М. ШИЛЬМАН
“ТАКТЫ ИСТОРИИ КАК ЭЛЕМЕНТЫ СТРУКТУРЫ ИСТОРИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ”
Традиционная периодизация исторического процесса, несущая черты простой причинности, удобна и доступна благодаря преимущественному заключению от причины к следствию. Смыкаясь со своеобразным гранулированием времени, она расчленяет тело исторической реальности, которое наделено иерархически совершенной анатомией и порядком субординации, превращая, зачастую, массив фактов в ряд искусно состыкованных частей. Ущербность практики разбиения исторического потока в том, что выделенным при задании смысловой направленности продолжительного процесса отрезкам времени приписываются уникальные доминанты, что неизбежно порождает стадиальную окраску явлений. Периодизация приводит чаще всего к тому, что оригинальность факта покрывается унифицирующей пленкой эпохи или века, а его интерпретации определяются не столько внутренними характеристиками, сколько соотнесенностью факта со временем его появления. Конечно, исторический материал членится на периоды, эволюции необходим момент прерывистости, дискретности и необратимости в конечных длительностях, но адекватным отражением подобного членение может быть лишь безобъектная, “лишенная опоры” периодизация, не благоволящая вводным установкам исследователя.
Гипотетический смысл истории уничтожается по мере того, как философия все больше нуждается в чем-нибудь вневременном для того, чтобы придать временному историческому процессу объективный смысл (1). Что же касается комплексной обусловленности исторических феноменов, то она с одной стороны не противоречит возможности построения такой модели развития цивилизации, в которой процессы сводятся к какому-либо общему толкованию, а с другой – создает изрядные сложности при работе с фактами.
Подобно точке в многомерном пространстве факт сопрягается с некоторым количеством координат, однако не обладает сам по себе реальностью, оставаясь составной частью некоего организма фактов, множества, принимаемой во внимание исходной базы данных. Более того, система координат, применяемая к событию или к их группе, включающая в себя определенную систему рассмотрения и методы координирования, в своем исходном пункте может полагаться как произвольная. За пределами рассмотрения неизбежно остаются события, не имеющие признаков, положенных изначально основными, так как в любом случае используемый в дальнейшем исследовании факт зависит от позиции субъекта исследования и представляет собой результат выбора из “базы данных” события, имеющего значение (2). Такая выборка представляет собой конечное множество элементов, сгруппированных в соответствии с некими принципами. В результате даже бесстрастные хронологические данные приобретают различное значение в различных множествах, а конкретные события могут представать перед исследователем как организованные или как такие, организация которых находится вне зоны непосредственного анализа.
В ходе любого исследования из истории вычленяется некий условно изолированный ряд или некоторое количество подобных рядов, на анализе которых концентрируется основное внимание. Элементы ряда, связанные между собой в неравной степени, непосредственно друг друга не определяют, что требует в каждом конкретном случае проверять обстоятельства на причинную уместность, возможную преемственность, степень непрерывности или дискретности. Преемственность вовсе не является самым очевидным свойством истории, а в пользу причинных закономерностей может свидетельствовать лишь абстрактное единство мирового порядка, относимое, скорее, к формам человеческого сознания, имеющим необходимость связывать всякое изменение с чем-либо предшествующим. Принципы тотальной причинной связи элементов в смысловом ряду отсутствуют, а прерывистость, скачки, точки – составляющие универсума – позволяют совершить переход от понятий связи к понятиям взаимной координации, отношения субординации и пропорциональности. Каждый элемент ряда, таким образом, включается лишь в сеть отношений с другими элементами этого ряда и, возможно, с элементами иных рядов, что подтверждает свойственную истории фундаментальную неопределенность.
Уделом историка остается конструирование, в основе которого лежит “интерпретация фактов, прячущих реальность” (3). При работе с длительными процессами история может быть не более чем интерпретирована или расшифрована в определенной мере и относительно определенных общих аспектов. Однако наиболее плодотворные результаты порой приносит перенесение в философию методов исследования, выработанных в других областях науки. Именно в научных исследованиях, касающихся глобальных проблем или длительных процессов, недостаточность “отраслевого” принципа наиболее заметна и вызывает необходимость использования принципов, направленных на оформление синтеза научных достижений различных дисциплин для решения задач отражения системного строения изучаемой реальности (4). Философия истории может конвенционально допустить при построении своих конструкций использование физических, математических и прочих подобных выкладок в качестве источника аналогий и ассоциаций. Подобное конвертирование касается, прежде всего, узкоспециальных законов. Относительно общих законов можно допустить, что они имеют совершенно аналогичные функции в истории и в естественных науках (5).
Неповторимость каждого исторического факта не снимает напряжения той борьбы, которую ведут между собой специфическое и повторяющееся, уникальное – и общее. Преодолением подобных проблем, присутствующих исподволь во многих исследованиях, является поиск чего-либо и специфического, и повторяющегося одновременно. Основанием нового восприятия всемирной истории должен стать некий постоянный и в то же время феноменальный ингредиент, не зависящий от индивидуального характера факта и конкретности события, присутствующий на протяжении достаточно долгого времени в историческом процессе, стоящий над понятиями эпохи, периода или века. Подобный элемент, мыслимый как имеющий определённую временную протяжённость, оставляющий свой след в хронологии, не являясь реальной датой и не завися от хронологии непосредственно, должен быть связан с ритмом истории большой длительности. Кроме того, будучи связан с ритмом, искомый элемент, точнее – импульс, не подверженный изменениям, колебаниям и флуктуациям, проявляется в историческом процессе периодически, определённым образом организуя исторический материал в плоскости событий, в которой происходит рождение, развитие, трансформация и взаимодействие исторических структур. Подобный импульс, о сопряжённости которого с миром реальных событий разговор пойдёт ниже, мы называем тактом истории. Трактуя ритм, в том числе и ритм глобальных исторических процессов, как стройную соразмерность с присущей ей мерностью чередования элементов, в массиве которых присутствуют ритмические соотношения, можно говорить о том, что такт играет в ритме основное значение. Череда тактов, выстраивающаяся с практически постоянным периодом, может рассматриваться как гармоническая пульсация, совмещающая в себе характеристики простейших периодических функций и системы периодических “всплесков”.
Определимся в основном: тактом истории называется та относительно узкая (около 100-150 лет) временная область, которая по данным эмпирического анализа оказывается плотно наполненной весомыми событиями из жизни исторических структур. В то же время, каждый такт сопряжён с регулярными пороговыми переходами в эволюции исторической макросистемы. В целом же такты истории могут восприниматься как постоянные ингредиенты факта или исторической реальности, представляя некую “постоянную” обозримой мировой истории (6
).Для удобства ориентирования должно единожды связать последовательность тактов истории с привычной хронологией. Соотнося начало рассматриваемого периода с XLII в. до н. э. и, присваивая ему метку нулевого такта, маркируем последующие такты, выдерживая шаг ориентировочно в 7 веков. В результате рождается базовая таблица соответствия веков и тактов истории:
|
Эра |
Век |
№ такта |
|
До нашей эры |
XLII XXXV XXVIII XXI XIV VII |
0 1 2 3 4 5 |
|
Рубеж эр |
I – I |
6 |
|
Нашей эры |
VII XIV XXI |
7 8 9 |
Предвосхищением идеи пошаговой организации длительных исторических процессов можно считать рассуждения Ортеги-и-Гассета о том, что “одним из самых любопытных метаисторических исследований явилось бы открытие больших ритмов истории” (7). Последовательность состояний, развивающаяся в соответствии с субординационным порядком возникновения пороговых условий, становится своеобразной опорой философско-исторической конструкции. Идея тактов истории предлагает форму организации событий во времени и призвана работать именно с всемирной историей, устанавливая один из принципов функционирования максимально возможного исторического целого. Такты истории сродни пульсу, они не находятся в причинной связи и, не будучи непосредственно источником информации или событиями в историческом смысле, не могут быть и взаимно обусловлены.
Даже сознательная ориентация на объективность в процессе исследования не может исключить следующий нюанс: потактовое рассмотрение всемирной истории, пытающееся хоть как-то избежать ординарной периодизации, исподволь вводит собственный элемент дискретности исторического времени. В связи с этим уместна аналогия с представлениями ряда учёных (Джеймс, Уайтхед, Вейс) о дискретности самого временного порядка, из которых вытекает понятие прихода событий шаг за шагом, “пульсационно” (8). В предлагаемой схеме тактов истории речь идёт не о пульсации событий, а скорее о пульсации их общего потока, при которой дискретность присуща не временному порядку, а порядку пульсаций.
Особенностью тактов истории должно считаться и то, что они не могут рассматриваться как некий доминирующий фактор, при выявлении действия которого история объясняется сполна. Такты истории могут мыслиться как “синхронизаторы” процессов в сложных системах, не вносящие корректив в историческую полиритмию. Выявление и анализ времен, именуемых временами тактов, позволяет перейти от рассмотрения исторической эволюции как преемственной к ее рассмотрению как пошаговой или потактовой.
Литература
