есть женское
начало, соединяющее все, что появляется благодаря зачатию, с мате-
рией. Так что если при зачатии некоторых женское начало не при-
сутствует, у них естественно не сможет добавиться ничего от материи
и не сможет заключаться в их сущности.

Ведь если Зевс в чем-то и воспользуется рожденными от себя для
зачатия одним другого, то он, пожалуй, воспользуется ими не в
качестве женского начала, а в качестве образца. Одного, самого
сильного из богов, которого мы называем Посейдоном, он производит,
пользуясь непосредственно собой в качестве образца; всех же других
он производит из рожденных от него — одного бога по образу другого,
так что можно уподобить такое великое зачатие ничтожнейшему делу,
созданию образов с помощью множества зеркал, ибо именно тогда
видимое тело, создавая каким-нибудь способом какой-то один образ
непосредственно с себя, производит в то же самое время все прочие,
один образ от другого. Если же им для подобного создания образов
нужно множество других зеркал, то представим единицу, так как она
порождает все совокупное количество, прибавляя одно для образования
другого, не имея нужды в каком бы то ни было другом содействующем
элементе. Но и это возникновение не будет, пожалуй, подобным
другому возникновению от Зевса наднебесных богов, которое оно
превосходит возможностью продолжаться до бесконечности, тогда как
последнее приводит и в действительности, и в возможности к какому-то
определенному множеству. Ибо единица, прибавляющая постоянно
возникающее число, порождает другое, так что у нее, могущей при-
бавлять постоянно возникающее, возникновение количеств происходит
естественно и до бесконечного. Зевс же, уже не добавляя возникший
вид, а разделяя его и раскрывая содержащиеся в нем в собранном
виде и воедино элементы, одного удаляя, другого оставляя, вызывает
таким образом зарождение других видов. А так как он делит по
противоречиям и не оставляет ничего среднего ни у кого из них, то
подобные деления не могут продолжаться до бесконечности, когда-то
он прекращает подобное расчленение, породив ограниченное число
видов, объединив совокупность всех и всяких видов в какую-то одну
систему. Что Зевс именно так порождает множество этих наднебесных
богов, не пользуясь одним для зарождения другого, следует показать,
поскольку мы вообще вспомнили о зарождении этих богов от Зевса.
Есть троякий вид всей сотворенной сущности и неделимый на многие
части в отношении первичной сущности. Ибо ее первый вид вечен,
полностью и во всех отношениях неизменен, не имеет в себе абсолютно
ничего ни прошедшего, ни предстоящего, но все всегда установленное;

второй вид преходящий, так как в большей своей части изменяем,
однако вечен, не начат во времени и не прекратится никогда; третий
одновременно и преходящий, и смертный, имеет во времени начало
жизни и конец. Так как существуют три вида сущностей, нужно,
чтобы были три вида зарождений, и если сущности отличаются друг
от друга чем-то большим, то и зарождения отличаются друг от друга
чем-то большим. Ибо нужно, чтобы сущности соответствовали зарож-
дениям, а зарождения — сущностям. Стало быть, если какой-то из
видов вечной сущности происходит от Зевса, который предвечен и
один из всех существует благодаря самому себе, то и вся эта сущность
будет от Зевса; ибо если один ее вид от предвечного, а другой не от
предвечного, то тогда и вся сущность не будет вечной. Однако,
предвечный Зевс сам порождает всю сущность вечной; что касается
преходящей, но вечной, то он предоставляет ее зарождение вечной
сущности, а преходящей и вечной — зарождение и преходящей и
вместе с тем смертной сущности, чтобы каждая сущность получила
подобающее ей зарождение и именно оттуда каждая производилась,
откуда она и должна производиться, т. е. от расположенной непо-
средственно над ней сущности. Так вот, если бы все виды были одной
и той же сущности и равны между собой, то среди них не было бы
ничего опережающего или отстающего и вся эта сущность была бы
единственно от Зевса.

А посему подобное не должно было произойти и действительно
не произошло; нужно было бы прежде всего, чтобы эта сущность
зародилась преисполненной всех и всяческих видов, ради совершенства
во всех частях; затем, чтобы каждый из содержащихся в ней видов
был единым и однородным, а из всех образовалась в свою очередь
какая-то целая и единая по связи система, чтобы и в частях, и в
целом сама эта сущность имела виды, как можно более родственные
тому, кто порождает, оставаясь саморожденным; поскольку это долж-
но было обстоять именно так, он (Зевс) прежде всего порождает
нечто единое, делая его подобием только самого себя, и создает его
наилучшим из всей рожденной сущности в целом; затем он порождает
другой вид, в свою очередь подобие этого, и уже все прочие виды,
один подобие другого, и каждый из них уступает другому, как и
подобает подобиям. Словно какой-нибудь отец из смертных породил
одного из детей наиболее похожим на себя, а остальных уже подобными
и ему, и один другому. Но всегда, когда бы ни произошло, это
произойдет, пожалуй, вследствие силы и бессилия извергаемого семени.
Ибо семя каждый раз в той или иной степени такое, что, будучи
извергнутым как можно более энергично, оно путем некоторого до-
статочного созревания превращается в ребенка мужского пола, в выс-
шей степени похожего на отца; будучи же извергнутым менее энергично,
оно превращается или в ребенка мужского пола, но похожего на мать,
или в похожего на мать и женского пола, или же непохожего ни на
отца, ни на мать, а на кого-то из родственников (в соответствии
с созреванием), или же ни на кого из родственников, а просто на че-
ловека, или же вовсе непохожего на человека, но на нечто иное,
когда семя извергается почти совершенно бесплодным вследствие край-
него несозревания Ибо люди рождают такого или другого не по
замыслу, хотя зачинают по замыслу; рождают же в соответствии с
природой, которая всякий раз распоряжается нашим смертным телом
то так, то иначе Только Зевс вследствие идеальной простоты не
рождает так, а зачинает иначе; не рождает одних, а зачинает других,
но одних и тех же одновременно и зачинает, и рождает, с сознанием
того, каким каждое должно будет родиться, и зачиная с природным
свойством всегда производить производимое таким же точно образом
Ведь человек не может рождать детей такими, какими он их каждый
раз задумывает; а, скажем, дом или какие-то изделия он может
создавать такими, какими их задумал, и всегда, когда задумает

Зевс же по природе всегда таков, что одновременно и желает, и
может производить все таким, каким видит то, что прекраснее и лучше
всего приблизится к совершенству, венчающему весь труд, а ведь так
естественно одно и то же создавать и порождать одновременно. Он
создает каждую вещь единой и однородной, поскольку не делает
ничего лишнего, а из всех в свою очередь нечто целое и единое,
насколько было возможно, но было возможно не благодаря чему-то
другому, а только общности; и никакая другая общность не прили-
чествовала бы им больше, чем если бы они были подобием один
другого; ибо таким образом каждая вещь, пожалуй, станет одновре-
менно видом и будет какой-то общностью и для подобия, и для
образца И виды будут подобиями не только родов, но и самих видов
от одного и того же рода, разделенных между собой подобно тому,
как они делятся всегда на какие-то более совершенные и менее со-
вершенные, причем менее совершенные будут подобиями более совер-
шенных, временный вид — подобием вечного, смертный — бессмерт-
ного, неразумный — разумного и все прочие таким же образом; одно-
временно в такого рода общности и низшие виды будут естественно
иметь свои свойства от тех, которые превосходят их, так что еще
больше связываются между собой, ибо, помимо того, что являются
низшими, они вместе с тем внутренне связаны с теми, кто превосходит
их, поскольку нужно, чтобы получающее имело кое-что от другого
Ведь нужно, чтобы низшее не было чуждым тому, от которого оно
что-то получает

Так вот, Зевс сам обеспечивает бытие каждому из этих вечных,
пользуясь единственно уже ранее рожденными им другими образцами
для зарождения других, ради их взаимной общности, так что подобия
всегда находятся в образцах и образцы в подобиях согласно сходству
и в то время различию, один всегда становится (как и следует)
причиной другого, всех же причина — Зевс, который благодаря самому
себе есть причина как раз этого единства, в свою очередь с этим
образцом — причина другого, а с последним — причина снова другого
и так до завершения всей системы в целом Обеспечивая же таким
образом бытие каждому из них (ибо ему и принадлежит зарождение
высшего, которое как раз и есть вся эта вечная сущность), он, в свою
очередь, предоставляет каждому возможность украшать свойствами
уже других, причем высшие всегда будут украшать низших Цель же
этого — получить общность у этих богов, согласно которой все они
объединились бы в какую-то единую систему и единый порядок,
наилучший из имеющихся в наличии. Очевидно, и наши души укра-
шены превосходящими их божественными душами, и не будучи про-
изведенными ими, они, однако, оттуда же, откуда и те, раз они
состоят из той же самой, как и те, вечной сущности А раз они таким
образом, как и тамошние боги, производятся, то таким же образом,
как и нами утверждается, они будут украшаться, чтобы и эти вещи
соответствовали тем и те этим. Однако, с зарождением от Зевса этих
богов, рожденных как бы без матери, не очень-то сходно зарождение
человека; зарождение же всех других — и бессмертных, и смертных —
от тех богов и тех детей человеческих будет, пожалуй, уже более
сходно. Ведь старший из детей Зевса, Посейдон, будучи видом, не
является чем-то таким или иным, но самим родом видов, заключившим
воедино и в сжатой форме все виды в целом, и самой главной после
Зевса причиной в деятельности всего вида Поэтому он самый муже-
ственный из богов, ибо мужская природа дает вид рожденным В свою
очередь и рожденная первой от Зевса по его подобию Гера сама
включила в себя точно так же все виды, не получив, однако, равной
с Посейдоном силы Ибо он, в действительности имея в себе все виды,
в действительности и становится причиной всякого вида, она же, в
свою очередь в действительности владея всеми видами, не становится
в действительности причиной какого-то вида, а только первичной
материи, которая является всеми видами в возможности, а не в
действительности; ибо в действительности она не только не является
всеми, но даже ни одним из них. Таким образом, это божество
женского пола стало первичным из женских существ. Ведь есть где-то
женская природа, поставляющая каждому из рождающихся существ
и материю, и пищу И оба эти божества соотносятся между собой
каким-то образом или подобно тому, как соотносятся между собой
сперма и менструальная кровь. Ибо что касается спермы и менстру-
альной крови, то они обе содержат будущий вид не в действитель-
ности, а в возможности' сперма гораздо ближе к действию и скорее
сама дает вид, в то время как менструальная кровь, будучи дальше
от действия, становится материей, наиболее подходящей для рожда-
ющегося. Из обоих этих божеств, в действительности владеющих
сообща всеми видами, Посейдон есть в действительности и причина,
и производитель материи. Так что и неумелое какое-тб" сравнение, и
далекое от божественной чистоты, но все же оно не очень чуждо
действию у этих богов и отношению между ними. Поэтому оба эти
божества, вступая в связь друг с другом, порождают, конечно, бес-
смертных из творений этого мира. Самые могущественные среди этих
детей — Гелиос и Селена, имеющие между собой такое же отношение,
каким сами эти боги рождены, в свою очередь подобным же образом
порождают смертных: Гелиос дает им вид от видов и божеств Тартара,
Селена же преимущественно управляет у каждого материей. Гелиос
является первичным из богов мужского рода внутри неба, Селена —
пер-вичной из божеств женского рода. И оба от вечных богов — со-
участника в зарождении смертных, Кронос и Афродита подобным же
образом относятся друг к другу среди богов Тартара, как Посейдон
и Гера среди богов Олимпа, и подобным же образом порождают
смертных этого мира. Кронос сообщает каждому именно данный вид,
Афродита — материю, причем не первичную и вместе с тем не тленную,
но в известной степени извлеченную из первичных тел и других
возникающих элементов, приносящую, как и они, виды, встречающиеся
во всех телах, из которых и она как раз извлечена, а принося их
уже смертными, материя сама каждый раз становится в высшей степени
подходящей для смертных тел. Что зарождение смертных предостав-
лено не только богам круга Гелиоса, но есть некоторые и из вечных
богов, называемые Титанами и богами Тартара, которыми руководит
Кронос и которые разделяют с ними причину смертных, мы увидим,
рассуждая таким образом. Ибо кто-нибудь, может быть, подумает,
что Гелиос, имея в уме своем эти виды смертных, воображаемые и
сами по себе нигде не существующие, производит каждого из смертных
тем же способом, каким люди созидающие производят различные виды
изделий. Но мы видим, что эти изделия выполнены созидающими не
так, как виды смертных от природы образованы Гелиосом. Ибо, с
одной стороны, все изделия, пока ими располагают и над ними
трудятся их творцы, сами продвигаются к своему совершенству; с
другой стороны, оставленные однажды их творцами незавершенными,
они уже ни к чему не приходят; к тому же все они всегда достигают
совершенства в соответствии с прилежанием, с которым над ними
работают в каждом отдельном случае творцы. Что же касается тех,
что возникли от природы, то мы считаем, что они не достигают
совершенства, не живут во все том же соответствии с приходом и
уходом Гелиоса. Ибо в противном случае все они были бы однодневки
или однолетки и даже ночью ни одно бы из них не продвинулось к
совершенству. Сейчас же мы видели, что явно и ночью многие растения
и плоды совершенствуются. Так что Гелиос, появляясь и удаляясь,
вряд ли таким образом совершенствует каждое в отдельности. Ибо
ум его без тела, существующего изолированно, не способствует их
совершенствованию, поскольку эти умы без тел, существующих изо-
лированно, не допускают ни участия в себе, ни сами не причиняют
что-либо другим телам; в свою очередь всем этим телам, что-либо
причиняющим, нужно то или иное положение по отношению к тем,
которым предстоит претерпеть. Вряд ли опять же совершенствующиеся
совершенствуются сами собой, так как никакая возможность не пере-
ходит в действительность, не будучи побуждаема другой, более высокой
действительностью; так что совершенное в возможности вряд ли станет
когда-либо совершенным в действительности, не будучи побуждаемо
к совершенству другим, совершенным уже в действительности. Но ни
тепло, порожденное Гелиосом, ни какое-либо другое свойство, заклю-
ченное в каждом из смертных, не приведут их к совершенству всякий
раз, когда Гелиос отсутствует. Ведь то, что завершает, должно быть
старше завершаемого, и никакое изменение вида или какой-то суб-
станции не может предшествовать измененному предмету. Так что
остается принять необходимость некоторых видов, существующих сами
по себе в наднебесном пространстве. Они не способны произвести
что-либо только между ними из того, что они производят в этом мире;
так, например, те, что находятся выше всех, смогли породить Солнце,
Луну и другие бессмертные существа, которые им придется произво-
дить, эти божества нуждаются в содействии Солнца и других богов,
находящихся вокруг него. Однако, когда сотворение закончено и
предмет обрел уже некоторую прочность, тогда они и сами могут его
закончить и на некоторое время сохранить, причем наиболее совер-
шенные используют свойство полнее и дольше, нежели те, что наделены
меньшим совершенством. Именно поэтому совершенство и сохранность
смертных не зависят от близости к Солнцу или удаленности от него.
У них случается нечто подобное тому, что испытывают тела, запу-
щенные в пространство, ибо они не будут, пожалуй, запущены, если
не будет того, кто запускает; однако, если кто-то запустит кого-то из
них, то оно продолжает двигаться, ибо воздух овладевает им и несет
какое-то время самим действием сопротивления, без того, чтобы за-
пустивший продолжал касаться этого и приводить его в движение.
Так что изготовленные людьми предметы сохраняются постольку,
поскольку их сохраняет сама природа, ибо каждый из них состоит
из физических тел; совершенство же они получают в соответствии с
тем трудом, который создатели уделяют каждому из них, если только
что-то от них, нуждаясь в некоторой зрелости, не будет поручено
самой природе. Но многие получают совершенство именно так, ибо
снова они не будут взяты ими и завершены. Действительно, с тех
пор как руки создателей отступаются от них, виды, которые были в
мыслях создателей и которые им давали модель, удаляются в то же
время, что и создатели. Ибо нет вида, который бы существовал
самостоятельно, только в боге Плутоне, который предстал перед всем
человеческим видом, имея в себе одном человеческие дела во всей их
совокупности и в каждой из их частей, тогда как создатели содержат
их в мыслях отдельно одно от другого, поочередно. «Также почти
математическое число и математические величины в их совокупности
существуют в богине Гере, которая действительно предстоит всей их
бесконечности, поскольку она руководит материей вообще, а затем
уже душа воспринимает их в протяженной форме, в какой-то степени
теней и подобий божественных идей, но способных привести человека
к точному знанию тех идей. Именно так приходят к совершенству
изделия у людей Предметы же, возникшие от природы, будучи
образованными по образцам, существующим сами собой, совершен-
ствуются не в соответствии с появлениями и исчезновениями Солнца,
так как для них и существуют эти образцы, одни — более совершенные,
другие — менее; первые — могущие больше совершенствовать создан-
ные с них предметы, вторые — обладающие меньшей возможностью
для этого. И в высшей степени разумно, что сущности сущих вещей
получили подобающие им зарождения: первейшая, вечная — только
от самого Зевса; следующая за ней вторая, возникшая во времени,
но вечная — только от детей Зевса, которые многочисленны и все
братья между собой, поскольку они происходят от самого Зевса, но
мы приписываем это зарождение и Посейдону, как архитектору —
постройку здания и стратегу — победу в сражении. Последняя же
сущность, одновременно и возникшая во времени и смертная, получила
свое зарождение отнюдь не от богов, которые все братья между собой.
Те, которые производят эту сущность, одни — от самого Зевса, дру-
гие — дети Посейдона; в частности, мы приписываем ее Крону и
Гелиосу, вождям богов, производящим эту сущность. И сказанного
достаточно о зарождении богов. Следует вернуться к нашей намеченной
теме.

Итак, боги делятся на богов мужского рода и женского, причем
боги мужского рода дают форму существам, которые происходят от
них, боги же женского рода поставляют материю; так что ясно, что
одни боги будут принадлежать к мужской природе, другие — к жен-
ской. Ибо производительные из богов необходимо являются причинами
или формы, или скорее материи и вещей, родственных материи.
Непроизводительные же, множество которых обитает внутри нашего
неба, необходимо должны иметь какое-нибудь занятие, а не оставаться
совсем бездеятельными, ибо пребывать в полном бездействии — это
не жизнь А если каждый из богов имеет какое-то занятие, необходимо,
чтобы оно было чем-то подобающим мужскому или женскому полу.
И поскольку они будут иметь или активное какое-то дело, или пас-
сивное, то ясно, что первое из них будет подобающим мужскому полу,
а второе — женскому. И форма, причиной которой является мужское
начало, активна, материя же, причина которой женское начало, в
высшей степени пассивна. Так что не только у одних богов больше
мужского, а другим от природы подобает женское, но и всем прочим
существам, у которых преобладают форма и деятельное начало, по-
добает больше мужское, а у которых преобладают материя и пассивное
начало — женское; будет, следовательно, в высшей степени трудно
найти какое бы то ни было из существ, занимающее нейтральное
место. Существа, таким образом устроенные, и сообщаются, естествен-
но, между собой одни так, другие иначе, а именно: у некоторых
связь — это только некий образ отношений между мужским и женским
полами; связь же материальных существ при зарождении других
существ — это связь между мужским и женским полами в самом
прямом смысле слова. Ни один из богов не сообщается с происшедшими
от него при помощи такой связи. Ведь Зевс не общается с Герой, ни
с какой-либо другой богиней как с женщиной, но только как с моделью
при зарождении божеств, которые нуждаются в том, чтобы этим
образом была богиня. То же самое можно сказать об общении Посей-
дона с Селеной, Гелиоса с Герой...

31. О карах

...Они (т. е. неразумные животные, — И. М.) действуют, поль-
зуясь не собственным замыслом, а душой, управляющей небом, душой
Гелиоса, а также под руководством других умов, отделенных от
материи и поставленных во главе различных частей вселенной, —
умов, которые, беря каждую из частей у Гелиоса, являющегося для
них началом зарождения и жизни, сами действуют в соответствии с
данными им от природы свойствами, собранными у них воедино, но
разделенными между теми существами, которые подвергаются дейст-
вию этих умов. Так что, будучи ведомыми более божественными
умами, животные ничего не делают зря (ибо не смогут же они быть
приведенными к какому-то пустому и ненужному труду по собственному
замыслу, потому что его и нет у них, но и не действием извне тех
более божественных умов, ибо не позволено это) и в соответствии с
этим, в частности, совершают половой акт гораздо правильнее, нежели
люди. Ведь люди, действуя по собственному замыслу и разумению,
часто ошибаются как в других делах, так и в этом, пользуясь им
хоть и не вопреки природе, но все же чрезмерно, а иногда и вопреки
природе, что уж, конечно, еще постыднее, чем то А из животных
ни одно не ошибается в таком деле. Ибо, если некоторые из них
спариваются с какими-то другими видами, то следует полагать, что
это определено природой, чтобы одни спаривались с непринадлежа-
щими к их виду, а другие — с однородными и близкими к ним.
Впрочем, если бы эта страсть у людей была не столь сильной, то
пришлось бы по-иному формулировать законы относительно этого.
Но богам известно, что люди, пользуясь склонным к заблуждениям
мнением, отступают от должного в отношении многих вещей и, в
частности, не только чрезмерно предаются любовным утехам, но и,
напротив, некоторые совсем воздерживаются от них, одни — вообще
сочтя их греховными, другие — негреховными, однако уступающими
воздержанию по добродетели; одни — из-за своего характера убояв-
шись трудностей, связанных с прокормлением детей и жены, другие —
из страха потерять детей, предпочтя, таким образом, что лучше не
обзаводиться детьми, чем терять заведенных, в то время как им
следует вверять жизнь детей богам, а самим не уклоняться от возло-
женного на них долга и повинности в отношении воспроизводства
всего человеческого рода; так что боги, зная все то, что случится у
людей вследствие склонности человеческого мнения к заблуждению,
которое у некоторых и сейчас случается, и чтобы (притом, что большое
число людей воздерживается от любовных утех) провидение от Зевса
через смертных и бессмертных не воспрепятствовало половому общению
в человеческом роде, дали людям эту сильнейшую страсть, которую
нелегко победить, если им не поможет в свою очередь сильнейшее
мнение, сдерживающее эту страсть. Что же касается мнения о том,
что следует полностью воздерживаться от любовных утех, то они
(боги) знали, что не у очень-то многих оно оказалось сильнейшим,
а многие из пришедших к такому мнению знали, что они пришли к
нему не настолько сильно, чтобы оно не было легко побеждено
причинением постоянного беспокойства могущественнейшего из жела-
ний Богам же угоднее, чем полное воздержание людей от любовных
утех..., потому что человек, наряду с прочими своими естественными
надобностями, должен жить как гражданин, а не как холостяк-
одиночка. Вот поэтому-то мы и наказываем смертью многих из тех,
кто запачкался в такого рода проступках, освобождая их самих от
такого бедствия, а государства — от позора. Так что запачканные
противоестественными поступками, если когда-либо будут изобличены
в таковом, а именно: в мужеложестве, скотоложестве или в какой-либо
иной подобной выразимой или невыразимой скверне из тех, что изо-
бретены порочнейшими из людей, — должны очищаться огнем, причем
сжигаться должны одновременно оба партнера, как активный, так и
пассивный, а если кто-то будет изобличен в том, что совокупился с
животными, то сжигаются точно так же и тот и другой. Следует точно
таким же образом сжигать нарушивших супружескую верность и тех,
кто способствует этому, кто бы они ни были — мужчины или женщины.
Что же касается женщин, нарушивших супружескую верность, то их,
предварительно подвергнув острижению, следует передать надзира-
тельнице публичных женщин, чтобы, занимаясь весь остаток жизни
проституцией, они, раз сами не сохранили себя верными тем, с кем
были обручены, сберегли, насколько это от них зависит, верными
жен другим, обслуживая страдающих этой страстью без особого на-
рушения закона. Сожжению подлежит также тот, кто изнасилует
какую бы то ни было женщину, за исключением публичной, если
даже будет опозорена предающаяся блуду, но еще не ставшая про-
ституткой. Сжигать следует даже того, кто изнасилует публичную
женщину, если она будет изнасилована в период обычных для жен-
щин менструаций. Так вот, всех их, как отягощенных тягчайшим
преступлением, следует сжигать на специальных кладбищах, а не на
общих. Ибо повсюду должно быть три кладбища, отделенных друг
от друга ясно видимыми границами: одно для священнослужителей,
второе — для прочего люда, третье — для тех преступных, причем на
нем же будет сожжен заживо и тот из софистов, который, мудрствуя,
выступит против этих наших мнений, а также тот, кто вступит в
половую связь с дочерью, матерью или с кем-либо из своих родственниц
по восходящей и нисходящей линии. Если же кто-либо вступит в
половую связь с какой-либо из других родственниц, степень родства
которых не позволяет этого, то он наказывается бесчестьем до тех
пор, пока не очистится, и не допускается ни к одному из священных
предметов. На этом кладбище запятнанных преступлением подлежит
сожжению и человекоубийца, который когда-либо будет осужден влас-
тями как дерзнувший на некоторые из более тяжких убийств. А если
кто-то вступит в половую связь с девственницей или недевственницей,
но еще не вышедшей замуж и воспитываемой опекуном, по ее
согласию, то наказанием ему будет смерть, причем сожжение и по-
гребение произойдут на общем кладбище, предназначенном также и
для отважившихся на менее тяжкие убийства. А вообще наказанию
подлежат не только совершившие насилия и прелюбодеяния, но и
тот, кто, совершая насилие, потерпит неудачу или попытка которого
не осуществится, и это ничуть не меньше заслуживает того же самого
наказания. Ибо в мыслях это насилие или прелюбодеяние ничуть не
меньше содеянного. Мы считаем, что в случае, если кто-нибудь по-
чувствует, что его охватывает любовь к женщине, обрученной уже с
кем-то другим, он тотчас должен пойти к толкователю, рассказать о
своей страсти и попросить об освобождении от нее и защиты от
впадения в еще большее зло, если бы страсть овладела его душой, и
отправиться к святилищам... и наказывать уже смертью. Но когда
судьи расходятся во мнениях относительно совершенных преступле-
ний, приговор обвиняемому выносится большинством голосов. Ведь
надо же лишиться способности не ошибаться, чтобы не только вы-
сказываться за осуждение меньшинством голосов, но и поровну быть
за то и другое решение. Добавим еще к рассуждению о карах и то,
что если кто-то, будучи осужден судом в такого рода преступлении,
за которое полагается наказание смертью, докажет, что раньше им
совершены какие-то благородные поступки, величиной и числом ка-
жущиеся превосходящими данное преступление, то его следует рас-
сматривать не как трудноисправимого, от природы порочного, а как
жертву каких-то обстоятельств и недостатка воспитания, и тогда ис-
правлять его следует не смертью, но каким-то временным заключе-
нием в тюрьме. Однако довольно об этом. Ибо если нами что-то и
упущено, то все же то, что уже сказано во всей этой книге, до-
статочно, чтобы с помощью богов дать нашим властям такой навык,
при котором они и сами прекрасно разберутся в том, что нами не
растолковано.

32. О названиях богов

Нам остается разобрать до конца то, что касается культа богов
Ибо немалое значение имеет то, правильно или нет совершаются
религиозные обряды, посвященные богам; если обряды созвучны пред-
ставлениям о богах, то они, пожалуй, укрепят их, если же нет, то
потрясут их. А то, что все наши дела зависят от представлений о
богах — то есть будут ли они удачными или нет, — у людей нет
никаких сомнений. Так что и это нам тоже следует разобрать до
конца Но прежде всего надо сказать о названиях богов и доказать,
что мы безупречно воспользовались унаследованными от отцов именами
богов для обозначения богов, открытых с помощью философии. Ибо
нельзя было обозначить богов какими-то определениями вместо имен,
так что подобное было бы нелегко для большинства людей, ни дать
им новые названия или применить варварские, а только воспользоваться
унаследованными от отцов. Но кто-нибудь, пожалуй, скажет, что эти
имена были осквернены поэтами, выдумавшими нелепые мифы из
определений философии о богах, поэтому не следовало ими пользо-
ваться. Однако природа имен такова, что если какое-то имя и ос-
квернено, то оно останется навсегда таким образом оскверненным, но
еще больше, если кто-то воспользуется каким-либо именем для обо-
значения плохого и преступного мнения, так что им оскверняется и
это имя. Если же другой воспользуется им для обозначения разумного
и ясного мнения, то у него уже и имя становится незапятнанным
Ведь нелегко будет найти такое незапятнанное имя, которое никем
никогда не было осквернено. Так как кто-нибудь, пожалуй, скажет,
что и само имя Бога было осквернено, то у некоторых из множества
людей, переполненных ненавистью...

34. Обращения к богам

Утреннее обращение к богам

О владыка Зевс, самобытие, самоединство, самоблаго, ты, великий
действительным величием и сверхвеликий, ты, который возник из
ничего, ибо нет и не было никакой причины, породившей тебя, ни
вообще чего-либо более старшего, чем ты. Но сам по себе ты и
предвечный, и единственный из всех являешься целиком и полностью
несотворенным, а всех прочих, у которых что-то соучаствует в бытие,
ты и самый первый виновник, и творец, через которого и из которого
все и есть, и возникает, и установилось, и пребывает в наилучшем
состоянии из имеющихся в наличии; это относится ко всем, сколько
есть их вечных и наднебесных, внутринебесных и существующих во
времени, бессмертных, смертных и получивших в удел самую жалкую
долю из всех существующих; что касается первых, то ты сам сотворяешь
их и даешь им блага, других же производишь через посредство про-
исшедших уже от тебя и печешься о том, чтобы они и сами по себе
были наилучшими из имеющихся, но прежде всего, чтобы были со-
образными с устройством Вселенной, в которой у тебя как раз и есть
высший смысл.

В свою очередь и ты после него велик, о повелитель Посейдон,
от величайшего и старейшего отца величайшее, насколько это было
возможно, лучшее и наиболее совершенное из творений отца, вслед
за отцом вождь всех прочих, отец неба и второй творец. После этого
и вместе с ним и ты, о владычица Гера, старейшая дочь Зевса, супруга
сего Посейдона и мать внутринебесных богов, вождь существ на пути
к понижению и к множественности. Затем и вы, все прочие боги
Олимпа, законные деги великого Зевса, рожденные без матери, со-
творцы бессмертных, обитающих внутри этого неба, вместе с вашим
вождем и старшим братом Посейдоном. И ты, владыка Плутон, влас-
титель нашего бессмертного начала, отнесен к их числу. И ты, бла-
женный, о владыка Кронос, из побочных детей Зевса, тоже рожденных
без матери, как и все сколько их от самого Зевса, старший, властитель
всей смертной природы. После него и вместе с ним и вы, остальные
титаны Тартара, из которых один одного участка смертной природы
творец, другой — другого, вместе с вашим вождем и старшим братом
Кроносом в вечном вашем бытии сотворцы. И ты, блаженный, о
повелитель Гелиос, старейший и сильнейший из законных детей По-
сейдона и Геры. Сам же Посейдон, получив от отца Зевса брата,
более молодого, чем он, наднебесного ума, сотворив сам и с помощью
этого его брата — ума душу, а с помощью Геры, как богини, произ-
водящей материю, — тело (наиболее прекрасных и совершенных из
всех душ и тел), затем соединив их с этим умом и подчинив тело
душе, а душу — уму, он наметил некий общий рубеж и соединение
между обеими частями — наднебесной и внутринебесной, гегемоном
же всего этого неба назначил тебя, о повелитель Гелиос, вместе с
Кроносом, творца всей заключенной в этом небе смертной природы.
После него и с ним и вы, все прочие блуждающие звезды, получившие
возникновение и образование, подобные этому вашему гегемону и
старшему брату, ставшие вместе с ним соучастниками действий в
Отношении смертной природы и правителями сонма земных демонов
соответственно уделенной каждому из вас части, а также правителями
наших душ Затем и вы, о высшие созвездия, запущенные в про-
странство для наблюдения над сущим и с точным знанием всего,
особенно для исполнения великого гимна в честь Зевса. После которых
и вы, блаженные, о земные демоны, последнее сословие»богов, вспо-
могательное по отношению к другим богам, уже непосредственно
примыкающее к нашей жизни и природе, но само еще непогрешимое
и неподверженное бедствиям. О весь род богов блаженных, снизойдите
с милостью и благосклонностью к нашей утренней молитве. О боги,
под водительством Зевса опекающие и охраняющие род людской, вы,
которые должным образом и прочее предусмотрели в отношении нас,
разделили нашу жизнь на бодрствование и сон — состояние, необхо-
димое для сохранения нашего бренного тела в течение времени, от-
веденного ему, вы, конечно, позволите нам, только что проснувшимся
и вставшим с постели, благополучно и как вам будет больше угодно
прожить этот день, а также месяц и год, в который мы вступили, и
остаток жизни. Ведь нет ничего, что помешало бы вам сообщить
кое-что из ваших благ тем и столько, кому и сколько сочтете воз-
можным. Вы позволите, конечно, и нам, которые получили в удел,
правда не несмешанную, но все же бессмертную природу и которых
вы ради полноты и гармонии целого связали со смертным началом,
чтобы были какой-то рубеж и соединение между обеими частями —
вашей, бессмертной и совершенно несмешанной, и преходящей и смерт-
ной, — не очень поддаваться господству этого смертного начала. Но
чтобы то, что является в нашей природе ведущим, лучшим и родст-
венным вам, смогло во всем следовать вам, как и насколько это будет,
пожалуй, возможно; чтобы оно было владеющим и управляющим худ-
шим, что есть у нас, поддержите его, о боги, насколько это возможно
И помогите нам в наших начинаниях и делах, за которые мы всякий
раз будем браться, чтобы мы их предприняли в соответствии с вашим
словом и законом, чтобы, будучи побежденными тем смертным и
неразумным, что есть в нас, и увлеченными к худшей части нашей
природы, мы не отдалились от вас слишком далеко, но чтобы, заботясь
о самом главном в нашей сущности, бессмертном и родственном вам,
делая его как можно лучшим и следующим во всем вам, добрым и
блаженным, сообщаясь, насколько это возможно, с вами, мы стали
как можно ближе к вам при посредстве придачи каждому из наших
деяний подобающего родству с вами и как можно больше усовершен-
ствовали нашу смертную природу, а сами, насколько это в наших
силах, вследствие вашего участия стали в высшей степени блаженными
Сообщите нам, о боги, прежде всего то, что нужно думать о вас, то,
что нам, пожалуй, откроет дорогу ко всем благам, ибо у нас никогда
не будет ничего другого более прекрасного и божественного, чем
вообще способность мыслить, которая является самым божественным
действием того, что у нас есть самого божественного. Что же касается
ее самой, то, пожалуй, не будет никакой другой ни более прекрасной,
ни более блаженной, чем способность размышлять о вас и о великом
Зевсе. Ибо нельзя будет правильно добыть знание относительно вас
без знания Зевса, как, впрочем, и знание о Зевсе без знания о вас
Ведь невозможно вообразить его совершенно добрым, если не пред-
положить его творцом вас как неких наилучших и в высшей степени
блаженных, родившихся у него. Ибо этот царь всех вещей, будучи
сам в высшей степени добрым, пожелал стать виновником и произ-
водителем других, тех, что из могущественных, наилучших и более
всего подобных ему самому; так он и стал виновником и производителем
вас, богов второго ранга, наилучшим из которых он в свою очередь
дал силу производить еще других богов, богов третьего ранга, чтобы
сделать вас тем самым еще больше, насколько это возможно, подобными
ему. Стало быть, божественность от переполнения разлилась на три
части, из которых первая, самая значительная и старшая, — это бо-
жественность Зевса; что же касается двух других, то одна проистекла
непосредственно из божественности Зевса, а другая — через посредство
второй, и все оказалось преисполнено благ. Но царь Зевс, создавая
Вселенную как наилучшую, сделал ее вместе с тем совершенной и
единой. Так, составив ее одновременно из вечных и смертных существ,
зарождение каждого из которых он поручил вам, он изобрел еще
некое соединение между обеими сферами — наш человеческий род
5А вы, о боги, мнением Зевса помещая этот род среди сущих, соединяя
рекую бессмертную и родственную вам идею, а именно нашу душу,
fifco смертной природой, определили нам, что наше счастье, прежде
[.всего, в этом бессмертном, а затем — в прекрасном и в сопричастности
ж прекрасному, данному, как оказалось, нам вами, что счастье это —
ш подражании вашей природе, так как и в вас, прежде всего, нали-
чествует прекрасное. Ну, а познание сущего будет, пожалуй, самым
славным из всех присущих вам прекрасных свойств, так что и у нас
оно будет самым прекрасным из дел и вместе с тем вершиной бла-
женства. И особенно, когда мы займемся познанием прекраснейших
и наилучших из существ, а именно — вас и вашего и общего нача-
ловождя Зевса, затем всей Вселенной, а также познанием нас самих
в этой Вселенной Помогите же нам прийти к каждому из этих и
всех прочих (прекрасных свойств), вы, о боги, без помощи которых
невозможно достичь ни одного из благ. И прежде всех этих прекрасных
свойств сохраните нам эти и подобные им положения Затем, так как
вы просветили нас в отношении того, какими мы родились и какое
место во Вселенной получили в удел, сохраните нас по возможности
(«свободными, неподверженными несчастьям, неуниженными тем худ-
шим, что есть в нас, невозмущенными тем, что может случиться
■Вопреки нашему желанию. Ибо ничто из этих вещей не относится к
нам, но только к нашему смертному началу; ведь главным в нашей
сущности является бессмертное начало, в котором вы для нас и
пределили счастье. Вместе с тем не всегда эти вещи нам даются во
сем такими, как мы сами, пожалуй, захотим. Ведь у нас не было
I чего-то смертного, если бы подобного рода происшествия не слу-
чались, и мы бы не состояли из бессмертной и смертной частей,
акими, по вашей воле, мы возникли во Вселенной И н^жно, чтобы

9 3ак 3139
мы, насколько и как такие вещи всякий раз будут вами позволены,
пользовались ими именно так, со спокойствием и свободой, которые
вы нам благосклонно даете и тем самым вооружаете нас защитным
свойством против подобного рода напастей, — прекрасные качества,
всякий раз рказывающиеся нам присущими. Ибо мы будем, пожалуй,
глупцами, пытаясь сопротивляться более сильным, и в то же время
неправыми, оспаривая то, что не дается повелителями, вместо того,
чтобы испытывать благодарность за уже данное нам, которое отнюдь
не заслуживает порицания. Так что не будем никогда упрекать вас
за какую-то из подобных вещей, добиваясь их иначе, чем будет
даваться вами; но спокойно уступая всему, что будет вами предрешено,
и зная, что вы обращаетесь с нами наилучшим образом из всех
имеющихся, мы тем самым, помимо прочего, сможем быть сопричаст-
ными вашему замыслу, участвуя также и в вашем желании. Не будем
сердиться и на человека, который, кажется, рожден, чтобы следовать
самому себе, а не достигать нас, если мы сами сможем одновременно
и целиком посвятить себя нам самим и довольствоваться благами,
предназначенными для нас одних. И да не отступим ни от какого из
прекрасных и любезных вам подобающего деяния из страха перед
тяготами, утратой чего-либо из не совсем нам принадлежащего или
из страха перед осуждением со стороны некоторых неразумных людей.
А мыслящую часть нас и наиболее божественную из всех наших
свойств, которая господствует в нас над всеми и управляет, насколько
будет нужно, укрепите, чтобы она и определяла все прочее в нас, и
устраивала в соответствии с природой — лучшее над худшим, — и
давала каждому [его истинные] границы. Ну, а что касается телесных
наслаждений, то этим мы будем, пожалуй, пользоваться по возмож-
ности умеренно, пока у нас не будет разногласий относительно того,
что они невредны для лучшего состояния души или даже и тела, если
и не содействуют нам чем-то, сколько бы его и какое бы оно ни
было, для наилучшего; да не овладеет нами какое-либо коварное и
нелепое наслаждение, причиняющее какой-либо ущерб душе, а где-то
и телу. Мерой же материальных благ, которые дают возможность для
этих наслаждений, будем, пожалуй, считать разумные жизненные
потребности, не давая разрастаться в нас желанию этого до бесконеч-
ности, что было бы неким нескончаемым злом. Да и мнению будем
внимать только людей добродетельных, надеясь найти в них свидетелей
и гарантов прекрасного, если вы когда-либо поручите нам совершить
нечто прекрасное и добродетельное; что же касается мнения людей,
отнюдь непохожих на тех и имеющих не очень ясные представления
о прекрасном и добродетельном, то не будем считать, что, пользуясь
признанием со стороны их, мы не наносим никакого ущерба добро-
детели, если бы это и понадобилось; да не овладеет нами никогда
какое-либо пустое тщеславие, губительное в отношении добродетели
Дайте нам, о боги, сохранить чистыми связи, которыми вы соединили

и связали нас с теми, с кем мы всякий раз общаемся, путем возврата
каждому наших долгов, в частности тем, с которыми мы будем,
'' пожалуй, всякий раз общаться, начиная прежде всего с родителей,
, которых вы предусмотрели для нас образами вас самих, сделав их
¹ причиной нашей смертной природы. Так будем же хорошими, становясь
по доброй воле виновниками какого-либо добра, особенно подобающего
каждому, с кем мы всегда общаемся, но никакого ни для кого зла,
и не занимая места некоего губительного, ужасного и необщительного
животного. Будем также всегда ставить общую пользу и государства,
¹ и рода, к которому принадлежим, выше собственной, следуя вам,
вышедшим из Зевса, великого самоблага и одновременно самоединого
бытия, производящего и создающего Вселенную (как в целом, так и
в ее частях) прекраснейшей и наилучшей из имеющихся, и вместе с
¹ тем единой из многого, и сама с собой согласованной, а чтобы было
f еще прекраснее и лучше, вы все, о боги, будьте всегда виновниками
« благ как в отношениях между собой, так и в отношениях с прочими
из сущих, которыми руководите и управляете как по частям, так и
| в целом, всюду и всякий раз предпочтя общее благо целого благу
Ц каждой отдельной, собственной части. Так исполним же подобающие
К' вам священные обряды как должно и особенно таким образом, зная,
В что вы ни в чем не нуждаетесь из того, что существует в нас, образуя
1, и формируя в нас самих способность воображения и то, что ближе
Ц всего к наиболее божественному в нас, давая ему вкусить чего-либо
К божественного и прекрасного и одновременно делая его послушным
I и покорным наиболее божественному в нас, полагая благочестие и
1 набожность в том, чтобы ни на йоту не отойти от подобающих вам
Ц священных обрядов, не превышая в то же время нормы, достаточной
Ц по величине для того, чтобы формировать наше воображение. Сохра-
Ц ните нас, о боги, совершенными во всем и, насколько возможно,
»' непогрешимыми в каждом из тех дел, которыми мы, пожалуй, будем
Ж заниматься, пользующимися всякий раз этими и подобного рода за-
В конами и правилами в нашей жизни; если и будет допущена какая-
® нибудь оплошность, то принесите быстрое и достаточное улучшение,
Ц Представляя нам, ошибившимся, более верное суждение, какой-то
Я точный критерий добра и зла, — суждение, которое способно лучше
| Других исцелить душу от греха и зла. Ведь таким образом и мы,
сближаясь с вами в меру наших возможностей, станем пользоваться,
Насколько будет позволено, величайшими благами, находящимися у
I вас, у которых нет места ни малейшей зависти. Следуя вам в прочих
| наших действиях, насколько мы в состоянии; будучи причастными
§ вам тождественностью каждого действия; в гимнах к вам и в главной
*$ части нас самих удерживая ваши чистейшие образы; с вами и вслед
| за вами воспевая великого Зевса, в созерцании которого будучи при-
? Частными этому действию, мы все сподобимся величайшего блажен-
нейшего расположения. Но ты, о Зевс, величайший и исключительный

из богов, отец и самоотец, старейший создатель всех вещей, самодержец
Вселенной и самодовлеющий царь, которым любая держава и иная
власть у иных из сущих установлена, направляется и управляется
тобой и твоей властью, о главнейший и милостивейший господин,
которому рабски повинуются все вещи по закону высшей справедли-
вости и для их собственного блага, с одной стороны, возникшие и
сущие от тебя, с другой же — для тебя, не нуждающегося ни в чем,
что принадлежит им, но действительно являющегося самим благом и
желающего создать все по возможности хорошим. Ибо ты ведь из
всех благ одновременно и самое первое, и самое последнее, так что
не каким-то другим благом, но самим тем, чем ты есть, ты являешься
благом. Ты — щедрый распределитель счастья, оказывающегося у
каждого из блаженных. Ты — благодетель, [щедро раздающий] вели-
кие и больше всего согласованные, насколько это возможно, с целым
блага. Все исполнено твоей славы, тебя, которого все роды богов
воспевают и считают это лучшим и счастливейшим из своих деяний,
тебя, которого Посейдон, твой старший и лучший сын, и он воспевает,
предводительствуя среди всех остальных всеми прочими прекрасными
деяниями, прежде всего именно воспеванием тебя, которого воспевает
Гера, супруга Посейдона и рожденная без матери матерь всех внут-
ринебесных богов; вся совокупность остальных олимпийских богов;
Кронос и Титаны, предводители смертных; Гелиос, повелитель нашего
неба, и прочие его братья, и подчиненные ему планеты; весь хор
высших звезд; весь земной род демонов и богов, непосредственно
примыкающий к нам; наконец, наш последний, человеческий род —
каждый в соответствии со своими возможностями. Следуя этим воз-
можностям, и мы сейчас воспеваем тебя и молим, чтобы на нас
снизошли от тебя величайшие из имеющихся благ. Смилуйся же,
сохрани и веди наши дела со всей Вселенной, как они тобой наилучшим
образом познаны и от веку нам дарованы.

Это обращение следует произносить в каждый из трех дней нового,
наступающего месяца, в новолуние, второе и третье число, вместе с
месячным и годичным гимном; в прочие же новолуния — с одним
только месячным, исключая годичную речь. Во время же других дней
месяца, как священных, так и обычных, следует вообще исключить
всякое гимнование, как месячное, так и годичное. Причем в эти
обычные дни после слов «И сами в силу именно этой сопричастности
к вам мы будем в высшей степени счастливыми», исключая ради
краткости речи всю промежуточную часть, привести «И в прочих
поступках вам, насколько мы окажемся в состоянии, следуя» и всю
последующую часть до конца обращения.

Первое из послеполуденных обращений к богам

О владыка Посейдон, ты, старейший и сильнейший сын великого
Зевса. Ты, который происходишь от во всех отношениях полностью
нерожденного и самоотца, сам не совсем не рожденный, так как, воз-
никнув по причине, ты стал по добродетели и достоинству самым, на-
сколько возможно, совершенным из всех, каким бы ни было способом
рожденных, и ради этого отцом тебе была вручена власть над всеми ими,
тебе, который сам и вид, и предел, и блага и благодаря которому все
сущее имеет свой вид и предел и получает вместе с тем каждое ему
подобающую красоту. Ты — старейший после великого Зевса, отец и
создатель третичных и внутринебесных богов; после тебя в свою очередь
идет царица Гера, рождающаяся от того же самого, что и ты, отца, но
имеющая уступающее тебе достоинство и природу, так как не нужно,
чтобы в вашем наднебесном пространстве зарождались и существовали
несколько равных по отношению друг к другу божеств, но каждое в
своем роде единственное, чтобы у вас это свойство было как можно
ближе к самоединому рождающему бытию. Она же, Гера, родившись
таким образом и будучи такой, получила в удел компетенцию управлять
продвижением, множественностью, бесконечностью существ низшего
порядка, что естественно, так как, идя прежде всего за тобой, совершен-
нейшим из рожденных, будучи избыточно переполненной числом су-
ществ, непорочно и божественно сожительствуя с тобой, она стала для
тебя матерью твоих детей — богов. Затем один за другим идут все про-
чие Олимпийские боги, родные дети царя Зевса и братья тебе, имея
разную природу: один - лучшую, другой же — всякий раз худшую, и
каждому дано тобою, вождем, в удел стоять во главе подобающей ему
компетенции в этой Вселенной: Аполлон —тождества, Артемида — родо-
вого различия, Гефест — неподвижности и вместе с тем покоя, Дио-
нис — самопроизвольного движения, способности увлекать и приводить
к более совершенному, Афина — сообщенного другими движениями,
толчка и ненужности ответного действия; звезд же вообще, твоих закон-
ных детей — Атлант, в частности, планет — Тифон, неподвижных
звезд — Диона; земных демонов и всего последнего и вспомогательного
класса богов — Гермес; нашего бессмертного начала, главного в нашей
природе — Плутон; первичных тел и элементов вообще — Рея, а в част-
ности, эфира и зноя, разделяющего их — Лето, воздуха и их объемлю-
щего холода — Геката, воды и делающей их текучими влаги — Тефия,
наконец, земли и уплотняющей их сухости — Гестия. Все эти законные
н родившиеся сильнейшими дети царя Зевса, занявшие высшую и самую
священную часть наднебесного пространства и Вселенной — Олимп,
получили от тебя, вождя, в удел компетенцию стоять во главе всей дви-
жущейся природы, рожденной вследствие причины и постоянного ста-
новления, но несотворенной во времени, получив каждый свою, отлич-
ную от других компетенцию. Ибо ты, всем им верховный* вождь после
царя Зевса, стоящий во главе, намечаешь для каждого границы его дей-
ствий и упорядочиваешь нашу Вселенную. К тебе же и мы первым делом
обращаемся, так как, будучи сотворенными тобой, вождем, мы вправе
считать, [что твоя природа] участвует в основной и бессмертной нашей
части. И мы воздаем тебе почести и выражаем признательность за те
блага, которыми ты нас одарил и одариваешь. И мы воспеваем тебя, а
после тебя и с тобой и твоих братьев, Олимпийских богов. О вы, первые
и вечные боги, которые сильнее времени и у которых нет ни прошлого,
ни грядущего, но все для вас всегда в настоящем и текущем, примите
благосклонно это наше предвечернее обращение, которое мы произно-
сим в час, когда большая часть дня уже прошла, получив в удел низшие
ступени бытия, и, если только в самих нас есть какое-то разумное свой-
ство, укрепите этой памятью о вас, не позволяя исчезнуть с течением
дней, месяцев и лет, но пытаясь сохранить, с вашей, спасителей, помо-
щью, переходящим и чистым то, что есть в нас божественного. О вла-
дыка Посейдон, о Плутон, наш предводитель, и вы, все остальные
Олимпийские боги, без вас мы, пожалуй, не сможем получить никакого
блага. Но вы помогите нам в том, что касается добродетели и всех пре-
красных деяний, в которых и мы обретаем счастье, а также других
вещей и особенно в познании и воспевании великого Зевса, к которому
мы через вас обращаемся в последнюю очередь и который для вас и для
нас, да и для всех существ — раздатчик всех благ и первейший руково-
дитель, давая нам, как разумным существам, способность познавать се-
бя, насколько это для каждого доступно, тем самым дает завершение
всех благ.

И из этого обращения в обычные дни после отрывка «И каждому
дано тобою, вождем, в удел стоять во главе подобающей ему компе-
тенции в этой Вселенной», исключая промежуточную часть, привести
«Ибо ведь ты, всем им верховный вождь» и всю последующую часть
до конца обращения.

Второе из послеполуденных обращений к богам

О владыка Кронос, ты, родившись первым у великого Зевса из всего
незаконнорожденного и Тартарского рода богов, получил власть над
ними. Тебе вместе с Гелиосом, повелителем нашего неба, было поручено
сотворение всей смертной природы. С тобой сожительствует Афродита,
предводительница вечности у смертных, возникающей в результате
[биологической] наследственности. Тобой назначены все предводители
такого рода природы, каждый из которых получил свою часть ее: Пан
возглавил класс неразумных животных, Деметра — растений, и все ос-
тальные, получившие каждый соответствующую часть смертного мира'
одни — большую, другие — меньшую. Среди них и Кора — богиня,
покровительница нашего смертного начала, которую Плутон, правитель
нашего бессмертного начала, похитив, имеет и с которою живет -

Олимпийский бог, влюбленный в богиню Тартара и устанавливающий
связь между Тартаром и Олимпом в соответствии с законами отца Зевса.
И ты, о владыка Гелиос, родившийся первейшим и сильнейшим сыном
великого Зевса в отношении божественного в тебе ума, и Посейдона —
в отношении души и тела; общий рубеж, [разделяющий] наднебесных и
внутринебесных богов, повелитель всего этого неба, поставленный По-
сейдоном, твоим отцом. Ты с остальными своими шестью братьями и
спутниками — Селеной, Эосфором, Стилбоном, Фенонтом, Фаэтонтом
и Пироэнтом, — блуждая по небу и будучи связанным с Кроносом и
другими Титанами, совершенствуешь смертную природу. Ты, который
среди многочисленных звезд самых возвышенных районов нашего неба
руководишь этим великолепным хороводом. Тобою определен и земной
род демонов в качестве вспомогательного для других богов. Ты руково-
дишь нашим бессмертным началом, а вместе с Кроносом и подчиненны-
ми ему Титанами вы образуете и смертное, сохраняя его столько, сколь-
ко определено каждому из нас. Именно поэтому мы вам, после Посей-
дона и других Олимпийских богов, воздаем почести и выражаем
признательность за те блага, которые мы имеем благодаря вам. Мы
просим тех из вас, которые руководят, направить бессмертное наше на-
чало к более прекрасному и лучшему состоянию, а смертное сделать по
возможности нам послушным и полезным. И дайте, о боги, нам, уже
посвятившим значительную часть дня исполнению служебных обязан-
ностей, принять пищу, необходимую для нашего смертного тела, как и
подобает [людям] с добродетелью, честно заработав ее, с признатель-
ностью тем, кто приготовил ее, и равным образом тем, которые участ-
вуют в трапезе, приняв ее умеренно и с пользой для здоровья, а также
просто и с соблюдением чистоты; и остаток дня и жизни дайте нам
провести по возможности прекраснее и наилучшим образом. Помогите
вы и в познании, и в воспевании царя Зевса всякий раз, когда это будет
нужно, в частности сейчас, чтобы мы, насколько это нам доступно, до-
стойно воспели его в этом обращении.

Из этого обращения в обычные дни после отрывка «Каждый из
которых, получив свою часть ее», исключая промежуточную часть,
привести «И ты, о владыка Гелиос» и всю последующую часть до
слов «Ты с остальными своими шестью братьями и спутниками»;
затем, снова исключая промежуточные названия шести планет, при-
вести «Блуждая по небу и будучи связанным с Кроносом и другими
Титанами» и всю последующую часть до конца обращения. Разумеется,
в дни поста ничего из этого [исключать не следует], нужно исключить
только отрывок о пище, так как прием ее будет не в это время.

Тре7пье и главное из всех послеполуденных обращений
к богам — к царю Зевсу

Самобытие, самоединство, самоблаго Зевс, который_f,ниоткуда не
возник извне, но существуешь сам от себя, пребывающий действительно
в сущем, а также абсолютно единый, причем отнюдь не множественно
единый, так как невозможно ни составить нечто единое из всех
подобным же образом несотворенных существ, ибо для этого понадо-
бился бы другой, более сильный соединитель, ни [представить себе],
что раньше будет существовать единое несотворенное существо, а уже
потом из него происходят другие, ибо к тому же сущие благодаря
другому не связаны своей природой с сущим благодаря самому себе
и отличаются от него. Только ты один и во всех отношениях полностью
тождествен самому себе, поэтому то, чем ты являешься, есть само
благо и поэтому же ты абсолютно добр, а по сравнению со всеми
остальными, сущими от тебя и имеющими благодаря тебе прекрасные
свойства, ты обладаешь неизмеримым превосходством, отец отцов и
сам себе отец, творец творцов, нерожденный рожденных, царь царей
и высочайший из всех правителей, единственный и бесконечный само-
держец Вселенной, по отношению к которому ничто никому не по-
зволено, но сам ты всем правителям, большим и меньшим, уделяешь
подобающие каждому установления и законы и, руководя всем, даешь
верное направление благодаря своему в высшей степени правильному
и непреклонному мнению; Господи величайший, главнейший и в то
же время из всех господ самый кроткий, которому взявшие от тебя
свое начало существа, от самого первого до самого последнего, рабски
служат службу справедливейшую из всех и для их же блага, так как
возникли и существуют благодаря тебе, ни в чем от них не нуждаю-
щемуся, но желающему дать приличествующее себе, который есть
абсолютное благо, и производящему все, сколько их есть, блага имею-
щими по возможности наипрекраснейшие качества; мы воспеваем тебя,
мы, получившие в удел последнюю ступень всей разумной природы,
славословим и почтительнейше одариваем, какими можем, непороч-
нейшими дарами, и все то время, которое мы проводим в заботах о
тебе, есть самая счастливая пора нашей деятельности. Но гораздо
раньше нас тебя воспевает вся мыслящая и разумная природа богов.
Ибо ты, будучи богом, предвечным и во всех отношениях полностью
несотворенным, не отказался в высшей доброте своего замысла стать
отцом и творцом некоторых сотворенных богов, одних — без матери,
сам благодаря себе, других же — через посредство этих первых, уже
порожденных от тебя. Ибо ты, благодаря самому себе, творец при-
личествующей тебе части, неподвижной и вечной, существ, исключая
материю, некую делимую до бесконечности сущность, производишь
эти виды, существующие сами по себе, и некоторых, особенно подобных
тебе самому и наднебесных богов, ни один из которых ни в чем не
равен другому, но каждый в чем-то всегда уступает другому, чтобы
они, пребывая каждый из них в собственной идее, имели это сходство
с тобой; но все вместе они, достигая некоего достаточного числа,
соединяются в некую единую великую и совершенную систему, некое
совместное наднебесное мироздание, так что они существуют и каждый
по отдельности, и все сообща во едином; ты разделил их на два
самых многочисленных и различных между собой рода: первый —
законнорожденный, являющийся отпрыском тебя самого — Олимпий-
ского рода богов; второй — Тартарский и незаконнорожденный род
Титанов, сопричастный тебе по своему рождению, но сильно уступаю-
щий в том, что касается силы и достоинства. Старшим и предназна-
ченным для руководства этими Титанами ты породил Кроноса, старшим
же и, насколько было возможно, сильнейшим из Олимпийских и
вообще всех богов — великого Посейдона, сделав его для большего,
насколько это допустимо, сходства подобием самого себя и пределом
совершенства всего генезиса существ. А чтобы у него было еще больше
сходства с тобой, ты вручаешь ему власть и управление над всеми
и, сверх того, еще способность порождения и сотворения этого неба
с помощью того или иного из других его братьев — богов. Он же,
строя это небо для тебя, подражая тебе и проявляя изобретательность,
чтобы сделать его имеющим наиболее прекрасные свойства, установил
для него, породив, некую третью природу богов, составленных уже
из души и тела, чтобы они [боги], соединяясь, с близкого расстояния
охраняли и устраивали его. Ибо он, пользуясь собой и всей окру-
жающей его сущностью, полностью и во всех отношениях обособленной
от материи, как образцом, создал идеи для этого неба и составил его
из иных идей, уже не обособленных полностью от чего-либо, но
сопряженных, например, с материей, которую ему поставляла Гера,
одновременно сестра и супруга, а также являющихся образцами тех
(т. е. высших) идей, вернее их подобиями. Создавая из названной
категории идей двойной род, он одну часть сделал во всех отношениях
неотделимой от материи, связанной с ней, а именно — весь лишенный
разума вид; вторую же — отнюдь не связанной с материей, но, на-
против, имеющей материю связанной с собой, т. е. такой, которая в
действительности не обособлена, потенциально же обособлена и как
таковая более родственна той окружающей тебя наднебесной сущности,
а именно — разумную душу. В свою очередь, деля последнюю на три
вида, он сделал первый вид всепознающим, своим законнорожденным
отпрыском, ставшим небесным родом звезд — богов, второй же — не
всепознающим, но имеющим правильное мнение в отношении всего
того, до чего он дойдет, пусть даже не с помощью науки, и ставшим
незаконнорожденным земным родом демонов, последним из всех богов
и вспомогательным по отношению к ним; наконец, третий — не имею-
щим правильного мнения в отношении чего бы то ни было, но об-
манчивым и не очень добродетельным своим отпрыском, а именно —
нашу человеческую душу, идущую непосредственно вслед за этим
родом демонов. Из другого же, неразумного рода он сделал четыре
первичных вида тел: огонь, воздух, воду и землю; взяв наиболее
прекрасный и в своем наибольшем объеме располагающий наименьшим
количеством материи, т. е. огонь, он придал его душам в качестве
средства передвижения, (причем) блестящий и раскаленный — [в ка-
честве средства передвижения] душ звезд, невидимый же и воздуш-
ный — душ демонов и наших, человеческих душ; таким образом, он
составил из души и тела три рода бессмертных и разумных живых
существ, используя в качестве помощников своих братьев, Олимпий-
ских богов, выделив каждому отдельную часть в зарождении и сотво-
рении бессмертных существ нашей Вселенной, т. е. трех родов живых
существ и тех четырех первичных тел. Что же касается рода звезд,
то, выделив из него многочисленную группу неподвижных звезд, он
направил их на созерцание существ и на твое прославление. Создав
же из них семь планет, каждая из которых примыкает к своей
собственной вечной идее, он первым делом придал каждую из них
ее собственной идее и уму и составил с помощью твоих могущественных
законов из некоего вечного ума, души и тела некую третью природу,
которую каждая из этих планет имеет, служащую своего рода связью
и соединением между наднебесным миром и нашим небом. И из них
он породил самого прекрасного и лучшего — Гелиоса, сделав его
верхом совершенства природы в пределах этого неба и соединив с
могущественнейшим из допускающих участие в себе умов, поручил
ему управление всем этим небом, поскольку тебе пришлось приобщить
Вселенную к некоторой смертной природе, чтобы все было действи-
тельно завершено тобой. Зарождение всего этого он доверил Гелиосу
и вместе с ним Кроносу — старейшему из твоих незаконнорожденных
детей; они оба, будучи облечены этой службой, обеспечивают зарож-
дение всевозможных животных, растений или чего-либо иного, если
оно по природе сродни этим, причем каждый использовал в качестве
помощников своих братьев, один — Тартареких богов, второй — ос-
тальные планеты. И в то время как последние в своем блуждании и
движении то приближаются к тем существам, которых направляют,
то удаляются от них, возникают смертные твари, ибо другие их
творцы, т. е. пребывающие неизменными Тартарские боги, созданы
тобой неспособными производить на свет без участия этих планет.
Получив наши души, созданные Посейдоном бессмертными, но не
совсем чистыми, они (эти планеты) соединяют их всякий раз с нашей
смертной природой в продолжение определенного для каждого человека
времени, а затем снова отделяют, устраивая — в соответствии с твоими
законами и с предписаниями нашего вождя Посейдона — своего рода
соединение между двумя частями этого мира — бессмертной и смерт-
ной. И именно таким образом весь процесс зарождения сущего исполнен
в трех формах зарождения созданий: [в форме зарождения] некоего
старейшего, совершенно неподвижного и вечного рода, создателем
которого стал ты сам; затем тоже вечного, но уже подвижного и
подверженного влиянию времени, зарождением которого руководит
сильнейший из твоих сыновей — Посейдон; наконец, последнего и
смертного целого, зарождение которого возложено на Гелиоса и вместе
с ним Кроноса. Благодаря тебе роды связаны между собой: первый
со средним через систему Гелиоса и других планет; средний с последним
через устройство нас и всех наших дел. В результате тобой создана
некая единая и законченная Вселенная, обладающая прекраснейшими
свойствами, пребывающая вечно, а не существовавшая раньше и позд-
нее внезапно приведенная тобой к зарождению и никогда в свою
очередь не долженствующая погибнуть; к тому же она, эта Вселенная,
всегда сохраняет неподвижную форму, так как тебе, от природы
исключительно доброму, недопустимо ни не производить ее, ни сделать
ее худшей по сравнению с той высшей степенью совершенства, какой
она смогла достигнуть. В пределах же этой Вселенной ты предоставил
некий в высшей степени прекрасный дар всей разумной природе —
способность размышлять о тебе и познавать тебя, — [природе], на
последней ступени которой ты создал и нас И мы вместе со всеми
родами богов воспеваем по мере наших сил тебя, причем нами в этом,
как, впрочем, и во всех других прекрасных деяниях, руководит великий
Посейдон. Ты действительно великий и сверхвеликий, ты, будучи
высочайшим и исключительным пределом достоинства, определяешь
каждому из других богов и всех родов достоинства, которые каждому
из них принадлежат по справедливости и вместе с тем как можно
больше подобают целому. Поэтому ты и нас определил для того,
чтобы занимать некое промежуточное место и исполнять роль соеди-
нения между бессмертной и смертной частями природы. А установив
нас в этом пространстве Вселенной, ты уделил нам, а равно и богам,
счастье в прекрасном, дав его одним из нас больше, другим — меньше
ради гармонии всей нашей природы; ты предоставил и заблуждающимся
возможность снова исправиться^- одним — легче, другим — с большими
трудностями; определив, насколько возможно, пользу для каждого в
отдельности, но гораздо раньше наиболее полезное для всего в целом
зарождения Вселенной, ты от века подчинил каждое из наших и
других дел закону неотвратимой судьбы, осуществляя все через богов,
которым ты и доверил подобного рода вещи. Так смилуйся же, спаси
и согласуй с этой Вселенной и наши нужды, как наилучшим образом
тобой решено в отношении нас и в то же время суждено от века.

Вечернее обращение к богам

К тебе, о царь Зевс, прежде всего и главным образом мы испы-
тываем чувство благодарности за все те блага, которые у нас были
и всегда есть. Ибо вне тебя нет какого-то другого блага, но только
ты, будучи самим благом, являешься для всех других самым первым
и в то же время последним и вообще самым главным творцом благ.
После него и к вам, о Посейдон и все прочие боги, через которых
до нас доходят от Зевса блага, мы всегда и в каждый данный момент
испытываем чувство благодарности, особенно за более крупные и
совершенные из даров, которые мы от вас имели и имеем. Поставив
нас в промежутке между вашей бессмертной природой и смертной и
сделав некоей общей границей и соединением между обеими частями,
вы оказали нам предпочтение перед всеми смертными существами
путем родства с вами, причастности к бессмертию, блаженства в
прекрасном, хоть и менее полного, но тем не менее возникшего сходно
с вами; вы дали нам соединиться с вами и посредством других свойств,
прежде всего свойством познавать вас, затем — постигать разумом
прочие существа, уступив нам часть этой больше всего присущей вам
самим деятельности и, наконец, дав нам способность познания самих
себя — способность, почти тождественную вашей, так как вы сами,
прежде всего, познаете самих себя. И само по себе вы устроили то,
что есть в нас наилучшего и предназначенного руководить остальными
нашими свойствами Вы сделали так, чтобы и менее значительное,
что есть в нас, но больше всего и первым примыкающее к наилучшему
в нас и в свою очередь руководящее всем остальным, т. е. воображение,
приносило пользу священным церемониям, связанным с вашим куль-
том, образуясь и уподобляясь, насколько возможно, наилучшему уст-
ройству высшего мира, чтобы и в этом менее значительном было нечто
послушное разуму и вместе с тем, чтобы и оно вкусило от божественного
и прекрасного. Вы сделали так, чтобы мы добротой в отношении всего
единоплеменного и человеческого подражали вам, вы — всегда источ-
ники благ и никогда никакого ни для кого зла. Вы сделали так, что
нашей гражданской общностью мы связаны и с вами вследствие по-
добия, насколько оно возможно, вашей божественной общности, вы —
возникшие от одного и того же отца — царя Зевса, абсолютно единого,
которые и сами теснейшим образом объединены и связаны друг с
другом. И в частности, вы позволили господствовать над той частью
нашей души, которая склонна к мнению, тому, что есть в нас лучшего,
презирающему все пустое, идущее от мнения, но не очень пренебре-
гающему тем, что есть в мнении пригодного и полезного для добро-
детели. И вы не позволили, чтобы нами полностью овладело наше
смертное начало, но дали тем из нас, которые отличаются большим
благоразумием, возможность управлять им при помощи того, что в
нас есть наилучшего, а принимая во внимание присутствие смертного
начала, и вкусить наслаждений тем из нас, которые пользуются ими
не распущенно, но установив для них надлежащий порядок и огра-
ничение; что же касается материальных благ, делающих эти наслаж-
дения возможными, то [вы и их позволяете иметь] тем, кто берет в
качестве меры разумные потребности смертного тела, а сами, пребывая
еще в этом мире, уже свободны и отнюдь не считают чем-то ужасным
то, что случается со смертным телом вопреки нашему желанию и что
вы, упраздняя с этой целью чрезмерность [соединяющей нас с вами]
связи, приносите или через посредство вспомогательного по отношению
к вам, наивысшим, племени демонов, или же через посредство этого
единоплеменного с нами человеческого рода, так поступающего с нами
в целях искупления и исцеления, но также и неразумно обращающегося
с нами вследствие невоспитанности души. В частности, вы даете нам
самим выбрать многое из того, что не поддается тому худшему, что
есть в нас, вплоть до полного иногда, когда понадобится, отказа от
смертного тела ради красоты и пользы для того лучшего, что есть в
нас, — столь полно вы дали бессмертному началу господствовать над
смертным. Столь великими и прекрасными дарами вы осыпали нас,
возвышая и украшая то, что есть в нас лучшего и наиболее важного,
всякий раз, когда вы внушаете нам лучшие рассуждения. А какие
средства вы дали нашему смертному телу, предназначенные служить
тому, что есть в нас бессмертного, и пользоваться его помощью, а
также вкусить некоторых доступных нам наслаждений, не особенно
зазорных и безвредных для главного, и другие свойства немалые, в
частности глаза, наделенные способностью видения, этого самого по-
лезного из наших чувств, помогающего наиболее божественному в нас
началу в созерцании небесных тел, от знания которых зависит пони-
мание многих других прекрасных вещей, например исчисления дней,
месяцев и лет, благодаря которым, измеряющим нашу жизнь, стано-
вится возможным, чтобы многие из наших деяний совершались в
определенном порядке и устроении. Затем уши и уста, наделенные
соответственно слухом и голосом, — органы, опять же наиболее при-
годные для того, чтобы мы могли сообщать друг другу то, о чем в
душе каждый из нас думает, и чтобы телесность не совсем закрывала
нам доступ к взаимному обмену мыслями. Обоняние, что в ноздрях,
т. е. некое чувство, дающее возможность наслаждаться не столь уж
зазорной прелестью запахов, а часто и различать еще издали и до
опробования доброкачественную пищу от недоброкачественной по ее
приятному или неприятному запаху. Еще вкусовое ощущение во рту,
способное путем прикасания и часто с наслаждением различать добро-
качественность необходимых для этой пищи соков, — [ощущение],
которому вы придали разнообразные свойства, посредством которых
вы предоставили нам возможность выбора жизненно важных средств
пропитания — необходимой дани нашему смертному началу и попол-
нения находящейся в постоянном движении материи, которая то на-
плывает, то отходит, и так до тех пор, пока это с вашей помощью
определено нам судьбой. И в частности, именно для нашего смертного
и не всегда способного существовать начала вы установили общение
Женского и мужского полов, в высшей степени привлекательное по
наслаждению, — [общение], посредством которого пребывает в одном
и том же состоянии весь людской род, поскольку в результате посто-
янной смены место уходящего всегда заполняется вновь рождающимся
и число человеческих душ остается одним и тем же, причем в опре-
деленные периоды времени ни одна из этих душ не испытывает
затруднения в общении со смертными телами ради служения им, для
чего вы их и предназначили. Вы дали возможность подкрепить не-
достаточность и слабость нашего смертного начала приспособлениями
искусств, разными для различных целей, изобретя для нас руки, эти
наиболее пригодные для такого рода дел органы. Вы дали нам спо-
собность пользоваться физической силой и другими данными нера-
зумных животных для разных целей, для которых сами пожелаем,
делая своими их преимущества. И мы испытываем благодарность
прежде всего к тебе, о царь Зевс, первому и исключительному,
старейшему и самому главному распределителю всех этих благ. После
него и к вам, о боги, через посредство которых эти блага нисходят
от Зевса и к нам; и в высшей степени справедливо питать чувство
величайшей благодарности к вам, которые, ничего не получая взамен
и без всякой надежды извлечь какую-то выгоду, давали и даете нам
эти блага, а сами, будучи от природы абсолютно благими, всякий раз
уделяете изобильнейшие, насколько это в ваших возможностях, блага
другим существам. Так что мы испытываем к вам чувство благодарности
за все ваши благодеяния, но прежде всего и больше всего за те,
которыми вы оказываете нашей душе помощь в снискании добродетели
и красоты. Ибо последние являются величайшими из благ, да и
уделяете вы их наиглавнейшему, что есть в нас, так что ни одно из
этих благ не нисходит к нам иначе, чем от вас и через вас. Ведь
именно вам, находящимся на первой и на второй ступени, предназна-
чены блага, нисходящие от Зевса: первым — постоянно пребывающие
и вечные, вторым — хотя и не вечные, но все же постоянные и вместе
с тем ровные и без примеси каких-либо зол; а после вас и через
вас — и нам, хотя, конечно, уже не совершенно постоянные, не непре-
рывные, но все же и они бесконечные в силу их постоянного возоб-
новления и бессмертной природы нашей души. Ведь именно вы, будучи
причастными к тому, что есть в нас наиболее божественного и род-
ственного вам, т. е. способности мыслить, ведете нас всякий раз,
насколько следует, и направляете, чтобы мы в высшей степени пре-
успевали и были счастливы, пока в состоянии следовать вам, и, таким
образом, через вас достигали прекрасного. Покидая же вас вследствие
связи с нашим смертным началом и переставая следовать вам, а также
размышлять над тем, над чем должно, мы из-за этого забвения вас
оказываемся сразу же во власти всяческих бед; [сразу же появляются]
у нас ошибки, всякие просчеты и какое-то скверное состояние. Но
вы снова и всякий раз примите нас к себе и, исправив путем немед-
ленного внушения лучших суждений или, если мы из-за какого-то
порочного состояния не воспринимаем немедленно лучшие суждения,
наложением разного рода кар, снова одарите нас, пребывающих еще
в этом мире или уходящих в потусторонний, любым способом благами
Ибо вы, наказывая таким образом, наказываете для того, чтобы
исправить ошибки и исцелить пороки, к которым невозможно не быть
причастным тому, кто связан со смертным телом, которым вы же и

(наделили, смешав в нас то, что разъединено на две части — бессмерт-
ную и смертную, поскольку эти и подобного рода вещи нужны вам
для гармонии, то вы и определили нас для такого в этом всеобщем
государстве существ небесполезного и отнюдь не столь уж ничтожного
; дела. За это самое мы и благодарны вам, а именно: что наказываете
г для добра и что нам, которых вы создали бессмертными в том, что

I касается нашей лучшей и наиболее совершенной части, даете вечные
S вследствие постоянного возобновления блага. Но идя навстречу нашей

вечерней и полунощной молитве, дайте нам и сейчас, о боги, избавление
и возврат снова к должному, если мы в чем-то согрешили и нарушили
ваши законы сегодня или же в предыдущей жизни грешили, так и
не исправив ошибок; и, внушив лучшие мнения относительно того,
, что нужно делать, а также верный критерий добра и зла, очистите
нас от приставшей к нам всякой нечисти. И дайте нам постоянный
t рост прекрасного и по возможности быстрое избавление и исправление
от всех заблуждений, которые мы совершили и совершаем, чтобы мы,
у исчерпав определенное вами время этой жизни, перешли к той, лучшей
г и более божественной, освобожденной от бремени смертного тела. Ибо
> если вы и наделили нас смертной природой ради взаимосвязи всего,
\ что есть в нас, то вы также определили и срок, когда наше божественное
начало, становясь всякий раз, когда приходит очередь, самим собой,
ij достигнет более божественной и более приличествующей себе жизни,
| чтобы справлять религиозные действия совместно с ранее ушедшими,

I^I находиться в более тесном общении с теми из вас, которые по своей
I природе ближе к нам, учиться у них чему следует и приводить все
| в исполнение более прекрасным и лучшим способом, - так, чтобы
J оно, божественное качало, не заражалось постоянно пороками от
{ бренного, но могло пользоваться лучшей и более божественной жизнью,
( превосходящей эту во всех отношениях и особенно значительной про-
Т должительностью во времени; к тому же вы по самой своей природе
{ гораздо более склонны давать лучшее, хотя бы из числа возможного,
'f более длительным по времени, чем худшее, да и вообще гораздо
i больше блага, чем зла, особенно когда вы дадите нам точнее и лучше
! узнать все, что касается нас, как можно больше помнить о каждой
■ из предыдущих жизней, этой и той, соединяющихся между собой в
J нашей памяти, о которых мы теперь совсем забыли, так как еще в
к первый период этой жизни перешли через реку забвения и в остальное
I время пребываем во мраке от смертного начала; вместе с тем [вы
I поможете нам] иметь более отчетливое предвидение будущего, некий
| неясный образ которого ниспосылается от вашего наиболее близкого
| к нам рода демонов тем из нас, которые засыпают и, следовательно,
f свободны от наплыва ощущений, но существует и наяву у тех, кто
f обретает его путем некоторого повышенного и более божественного
' напряжения ума. А вы, о блаженные герои, наиболее божественная
" и выдающаяся своей природой часть человеческого род% через кото-

рых, пребывающих в этой жизни, начала великих благ ниспосылаются
богами человеческому обществу, радуйтесь; о вы, наши предки и
родители, ставшие для нас подобиями богов как причины нашей
смертной природы, и вы, о наши сожители и совоспитанники, братья
и другие близкие, которые, будучи в этой жизни или старше, или
младше нас, пришли туда, т. е. к той более божественной и более
блаженной жизни раньше нас; о вы, все наши товарищи, друзья,
сограждане и другие, столь прекрасно стоявшие во главе нашего
общего дела, отдавшие свою жизнь за свободу соотечественников и
единомышленников, за спасение того, что прочно установлено и про-
цветает, и за исправление того, что дурно устроено, радуйтесь все, а
когда назначенная богами судьба позовет и нас, как вас, то благо-
склонно и милостиво примите нас как друзей, пришедших к друзьям.
О вы, иные из демонов, ближе всех к нам примыкающие и над
которыми Плутон, наш покровитель, помогите нам в этой жизни,
чтобы мы стали хорошими и добрыми, а когда в назначенный час
придем туда, примите нас милостиво. О вы все, имеющие за нами
наблюдение боги, заботьтесь о нас сейчас и всегда, чтобы и в прочих
отношениях мы были счастливы и процветали; дайте столь необходимое
нашей смертной природе отдохновение, предоставив пользоваться очи-
щенным от всякого неблагонравного действия и благопристойным ло-
жем; спящим же сделайте милостиво внушение и, направляя во время
сна посредством связи с вами наши души, разбудите нас бесстрастными
и невосприимчивыми ко злу, держащимися этого прямого пути, ве-
дущего к благу и к тому, что вам особенно любезно. Дайте нам осу-
ществить и другие прекрасные поступки, в частности, как подобает
воспеть вас, а с вами и выше вас — великого Зевса. О Зевс, сам себе
отец и непосредственный отец рожденных тобой без помощи матери
наднебесных богов, о старейший создатель преходящих существ, само-
держец и самовластный царь, ты один, ни перед кем не ответственный
и стоящий над всеми, располагаешь всей полнотой власти; о глав-
нейший из всех господин, поистине великий и превеликий, все ис-
полнено твоей мощи и славы. Так будь же милостив, спаси нас и
веди вместе со всей Вселенной и наши дела, как это тобой лучше
всего решено в отношении нас и предопределено от века.

35. Гимны богам

Гимн первый, годичный, — Зевсу

О Зевс, отец, сам себе отец и старший демиург,
Всерождающий царь, высший, превосходящий всех,
Всевластный, само бытие, само единство и само счастье.
Ты, который все сущее от веку обусловил,
То, что побольше — сам, другое — через это

Родил, какое, насколько было возможно, лучшее:

Будь милостив, спаси, ведя со всем этим нас

Через твоих прославленных детей, которым вверил власть:

Так что и наши судьбы, как им и следовало, предрешены тобой.

Гимн второй, тоже годичный, — богам

Самосущного всерождающего Зевса достославные

Сыны и помощники, вы, которые по праву управляете нами,

Так будем же всегда иметь вас своими ведущими,

Будем всегда пользоваться правильными законами, любезными

Вам по возможности, которые только и дают нам благополучие.

Так вот, о боги, направляя наш руководящий разум,

Который вы создали для нас однородным вашему,

Дайте нам и в других отношениях хорошо прожить жизнь,

И, наконец, восславить вместе с вами великого Зевса.

Гимн третий, из месячных первый, - Зевсу

Великий Зевс, действительно Янус, отец сам себе и праотец
Всему, что получает бытие и рождение,
Ничто, однако, из этого не создавший внезапно,
Но с тех пор, как сам существует,

Творя себе подобное и никогда не пребывая в бездействии,
А также, пожалуй, не делая блага меньше своих возможностей,
Как ему и подобало, совершенному, который есть само благо.
Внемли, о Зевс, всемогущий и величайший из царей, внемли,
О в высшей степени блаженный, внемли, щедрый даятель благ.

Гимн четвертый, из месячных второй, — Посейдону

О великий владыка, перворожденный сын Зевса, Посейдон,

Красой и силой превосходящий все,

Что является творением Зевса и над чем ты

Вторым после отца имеешь право полновластно управлять и распоряжаться,

Ты, который опять же бесконечно превосходишь решительно всех,
Так как один только из всех сущих совершенно не создан.
Тебе же и это обширное небо, по отца указаниям,
Выпало сделать, в котором по воле тебя и мы оказались,
Так будь же всегда, о отец, благосклонен и милостив к нам.

Гимн пятый, из месячных третий, — Гере

Гера, высокочтимая богиня, дочь великого Зевса,
Супруг которой — Посейдон, кто как раз и есть тот, что является

Прекрасным; матерь богов, тех, что внутри неба,
И материи производительница, и местопребывания в этом мире видам

Даятельница и всей решительно силы,
Которая приводит к доблести и всякой красе.
Этому миру даешь ты законы, согласно которым всему
Присущи множественность и постоянство; так дай же
И нам хорошо прожить жизнь, милостиво направляя к добродетели.

Гимн шестой, из месячных четвертый, —
Олимпийским богам

Владыка Посейдон, великого Зевса прекраснейший сын,
Который получил от отца право управлять любой тварью,
И ты, Гера, непорочная его супруга и славная царица,
И Аполлон, и Артемида, и Гефест, и ты, Вакх,
И Афина — вы, семеро богов, превосходящие
Всех остальных после самого выдающегося властителя небес,
И прочие, что населяете Олимп, всех в этом мире
Бессмертных отцы и нас в их числе,
Будьте же милостивы к нам и благосклонны.

Гимн седьмой, из годичных пятый, — Аполлону

Владыка Аполлон, тождества всякой природы

Глава и руководитель, который все между собою вещи

Сводишь к одному, да и саму Вселенную, столь многообразную

И многоликую ты подчиняешь единой гармонии.

Через единомыслие ты и душам сообщаешь

Рассудительность и чувство справедливости, лучшие из благ,

А также здоровье и красоту телам,

Так ты и желание божественных красот давай постоянно,
Владыка, нашим душам; привет тебе, Пэан.

Гимн восьмой, из годичных шестой, — Артемиде

Владычица Артемида, ты, которая руководишь и начальствуешь
Над различием в природе, ибо, получив Вселенную единой,

Ты делишь затем ее всю до конца

На множество видов и на каждый из видов в отдельности,
Опять же из целого делая части и члены; и душам,
От худшего их отделив окружения, ты мужество
И рассудительность даешь, а силу и безупречное здоровье - телам.

Но, о владычица, давая нам всякий раз средство
Бежать от позорных поступков, направь нашу многопревратную жизнь.

Гимн девятый, из месячных седьмой, — небесным богам

О Гелиос, этого неба владыка, милостив будь,
Милостива и ты будь, Селена, великая жрица,
И Светоносная [Венера], и Стилбон [Меркурий], сияющие постоянные
Спутники Солнца, и вы, о Фенонт и Фаэтонт,
И Огненный [Марс], вы все есть помощники
Гелиоса-владыки, и в том, что касается попечения о наших делах,
Вы ему, как и подобает, помогаете. Так что и мы
Воспеваем вас, славных о нас попечителей,
А вместе и звезды, в пространство запущенные божественным провидением.

Гимн десятый, из месячных восьмой, — Афине

Афина-владычица, ты, которая стоишь во главе и управляешь
Неотделимой от материи формой, сама
Являясь творцом ее вслед за широко властвующим,
От тебя производящим любую форму Посейдоном,
Которая есть всякого возникающего вследствие толчка
Движения причина, а если что-го добавляется лишнее,
Сама отвергаешь его от каждого, в том числе и от нас,
Когда у нас, безумствующих, появится что-то дурное,
О богиня, с умом нашу душу побуждающая к должному.

Гимн одиннадцатый, из месячных девятый, — Дионису

Вакх-отец, душ всех разумных родитель,

Как небесных и демонических,

Так и наших, — вслед за владыкою Посейдоном,

Ты, который движения, вызываемого страстным желанием

счастья,

Виновник, а также сведения к лучшему, ₍

Дай же и нам, оставляющим по безрассудству ума
Хорошие и более божественные всякий раз дела,
Сразу же снова с умом к ним возвратиться,
Не позволяя нам долго безумствовать в отношении того,

что достойно.

Гимн двенадцатый, из месячных десятый, — Титанам

Творца всей смертной природы давайте же воспоем,
То есть Крона-владыку, Зевсова сына,

Старейшего из тех, что суть незаконнорожденные Зевса сыны,

Тартара Титаны, которых самих вместе с ним

Воспоем: ведь все они славны и свободны от зла,

Хоть сами родители суть подверженных тлену и смертных.

И Афродиту, супругу священную Крона,

Мы воспоем, и Пана, правителя зверей, Деметру — растений,

И Кору, начальницу нашей смертной природы, и всех остальных.

Гимн тринадцатый, из месячных одиннадцатый, — Гефесту

Владыка Гефест, ты, который богов наднебесных,
Как Олимпийских, так и Тартарских, один возглавляешь,
Начальствуешь вслед за широко властвующим Посейдоном
И уделяешь любому из них пространство и место;
Ты, который являешься причиной состояния тождественности
Как в целом, так и в отдельном и вечность им доставляешь
Сам или совместно с Посейдоном, согласно воле своего отца.
Сохрани же и нас, давая нам, что рождаемся.
Всегда пребывать на пути прекрасных деяний.

Гимн четырнадцатый, из месячных двенадцатый, — демонам

Вместе с другими бессмертными и тех, что ближайшие к нам,

Воспоем мы демонов непорочных, которые

Прочим богам, наделенным в том, что касается нас, большей

божественностью,
Вполне услужая, и нам раздают все те изобильные блага,
Которые к ним от самого Зевса нисходят, спускаясь
Через посредство всех прочих богов.
Отсюда и нас, одни — очищая,
Другие же — возвышая и охраняя, спасают,
Легко направляя наш ум. Так будьте же милостивы.

Гимн пятнадцатый, из месячных тринадцатый, —
всем богам

Зевс высочайший, который богов решительно всех превосходит,

Являясь первейшим творцом и родителем всех;

И вы, о боги все, сколько вас есть Олимпийских,

А также Тартарских, земных и небесных,

Дайте нам, если допустим ошибки ужасные или бесчестные

действа,

Очиститься и приблизиться к вам, беспорочным,

Чтобы блаженной была у нас жизнь, и, о Зевс,

Ты над всеми, который главнейший из всех,

Сам являясь первейшим и одновременно последним благом.

Гимн шестнадцатый, из священных первый, — Зевсу

Зевс, один только совершенно несотворенный и самосущий,
Производитель и всемогущий властелин, который, все в себе

самом

Сокрывая воедино и нераздельно, из себя затем каждую вещь
Выпускает особо, делая таким образом свое произведение
Чем-то законченно единым и целостным, а также, насколько

возможно,

Полным и наилучшим, как и единственным, что вне всякой

зависти.

Но, о Зевс, ты и нас через славных сыновей

Со Вселенной веди, направляя куда тебе нужно,

И еще — дай начать хорошо и закончить пристойно деяния.

Гимн семнадцатый, из священных второй, —
Олимпийским богам

Так давайте же воспоем властителя Посейдона,
Который из всех абсолютно Зевса детей есть старейший
И наилучший, второй от отца предводитель
Всей рожденной природы, и наш непосредственный
Демиург, а с ним [воспоем] и Геру-царицу,
Еще воспоем и других, сколько их на Олимпе,
Богов, которые все бессмертных здешнего мира
Предстатели суть и причины. Так будьте же милостивы.

Гимн восемнадцатый, из священных третий, —
всем богам

О боги, вы все после Зевса всевышнего блага,
Как он, безупречные суть, в стороне от всякого зла'

Вождь которых и предводитель — Зевсом данный вам Посейдон.
Вы, в наднебесье которые и внутринебесные,
Все достославные, именно вас мы теперь воспеваем,
Будучи вам по природе, хоть и в последнюю очередь, сами

родней

Привет вам, блаженные боги, раздатчики благ,

Чтобы и нас, жизнь у которых отнюдь не всегда беззаботна,

Благо и счастье даруя, вы исправляли всегда.

Гимн девятнадцатый, из священных четвертый, —
всем богам, следующим за Олимпийскими

О Крон-владыка, который Титанов, что в наднебесье,
Самих возглавляешь; также и ты, кто вот этим небом всем

управляет,

Гелий-владыка, планеты которому следуют все остальные,
Весь смертных род от вас зародился,
От вас от обоих, от Крона и Гелия также.
Ну а Титаны, как и планеты — помощники вам,
И сотрудники — каждый в своем, так что и вас, последних,
Мы воспеваем, имея также от вас постоянные блага,
Заодно — неподвижные звезды и демонов чистых.

Гимн двадцатый, из священных пятый, — Плутону

О владыка Плутон, человечьей природы покровитель
И вождь, получивший в удел это свойство от самого Зевса,
Ты, в себе заключая в единстве все то, что у нас возникает

раздельно

И содержится в нас, управляешь и нами отлично,

Что касается здешнего мира, а также — уводя постоянно отсюда.

В окруженье героев, природа которых людскую превосходит

намного,

Живешь ты и других наших добрых, прекрасных друзей.
Ну и Кора вместе с тобой, счастливая богиня Тартара,
Что нам так кстати прикрепляет смертную часть. Будь же

милостив

Гимн двадцать первый, из священных шестой, — Зевсу

Зевс-отец, дерзновенный, могучий, глава всех благ,
Производитель всего, и умом своим ты само счастье бытия,
Да и мы оказались не чуждыми благ, присущих богам,
Но в силу необходимости нашей смертной природы

Мы и склонны к ошибкам и в то же время к исправлению их.
Дай же нам, освобожденным ныне от порочных заблуждений,
Через твоих детей, которым ты это доверил,
Приблизиться к праведным, имеющим правильный ум,
Чтобы внимать мы могли тебе, кроткому и милосердному.

Гимн двадцать второй, из повседневных первый, —
для пения во второй день

Да не перестать мне, о боги блаженные, вам воздавать

благодарность

За все те блага, что есть у меня через вас

И были всегда, а раздатчиком их является Зевс высочайший.

Да не пренебречь мне общественным благом рода моего,

Насколько в моих это силах, готовый работать

На общее благо, а вместе — обресть и свое великое счастье.

Да не стать мне причиною зла всякий раз, когда приключится

У кого-нибудь из людей, но причиной добра, если будет

в силах моих,

Так чтоб и мне, наподобие вас, стать блаженным.

Гимн двадцать третий, из повседневных второй, -
для пения в третий день

Да не будет у меня неупорядоченности в приятных

наслаждениях,

Но да поставлю им тот предел, в котором не приключится

Что-нибудь злого от них ни для души, ни для тела.

Да не быть ненасытным мне в отношении имуществ, их мерилом

Будут пусть очень скромные нужды тела моего, так,

Чтобы мог я довольствоваться только своим.

Да не соблазниться мне никогда пустой славой

Знающему, что только то от нее полезно,

Что может привести к истинной божественной добродетели.

Гимн двадцать четвертый, из повседневных третий, -
для пения в четвертый день

Да не победят меня беды, о боги, всегда поражавшие
Мою смертную природу, меня, знающего о моей бессмертной
Душе, отделенной от смертного тела, и божественной.
Да не приведет меня в смятение ничто из того, <•

Что возникает от людей трудного, меня, упражняющегося

в свободе,

И да не будет надобности служить какой-то вредной идее.

Да не жалеть мне моего смертного тела в том,

Что касается свершения какого-то блага, но печься о том

постоянно,

Чтобы была совершенной моя бессмертная душа.

Гимн двадцать пятый, из повседневных четвертый, —
для пения в пятый день

Счастлив тот, кто печется всегда о душе бессмертной своей,
Чтобы довести ее до наивысшего совершенства, о смертном же теле
Не очень заботится, если же надо, то даже и жертвует им.
Счастлив тот, кто никогда не служит по-рабски тем из смертных,
Которые поражают его несправедливыми поступками, сам имея
Невозмутимую душу, стоящую выше всей порочности этих.
Счастлив тот, кто из-за ужасных и горестных бед
Не страдает душой, но переносит легко их,
Счастье свое ограничивая своей бессмертной природой.

Гимн двадцать шестой, из повседневных пятый, —
для пения в шестой день

Счастлив тот, кто, не внимая безрассудно

Пустым мнениям смертных, но только своему разуму,

С твердой волей упражняется в божественной добродетели.

Счастлив тот, кто никогда безрассудно и наобум не стремится

К бесконечному множеству имуществ, но всегда определяет

Мерилом их умеренные потребности своего тела.

Счастлив тот, кто живет при благоприятном ветре наслаждений,

Которые не оказывают ничего дурного ни душе, ни телу,

Но всегда находятся в соответствии с божественной добродетелью.

Гимн двадцать седьмой, из повседневных шестой, —
для пения в седьмой день

Счастлив тот, кто, не требуя многого для себя самого,
Не творит и другим людям зло из-за страшного безрассудства,
Но всегда только благо, подобный самим блаженным богам.
Счастлив, кто не пренебрегает общественным благом
Рода своего, но больше — кто, зная, что боги пекутся
Об обществе в целом, не изменяет отнюдь и ему.

Счастлив, кто благодарность к богам за те блага питает,

Что от них получил, прежде всех же, конечно, к самому Зевсу,

Откуда для всех происходят прежде всего и блага, и счастье.

Все эти гимны богам, числом двадцать семь, по девять строк в
каждом, поются в гекзаметре, этом героическом размере, который
является самым прекрасным из всех ритмов. Ибо слог бывает долгим
и кратким, причем, если краткий слог требует всегда одного времени,
то долгий часто двух, а при пении и большего числа. Этот героический
размер пользуется только двумя стопами — дактилем и спондеем.
Дактиль образуется посредством одного долгого слога при тесисе и
двух кратких при арсисе, в то время как спондей — посредством
одного долгого слога при тесисе и одного долгого при арсисе. Так
что начало у обеих этих стоп отмечено долгим слогом, для конца же
характерен арсис, а в целом и у той, и у другой стопы получается
абсолютное равенство, что и придает этому ритму гораздо больше
благородства, чем какому бы то ни было другому.

36. Порядок употребления обращений и гимнов

Ну, а теперь, когда нами уже изложены обращения к богам и
гимны, следует сказать о том, как надлежит пользоваться каждым из
них. И прежде всего следует наметить подходящее для каждого об-
ращения время: для утреннего — после подъема и перед утренней
трапезой у тех, кто ее совершает, у всех прочих же перед тем, как
приняться за обычные дела; для послеполуденных — всегда после
полудня и перед обедом; наконец, для вечернего — время после обеда
и перед отходом ко сну, за исключением, правда, вечернего обращения
в дни поста, ибо им следует пользоваться в это время всегда после
захода солнца, но перед обедом. Таковы подходящие моменты для
каждого обращения. Что же касается места, то это и храмы, и любое
вообще место, очищенное от человеческих экскрементов, смертных
человеческих останков и того, в чем они содержатся. Пользоваться
же обращениями нужно следующим образом Прежде всего о каждом
обращении надлежащим образом делается извещение через священного
глашатая, если только под рукой окажется какой-либо из священных
глашатаев, постоянно назначаемых кем-нибудь из священнослужителей;
если же такого глашатая не окажется, то или священнослужитель,
который будет в наличии, или кто-нибудь другой из присутствующих,
который наиболее почитаем из-за своего возраста или каких-либо
других достоинств, тут же назначит его. Извещение должно быть
таким: «Слушайте, благочестивые! Настал час для утреннего (или
послеполуденного, или вечернего) обращения к богам; со в&ми нашими
мыслями и помыслами, со всей душой нашей взовем ко всем богам
и особенно к Зевсу, стоящему во главе их». В обычные дни это
извещение делается один раз, в священные — дважды, а в первые
числа месяцев (нумении) даже и трижды, после чего все присутст-
вующие, обратив взоры кверху, опустившись на оба колена и воздев
запрокинутые руки, начинают петь: «О боги, будьте милостивы».
Вместе с этим призывом присутствующие начинают чтить, прежде
всего, Олимпийских богов, касаясь правой рукой земли и во время
касания приподнимая одно из колен. Пропев этот призыв и воздав
почести, начинают чтить остальных богов, воздевая левую руку и
совершая точно так же и то же самое песнопение, а затем снова петь
царю Зевсу «О владыка Зевс, смилуйся» и приветствовать, падая на
оба колена, а обеими руками и головой касаясь земли. Этот призыв
нужно пропеть трижды и трижды преклониться, считая всю эту
проскинезу единой. Таким образом, ежедневно следует пользоваться
каждым обращением один раз, в священные же дни — утраивать. Что
же касается воздания почестей, то начинает проскинезу или священ-
нослужитель, или кто-либо другой, наиболее почитаемый из присут-
ствующих, причем петь этот призыв к богам нужно на полуфригийский
лад в проскинезе с воздеванием правой руки и на фригийский в
проскинезе с воздеванием левой, призыв же к Зевсу — на полудори-
ческий лад. После этого, когда священный глашатай провозгласит-
«Внемлем же утреннему обращению к богам (или второму, или третьему
к царю Зевса, или вечернему к богам, или, наконец, вечернему к
Зевсу)» — и все опустятся на оба колена, назначенный таким образом
наиболее почитаемым из присутствующих зачитает подобающее дан-
ному моменту обращение для всех присутствующих.

После того как обращение или обращения окончены, а священный
глашатай снова возвестил: «Внемлем же гимнам богам» — поются
гимны, причем в обычные дни, как правило, просто (без сопровож-
дения?), в священные же дни — с музыкальным сопровождением
В обычные дни сперва исполняются месячный гимн, затем соответст-
вующий из повседневных, а третьим первый из всех годичных —
Зевсу, причем каждый гимн поется один раз. В священные же дни
первым исполняется соответствующий из священных, затем месячный,
за исключением первого из месячных, ибо последний поется до всех
священных. Каждый из этих двух в священные дни поется дважды,
после чего трижды поется третий годичный гимн — Зевсу. Второй же
из всех гимнов, т. е. годичный богам, поется среди послеполуденных
обращений, а именно: между первым и вторым и снова между вторым
и третьим, причем целиком и в том и в другом промежутке в священные
дни, в обычные же — больше половины в первом промежутке и
остальное — во втором Поющие в сопровождении музыки исполняют
оба годичных гимна, первый и тринадцатый из месячных, а также
первый, третий и шестой — из священных, на полудорический лад

Ибо именно Зевсу и всем богам уделяем мы этот лад, обладающий
наиболее значительным величием и в то же время приличествующий
мужественному и героическому характеру. В свою очередь, второй из
, месячных гимнов, третий, четвертый, пятый, шестой, восьмой, девятый
„ и одиннадцатый, а также второй из священных гимнов исполняются
на полу фригийский лад, ибо только Олимпийским богам уделен этот
лад, второй по величию среди гармоний и в то же время приличест-
вующий характеру, склонному восхищаться прекрасным. Седьмой же
из месячных гимнов, десятый и двенадцатый, а также четвертый из
священных гимнов исполняются на фригийский лад, ибо только богам,
следующим за Олимпийскими, уделяем мы этот лад, занимающий
какое-то среднее место по величию и в то же время приличествующий
благосклонному характеру. Ну, а пятый из священных и пять повсе-
дневных гимнов, когда они поются в сопровождении музыки, испол-
няются на дорический лад, так как только людям и богу — покрови-
телю людей — уделен нами этот лад вследствие того, что он больше
всего приличествует воинственному характеру, борьба же всегда свой-
ственна человеческим делам вследствие скользкого и склонного к
ошибкам начала человеческой природы.

Ну, а поскольку месячных гимнов всего тринадцать и столько же
бывает месяцев, когда в году добавляется вставной месяц, то каждый
из гимнов должен исполняться в тот из месяцев, которому по порядку
он будет соответствовать, начиная с вечера, предшествующего первому
дню месяца, и кончая послеполуденным временем последнего дня.
Когда же год окажется тринадцатимесячным, то двенадцатый из гимнов
следует петь после вечерних обращений двенадцатого месяца, тринад-
цатый же — после утренних и послеполуденных. Что касается свя-
щенных гимнов, то их шесть, и столько же священных дней насчитывает
каждый из полных месяцев, за исключением, правда, первого и пос-
леднего, так что первый из этих гимнов поется в первый, а второй —
в восьмой день наступающего месяца, третий - в середине месяца,
четвертый — в восьмой день уходящего месяца, пятый — в последний
день и, наконец, шестой — в последний день старого и первый день
нового месяца, причем каждый из этих гимнов начинается с вечера,
предшествующего его собственному священному дню, а заканчивается
послеполуденным временем священного дня; когда месяц окажется
неполным, то вследствие отсутствия последнего дня пятый гимн поется
вечером, предшествующим последнему дню старого и первому дню
нового месяца, а шестой — как раз в этот последний день старого и
первый день нового месяца, с утра и к вечеру А поскольку второй
и третий дни нового наступающего месяца считаются священными, то
вечерами, предшествующими им, следует дополнительно к месячному
гимну петь соответствующий из повседневных, т. е. накануне второго
дня первый гимн, а накануне третьего — второй, причем каждый из
них поется дважды и с музыкальным сопровождением¹, вследствие того, что оба эти вечера предваряют священные дни. В эти второй и
третий дни, с утра и к вечеру, поются те же самые гимны и таким
же точно образом, что и в первый день месяца. Что же касается
остальных дней этой недели, то поются соответствующие из повсе-
дневных гимнов дополнительно к месячному, причем поются один
раз, но с музыкальным сопровождением, в то время как в другие
обычные дни гимны поются без сопровождения, но всегда в священные
дни, если только не случится какого-нибудь затруднения из-за музы-
кантов. Точно таким же образом, т. е. один раз и с музыкальным
сопровождением, поются гимны и в последнем уходящем месяце, от
седьмого дня до четвертого, а также накануне и на следующий день
после этих трех священных дней, т. е. в восьмой день четвертого
месяца, в середине седьмого месяца и в восьмой день уходящего
девятого месяца. Так что в эти обычные дни соответствующие из
повседневных гимнов поются и один раз, и с музыкальным сопро-
вождением. На четвертый же день последнего месяца, вечером накануне
следующих священных дней, поется и в это время дополнительно к
месячному гимну второй из повседневных, причем каждый из них
поется дважды и с музыкальным сопровождением. На третий день,
с утра и к вечеру, поется пятый из священных гимнов, перед месячным
На второй же после этого, а именно накануне вечером, — первый из
повседневных гимнов в дополнение к месячному, причем оба они
поются дважды и с музыкальным сопровождением, с утра и к вечеру,
и те же самые гимны и точно таким же образом, что и в последний
день старого и в первый день нового месяца. И наконец, в следующий
за этим последний день месяца, если месяц окажется полным, с утра
и к вечеру, поются опять те же гимны и точно таким же образом, а
именно — накануне вечером пятый из священных гимнов, затем ме-
сячный. Если же месяц окажется полным, а вместо отсутствующего
последнего дня в четвертый день уходящего месяца справляется пост,
то накануне вечером поется третий из повседневных гимнов, а в
четвертый день исполняются те же самые гимны и точно таким же
образом, что и в последний день старого и в первый день нового
месяца. При этом ясно, что годичный гимн Зевсу должен исполняться
третьим и последним, всякий раз после других, в то время как гимны...

43. Послесловие к «Законам»

И вот, наконец, все, что было нами предложено в начале данной
книги, выполнено и благополучно доведено до конца с помощью тех
из богов, которые являются руководителями подобного рода вещей и
которым, а также корифею Посейдону, мы и относим честь написания
этого сочинения. Ибо нами было показано, какова первопричина всех
вещей, какие среди этих вещей природы первичные и непосредственно
примыкающие к первопричине, какие из них вторичные, третичные
и последние, какое место среди них занимает человек, из каких он
состоит элементов, какой образ жизни ему при его природе больше
всего подобает, чтобы он мог жить счастливо. А ведь именно это
является главным и общим предметом желаний, к которому стремятся
все люди, однако ищут его не все в одном и том же образе жизни,
но в ... показано, что каждое из понятий и каждая из аксиом отнюдь
не является чем-то слабым, сомнительным и так далее, что самые
главные из них три: согласно первой аксиоме первопричина всех
вещей — верховный бог, которого мы на языке наших отцов называем
Зевсом, является абсолютно добрым, так что у него есть любой
избыток блага, чтобы быть, насколько это возможно, лучшим; согласно
второй аксиоме у сущностей должно быть соответствие с их рождениями
и, наоборот, у рождений — с сущностями; наконец, согласно третьей
аксиоме, у творений должно быть соответствие с сущностями и, на-
оборот, у сущностей — с творениями.

Положив эти надежные аксиомы в основу, мы можем, пользуясь
первой из них, доказать и другие прекрасные истины, прежде всего
то, что Вселенная вечна, поскольку возникла с Зевсом, и в то же
время, став чем-то прекраснейшим из имеющегося в наличии, навеки
останется в одном и том же состоянии, неизменная в раз и навсегда
ей приданной форме. Ибо вряд ли возможно, чтобы бог, сам будучи
неким высшим благом, не произвел когда-нибудь своего творения, не
свершил никакого блага (ведь само высшее благо должно будет,
пожалуй, всегда уделять другим часть своего собственного добра,
насколько возможно) или же, свершая и производя нечто благое,
сделал его когда-либо уступающим по силе и произвел свое творение
худшим, чем он может, будучи тем, что наиболее совершенно. Ясно
ведь, что если бы Зевс изменил что-либо из установленного, то он и
Вселенную произвел бы или тотчас же, или позднее в чем-то худшей.
Так как если какая-то часть ее изменится, не имея раньше привычки
изменяться или изменившись не по обычаю, то просто невозможно,
чтобы вся форма у нее не изменилась, ибо невозможно, чтобы форма
сохранилась та же, когда все части не пребывают в одном и том же
состоянии.

Из второй аксиомы нам становится ясным устройство божественных
дел. Поскольку сущность всех вещей делится на некую всегда неиз-
менную и во всех отношениях ту же самую сущность, не подверженную
изменению во времени, но вечную, и третью — смертную, и так как
каждой из этих сущностей должен соответствовать собственный и
позволительный только ей одной способ рождения, то рождение первой
из них мы уделяем первопричине всех вещей — Зевсу; рождение
второй — вождю первой сущности Посейдону, пользующемуся для
каждого из своих творений сотрудниками в лице родных братьев;
наконец, рождение третьей сущности мы уделяем старшему из неза-
коннорожденных сынов Зевса — Кроносу — и Гелиосу, могуществен-
нейшему из законнорожденных сынов Посейдона, причем оба они для
каждого из своих творений пользуются помощью: Кронос — всех своих
незаконнорожденных братьев, Гелиос — подобных себе законнорож-
денных братьев, называемых планетами из-за вращений по разным
орбитам.

Наконец, из третьей аксиомы нам становятся понятными природные
свойства человека, человек состоит из двух начал; одного — звериного
и смертного, другого — бессмертного и родственного богам. И по-
скольку человек, оказывается, совершает действия то присущие зве-
рям, то подобные действия богов, необходимо придать каждому из
этих действий собственную сущность, которая полностью соответство-
вала бы ему. Что некоторые из действий человека подобны действиям
богов и что именно они из самых серьезных, ясно, ибо не скажем
же мы, что у богов есть другое более важное дело, чем созерцание
существ, основой которого является мысль Зевса; и человек, оказы-
вается, тоже участвует вместе с ними в созерцании существ и даже
не чужд мысли Зевса, т. е. того последнего предела, до которого
доходят и сами боги. Следовательно, и сущность человека должна,
пожалуй, быть подобной сущности богов, а также могущей производить
подобное действие и бессмертной, если бессмертна и сущность богов,
ибо вряд ли когда-либо смертное начало будет хоть в чем-то подобно
бессмертному: ведь совершенно несравнимо то, что имеет ограниченную
и недостаточную силу бытия, с тем, что бесконечно и беспредельно.
Поэтому и в совершении деяний, приличествующих его родству с
богами, мы сами вслед за многими досточтимыми учителями покажем
человеку его счастье, что и мыслится нами как цель данной работы,
а именно, чтобы сделать внимающих этим словам в высшей степени
счастливыми, насколько это позволено человеку.

Что человек состоит из двух начал, становится нам ясным и из
другой, тоже бесспорной, аксиомы, согласно которой нет ни одного
из существ, которое бы само стремилось к своей гибели, но все отнюдь
не отказываются от того, чтобы сохраниться и жить, насколько это
возможно. Ведь когда эту аксиому принимают, а затем видят, как
некоторые из людей убивают самих себя, то становится в высшей
степени ясно, что это не наше смертное начало убивает само себя, а
нечто иное, лучшее по сравнению с ним и не погибающее вместе с
ним, так как не поставлено от него в зависимость, как все те смертные
виды, которые гибнут вместе с разрушением тех тел, с которыми они
были прежде связаны, ибо если бы эта лучшая часть нашей природы
находилась в зависимости от нашего смертного начала, то она не
только не могла бы оказать ему сопротивление в столь важном
вопросе, но и ни в чем самом незначительном; имея же свою собст-
венную и существующую независимо сущность и сочтя, что совместное
со смертным телом житие ей не на пользу (правильно или нет это
сочтено, не имеет значения), она убивает его как нечто чуждое ей и
освобождается от этого кажущегося ей зловредным и неприятным
сожителя.

Смешение же в нас бессмертного и смертного, мы полагаем, осу-
ществлено богами, нашими творцами, по предписаниям Зевса и в
соответствии с гармонией Вселенной так, чтобы обе части нашего
неба, и бессмертная, и смертная, соединились в неком промежуточном
человеческом обличье. Ведь чтобы Вселенная могла быть полной и
законченной, нужно, чтобы она состояла из бессмертного и смертного
начал, чтобы она не была ни расколотой, ни раздробленной, но
действительно соединялась в некую единую систему. Ибо как есть
некоторые из имеющихся во Вселенной вещей, немало различающихся
между собой и соединенные посредством неких промежуточных зве-
ньев, так и смертные существа связаны с бессмертными посредством
промежуточного звена в лице человека. Если бы смертное начало
человека всегда находилось в связи с бессмертным, то оно само стало
бы бессмертным, получив бессмертие в результате постоянного общения
с бессмертным, и человек не был бы промежуточным звеном между
бессмертной и смертной частями природы, а целиком присоединился
бы к бессмертным. Если же бессмертное начало, один только раз
связавшись со смертным, все остальное время будет удалено от него,
то тогда возникнет разовое промежуточное звено между бессмертными
и смертными, но отнюдь не постоянное, не могущее постоянно соединять
смертные существа с бессмертными, а раз соединив, оно потом, с
кончиной самого смертного начала, разрушит и эту гармонию. Остается,
следовательно, [добавить, что это происходит] попеременно: то бес-
смертное начало находится в связи со смертным, то, когда последнее
гибнет, каждый из них оказывается сам по себе и живет отдельно, и
это таким именно образом продолжается вечно и бесконечно.

Именно эти догмы особенно культивировались философами школ
Пифагора и Платона. Разделялись они и духовными наставниками
других народов, в частности, теми из наших предков, которые столь
прекрасно унаследовали благочестие куритов. Исповедовались они
Зороастром и его последователями, причем именно к нему, наиболее
древнему из сохранившихся в памяти мужу, мы и возводим подобного
рода догмы, не считая, однако, что они начались с него, ибо данные
истины совечны миру и всегда живут среди людей, даже если бывает
так, что они господствуют то над большинством людей, то над мень-
шинством и уж, конечно, над теми, кто благотворно руководствуется
общими понятиями, заложенными в наши души богами; но просто
потому, что он является древнейшим из известных нам толкователем
этих верных положений, о котором говорят, что он старше более чем
на пять тысяч лет возвращения Гераклидов. Ибо не станем же мы
утверждать, что Мен, законодатель египтян, о котором также говорят,
что он больше чем на три тысячи лет старше указанного события,
был неким мудрым и серьезным законодателем. Ибо Никогда бы он
не стал, вопреки закону, устанавливать столь бесполезные и порочные
обряды в отношении богов, если бы сами догматы не были у него
порочными. Даже если у догматов, которые исповедовались его пос-
ледователями — священнослужителями, и было какое-то сходство с
указанными зороастрийскими, то и тогда не станем утверждать, что
подобного рода догматы были даны Меном, но что они, священно-
служители, сами обнаружили их благодаря занятиям, посвященным
поискам мудрости; и тем не менее даже в этом качестве они не смогли
улучшить обряды благодаря закону, учрежденному для них Меном, -
закону превосходному и спасительному для тех, кто имеет хорошие
законы, но, конечно, не являющемуся таковым для тех, кто пользуется
плохими, закону, не разрешающему им отваживаться даже на малейшее
изменение в унаследованных от отцов законах; так что они сами
живут, пользуясь важными догматами, в то время как толпа предается
свершению порочных обрядов. Были, следовательно, у иных народов
и иные разумные законы, причем некоторые были не без созвучия с
догмами зороастрийскими, не достигнув, однако, полностью точного
соответствия. Среди них были законы индусов и западных иберов,
которые даже оказались почти одновременны зороастрийским. Что
касается иберов, то ни их законодатель не известен нам по имени,
ни законов уже больше не существует у них. У индусов же многие
законы продолжают еще сохраняться, и законодатель имеет имя Дио-
нис, который, как говорят, прийдя извне, покорил индусов и посред-
ством надлежащих законов устроил жизнь народа. Ему, пожалуй,
будет тождествен и родившийся гораздо позднее от Семелы Дионис
душой или сильным подражанием его жизни: оба мужа в высшей
степени лишены воинственности. То же самое можно будет признать
и в отношении Гераклов: один родился от Амфитриона и Алкмены,
другой — Тириец, родившийся намного раньше первого; но эти два
мужа, напротив, в высшей степени воинственны. Так что временные
циклы всякий раз несут с собой и всегда будут нести подобные жизни
и действия; ничто никогда не возникало в мире нового и ничто не
возникает из того, что уже раньше когда-то не возникало в своем
роде и вместе с тем снова когда-нибудь не появится. И хотя в мире
нет ни одного безбожного народа, но у разных людей возникают
разные мнения в отношении божества; необходимо, чтобы существовало
одно единственное, постоянное и наилучшее мнение; все же остальные
гораздо более плохи, хотя одни из них ближе к наилучшему, другие
подальше от него, а некоторые удалены больше всех. Что касается
нас, то мы присоединяемся к тому мнению, которое является наилуч-
шим, т. е. к зороастрийскому, с которым пришла в согласие философия
Пифагора и Платона, — к мнению, которое превосходит все прочие
мнения точностью и к тому же является для нас своим, отечественным.
А посему только в этом мнении рассчитываем мы встретить чистое
блаженство, какое только для нас возможно. Что касается других мнений, то насколько каждое из них отдаляется от наилучшего, на-
столько пользующиеся ими отдаляются от блаженства и приближаются
к несчастью, а самые несчастные из них те, которые пользуются
мнениями, дальше всего отстоящими от наилучшего, вообще уходят
от блаженства, так как погружены в ужасную тьму по причине своего
невежества в отношении наиважнейших истин.

Но, скажет, пожалуй, кто-нибудь, некоторые из софистов, за
которыми пошло очень много людей, обещают своим последователям
гораздо большие блага, чем те, о которых мы извещаем род людской,
и даже доходят до утверждения, что они обретут некое чистое бес-
смертие, к которому не будет примешано ничего смертного, в то время
как, согласно нашим соображениям, души людей не перестанут всякий
раз, когда для каждой наступит ее период, связываться со смертной
природой. Но благоразумные люди прежде всего полагают, что кон-
тактировать следует скорее не с теми из людей, которые обещают
большие блага, а с теми, которые больше достойны доверия: стало
быть, и те рассуждения, которые возбуждают большие надежды, от-
нюдь не являются заслуживающими предпочтительного перед более
достоверными выбора, ибо вряд ли будет полезно, прельщаясь заман-
чивыми, но пустымн и бесполезными надеждами, задерживаться на
каких-то ложных мнениях в отношении наиважнейших истин, а не
на здоровых. Ведь верх несчастья — обманываться в отношении богов
, и наиважнейших для людей понятий и думать о них иное, чем полагается. Поэтому нет ничего удивительного, если то, что мы высказываем
о роде человеческом, покажется, пожалуй, здраво судящим лучшим

J по сравнению с тем, что возвещают софисты. Прежде всего они не
считают вечность ни целой и невредимой, ни присущей всему миро-
зданию и человеческой душе, ни идущей в обоих направлениях, но
' только в одном — в направлении будущего, утверждая, что вечность
' появляется только с рождением существ. Ведь даже это мироздание
f они представляют имеющим начало во времени и считают, что оно
)ji претерпит изменение вместе с человеческими делами, а чтобы казггться
j" более убедительными тем, кому они это возвещают, они, с одной
(' стороны, утверждают, что человеческие дела изменяются не сами по
, себе, но вместе со всей Вселенной, с другой стороны, полагают, что
! зло будет длиться какое-то недолгое время, а затем бесконечно долго бог будет воздавать великие блага. Подобного рода объяснение действительно в какой-то степени более убедительно, чем если бы они
| стали утверждать, что раньше бесконечно долгое время будет торжествовать зло, а затем бесконечно долго бог будет воздавать блага

!| Что же касается нас, то мы, сообщая человеческой душе целую, а не
b рассеченную пополам и искалеченную вечность, сообщаем ей тем
} самым и большее благо. Ведь ясно же, что эта вечность, охватывающая
' как прошлое, так и настоящее, гораздо лучше и прекрасней той,
рассеченной пополам, и что таким образом понимаемое вечнйе гораздо совершеннее и прекраснее того. Но, может быть, кто-нибудь возразит,
что прошлого уже нет, что не придется снова испытать его, тогда как
грядущее, даже если его еще и нет, будет благодаря своему будущему
существованию более существующим, нежели то, чему уже не суждено
быть. Так что оно, грядущее, будет и предпочтительным, ибо желание
уже не принимает в расчет прошлое, а целиком обращено в будущее
как более сущее; стало быть, и эта вечность, распространяющаяся и
на прошлое, и на будущее и превосходящая другую, охватывающую
будущее одним только небытием, не является на самом-то деле ни
большей, ни лучшей. Но мы...