На первичных этапах осваивание новых территорий происходило во всех регионах идентично. Реки, служившие ресурсной базой государств, одновременно были и естественным ориентиром, привязкой на местности, транспортом, защитой и источником еды для войск и экспедиций. Движение по руслам рек и речным долинам в ранней фазе процесса расширения зоны обитания не имело в своей основе идей конкретного военного притязания или острой хозяйственно – экономической необходимости, а потому протекало достаточно спокойно и мирно. Египтяне с древнейших времен начали проникновение в Нубию и Синай, в Месопотамии движение было направлено на северо-запад, согласно руслам Тигра и Евфрата. Индийский очаг, самый обширный по начальному ареалу (32, с.14, 11, с.350), освоив нижнее течение Инда, развивался в направлении верховьев реки, а в дальнейшем – согласно географическим условиям Индо-Гангской равнины почти строго на восток. Китай, осваивая долину Хуанхэ, расширялся территориально в юго-западном направлении, заселяя равнины Янцзы и приближаясь к Тибетскому нагорью. Изначальные географические условия определяли направления движения каждого из очагов цивилизаций. Египет, ограниченный с запада Ливийской пустыней, кроме естественного движения вверх по течению Нила имел единственный выход на Ближний Восток через Синай, Палестину и Сирию. Месопотамский очаг, ограниченный с востока западной окраиной Иранского нагорья и массивом Кавказа с севера неминуемо расширялся в направлении Сирии, Палестины и Лидии. Столкновение интересов Двуречья и Египта в Сирии и Палестине было неизбежно. Последовавшие вслед за этим все формы взаимных контактов на фоне движения кочевников в том же регионе заложили основу образования в Палестине Израиля-первого из переходных звеньев. С образованием Палестинского переходного звена стал ощутим и геометрический центр Западного Метаочага, окружность которого была уже описана нами выше.

Сравнительно более позднее формирование Индийского очага и несоразмерность мощи Двуречья с шаткостью культуры Хараппы определило и возможности связи между этими двумя центрами. Несмотря на наличие довольно ранних торговых связей, принадлежность к разным Метаочагам была определяющей. Слабое движение Месопотамского очага в восточном направлении и столь же незначительное расширение Индийского – в западном как бы подтверждало наличие гипотетической границы 65-го градуса. Образование Мидии, подчинившей себе восточные территории вплоть до Дрангианы, усиление державы Ахеменидов, простиравшей зону своего влияния почти до Инда, возвышение государства Селевкидов, имевшего границу с Индией в том же районе после неудачной попытки Александра Македонского завоевать Индию-все говорило об автономности Метаочагов. Действительно, рассматриваемая территория лишь формально считалась 20-й сатрапией Мидии и была неопределенной границей Персии на востоке. Забегая вперед, можно сказать также, что в том же районе проходила граница Делийского султаната и ныне проходит граница Пакистана и Индии, сохранившая отчасти черты своеобразного раздела (ислам и индуизм).

Так или иначе, но второе переходное звено, обусловленное взаимным влиянием Двуречья и Индии, образовалось на территории Ирана и может быть названо Среднеазиатским переходным звеном. Влияние Индийского очага в восточном и юго-восточном направлении было преимущественным. Географические условия, определившее подобное направление, очевидны. Ограниченная с запада Сулеймановыми горами, с востока – пустыней Тар, с севера – Гималаями, индийская цивилизация развивалась в русле речных долин. Южная часть Тибетского нагорья надолго приостановила движение в восточном направлении и определила освоение центральной части Индостана в направлении на юг – к Цейлону. Китай, остановленный теми же отрогами Тибета, подчинял себе районы озера Хухунор и Джунгарию на северо-западе и территорию Вьетнама на юге. После налаживания связей Индии и Китая через Тибет образовалось третье, последнее Тибетское переходное звено, являющееся геометрическим центром Восточного Метаочага.

Разделенные на ранних этапах развития очаги цивилизаций, избавленные от необходимости жесткого воздействия друг на друга, будучи недостаточно развитыми историческими структурами, сходно проходили начальные фазы структурной организации, усиления и развития. Тенденция к росту и к давлению на соседние государства, которую постулирует ряд ученых (в частности-Тойнби), проявилась в полной мере лишь к моменту достижения достаточной внутренней стабильности. После этого вновь наблюдаются весьма сходные черты: движение осуществляется преимущественно в направлении ближайших соседей вплоть до непосредственного контакта. В местах контакта возникли “вторичные” исторические образования – переходные звенья. Формы же контактов очагов в зонах переходных звеньев, их интенсивность и результаты зависели в первую очередь от степени стабильности самих Метаочагов, на территории которых находились зоны инициации перехода (трансформации).

Просматривающаяся антитеза Западного и Восточного Метаочагов имеет свои основания и может быть прослежена по целому ряду нюансов исторического развития и особенностей каждого из них.

С другой стороны, Западный Метаочаг тяготел к заимствованию культов и богов, коллекционированию и импорту религий. В период расцвета Римской империи этот процесс достиг апогея, подтверждением чего может служить в частности проникновение культа Митры в Британию. Не исключено, что именно эта внутренняя склонность к заимствованию отчасти объясняет и парадоксально молниеносный успех ислама в пределах Западного Метаочага, собравшего в короткий срок – около 100 лет – под свои знамена около 200 миллионов человек (41, т.1, с.835) и не менее впечатляющие успехи христианства различных толков. В связи с этим следует отметить тот факт, что подобное массовое принятие привнесенной религии вследствие иноплеменного завоевания есть нечто неизвестное древнему миру (42, с.89)

Если религия вед, принесенная кочевниками-ариями с северо-запада, в Индии не соответствовала новым условиям жизни, иной природе, наличию отдельных дравидских воззрений и развивающимся социальным отношениям, а потому развивалась путем многогранного видоизменения, то религия Авесты, принесенная ариями с северо-востока в зону Западного Метаочага пошла после деятельности Заратустры путем кодификации, оформления гат создания Младшей Авесты и в результате в форме развитого зороастризма стала государственной религией державы Сасанидов.

С государственной точки зрения также имеются заметные отличия в устройстве Метаочагов. Идея централизации, объединения и – как результат – постоянная захватническая политика в отношении соседних государств, постоянный пересмотр границ путем проверки военной мощи претендентов на те или иные территории, бурная дипломатическая деятельность, династические связи и внутридинастические распри, реформы приводящие к военным и внутренним организационным столкновениям – все это было свойственно, прежде всего, Западному Метаочагу. Восточный Метаочаг, поначалу больше ориентированный на колонизацию новых земель, не отличался столь высокой плотностью военных событий. Меньшие возможности контакта, разнесенность Индийского и Китайского очагов и огромные территории исключали столь бурную политическую жизнь. В самом строении индийского общества изначально монархическая власть не имела особой силы, не было развито рабство как в Египте или Двуречьи к этому моменту, организация времен Хараппы вообще не определена однозначно, хотя городская развитость находилась на очень высоком уровне (12, с.40). Западный Метаочаг отличался сосредоточением всей власти, по крайней мере, номинально, в руках абсолютного владыки и верховного жреца. В Индии до династии Гуптов страна была столь слабо объединена, что отдельные махараджи не обладали той полнотой власти над подчиненными им раджами, какой обладал, например, фараон над князьями номов (44, с.381). В Китае правление множества относительно суверенных ванов практически не зависело от воли формально правящего императора.

Исходя из множества факторов, специфичных для каждого из Метаочагов можно ввести дополнительные характеристики. Учитывая множество сменяющих друг друга государственных структур Западного Метаочага и отсутствие этого в Восточном, анализируя различные для Метаочагов последствия вторжений племен, народов, религий и идей, культурно-религиозную гибкость востока и консерватизм наряду с тенденциями заимствования запада, а также множество других более мелких на первый взгляд нюансов, можно определить Западный и Восточный Метаочаги как соответственно нестабильный и стабильный, и рассматривать направление общего градиента стабильности с запада на восток в соответствии с направлением последовательности становления очагов цивилизаций и структурированием Метаочагов.

Фактор стабильности начинает играть весомую роль при дальнейшем анализе функций и особенностей каждого из переходных звеньев. Нестабильность, удаление от равновесного состояния, присущее Западному Метаочагу стало залогом появления новых форм организации, возникновением определенной дисимметрии Метаочага, увеличением весомости единичных событий и достаточно случайных выборов из ряда имеющихся в конкретной ситуации. Стабильность Восточного Метаочага, тяга к достаточно стационарным состояниям, гибкость и – вследствие этого – высокая культурная живучесть определило более высокую замкнутость исторических систем в его зоне и в результате – государственную слабость, недолговечность форм организации и легкость перехода к хаотическому дроблению.

Появление Палестинского переходного звена в VII в. до н. э. в пределах Западного Метаочага ознаменовало начало стадии дифференциации внутри исторической макроструктуры со времени пятого такта. Первое из переходных звеньев, становление которых подчинялось общей последовательности появления очагов цивилизаций и было сонаправлено с градиентом стабильности, несло в себе все основные признаки породившего его Метаочага. Основными этапами его предыстории служили сношения Египта и Двуречья и результаты вторжения семитских племен в Палестину. Относящийся к четвертому такту легендарный выход евреев из Египта завершился их приходом в Палестину и организацией на завоеванной территории своего государства. И государственное, и религиозное устройство Израиля с ранних времен стало связываться с Иерусалимом, которому в дальнейшем суждено было стать центром Западного Метаочага. Одной из отличительных особенностей Израиля стало проведение в жизнь строгого монотеистического культа, что разительно отличалось от традиций рядом лежащих стран. Отход от многобожия, не удавшийся в свое время в Египте, закреплялся в теологических разработках, связанных непосредственно с историей образования государства. Реформы царя Иосии, направленные на повышение темпов развития государства совпали по времени с работами по упорядочению текстов Торы и оформлению устных религиозных традиций в виде текстового канона. В результате развития к пятому такту в Палестине было полностью завершен свод Пятикнижия, последняя часть которого – Второзаконие – прошло кодификацию в 622 г. до н. э. Монотеизм в форме иудаизма, чуждый соседним культурам, надежно закрепился на территории, где сталкивались притязания Египта и Междуречья. Наступающее время пророков обусловило начало собственной национально – религиозной мистики и детальную разработку канона классического иудаизма. Известная нетерпимость к чужим богам и – в общем случае – к многобожию и идолопоклонству определила характер развивающегося государства. Религиозная доктрина “избранного народа” приводила к постепенному замыканию внутри себя структур Палестины. Изначальная племенная раздробленность, выраженная в более позднее время принципом деления территории на 12 областей в соответствии с 12 коленами, закладывала основу межплеменной розни, ослабляющей союз территорий в целом. Естественная неприязнь со стороны соседей в значительной степени определялась религиозной нетерпимостью иудеев и пережитками воинственного настроя времен завоевания земель ханаанеев и филистимлян племенами евреев, вторгнувшихся с юга. Религия, ставшая государственной в Иудее была принесена племенами. Согласно Ветхому Завету, корни ее уходили во времена египетского пленения и движения через Синай. Так или иначе, религия завоевателей вытесняла старые культы Палестины и все больше догматизировалась по мере своего развития. Разрушение Иерусалима и Первого Храма в начале VI в. до н. э. специфики переходного звена не изменила и государственной структуры не уничтожило. Город был восстановлен, возведен Второй Храм, и иудаизм продолжил свое развитие параллельно с развитием государственности вплоть до времени шестого такта. Приближение Израиля как переходного звена ко времени своей максимальной функциональной значимости – 6-му такту (рубежу эр)- сопровождался, прежде всего, трансформацией формы правления в теократическую, а также учащением военных столкновений на его территории. С 171 по 160 гг. до н. э. произошли события, связанные с очередным разгромом Иерусалима, взятие его войсками Маккавеев, разгром Иудеи. Теократия повела политику посильного распространения официального иудаизма в пределах контролируемой территории, которая постепенно перерождалась в насаждение, подкрепленное военной силой и политическим давлением. Крупные государства со сформированным религиозным мировоззрением практически не испытывали влияния иерусалимского жречества; под давление с его стороны в основном подпали местные племена, малые народы и остатки коренного населения. Внутренние междоусобицы на территории родственных царств Палестинского переходного звена, длившиеся до середины I в. до н. э., сменились во время шестого такта подчинением территории Ближнего Востока Римской империи. В 63 г. до н. э. Иудея превратилась в римскую провинцию. До 6 г. н. э. местной иудейской власти была дарована римская клиентела, позже Иудея стала входить в состав провинции Сирия и с 70 г. стала самостоятельной римской провинцией (25, с.238).

Таким образом, история Палестинского переходного звена, начавшись во время 4-го такта выходом евреев из Египта, закончилась разрушением их государства во время 6-го такта. Возникновение в последний период истории переходного звена иудейско-эллинистических концепций философии, одним из выразителей которых стал Филон Александрийский, развитие гностических учений и рождение христианства как иудаизма без присущей последнему ярко националистической окраски стало наиболее существенным фактом истории Западного Метаочага 6-го такта. Возникновение новых стратегически воззрений и связанная с ними последующая история Европы засвидетельствовали выполнение переходным звеном своих функций, диалектически обоснованное отмирание подобной формы, а также гибель Западного Метаочага как макросистемы древних очагов цивилизаций.

В VII в. до н. э. с деятельностью Заратустры начинается процесс формирования Среднеазиатского переходного звена. Мидия явилась очагом, откуда распространялись определенные религиозно-философские представления, являющиеся наиболее характерным фактором развития региона во время 5-го такта (45, с.374). Гаты, как высоко чтимые религиозные тексты начали создаваться в восточной части Мидии или даже еще восточнее, если учитывать органическую общность Авесты и Ригведы, и первоначально оформились к 700 г. до н. э. К тому же времени уже существовали храмы огня, причем отправляемый в них культ был аналогичен культу Агни в Индии. Параллели между ранними зороастрийцами Ирана и брахманистами Индии, проявляющиеся во многих культовых, языковых и мифологических сходствах подчеркивались аналогичным социальным делением обществ, которое нашло отражение и в культовой сфере. Принципиальным признаком послойного деления общества стала градация видов священного огня и в культе индийского Агни, и у мидийских огнепоклонников. Три разновидности огня – родовой, общинный и союзный ведической Индии, соответствующие трем варнам, имели место и в среде авестийцев, разделенных на сословия жрецов, воинов и земледельцев (46, с.6-7, 59). Процесс созидания мидийского варианта зороастризма, изобилующего различными рудиментарными формами зерванизма и религии магов, совпадал с процессом становления Мидии как государства. Население Ирана того времени вело жизнь, обособленную от соседей: и от народов ассирийской империи, и от индийских ариев (47, т.7, с.230). Даже став восточной областью Мидийского государства, Иранское нагорье в силу многих и территориальных, и исторических особенностей существовало достаточно автономно и замкнуто. Впрочем, восточные границы Мидии никогда не были точно определены, а приблизительным ориентиром может условно считаться центр Иранского нагорья (45, с.340). Западная же окраина будущей весьма протяженной державы к 700 г. до н. э. взамен коренного населения была заселена пленными поселенцами из Сирии, Палестины и Вавилонии.

Именно в таких условиях, с учетом начала всеобщего религиозного брожения в этом регионе (Варден), начался процесс объединения земель под главенством Мидии. “Лоскутная империя” с 673 г. до н. э. добивается независимости и, пережив кратковременное скифское господство в 625 г. до н. э., к концу VII в. до н. э. подчиняет себе Скифию, Урарту и другие государства. Разгром Ассирии завершил структурное построение Мидии. Мидийские цари, разрушившие до основания Ниневию в 612 г. до н. э. по всей видимости, уже были зороастрийцами (47, т.7, с.240-241; 45, с.389-392). Определив сатрапии от Египта до Индии, Мидийское государство и Среднеазиатское переходное звено сформировались окончательно.

Совокупность исторических и географических факторов обусловила время и место становления Тибетского переходного звена. Местность одинаково удаленная от Китайского и Индийского очагов цивилизаций, естественным образом изолированная от внешнего мира, через которую не проходили торговые пути и войска, стала местом организации третьей, последней вторичной исторической структуры. Кочевники Тибетского нагорья, верховьев Хуанхэ и окрестностей озера Хухунор заявляли о себе, совершая набеги на караваны, идущие “шелковым путем”, тревожа западные границы Китая и воюя между собой, пытаясь определить шансы на безусловную гегемонию в этом районе каждого союза племен. В 60 г. до н. э. (6-й такт) племена, именуемые у китайцев западными Цянами, были подчинены Китаю путем военного вторжения. Однако, придерживаясь установившейся традиции, китайцы отгораживались от варваров, не признававших законы Поднебесной и говоривших на языке, который оставался для китайцев непонятным вплоть до середины I в. н. э. (50, с.21-22). Тесное общение с Китаем подхлестнуло развитие государственных структур Тибета, идущее путем создания и военного усиления варварских королевств. Первые подобные государства родились в непрекращающихся набегах на западные провинции Китайской империи, перемириях, обменах дарами и представителями. Цянам был присвоен императорский титул, под знаком которого ускорился процесс консолидации племен. Долгий процесс развития института ханства, общение с Китаем и заимствование политических китайских разработок привели к созданию достаточно сильной, молодой, оригинальной государственной структуры. Уже первый император династии Тан (VII в., 7-й такт) заключил мир с тибетцами и подкрепил это династическим браком. Ни первое, ни второе не стало достаточным основанием для спокойствия в западных окраинах империи. Постоянные набеги продолжались, ограбляемые земли не имели возможности нормального развития. Однако, реально оценивая расстановку сил, китайский двор признавал в королевском достоинстве многих хухунорских ханов. В 634 г. образовалась Турфанская империя. Между Китаем и сильном в военном отношении соседом была торжественно освящена граница совершением китайских жертвоприношений и отправлением буддийского культа. Основателем тибетского государства считается Сронцзан-гамбо, умерший около 650 г. при котором были объединены северное кочевое и южное оседлое население Тибета. Ряд завоевательных походов на север и на запад, установление дружеских отношений с княжеством Непал и налаживание связей с Индией, куда в 632 г. было направлено посольство, разработавшее на базе индийской письменности тибетское письмо, стало началом развития и усиления государства. Политический и культурный рост сопровождался бурной деятельностью по переводу буддийских книг – оригиналов и поздних комментариев – на тибетский язык. Как древнейший период в истории тибетской литературы и религиозного развития, VII в. называют началом “периода первоначального распространения буддизма” (3, т.11, с.249-250).

К концу VII в., осуществляя военное давление на западный Китай и Среднюю Азию, тибетцы подчинили себе часть тюркских племен и китайских территорий. Сохранились данные об отсылке “подарков” китайским двором в Тибет (50, с.193), свидетельствующие о реальной силе тибетского государства и боязни Китая крупномасштабной интервенции с запада. Семена буддизма, брошенные на тибетскую почву, дали небывалые всходы. Система местных верований бон, сопротивляясь наступающему буддизму, тем не менее, отступала и теряла своих поклонников. Отдельные части древних религиозных воззрений приживались в местной буддийской среде. Тибет, в отличие от других районов Индокитая, перевел к себе буддизм в самом крайнем его развитии – в мистицизме (51, т.3, с.VII). В конце VII в. был возведен первый монастырь в Тибете – Джокан и началось строительство Будалинского дворца, а также будущей резиденции лам – дворца Потала в Лхасе.

Тесные отношения с Индией и Китаем, крупными и развитыми государствами, подгоняли развитие молодого тибетского государства, подчинившего своей власти тангутов и тогонцев на севере и китайскую провинцию Сычуань на востоке. Религиозно-культурные отношения с Индией разработка основ тантризма, прием послов из Наланды, перевод сутр и канонов составляли основную деятельность более статичного Юга. Подвижный, кочевой в своей основе Север был нацелен на Китай. Возобладавшие военные амбиции империи привели к началу конфликта с Китаем. Последовательное экономическое и политическое развитие сменилось захватнической политикой силы. Прервав мирные отношения, тибетцы нанесли удар по Поднебесной и, разграбив западные провинции, дошли до танской столицы. Военный успех оказался началом государственного ослабления. Спустя некоторое время, мирный договор был возобновлен, но тибетская империя погибла, распавшись на множество удельных земель. Время смуты, сопровождающееся гонениями, которым подвергались, прежде всего, буддийские общины, попытки организовать новое государство, распри между князьями и продолжались до начала XII в. Вслед за временем реакции наступила реставрация. “Красношапочники”, оформившиеся как община еще во времена седьмого такта, возвратились в страну, вновь открылись монастыри, получающие информацию из Индии, буддизм достиг максимального усиления особенно в Южном и Западном Тибете.

Кратко описав историю каждого из трех переходных звеньев, целесообразно будет, просуммировав, осветить сходство динамики их раз вития, становления, формирования, реализации и гибели. Общность основных черт, подчеркивающая функциональную общность, настолько очевидна, что, проанализировав каждую черту в отдельности, можно для наглядности завершить теорию переходных звеньев сводной таблицей (Рис. 2).

Слабость с государственной точки зрения присуща всем переходным звеньям в большей или меньшей степени в зависимости от рассматриваемого периода. Палестина, занимавшая малую территорию, отличалась раздробленностью. После завоевания побережья территориальные изменения были незначительны, и основные военные действия были связаны с вторжениями извне или междоусобными войнами, первенство в которых держали Иудея и Израиль. Среднеазиатское переходное звено, в государственном плане ассоциирующееся, прежде всего с Мидией, а после-с Парфией и государством Сасанидов, отличалось большей устойчивостью. Однако Мидия являлась образованием рыхлым, империя – лоскутной, просуществовала она недолго; Парфия, отразив римлян, сменилась государством Сасанидов, которое вело с переменным успехом войны с Византией, но долговечной силой не обладало и было сметено мусульманским вторжением всего за несколько лет. Преемственность в зоне развития Среднеазиатского звена заметна по поздним источникам времен правления Сасанидов. Прокопий Кесарийский называет армию персов мидийской, а Г. Дестунис, комментируя, относит это к своеобразной литературной традиции (52, т.1, с.9), в ходе которой персов именовали и парфами, и мидами. Данный факт следует отнести не только к литературной, но и к зороастрийской традиции, являющейся коренной основой подобных аналогий. Кроме того, мидийцы родственны персам. Историко-функциональному значению Среднеазиатского переходного звена обязан тот факт, что через полторы тысячи лет после величия Мидийской империи и через сотни лет после расцвета Парфянского царства персы именуются как и свои предшественники. Следует заметить, что развитие переходного звена начинается во времена усиления Мидии, структурное созревание происходит при Парфии, а созревание и реализация – при Сасанидах. Тибет отличался наряду со слабой граничной определенностью недолговечностью сильной государственной структуры. Дальнейшее развитие региона изобилует лишь набегами и внутренними стычками, а с момента становления религиозного правления – почти полным отсутствием реальной военной мощи.

Иудаизм монотеистического толка разительно отличался от царящего вокруг многобожия; дуалистическая концепция зороастризма не имела аналогов, хотя и выводилась из ведических воззрений; ламаизм, сформировавшийся как направление буддизма, представляет, тем не менее, достаточно обособленное течение. Религии всех трех переходных звеньев отличны от религий их породивших очагов цивилизаций. Древневосточным религиям и идеологиям вообще были, как правило, чужды догматизм и сознание собственной исключительности. Это качество отнюдь не присутствовало у догматических религий переходных звеньев. Идея богом избранного народа в Иудее, утверждение статуса исключительности зороастрийцев и заведомая высокомерная неприязнь тибетских мистиков к последователям иных учений разительно отличались от “всеядности” традиционных религий их регионов. В качестве дополнения можно привести мнение М. Вебера, считавшего, что индийское учение о карме, дуализм зороастризма и иудаистская доктрина предопределения сокрытым Богом сходны тем, что “…они дали удовлетворительный рациональный ответ на вопрос о причине несоответствия судеб людей их заслугам” (36, с.50).

9. Теократическое насаждение.

Для иудаизма это 5-й и 6-й такт: время Первого Храма, пророков и Второзакония и время Второго Храма, фарисейства, рождения христианства. Для зороастризма-6-й и 7-й такт: раннее огнепоклонничество мидийских магов с сильным оттенком зерванизма и государственная религия времен Сасанидов. Для ламаизма-7-й и 8-й такт: учение “красношапочников” и “желтошапочников” Цзонхавы.

Временное пристрастие, под которым понимается акцентирование внимания религиозно-философской мысли на будущем, настоящем или прошлом, меняется по ходу развития каждого переходного звена аналогично. Для Палестинского переходного звена: ранняя стадия – ожидание получения страны (страна обетованная) – в будущем; стадия расцвета – создание, восстановление, содержание Храма и Закона – в настоящем; стадия разрушения и реликта – воспоминание о Храме, государстве, власти, попытки замены утерянного прошлого книжным суррогатом – устремленность в прошлое (сохранение традиции). Для Среднеазиатского переходного звена: ранняя стадия – деятельность Заратустры, составление гат, ожидание победы нового вероучения – в будущем; стадия расцвета – создание доктрины, культа, кодификация источников, превращение религии в государственную, политическая борьба – в настоящем; стадия разрушения и реликта –сохранение традиций, борьба за возможность отправления культа по-старому, обособленность, восстановление языковых ключей к Авесте – устремленность в прошлое. Для Тибетского переходного звена: ранняя стадия – государственное определение, перенятие буддизма, направленность на сильную империю в русле хинаяны – в будущем; стадия расцвета – империя, объединение юга и севера, расцвет буддизма, войны, расширение сферы влияния создание письменности – в настоящем; стадия разрушения и реликта – косность, обособленность, создание архивов древних писаний и переводов, воспоминания о реальной власти, архаичная теократия- устремленность в прошлое. В заключение можно отметить возможность условного деления переходных звеньев по критерию стабильности, вытекающего из рассмотренного выше понятия стабильности Метаочагов. Палестинское переходное звено, будучи центром Западного Метаочага может котироваться как нестабильное; Тибетское – центр Восточного Метаочага – как стабильное. Среднеазиатское переходное звено, принадлежащее, по сути, к границе Метаочагов, но территориально более приближенное к Западному, тяжело определить однозначно ввиду множества нюансов этой территории и функций самого переходного звена. Справедливо будет обозначить его как аморфное, т.е. подвергающееся воздействию как Западного, так и Восточного Метаочага.

14. Принцип “золотого сечения”

Время шестого такта характеризуется в первую очередь полной функциональной деградацией Западного Метаочага, обусловленной разрушением древних структур первых очагов цивилизаций, и реализацией функций Палестинского переходного звена. В фокусе исторического развития на рубеже эр оказались процессы, направленных на создание новых исторических организмов на территории будущей Европы. Характерной чертой рубежа эр становится также установление непосредственных трансконтинентальных контактов между “Востоком” и “Западом”, противопоставление которых возникло в то же время – около I в. н. э. в Римской империи (47, т.6, с.143).

К рубежу эр Египет и Междуречье столкнулись со сходными проблемами, вызванными изменениями природных условий в земледельческих районах, базировавшихся на системе искусственного орошения. Засаливание земель, заболачивание речных долин и приход в упадок старой системы ирригации не давали возможности одновременно прокормить растущее население и сохранить объем экспорта. Население, численность которого в Двуречьи превышало 5 млн. человек, а в Египте достигало 7-9 млн., было вынуждено переходить к новым формам хозяйствования, реорганизовать техническую сторону и сменить саму структуру государственно-экономического механизма. Глубинных, коренных изменений требовала и складывающаяся в зоне Западного Метаочага ситуация, обусловленная конкретными политическими событиями.

С началом эллинизации средиземноморья Египет потерял свою былую мощь и индивидуальность, а, лишившись к 200 г. до н. э. владений в Эгеиде и Малой Азии был обречен на постепенное, но неуклонное ослабление. Превращение страны в 30 г. до н. э. в римскую провинцию и потеря ею какой-либо самостоятельности стало логическим завершением истории египетского очага цивилизации как первичного исторического образования.

Завершением обзора истории Египетского очага цивилизации может служить наблюдение за потактовым порядком смен египетских правящих династий. Ниже дается хронология с указанием века и такта для сменяющихся династий, а также их порядковый номер. Нетрудно заметить также еще одну особенность размеренного династического движения в Египте: согласно порядковому номеру сменяющейся или сменяемой династии, в промежутке времени между любыми двумя тактами правление осуществляло постоянное число династий – семь.

Таблица 3

Двуречье, ставшее частью территории Парфянского царства, с переменой основной религии утратило традиционный авторитет Вавилона и было в значительной степени эллинизировано. Местная специфика размывалась, уступая место общему для всего средиземноморья культурно-политическому статусу государства с давней историей и самостоятельной религиозно-культовой системой. Разрушение былых форм Месопотамского очага цивилизации заключалось в полном территориальном и культурном смешении районов Среднеазиатского переходного звена и собственно древнего очага. Вавилоняне смешались с арамеями, шумерский язык, долгое время остававшийся языком религиозного культа и науки, изучавшийся в школах и сохранявший определенную ценность, исчез в I в. н. э. (13, с.92). Месопотамская астрономия, долгое время определявшее развитие астрономии в пределах всего Западного Метаочага, сошла на нет к началу нашей эры, оставив массу результатов наблюдений и текстов, самый поздний из которых датируется 75 г. (54, с.106).

Парфяне, подчинив себе обширные территории, часть которых входила раньше в состав государства Селевкидов, не прекращали попыток расширения существующих границ. Во второй половине I в. до н. э. они временно оккупировали Сирию, а авангарды дошли до Иерусалима в 40 г. до н. э. (26, т.2, с.467). Несмотря на определенные трудности сообщения, парфянское правительство поддерживало контакт с далеким Китаем и даже отсылало туда дипломатические подарки (34, с.41). Парфия, являясь основной силой, сдерживавшей продвижение римлян на восток, унаследовала сдержанную антиримскую политику от эллинистических структур Средней Азии, существовавших с момента образования ряда стран под властью греко-македонских династов. Одно из первых вооруженных столкновений Рима и Парфии относится к 65 г. до н. э. В 54 г. до н. э. римляне начали массированное вторжение в Месопотамию, но уже в 53 г. до н. э. потерпели столь серьезное поражение, что надолго отказались от попыток захвата плодородных земель долин Евфрата и Тигра. Позднее, проникнув в Вавилонию, одержав ряд побед и захватив Селевкию, римляне создали чисто номинальные провинции Месопотамия и Ассирия, но продвинуться дальше на восток к Ирану не смогли.

Общая расстановка сил в регионе осталась прежней и граница собственно Римской империи не могла быть продвинута восточнее верховьев Тигра и Евфрата. Расширение империи, обусловленное границами Западного Метаочага, не могло затронуть район Среднеазиатского переходного звена. Наследники Древнеперсидского царства Ахеменидов контролировали караванные пути, связывавшие Восток с Западом и приносящие крупные доходы. В обеспечении функционирования торговых артерий были заинтересованы и римляне, и парфяне. Кроме того, торговля влияла на благосостояние пограничных территорий, в частности – Сирии. Перечисленные факторы, к которым добавлялись конфликты внутри правящей верхушки Парфянского царства, обусловили необходимость заключения союза между Парфией и Римом. Государственный переворот 12 г. в Парфии, в результате которого к власти пришли антиримски настроенные политики, окончательно похоронил планы Рима по усилению своего военного давления в восточном направлении. Стремясь сохранить достигнутое, Империя развернула широкую дипломатическую кампанию, направленную на обеспечение жизнедеятельности своих торгово-политических форпостов. Превращение Армении, которая во времена правления Тиграна II (95-56 гг. до н. э.) представляла собой большое сильное государство, открыто выступавшее против Рима, в государство фактически от Рима зависимое, укрепило позиции империи на востоке: парфянские, индийские и скифские посольства приходили в Рим (55, т.1,с.77). Борьба Боспорского царства против Рима близилась к концу после предпринятой римлянами морской блокады северочерноморского побережья, что парализовало торговую деятельность прибрежных городов. В 63 г. до н. э. Фанагория поднимает восстание против Митридата, в результате заговора во главе государства оказывается его сын Фарнак, не поддерживающий идеи войны с Римом. Фракийские племена были оттеснены до областей Нижнего Дуная, объединение геттов с трудом удерживало продвижение римлян. Дунайская граница была вскоре восстановлена, однако возможностей продвижения римских легионов на восток уже не было: пограничные государства были ненадежны и слабы.

Последовавший позднее распад Парфянского царства не повлиял на доминанты развития Ирана. Государство Сасанидов, будучи поначалу формой военной диктатуры, реанимировало идею величия Персии, назвав державу Новоперсидской. Жесткое проведение в жизнь национальных идей развития зороастризма и сдерживания во что бы то ни стало вторжений с запада на территорию Центральной Азии превратила парфян в злейших врагов Римской Империи.

В самом Риме время шестого такта отмечено кардинальными изменениями, сопряженными как с поступательным развитием империи, так и с наступлением фазы максимального усиления ее государственного организма. Период усиления, начавшийся с прецедента гражданских войн, не имел аналога ни ранней римской истории, ни в истории предыдущих империй. В отличие от междоусобиц, порожденных раздробленностью страны и удельным правлением, локальными восстаниями и внутрисемейными столкновениями отдельных династий, внутренние римские войны отличались тем, что выступили друг против друга регулярные войска. В централизованном государстве их предводители ставили задачи по захвату столицы, преследуя цели установления собственных фамильных династий. Начальной датой гражданских войн можно считать 83 г. до н. э. По окончании диктатуры Суллы и восстаний рабов началось крупномасштабное завоевания Галлии Цезарем, что положило первый камень в основание будущей Европы. Используя межплеменные распри галльских князей, Рим создал в своем лице посредника в территориальных и организационных спорах, а созыв своеобразной конференции племен дал возможность вмешиваться во внутренние дела княжеств, вербуя сторонников римского пути развития. К 52 г. до н. э. подобная политика привела к полному подчинению галльских племен Римской империи и одна из богатейших областей Западной Европы была присоединена к римским владениям. Пятидесятые годы I в. до н. э., начавшись победами над европейскими варварами, завершались новой гражданской войной и введением диктатуры Цезаря. Политическое развитие привело к падению республиканского правления в 30 г. до н. э. и с 27 г. до н. э. в Риме установилась новая форма власти – принципат Августа, с которого начала отсчет времени ранняя империя.

Гигантское территориальное расширение создало необходимость проведения стратегической реформы военной и хозяйственной политики Потеря легионов Красса в Междуречьи, германских легионов в Тевтобургском лесу (9 г.), удержание Египта, Иудеи, Северной Африки, Испании, Галлии, Британии, Греции и Передней Азии обусловили усилия империи по стабилизации огромного государственного организма. Границы были определены, провинции обложены налогами, смуты методично подавлялись. Некое равновесное состояние было достигнуто и целью власти стало создание своеобразного Pax Romana, внутри которого не исключалась возможность борьбы за императорскую власть. Необходимость достижения слаженной работы всех частей империи как основы дальнейшего развития определила политику отказа от широкомасштабных завоеваний. Усилия администрации сосредотачивались на решении внутренних проблем. Проникновение на северо-восток – в Германию, как и на юго-восток – в Междуречье и Аравию не удалось; северная граница определялась географической границей континента, южная – пригодной для хозяйствования прибрежной полосой Северной Африки; на западе римские легионы дошли до Атлантики и Гибралтара. Империя была создана и расширена до предела, ее правителями начала проповедоваться “эра мира”. С I в. до н. э. римляне начали практиковать вывод колоний за пределы Италии, используя в качестве мест закладки новых городов исторически известные территории и разрушенные в войнах зоны бывших городов (колонии образовались на месте разрушенных Карфагена и Иерусалима). На рубеже эр Август Октавиан начал сокращение численности римских войск, доведя количество легионов до 25 против 70 бывших до того (8, т.2, с.602), и одновременно с этим провел реорганизацию самих легионов качественно и количественно (25, с.310-311). Со времени начала гражданских войн правительство начало проводить политику создания постоянной армии, не имевшей уже прежнего национального характера, но точнее отвечающей требованию времени и внутренней обстановке в столице.

К I в. н. э. относится факт начала непосредственного торгового контакта Рима с Китаем, подкрепленного позднее отправкой посольства Рима ко двору китайского императора, а также резкое увеличение объемов торговли с Индией (56, с.91). Торговые успехи Рима на Востоке сопровождались политическим ослаблением центра. В 66 г. император был вынужден пойти на компромисс, короновав в Риме армянского царя, который был ставленником Парфии. Армения, став по существу вассалом Парфии, вышла из-под римского контроля. Ослабление империи на периферии в значительной степени было обусловлено необходимостью внутренней реорганизации страны, затрагивающей все стороны жизни. При помощи консультантов из Египта была проведена календарная реформа и полноправно введен юлианский календарь. Развивались искусства, творили Овидий, Гораций, Сенека, Вергилий. Масштабы империи ускоряли развитие картографии, что было отмечено появлением географии Страбона, повлияли на изменение системы цензов, причем перепись населения проводилась трижды на рубеже эр. Алгоритмом общественного существования становится римский стандарт и унификация всех составных частей государства по общему принципу. Противопоставление Италии и провинций угасало с дальнейшим развитием идеи всеобщности империи, хотя еще в I в. до н. э. существовало разделение на “италиков” и “римлян”. На смену эллинскому понятию Ойкумены пришло понятие Империи с населением, численность которого близилась к 100 млн. человек, граничащей с варварскими землями, не считающимися впрочем, исключенными из общеполитического расклада.

Последовавший в 68-69 гг. государственный кризис, связанный отчасти со смертью Нерона, приостановил римскую экспансию в районе Черного моря, ослабил позиции на Дунае и вызвал восстание в Иудее. Кавказское побережье оказалось вне досягаемости для римских войск, Боспор, будучи союзником Рима в борьбе с даками и сарматами, фактически располагал независимостью, Иудейская война, закончившаяся разрушением Иерусалима, не смогла окончательно разрешить восточный вопрос.

Империя, включавшая в себя как западную часть древнего Западного Метаочага, так и земли, развитие которых еще только начиналось, стала символом гибели самого Метаочага. Разрушение центра Метаочага и фактическая ликвидация Палестинского переходного звена сопровождались открытием широчайших возможностей и огромных территорий для христианства. Включение в состав империи половины Метаочага, вторая половина которого уже представляла из себя часть Среднеазиатского переходного звена, стало последними фактом, свидетельствующим о гибели Западного Метаочага. Египет, лишившийся независимости, политическую и независимость своего пути развития, потерял связующую нить с традицией и древностью еще во времена эллинизации страны. Вавилония сохранилась лишь как территория с историческим именем, население Двуречья смешалось, местные культы практически исчезли. Твердая организация внутри Метаочага ушла в небытие, территории, не подвластные Риму, получили возможности развития в ином, новом русле, определяемом уже не номинальными древними традициями очагов цивилизаций, а конкретными национально-политическими интересами молодых государственных структур.

Гибель Западного Метаочага на рубеже эр сопряжена с рядом символов, которые в контексте исторического развития Метаочага можно трактовать как символы грядущего упадка. К ним мы склонны отнести канон “чудес света” или достопримечательностей цивилизованного мира, составленный греками и сохранившийся как традиция до сего дня. Самый древний перечень (II в. до н. э.) включает в себя стены Вавилона, статую Зевса в Олимпии, египетские пирамиды, мавзолей в Галикарнасе, храм Артемиды в Эфесе, “висячие сады” в Вавилоне, Колосса Родосского (25, с.517-518). Другие варианты делают меньший акцент на Вавилонию и больший – на Грецию: пирамиды, храм Артемиды, Галикарнас, Колосс Родосский, статуя Зевса, “висячие сады”, маяк в Александрии (СЭС, с.1205). Следует отметить, что в канон не входили памятники Восточного Метаочага, а входящие определены временем 2-8 такта (до 1326 г. – даты разрушения александрийского маяка). Само по себе чудо света, по всей видимости, указывает на внутреннюю нестабильность исторической структуры, к которой этот памятник относится. Расположение памятников также определенно: все они располагаются в “поясе жизни”, что свидетельствует об органической связи с древними очагами цивилизаций. Включение в различные, более поздние каноны иных памятников, все также связанных с зоной Западного Метаочага, обусловлено, по всей видимости, их ролью как символов упадка более поздних исторических структур. Среди них: дворец Кира (конечность Персии), Колизей и Капитолий (гибель Римской империи), Храм Соломона (исчезновение Палестинского переходного звена). Что касается Восточного Метаочага, то подобная традиция в нем не появилась, памятников с подобным наименованием зафиксировано не было, да и вообще символы упадка не были свойственны Восточному Метаочагу. Прерывистость развития Египта и Междуречья (древняя – новая история) не наблюдалась ни в Индии, ни в Китае, что обусловливалось стабильным характером самого Метаочага.

В зоне развития Индийского очага к шестому такту отмечается ослабление влияния государства Магадхи. Между 73 и 68 гг. до н. э. советник царя Васудева захватывает престол, нарушая законы варн, и основывает династию Канва. В 28 г. до н. э. андхры, отделившиеся от державы Маурьев после смерти Ашоки, завоевывают Магадху. Вообще, по мнению многих исследователей, физико-географическое деление Индии, находящееся в непосредственной связи с весомостью происходящих исторических событий, становится особенно заметным со времени рубежа эр. Индо-Гангская равнина, наиболее важная в историческом смысле территория, отделенная Деканским плоскогорьем, исторические процессы, в пределах которого не столь явны, от Дальнего Юга, который вследствие своей недостижимости имел совершенно особую историю, перестает единственно определять процессы внутри Индии (57, с.73-77). К концу I в. до н. э. государство южан-андхров осуществляло контроль над многими мелкими княжествами Южной и Центральной Индии, распространяя зону своего влияния все дальше на север.

Северо-индийские области, до определенного времени бывшие формальными сатрапиями Парфии, объединились в недолговечную империю Кушан при Кадфизе II (47-78), наследником которого стал Канишка, покровительствовавший буддизму столь же активно, как и ранее – Ашока. Несмотря на то, что центр империи Кушан находился в Северной Индии, в ее состав вошли также Согд и Хорезм, находящиеся в зоне постоянного давления со стороны кочевников, разрушивших позднее Греко-бактрийское царство и продолжавших давление на персов и индусов. Начало возникновения единого государственного организма, развившегося в империю, датируется неоднозначно и в качестве наиболее реальной даты можно принять 25 г. (26, т.3, с.148). Возникновение этой исторической структуры сопровождалось заметными экономическими переменами, чеканкой своеобразных монет и сооружением ирригационных систем. В общем, рубеж эр в Северной и Северо-западной Индии был отмечен развитием ремесел и торговли, подъемом урбанизма и отмечается археологами как наиболее богатое монетами время. Территории, считавшиеся “индийской сатрапией” и выплачивавшие державе Сасанидов еще в I в. до н. э. ежегодную дань золотом, выходили из зоны безусловного влияния персов.

Ко времени шестого такта следует также отнести развитие неарийских культур, территориально тяготеющих к югу (56, с.94-95). К другим значительным событиям в пределах рассматриваемого региона следует отнести изгнание вторгшихся в I в. до н. э. саков (57 г. до н. э.), падение Шунгов (I в. до н. э.) и возвышение с 73 г. до н. э. династии Сатаваханов в Северном Декане. Кроме того, рубеж эр отмечен началом индийской колонизации, которая была в значительной степени обусловлена изменением доминирующих религиозных акцентов.

Запись текста Типитаки в I в. н. э. и общее течение развития буддизма, породившего течение махаяны – варианта буддизма для мирян, наложили определенный отпечаток на время шестого такта в Индии. Традиционные боги индусов были включены во всеобъемлющую систему и сопряжены с определенными функциями для конкретизации задач ритуала. Подобная система на основе буддизма, значительно более приемлемая для варварских племен, напоминала политеистическую религию с огромным количеством святых, архангелов и бодхисаттв (58, т.1, с.512). Ее характер был далек от первоначального буддизма, но отличался всеобщим характером, тая в себе возможности вариаций в функции от места проповедования. В отличие от древнего, а после и реформированного ведаизма, который не распространялся на другие народы и практически не влиял на другие религии, будучи в основе своей религией пришельцев и высших каст, буддизм активно распространялся по всему Восточному Метаочагу. Начиная с I в. он проникает в Китай, к кочевникам Тибета, в Непал, на Цейлон, вглубь Индокитая и на острова (Ява и др.) согласно маршрутам колонистов и миссионеров. Направлением движения буддизма в Китай стал не старый путь в обход Тибетского нагорья, которым пользовались торговые караваны и войска, а дороги из Восточных Гималаев, ведущие непосредственно в Тибет и затем в Китай. Не исключено, что отдельные прямые контакты возникали спорадически и в весьма древний период истории Индии и Китая, однако налаживанию подобных связей должен был предшествовать достаточно длительный процесс территориального становления (59, с.101). Преодоление Восточных Гималаев, долгое время служивших естественной преградой для контактов Китая и Индии, привело к установлению непосредственной прямой связи между очагами, проходящей через территорию Тибетского переходного звена. Явная связь между возникновением подобного канала и буддийским миссионерством очевидна. Официальная императорская санкция буддизма, относящаяся к 60-м годам I в. (60, с.515), была закреплена отправкой китайского посольства в Индию в 63 г., “что означало всенародное введение буддизма” (49, т.1, с.74).

Будучи по месту рождения индийским вероучением, буддизм по своему характеру был экспансивен. Письменное закрепление Типитаки происходило уже на Цейлоне, а наиболее серьезных успехов буддистские миссионеры достигли за пределами Индии. На рубеже эр новая фаза развития буддизма, отмеченная началом строительства наземных храмов, совпала с формированием новой силы, претендующей на национальное будущее Индостана – религиозной системы индуизма. В частности, отмечается широкое распространение вишнуизма в Декане (32, с.321). Уже Кадфиз II поклонялся богам, которых можно отнести к раннеиндуистскому пантеону (57, с.90). Анализ кушанских монет свидетельствует о достаточно широком спектре божеств, почитаемых в империи, среди которых среднеазиатские, общеиранские, эллинистические, индийские и восходящие к месопотамским культам (61, с.80-81). К тому же времени относится возникновение санскрита и оформление двух графических систем индийского письма – брахми и деванагари (3, т.4, с.531-532). В политическом и экономическом отношении шестой такт продолжал индийскую традицию кратковременности возникающих государственных структур и союзов, что в совокупности с непрерывным накоплением трансформирующегося религиозно-духовного опыта создавало основную специфику Индийского очага как в области оригинального мировоззрения, так и в области общеисторического развития.

Китай в период с I в. до н. э. до I в. н. э. пережил множество катаклизмов. Временные усиления сменялись упадком, периодами междоусобиц и тотальных войн. Серия переписей населения с 155 до 2 гг. до н. э., учитывающих различные категории населения, дает ориентировочную численность Империи-63,5 млн. человек (60, с.61). Другие источники указывают на 50 млн. к середине II в. до н. э., что не меняет общего порядка величин и свидетельствует о масштабе государства. Уездная система, введение которой относится еще ко времени предыдущего такта (688 г. до н. э.), свидетельствующая о косвенном усилении царской или ванской власти (62, с.22), продолжала развиваться. В результате долгого правления Старшей (Западной) династии Хань к I в. до н. э. Китай вырастает в мощное военное государство и становится опасным соседом. Отстаивая свою гегемонию над “шелковым путем”, китайские войска дошли до Ферганы, осуществляя карательные акции против кочевников на тех участках торгового пути, которые не были защищены Великой стеной, а, следовательно, подвергались постоянным грабежам. В 36 г. до н. э. китайцы предприняли поход в далекую Согдиану, предварительно подчинив себе западных Цянов. Все большее территориальное расширение требовало все более точных методов ориентации в пространстве. Развитое искусство составления карт дополнилось составлением звездных каталогов, изобретением компаса и бумаги. Время шестого такта в Китае отмечено также развитием математики, труды по которой были изданы в объеме девяти томов, а также истории, главным образом в лице Сыма Цяня. Претерпевали изменения и традиционные религиозные практики. Во 2 г. до н. э. человеческие жертвоприношения, вопрос о которых дебатировался сотни лет, были официально запрещены. После столь значительного усиления Империя вступила в полосу внутреннего ослабления, закончившегося дворцовым переворотом 8 г. Ван Ман, “похитивший” императорский престол, в 9 г. провозгласил себя императором новой династии. Начав правление с серии принципиальных хозяйственно-экономических реформ, Ван Ман был вынужден отменить часть нововведений уже в 12 г., ввиду ярко выраженного неудовольствия определенных слоев населения. Назревающую смуту подхлестнула катастрофа 11 г., когда в результате прорыва плотин на Хуанхэ русло реки изменилось, огромные площади были затоплены, люди и большая часть урожая погибли, начался голод. Народные волнения переросли в междоусобицу, развившуюся в гражданскую войну. Чудовищное по своим масштабам кровопролитие, поголовная резня по всей территории страны, возникновение движения “Красных бровей” и им подобных формирований привело к полной дезорганизации страны. Начиная с 18 г. борьба за власть и сведение счетов между отдельными ванами, вооруженными отрядами, группировками восставших и недовольных захлестнула империю. В 23 г. Ван Ман был убит. Время усобицы и междуцарствия, заканчивавшееся с падением династии Старшая Хань, коренным образом изменило взгляд самих китайцев на понятия “империя” и “государство”. Воцарение династии Младшая Хань, первым представителем которой стал возведенный на престол Гуан У-ди, открыло новые перспективы развития державы. Последствия внутренней войны для Китая были весьма ощутимыми: столичная область была разгромлена гидротехнические сооружения и каналы разрушены, оросительная система выведена из строя, торговые артерии подпали под власть кочевников, убыль населения исчислялась десятками миллионов. По разным источникам за почти что десятилетнее кровопролитие численность населения Китая упала с 52,88 до 16,9 млн. человек (49, т.1, с.59) или с 60 млн. в 2 г. н. э. до 21 млн. в 27 г. (26, т.3, с.136). В общем, численный порядок потерь можно оценить как 8/10 от прежнего населения китайской равнины (62, с.47).

Однако достаточно быстро Китай оправился от последствий смуты. Население страны росло, к концу I в. оно составляло уже 40-50 млн. человек, императорская власть усиливалась, боеспособность армии росла. Китай восстановил свой контроль над торговыми путями, укрепил границы и повел успешные боевые действия против тюрок. К 48 г. китайцы одержали победу над сюнну (63, с.5) и, начиная с середины I в. можно констатировать тот факт, что Ханьская империя покончила с внутренними неурядицами (64, с.43). Уже к концу этого же века восстановленная империя заявила о себе как о достаточно сильном государстве, начался процесс кодификации конфуцианства и проникновения буддизма, сношения с Индией окрепли, посольства отправлялись во многие страны и принимались при императорском дворе.

 

Параллели

Если же отдельное явление иной раз и осмысливают спокойно, то все равно не достигают его границ, где оно связано с другими однородными явлениями, границы достигают чаще всего в отношении политики…

Ф. Кафка

Ряд фиксированных фактов всемирной истории при рассмотрении их в свете локальных тенденций развития тех или иных регионов наводит на мысль о явном параллелизме некоторых явлений. Нюансы личной истории на уровне очага цивилизации, отдельного государства, района или Метаочага причудливо резонируют при фронтальном рассмотрении ряда стран в конкретный промежуток исторического времени. Сходность явлений по времени появления и по функциональному содержанию не может не обратить на себя внимания; само же наличие подобных сходств очередной раз подтверждает органическую целостность истории большой длительности и внутреннюю взаимосвязь регионов как субъектов исторического процесса.

1. Между 3-м и 4-м тактами

При рассмотрении вторжения гиксосов в Египет, касситов в Вавилонию и ариев в Индию можно отметить ряд сходных черт.

Кочевые племена гиксосов, вторгшиеся около 1700 г. до н. э. в Египет, завоевали страну и положили начало правления своих династий. Максимального усиления гиксосы достигли к концу XVII в. до н. э. Около 1590 г. до н. э. они уже были вытеснены из Среднего Египта, а не позднее 1559 г. до н. э. их власть в Египте была ликвидирована.

Касситы, группа племен северо-восточной части Двуречья, вторглись в Вавилонию в 1741 г. до н. э. и к началу XVI в. до н. э. полностью подчинили себе страну. Касситские династии формально просуществовали до 1165 г. до н. э., причем принятие касситами языка и культуры Вавилонии свело на нет эффект инородности завоевателей.

Первые вторжения ариев в зону существования культуры Хараппы могут быть соотнесены со временем резкого ослабления последней, т.е. ориентировочно с 1750 г. до н. э. Дальнейшее формирование Индийского очага обуславливалось процессом заселения ариями новых территорий и колонизацией всей Индо-Гангской равнины.

В Китае 1766 г. до н. э. – традиционная дата победы племени шан над племенем ся – считается началом процесса установления гегемонии шан в Северном Китае. В дальнейшем последовало усиление власти династии Шан, закладка Аньяна и смена династического имени на Инь в конце XV- начале XIV в. до н. э.

Подобные вторжения извне радикально изменили военно-политические воззрения коренного населения завоеванных территорий. Практика наступательных боев и использование необходимой для этого техники из привнесенных становились перенятыми. Действенность стремительных передвижений, подкрепленная высокой боеспособностью малых мобильных отрядов, использование конного войска и колесниц были по достоинству оценены и взяты на вооружение. Результаты практического применения перенятого опыта особенно заметны в зоне Западного Метаочага. К ним относятся успешные завоевательные походы египетских фараонов и месопотамских царей в преддверии времени 4-го такта.

Последующие вторжения племен на территории очагов цивилизаций играли скорее роль информационно-хозяйственную, чем военную. Начавшись во времена 4-го такта, подобные вторжения не приводили уже к радикальному захвату власти и изменению тактики ведения военно-политической деятельности. Тем не менее, привнесение новых элементов как материальной, так и духовной культуры следует отметить кратким анализом последствий движения чжоусцев, ариев, хеттов и малоазийских племен.

2. Между 4-м и 5-м тактами

С 1122 г. до н. э. после битвы при Муе и разрушения государства Шан (Инь) на территории Китая с началом периода Чжоу начала формироваться система религиозно-философских взглядов, вошедшая впоследствии в историю религии и философии как система Чжоуских воззрений.

Время массированного вторжения ариев в Индию совпадает со временем создания основного корпуса гимнов Ригведы и может быть определено как 1200-1000 гг. до н. э. В свою очередь ведийское мировоззрение стало основной базой индийского духовного развития.

Вторжение арийских племен в пределы государства Митанни, оставившее языковые следы в текстах середины II тыс. до н. э., также повлекло за собой проникновение ранних текстов Авесты на территорию Ирана. Датировка Авесты, ставшей основной книгой зороастризма, может быть принята (при максимальном отодвижении возможных дат вглубь) как ориентировочно 1100 г. до н. э. (Елизаренкова, с.440), а время завоевания Восточного Ирана – не позднее XIV в. до н. э.

В Переднюю Азию киммерийцы принесли прогрессивную технологию обработки бронзы, а хетты – секреты железоплавильного производства. Учитывая тот факт, что хетты хранили свои секреты вплоть до разрушения своей державы, широкое распространение информации о железной металлургии следует связывать со временем сокрушения Хеттского государства “народами моря” около 1200 г. до н. э.

Вторжение малоазийских племен и племен Эгеиды (XIII-XII вв. до н. э.) привело к разрушению Хаттусы, Микен, Трои и завоеванию Крита. Халдейские племена начали проникновение в Вавилонию, принципиально новым религиозно-историческим явлением стало оформление семитских племен в государственном аспекте, повлекшее за собой возникновение и усиление государства Израиль (с XI в. до н. э.) под знаком разработки комплексных идей монотеизма.

К параллелям этого времени стоит также отнести и факт схожести воззрений египетского реформатора Аменхетепа IV (Эхнатона) относительно бога Атона и – с другой стороны – индийских религиозных деятелей на Брахму. В обоих случаях определяющей характеристикой был жар, лежащий в основе всего сущего. Факты наличия параллелей между ивритом и брахми, а позднее – между ивритом и письменностью Согда лишь укрепляют основания анализировать аналогичность двух систем религиозно-философских воззрений.

3. Перевороты 6-го такта

Ряд государственных переворотов в разных странах отмечает время 6-го такта. Наличие параллелей становится заметным при последовательном, хронологическом перечислении указанных событий, носящих очень близкие по форме черты.

В 88 г. до н. э. в Риме произошел т.н. сулланский переворот, приведший к установлению диктатуры Суллы. В 63 г. до н. э. заговор Катилины был направлен на организацию государственного переворота, который не удался. В 44 г. до н. э. заговор Брута и Кассия привел к свержению диктатуры Цезаря в Риме и убийству диктатора.

В 73 г. до н. э. в Индии произошло свержение Васудевой династии Шунга и основание династии Канва, вопреки законам варн.

В 8 г. в Китае произошел дворцовый переворот Ван Мана, похитившего престол и провозгласившего приход к власти я “новой” династии Синь.

В 12 г. в Парфии произошел государственный переворот Артабана, вследствие чего к власти пришла династия младших Аршакидов.

Таким образом, за сравнительно короткий срок произошли перевороты в крупнейших государствах, что говорит о некоторой общей тенденции. Определенная идентичность прослеживается также и в основных направлениях внешней политики Римской империи, преследующей цель создания Pax Romana, и Ханьской империи, строившей планы создания единого политического пространства на Дальнем Востоке, при условии безоговорочной гегемонии Китая.

Поиск исторических параллелей для детального анализа впоследствии может занять объем, приличествующий отдельной работе. В завершение беглого рассмотрения некоторых подобных аналогий можно указать еще на несколько нюансов. Явно прослеживается схожесть систем рекрутирования, связанных с обновленным территориально-административным делением в Китае и Византии времен 7-го такта. Фемная система и система военных округов, введенные из соображений военной необходимости, оптимально решали проблемы поставки новобранцев в армию.

Достаточно синхронное появление новых религиозно-философских систем также можно отнести к историческим параллелям. Неявная одновременность египетских религиозных реформ, формирования монотеизма, раннего зороастризма и ведических воззрений сменяется позднее почти одновременным бурным развитием еврейской мистики, буддизма, джайнизма, учения Заратустры, даосизма, греческой философии и конфуцианства (времена 5-го такта и позже). Следующий, 6-й такт отмечен одновременностью развития раннего христианства, манихейства, индуизма и митраизма. 7-й такт связан, прежде всего, с появлением ислама, разделением западной (папской) и восточной (православной) ветвей христианства и становлением мистического направления буддизма в Тибете.

 

7 такт. Возникновение Арабского халифата

Поступательное движение, ясно выраженное в пространстве, является лишь приближением к цели во времени.

А. Камю

Вне всякого сомнения, самым ярким событием седьмого такта стало появление ислама, успех нового вероучения, завоевания, связанные с его распространением и принципиальное изменение расстановки сил в мире, обусловленное агрессивной политикой первых мусульманских лидеров. Откровения Муххамеда за короткий срок с 610 по 632 гг. легли в основу религиозной и национальной арабской идеи, проведением в жизнь которой непосредственно занялись последователи, друзья и родственники основателя ислама. Формирование основ Корана, происходившее в Аравии в районе Мекки и Медины, сопровождалось подготовкой к вооруженной борьбе. Основой нового мировоззрения стали многослойные верования аравийских племен, прежде всего курейшитов, территориально связанные с храмовым комплексом Мекки. Мекка, незначительный городок западной Аравии, население которого не превышало и 10000 человек (Большаков, с.49), выделялась среди других подобных поселений расположенным здесь храмом Каабы. Бывшее языческое капище, место поклонения племен, где, как и в Иерусалиме до времени пятого такта находились идолы (Бартольд, т.6, с.87), число которых соответствовало числу представленных племен и по некоторым данным достигало 360-ти, стало центром консолидации приверженцев нового учения. Монотеистическая идея ислама, не игнорируя традиционные культовые святыни, выдвинула не первый план решение вопросов национальной общности арабов. Подобная идея в своем развитии оказалась настолько своевременной и действенной, что за четверть века кочевая Северная Аравия, долгое время жившая обособленно, приобрела исключительное политическое и историческое значение, а военные успехи первых халифов превзошли триумфы Римской империи. Столетия, прошедшие после гибели Западного Метаочага, создали определенный вакуум государственных структур в огромном ближневосточном регионе. Византия, в значительной степени использовавшая наследство Римской империи, постепенно становящаяся символом последнего образования, имеющего непосредственную связь с древней историей, территориально сокращалась. Возможности по сдерживанию активности молодых народов, осуществлявших постоянное давление по всей границе, были ограничены и все чаще принимали форму уплаты дани. Пышная архаичность державы Сасанидов, говорившая скорее о недолговечности страны, чем о ее мощи, была преддверием кризиса и упадка. Безликость Египта, слабость Армении, отсутствие претендентов на безоговорочную военную гегемонию предоставляло широкие возможности для создания новых структур на старых “исторических” территориях. Блестящие победы арабов не были обусловлены исключительной религиозной сплоченностью или фанатизмом первых мусульман. Теократическая форма правления, имевшая место при жизни Пророка, исчезла вскоре после его смерти и новая, достаточно светская форма организации, носила скорее черты варварства направленного в русло единой идеи. Современники первых арабских походов склонны были именовать мусульман язычниками (Гевонд, с.5, 129); что же касается основного источника идеи – Корана – то его вообще не знала основная масса завоевателей (Крымский, а, с.10).Более того, рассеянные по отдаленным провинциям военные формирования пополнялись воинами, не относящимися к религиозным кругам Медины, а потому не имевшими представления даже об обрядности ислама (Гольдцигер, с.63). Идея джихада появилась значительно позже, самыми сильными побуждениями арабов времен первых завоеваний служили материальная нужда и подогреваемая ею алчность.

Первоначальные завоевания времен седьмого такта характерны тем, что они практически ограничивались границами бывшего Западного Метаочага: территориями Египта, Двуречья, Палестинского переходного звена и Среднеазиатского переходного звена, для которого 7-й такт стал временем функциональной реализации и, следовательно, гибели. Египет, население которого по сравнению с временами расцвета уменьшилось почти втрое и составляло около 3 млн. человек (Козлов, таб.12), представлял из себя в начале VII в. конгломерат сельскохозяйственных населенных пунктов, число которых доходило до 20000 (Лависс, т.1, с.497). Исключительная слабость страны обусловила легкость ее завоевания и для персов в 616 г., и – позднее – для арабов. Западную границу зарождающегося халифата определили берберы, временно остановившие арабское продвижение к Карфагену.

В Междуречьи небывалый разлив Тигра и Евфрата в 628 г. и последовавший за катастрофой мор спровоцировали смуту, длившуюся около десяти лет. Развал оросительной системы служил одной из основных причин гибели Месопотамской цивилизации, под которой следует понимать совокупность территорий долины, традиций и исторического прошлого (Косамби, с.80). Ослабление государства Сасанидов как по естественным причинам, так и вследствие религиозных гонений, организованных зороастрийским жречеством, стало поводом для арабов начать военные действия против персов. Уже в 633 г. отряд завоевателей, численностью не более 18000 человек двинулся в Месопотамию. Ослабленное войнами с Византией и внутренней нестабильностью, персидское государство не смогло дать достойный отпор захватчикам. Потеряв Вавилонию, имевшую с экономической точки зрения стратегическое значение и приносившую персидскому царю 1/3 доходов (Бартольд, т.7, с.246-247), персы отступали, проигрывая арабам одну битву за другой. Все новые отряды завоевателей вторгались на территорию державы Сасанидов. Разгром некогда сильной страны стал неизбежен. В 648-650 гг. арабы взяли приступом Персеполь – укрепленный религиозный центр Сасанидов, чем завершили свою восточную кампанию. Члены правящей династии бежали через Мерв на восток, зороастрийцы рассеивались или принимали ислам. Арабский халифат утвердил свои границы в восточной части Иранского нагорья и получил возможность развить завоевания на востоке вплоть до долины Инда, Согдианы и Ферганы.

Если в начале VII в. первые завоевания мусульман не внушали крупным державам особого опасения ввиду малочисленности вооруженных сил арабов, то к середине века стало ясно, что ислам способен не только “встряхнуть” старый мир, но и дать некое новое направление в истории. В 637 г. войска Омара вступили в Иерусалим. Не удовлетворившись подчинением себе юга Палестины, арабы продолжали движение на север, пока не столкнулись с зоной жизненных интересов Византии. Продолжительные военные действия между византийцами и арабами, среди которых даже были попытки захватить Константинополь с моря (одна из них датируется 672 г.), завершились тридцатилетним миром, заключенных на весьма выгодных для Византии условиях.

Наряду с победоносным движением арабов-завоевателей и успехами ислама, в который обращались миллионы жителей покоренных территорий, кризис зрел в самой структуре халифата, который по духу был скорее старо-арабским, чем муххамеданским. Пророк, не оставивший после себя никаких указаний относительно правил наследования власти, подготовил почву для будущих междоусобиц. Омар – реальный основатель халифата – был убит в 644 г., Осман – в 656 г., после чего вспыхнула первая междоусобная война с отпавшей Аравией, которая оказалась кровопролитнее войн с Персией и Византией. Факты разгрома Медины мекканцами и Мекки – мединцами, повторение междоусобицы в 680-699 гг., в которых мятеж и безначалие как доминанты арабского духа взяли верх над “общей” идеей. Реакция принципа старо-языческого против принципа мусульманского (Крымский, а, с.142) оказалась ужасна и неумолима. Постоянные споры относительного устной части Корана между разношерстными войсками, смещение первоначальной доктрины ислама как “отрицания мира” в сторону доктрины завоевания и подчинения мира (Гольдцигер, с.26) подточили недолговременное единство мусульман. Появление еретиков – буидов в вечно смутной Мидии и развитие сектантского движения, обусловленного привнесением по ходу обширных завоеваний элементов иных религий и культов, раскололи единый лагерь завоевателей. Внутренний раскол завершился, в конечном счете, религиозным переворотом аббасидов.

Многое говорило о примитивизме арабов в вопросах организации государственных структур и об отсутствии должного опыта в управлении обширными территориями. Экономическое невежество и неумение стратегически решать хозяйственные проблемы привели к неуклонному падению благосостояния Месопотамии. Отсутствие практики закладки новых городов, ввиду неумения их политической и хозяйственной организации, ибо собственно арабских городов не существовало до развития мусульманства (Бартольд, т.7, с.250-251), приводило к упадку ремесел преимущественно сельскохозяйственной ориентации завоеванных территорий.

Закон 700 г. об ограничении возможностей перехода в ислам, преследующий в первую очередь решение чисто экономических и финансовых проблем, стал точкой окончательного разрыва арабов с теоретическими основами учения Муххамеда. Желание утвердить законодательно границу между “верными” и “неверными”, что давало стабильный доход и удобный повод для начала военных действий без всякой на то политической причины, возобладало над идеями раннего ислама. Арабский халифат, пройдя фазу создания первоначальной структуры во время седьмого такта, продолжал развитие, обосновывая доктрину джихада. Культура халифата представляла собой фантастическую смесь частей персидской иудейской, старо-арабской, египетской и византийской культур. Варварское сегментное заимствование создавало постепенно раннюю синтетическую форму арабской культуры. Вообще, в VII в. синтез еще не был свойственен мусульманству-силе только разрушительной, но обладающей огромной жизненной энергией (Щербатской, с.255).

Византийская империя вступала в седьмой такт, избавившись от довлевшего над ней призрака Римской империи. Иллюзии, связанные с возможностями реставрации мирового господства, умерли по окончанию правления Юстиниана (527-565). Военные походы в Италию, Испанию и Северную Африку поставленных задач возврата римских территорий не решили. Опустошив казну, обострив вражду между Византией и Италией, ослабив государство, Юстиниан в то же время проигнорировал решение восточных проблем. Усиление государства Сасанидов грозило потерей Палестины, Сирии и Египта, а также угрожало самой столице – Константинополю. Новое положение требовало от империи разработки новых принципов хозяйствования, не копирующего старые образцы. В культурном отношении Византия, чей государственный язык был греческий, а религия – христианство православного толка порвала все нити, связывавшие ее с языческим и раннехристианским Римом. Традиция, будучи более живучей, чем государства, продолжала именовать византийцев римлянами. Однако того страха, который вызывала у рядом живущих народов Римская империя времен своего величия, Византия не вызывала. Славяне почти полностью захватили Балканы, Сасаниды, получавшие дань от Византии в обеспечение мира, прилагали усилия к поддержке оппозиционных движений внутри империи, делая ставку на несториан. Границы, незыблемость которых оспаривалась соседями, менялись и отдельные территории, формально входящие в империю, могли игнорировать мнение Константинополя. Общий кризис достиг предела со вступлением на престол Фоки, увеличившего выплаты потенциальным агрессорам-соседям и организовавшего усобицу в столице. Воцарение вслед за этим Ираклия, вознамерившегося проводить политику сохранения имеющегося без попыток каких-либо завоеваний, затормозило сползание страны к краху, но не отвело ударов извне.

В 614 г. без долгой борьбы персы захватили Иерусалим, ограбили христианские храмы и позволили иудеям, озлобленным репрессиями против них и несториан, начавшимися при Фоке и продолжившимися при Ираклии устроить резню христиан, что стало своеобразным ответом на принудительное обращение в христианство иудеев Сирии. Рознь в стенах Святого города продолжалась и после: византийцы, восстановив свои права на Иерусалим, выселили иудеев за пределы города. В 616 г. персы захватили Египет. Территория империи катастрофически уменьшалась. Внешнеполитическое состояние, осложненное внутренним кризисом, четко описано современником – Исидором Севильским в начале VII в. “...славяне отняли у римлян Грецию, персы Сирию, Египет и многие другие области” (Успенский, т.1, с.659). Действительно, успехи персов в войне с Византией были угрожающими: войска дошли до Халкидона и угрожали Константинополю. Император Ираклий был вынужден думать даже о переносе столицы в Карфаген. Однако город не пострадал, Византия входила в полосу относительного усиления. Введение в Восточной империи фемной системы как особой организации провинций, приспособленной под военные нужды и изменившей порядок отбывания воинской повинности, дало возможность правительству сформировать боеспособную армию, усиленную союзниками из числа малых племен. Последовавшие вслед за этим войны Византии с Персией 619-628 гг. закончились миром в пользу Византии, хотя военные действия велись с переменным успехом. Стремясь отвоевать у зороастрийцев главную христианскую святыню, представляющую из себя кусок дерева “в локоть длинной, часть того креста, на котором Христос добровольно принял смерть” (Прокопий, т.2, с.82), византийцы овладели Ганзаком – одним из главных святилищ и святынь Ирана и, мстя за Иерусалим, разрушили тамошний храм (Крымский, с.129), вслед за чем последовало истребление святилищ огнепоклонников в Фиварме (Успенский, т.1, с.687). В то же время, в 626 г. войска аварского кагана с Балкан и персы из Азии осадили Константинополь, но взять крепость не смогли. Уже в следующем, 627 г., византийцы нанесли поражение войскам Сасанидов в битве под бывшей Ниневией. Седьмой такт заканчивался для Византии достаточно благополучно. Перемирие с арабами было подписано, а угроза со стороны персов исчезла с падением персидского государства. Усилия власти направлялись на подавление внутренней анархии, грозившей неустойчивой стабильности империи.

Государство Сасанидов, история которого во время седьмого такта была достаточно освещена при рассмотрении событий, связанных с историей арабских завоеваний и войн Византии, было уничтожено. Среднеазиатское переходное звено выполнило свою задачу, пространство для ислама было расчищено. Зороастризм как государственная религия в своей финальной стадии развился до изощренного церемониала, громоздкой догматики и сложной системы сохранения чистого священного огня, для чего были изобретены походные подвижные алтари, которыми снабжались армии (Прокопий, т.2, с.171). Поздний зороастризм терял связи со своими корнями, среднеперсидский язык постепенно сменялся новоперсидским – фарси, что значило отмирание сакрального языка Авесты (Дорошенко, с.37-38). Ряд нововведений под влиянием маздакизма, в частности – об общности жен, и мелочные предписания жречества вызвал неоднозначные реакции в стране и усилил состояние латентной смуты. Исключительная пышность и блеск двора в последние годы существования государства Сасанидов сменились разгромом, изгнанием, развалом многоступенчатой системы культовых отправлений и религиозными гонениями. Основное население страны массово переходило в ислам.

VII в. в Европе был полон смут, распрей, становлений и разрушений различных государственных систем, характерных для молодых, в недалеком прошлом варварских образований. Период, который условно можно назвать “многоцарствием”, был обусловлен формированием варварских королевств и завершается с возникновением последнего из них – королевства лангобардов. Завершившееся переселение народов исключило динамическую стабильность Европы, свойственную ее структурам в прежние времена. На смену динамике племен приходила статика молодых государств, определяющихся территориально и организационно. Славяне осели на Балканах, лангобарды нашли способы сожительства с итальянцами. Многолетняя рознь остготов, вестготов и вандалов, определяемая родовыми конфликтами и религиозными воззрениями, среди которых выделялись арианство и ортодоксия, к концу VII века практически затихла. Наследие Рима сходило на нет с исчезновением муниципального режима в Италии. Вырождение понятия сената провоцировало рождение практики именования императором герцогов Рима, Неаполя и Венеции. Насилия, ставшие символом века, наложили свой отпечаток на весь процесс образования и развития королевств. Исчезали остатки общественного римского устройства – система государственных налогов и денежное хозяйство. Национальное сознание европейских народов развивалось среди смут и династических потасовок, что стало в дальнейшем корнем подспудных процессов, приведших через много сотен лет к проявлениям местных форм “нового варварства”. Характерной чертой становления европейского исторического организма стали усобицы второй половины VII в., когда рода воевали между собой, разоряя центральные богатые районы и утрачивая власть над пограничными.

В 613 г. Клотарь II выделился как властитель всего франкского королевства. Появлением лангобардского законодательства был отмечен 643 г. Папа Григорий Великий, правивший до 604 г., стал впоследствии символом начала нового папского Рима (Лависс, т.1, с.260), характер которого можно оценивать как тяготеющий к созданию теократического государства. Распад франкского государства, пришелся на время седьмого такта. Политически он был связан как с упадком линии Меровингов и выдвижением на первый план династии Каролингов, а экономически – с исчезновением последних следов римского денежного хозяйства. Беззаконная практика местной чеканки серебряной монеты (Лампрехт, т.1, ч.2, с.369) внесла свой весомый вклад в хозяйственный хаос 638-687 гг. Церковь также не избежала разброда. С одной стороны, сформировавшаяся папская власть обладала всеми задатками главенства в западном христианском мире, с другой – епископальное устройство Европы приходило в упадок, о чем свидетельствует отход от практики созыва синодов. Выплачивание папами дани остготским королям, прикладывающим усилия к упрочению папства, длившееся до 680 г., выплаты лангобардам, политика отделения от Константинополя и неуклонный рост папских земель и доходов (Лозинский, с.46-47) – все говорило о создании новой государственной структуры, возглавляемой папским престолом.

7-й такт в Индии определялся, прежде всего, появлением и усилением государства Харши, почти полностью повторившего границы государства Гуптов. Завоевав различные по своему историческому статусу территории и искусственно объединив разномастные народы, руководители державы продолжали успешную завоевательную политику вплоть до ощутимого военного поражения произошедшего в 634 году. Могущество государства постепенно сходило на нет и оно просуществовало до 647 года, теряя и политическое влияние, и территории. По мнению некоторых исследователей это время стало переходным и для истории Индии (Кравцова, с.489), и – в целом – для истории отношений Индии с Китаем. В 641 г. Харша отправил официальное посольство ко двору китайского императора, не придававшего, впрочем, особенного значения связям с недолговечными индийскими государствами. К VII в. относится также максимальное усиление государства Чалукья в Средней Индии (609-642 гг.) и империи Паллавов в Южной Индии (625-645 гг.) (Синха, с.107, 110-111). Государство Магадха, о котором часто упоминают как о владениях поздних Гуптов, просуществовав до конца VII в. практически исчезло с политической карты Индии. Только с VII в. появляется возможность реальной датировки индийских династий, прежде всего – Чалукья и Паллавов. Ранние династии, среди которых Маурья, Гупта, Пупьябхути, Пала и др. не поддавались достоверной исторической датировке (Синха, с.426-428). В общем,7-й такт в Индии отмечен упадком торговли, сокращением использования металлических денег, почти полным отсутствием реального эквивалента в виде золотых монет (Шарма, с.437). Буддизм, проникающий все дальше на восток и на север, на территории Индии стал подвергаться активным гонениям, вызванным стремительным развитием и пропагандой системы индуизма. Гонения, перерастающие в репрессии, своего рода “великая реакция против буддизма” (Барт, с.103-104), отмечена на всей территории Индостана разгоном буддийских общин, разрушением или осквернением храмов, уничтожением святынь (Косамби, с.185). Несмотря на религиозные распри, широкое развитие получили точные науки и, прежде всего математика. Формирование позиционной системы счисления и введение ноля как знака, которому придавался чуть ли не мистический смысл, произвело революцию в счете. Дальнейшее развития получила индийская медицинская анатомия. Развитие астрономии и связанной с ней мистики привело к появлению первого фундаментального труда по астрологии собственно индийского происхождения (Шарма, с.336).

В середине VII в. Индия ощутила все возрастающее влияние арабов и постоянное давление на западные границы. Организовав морские походы, арабы начали методичное ограбление западных берегов полуострова, однако не могли прорваться по суше на территории, лежащие к востоку от Инда, что отсрочило мусульманское вторжение в Индостан более чем на 200 лет.

Китай вступал в VII в., будучи на подъеме как политически, так и экономически. Единство страны было восстановлено еще при династии Суй, после свержения которой в 617 г. на престол была возведена династия Тан. Подлинный расцвет страны сопровождался стратегическими замыслами правителей. О нарастающей мощи Китая говорило увеличение сельскохозяйственных площадей и строительство новых каналов, среди которых был и т.н. Великий канал, а также склонность к политике тотальной экспансии. Правительство употребило войска для скорейшего осушения болот и ввело официальную единую денежную единицу (ИК, с.70). Процесс политического укрепления отразился на оживлении внешнеполитической деятельности. В 607 г. при дворе было принято посольство от всей Японии, в 641 г. – из Индии. Внутренняя стабильность позволила организованно преодолеть последствия очередного бедствия, связанного с разливом Хуанхэ в 612 г. Пятидесятимиллионный Китай становился самой сильной восточной державой. Политика империи Тан, нацеленная на установление абсолютной китайской гегемонии в пределах Восточного Метаочага, неизбежно приводила к необходимости ведения обширных военных действий, захвату новых территорий и подчинению своему влиянию ближайших соседей. В 629 г. китайцы сокрушили Восточно-тюркский каганат, а в 657 г. та же участь постигла Западно-тюркский. Часть территорий отошло к Китаю, часть некоторое время удерживалось вторым Восточно-тюркским каганатом. Области к северу и к югу от Тянь-Шаня подчинились Китаю, тангуты и тогонцы были сломлены. Граница Империи достигала Тибета, с которым как с сильным и опасным противником было заключено соглашение о мире. За исключением западных границ, постоянно тревожимых тибетцами, окрестности Поднебесной развивались спокойно. Даже прорыв тибетских войск, нарушивших договор о мире, к столице Китая не мог остановить стремительного развития страны. Разгром японского флота у побережья Южной Кореи в 663 г. сделал Китай полновластным хозяином Восточно-Китайского моря. Осуществляя развернутое наступление одновременно на юге и на севере, Китай организовал поход в независимую Корею, мобилизовав для этой цели около 1 млн. человек, и в 668 г. присоединил к своим владениям северно-корейское государство Когуре.

Подобная военная активность требовала четкой системы рекрутирования, для чего страна была поделена на военные округа, число которых к середине VII в. доходило до шестисот. Государственные нововведения нашли свое отражение в законодательстве, названном позднее “Танским кодексом”. Кодекс стал отражением времен национально-политического единства и комплексного расцвета страны. Внутренние и внешние потребности государства привели к расширению старых производств и развитию новых. Началось производство бумаги в промышленных объемах и печатание с досок ксилографическим способом, что резко увеличило тиражи изданий, в частности – классических трудов по математике.

Несмотря на широкое распространение буддизма и даосизма, конфуцианский канон, ставший основой развитого культа предков, накладывал заметный отпечаток на другие религии, философские воззрения социальные теории. Конфуцианцы, которых упрекали в тайном атеизме (Мюллер, ч.1, с.68), оказывали реальное административное давление на религии, которые считали оттенком суеверия. Попеременная близость ко двору даосских, буддийских и конфуцианских учителей вызывало различное официальное отношение к этим учениям. Так, например, с 631 г. даже даосам было предписано почитать родителей (Иакинф, т.1, с.68). В масштабах страны, почувствовавшей преимущества единства, начинался процесс нивелировки общества по “общекитайскому” образцу, в создание которого все больше и больше вносили усилия конфуцианцы. Уже с 701 г. в Китае устраивались ежегодные торжества в честь Конфуция (Штейн, с.24). Наряду с религиозным, политическим и экономическим подъемом в Китае начинают бурно развиваться искусства, особенно живопись и поэзия. Увеличение объемов торговли и оживление как старых сухопутных караванных путей, так и новых, проложенных преимущественно по рекам и по морю, шло не только за счет сношений с ближайшими соседями, но и вследствие налаживания прочных торговых связей с дальними партнерами, из которых основным, несомненно, была Византия.

Значительно позднее, к середине VIII в., когда у границы Восточного Метаочага китайцы столкнулись с арабами, остановив мусульманское продвижение на восток, торговля Поднебесной значительно расширилась, благодаря появлению нового партнера в лице Арабского халифата и стран Центральной Азии, для которых арабы служили посредниками в получении китайских товаров.

“Новое варварство”

Напрасно властитель десяти тысяч колесниц, занятый собой, так легкомысленно смотрит на мир. Легкомыслие разрушает его основу, а его торопливость приводит к потере опоры.

Лао-цзы

Седьмой такт, закончившийся относительной стабилизацией Византии, расцветом Китая, разработкой первоначальной доктрины джихада в среде мусульман, религиозными гонениями в Индии и оформлением папской власти в Европе, изменил не только пространственное осознание исторических процессов, но и временные масштабы. Обширные завоевания, совершаемые не только развитыми странами, но и достаточно примитивными народами, показали тактическую действенность стремительной агрессии. Древний дух кочевничества, поиск пропитания охотой и, позднее, разбоем и грабежом овладевал народами, не имеющими многовекового опыта городской государственной жизни. Обширные территории, подчиняющиеся единому центры, были развиты неравномерно, в военном отношении по-разному сильны, что давало возможности осуществлять набеги на отдаленные провинции, не опасаясь быстрого отпора. Успехи арабов, которые малыми силами сокрушили персов и подчинили Египет, кочевых тибетцев, регулярно опустошавших западные пределы Китая и славянских отрядов, грабивших европейские области Византии, сыграли свою роль в формировании более позднего, “нового варварства”, время которого совпала с промежутком между 7-м и 8-м тактами.

Варварство, живущее динамичным грабежом, при отсутствии корневой культуры характеризовалось чрезвычайным избытком жизненной энергии. Военные же успехи в значительной степени были обусловлены системой рекрутирования, при которой процент воинов от общего числа людей был значительно выше, чем у стран, ведущих стационарное хозяйство. Началом движения новых варваров можно считать перерождение идеи арабского завоевания, Великое переселение народов и повышение активности народов, сходных с викингами, относящееся к первой половине VIII в.

В 751 г. арабы, расширяя зону своих завоеваний, столкнулись с китайцами в районе Кашгара – на границе Восточного Метаочага. Разграбив Сирию, захватив Дамаск, получая с VII в. выкупные суммы от Византии (Успенский, т.1,с.861), захватчики были уверены в своем превосходстве. Привыкши обирать население захваченных территорий, мусульмане, окрыленные успехом, предъявили ультиматум Китаю, потребовав уплаты дани женщинами (Гевонд, с.25-26). Подобная практика, относящаяся к древнейшим временам, была известна со времен завоевания Палестины и была бы естественной для древнего Китая (Георгиевский, б, с.24). Однако в VIII в. подобное требование говорило о варварстве завоевателей. Ориентация на примитивные формы грабежа, практиковавшиеся арабами в Средней Азии, приводила к отсутствию возможностей для военного противостояния. Тактика наступательных войн и дерзких рейдов по незащищенным тылам отходила в прошлое. Одолеть китайцев арабы не смогли и, будучи остановлены, прекратили расширение халифата в восточном направлении, довольствуясь торговыми отношениями. Поставив военную добычу во главу угла своей внешней политики и закрепив форму ее раздела в Коране (Климович, с.47), мусульмане принялись за фронтальное ограбление всех соседствующих с ними территорий. Грабежи участились в Средиземноморьи. Так как Византия закрывала собой проход в Европу, исламиты принялись за покорение Северной Африки. В короткий срок сопротивление берберов было сломлено, после чего орды искателей наживы устремились через Гибралтар в Испанию. Подчинив себе всю территорию до Пиренеев, ставшую впоследствии Кордовским халифатом, арабы произвели попытку захвата территории франков, двинувшись на Париж, однако в битве при Пуатье были остановлены и отброшены назад на юг.

На севере, в Скандинавии, набеги викингов терроризировали население прибрежной зоны Западной Европы. Эффективность флота способствовало совершению дальних походов норвежцами и датчанами, проникавшими в Черное море, к берегам Византии и в бассейн Средиземного моря. Викинги, колонизируя шотландские острова, заняли частично побережье Ирландии и в 793 г. начали атаковать Англию, нанеся удар по Линдисфарну – центру кельтской церкви с 635 г. и своеобразному центру культурного возрождения в Нортумбрии. Позже началось завоевание Исландии и Гренландии, корабли викингов достигли побережья Северной Америки, базовые военные лагеря выросли в устье Луары, отдельные отряды проходили через Гибралтарский пролив. К концу IX в. походы ради грабежа начинали уступать место заселению и подчиненных территорий. Колонизация сменяла регулярное ограбление. Движение викингов стало затихать к концу XI-началу XII вв. отчасти в связи с началом европейского движения крестовых походов, отчасти в связи с христианизацией скандинавов.

Хазары, полукочевой тюркский народ, обособившийся в 651 г. после падения Тюркского каганатами под ударами Китая образовали к концу VII в. Хазарский каганат, объединивший тюркоязычных кочевников и болгарские племена, кочевавшие в Приазовье. Позднее, отступая под натиском арабов, хазары объединились с племенами аланов. Потеряв контроль над областями, примыкающими к Кавказу, хазары были вынуждены переселиться в Подонье. Сменив варварский характер существования, чему способствовало принятие правящей верхушкой иудаизма, на государственную организацию, хазары подверглись натиску печенегов, вытеснивших венгров из заволжских степей и к X в. до предела ослабивших Хазарский каганат. В 965 г. каганат пал под ударами Руси, которая в свою очередь до 1036 г. вела войны с печенегами, пока не заставила откочевать их на Дунай.

К общемировому процессу развития нового варварства следует отнести и серию грабительских крестовых походов. Достаточность аналогий между “цивилизованным” рыцарством и “примитивным” разбоем позволили отнести к одному и тому же процессу “набеги норманнов, сарацин и венгров, крестовое движение” (Барг, с.168). Войны, имеющие в основании своем интересы папства, стали нередки в Европе с тех пор, как под предлогом сохранения неприкосновенности папских владений франки вторглись на территорию Италии и в 754 г. разгромили войска лангобардов. Лангобардский король после недолгого сопротивления был вынужден отдать папе не только города, бывшие ранее византийскими владениями, но завоеванные лангобардами – Равенну, Римини, Урбино и др. Так создалась Папская область, государство пап. Новая идея освобождения Гроба Господня была подобна мусульманской идее борьбы с “неверными”. Вторжение крестоносцев в Палестину и организация военных государств на территории, контролировавшейся арабами, обусловило дальнейшее обострение розни христиан и мусульман. Нежизнеспособные герцогства крестоносцев пали под ударами арабов. Только в Палестине потери европейского рыцарства составили около 1 млн. человек. По ходу движения на восток армии крестоносцев опустошили и ослабили Европу, прокатилась волна погромов еврейских общин в Германии и Франции, активизировались венгерские разбойничьи отряды. Своеобразная европейская “привычка к войне” (Успенский, а, с.3, 47), выросшая из многолетнего права частной войны, установившегося повсеместно, а также опыт постоянного выяснения отношений между сеньориями, явилась весомым фактором обусловившим разгром Византии христианскими войсками Европы. Образование Латинской империи вместо Византийской осуществилось при полном поощрении папской власти. Подобное решение имело под собой все основания, будучи обусловлено историей развития отношений между Константинополем и Римом. Неприязнь, которую питали друг к другу византийцы и европейцы, выплеснулась наружу в эпоху крестовых походов, а желание Рима не только сокрушить религиозный авторитет православия и греко-язычной культуры, но и завладеть христианскими святынями, хранящимися в храмах Константинополя, привело к оправданию идеи “святого грабежа”. Византийцы называли латинян грубыми нахалами, крестоносцы именовали греков не иначе как трусами и лжецами (Лависс, т.2, с.281). В результате разграбления огромного города, христианские святыни были переправлены в Рим, а разоренная Византия смогла восстановиться в прежнем статусе только после 1261 г. Восточная кампания европейского христианства завершалась бесславно. Салах ад-Дин нанес поражение крестоносцам, отвоевав Иерусалим, в 1291 г. мусульманам была сдана крепость в Акко. Крестовое движение за веру было перенесено в саму Европу. Борьба с катарами, завершившаяся лишь к XIV в. и походы против Лангедока, участники которых приравнивались к освободителям “гроба Господня” (Лозинский, с.127) завершала наиболее яркий период европейского нового варварства.

Руссы, начав обширные военные походы с целью грабежа и установления зон влияния с вторжений в закавказские владения персидского царя Хосрова, еще в середине VII в., продолжили подобную политику относительно Византии. В 860 г. поход на Византию едва не завершился взятием Константинополя, подвергшегося осаде русского войска. В 907 г. русское войско вновь достигло стен столицы Византии, в 941 и 944 гг. князь Игорь вновь угрожал византийцам, вынудив империю на новый договор с Русью. В 971 г. византийцы нанесли поражение славянам, но уже в 1043-1051 гг. Русь расторгла дружеские отношения с Византией и порвала церковную связь с константинопольским патриархом. Образование Ливонского (1202 г.) и Тевтонского (1226 г.) орденов в Прибалтике обострило столкновения на северо-востоке Европы, однако разгром шведских войск в 1240-1242 гг. русской армией прекратил западноевропейскую экспансию на восток.

Пожалуй, наиболее впечатляющих успехов новое варварство добилось в лице монголов. Гигантские территории Евразии были подчинены им и платили дань. Завоевание, начатое Чингиз-ханом, продолжили многочисленные Чингизиды. Территории Киевской Руси подчинились монголам, образовавшим структуру Золотой Орды, Китай и Тибет под властью Хубилая именовался империей Юань, в Передней Азии монголы контролировали Румский султанат, отряды, действующие организованно и разрозненно проникали в Индокитай, пытались ворваться на территорию Индии, проникали в Европу, на Балканы, в Египет. Под фактической или номинальной властью монголов оказались территории практически всех азиатских стран (исключение составляли Индия и Аравия). Европа стояла перед угрозой дальнейшего продвижения монголов, сравнимого лишь с движением Аттилы. Византия удерживала Босфор и Дарданеллы, прикрывая Балканы от вторжения, арабы сдерживали монгольское продвижение в Палестине, не давая им продвинуться к Суэцу и Египту. Монгольское господство в Азии, начавшееся в 1243 г., было, по сути, непрерывным ограблением. Даже арабские грабежи и хищническая податная система не нанесли в свое время такого вреда, как правление монголов и погромы, организованные сельджуками, начиная с момента их усиления- с 1036 г. (А.Мюллер, с.245). С наступлением XIV в. новое варварство пошло на спад. В 1307 г. монголы уничтожили последнего сельджукского сутана, в 1299 г. попытки монголов взять приступом Дели не увенчались успехом, в 1350 г. монголы потеряли контроль над Китаем, в 1381 г. русские войска прервали безмятежное правление Золотой Орды. Время восьмого такта стало временем последних варварских походов, к числу которых следует отнести грабительские завоевания Тимура.

Тимур, который считал себя наследником монгольских ханов и главным представителем монгольских традиций (Бартольд, т.6, с.47-51), превзошел в жестокости своих предшественников. Основной зоной деятельности его войск стала Средняя Азия. В 1379 г. был взят и разорен Хорезм, в 1388 г. Хорезм вновь подвергся завоеванию, кроме того войска Тимура сравняли с землей Ургенч. В 1398 г. азиаты вторглись в Индию и захватили Дели, окончательно подорвав жизнедеятельность Делийского султаната. Тимур, породнившийся с Чингизидами и принявший мусульманство, рассматривал родственные и религиозные вопросы с точки зрения военной стратегии. В конце XIV в. его армия разгромила Золотую Орду, а в 1402 г. в ходе азиатского похода, Тимур нанес поражение турецкому султану, ненадолго восстановив эмираты по образу Румского правления. Лишь смерть Тимура в 1405 г. отвратила готовящийся им поход в Китай.

Новые варвары в отличие от своих ранних предшественников уже имели флот и широко его применяли. Уничтожение арабского флота под Константинополем, благодаря чему Византия отразила массированное наступление мусульман, в значительной степени определило серьезное отношение воюющих к новейшим военно-техническим достижениям. Для осады городов применялась современная техника, позаимствованная у завоеванных государств. Кроме того, искусно совмещая приемы дипломатии с чисто варварским коварством, захватчики умели разжигать рознь между своими будущими жертвами для ослабления и бдительности правителей, и боеспособности армий. Характерной особенностью стал рост численности войск, участвующих в военных операциях. Если, например, Чингиз-хан в начале своего правления располагал не более чем 100 тыс. бойцов, то позднее численность только одного монгольского войска, подошедшего к Дели, оценивалась в 200 тыс. человек (Синха, с.167). В процесс активизации нового варварства вкладывали свою лепту все: крестоносцы, заключившие договор с турками для сокрушения Византии и Византия, договаривавшаяся с турками для успешного отражения христианских орд; сельджуки, распространившие зону своих грабежей от Византии до Индии и монголы, разграбившие эмират сельджуков. Мусульмане, ведущие войну с неверными и не пренебрегающими внутренними войнами, европейские князья, воюющие между собой, и правительственные коалиции в Константинополе подтачивали силу государств. Золотая Орда, грабящая Русь и русские князья, пользующиеся услугами монголов для решения своих династических и территориальных споров опустошали территорию Среднерусской равнины и черноморские владения византийских императоров. Хазары, стимулировавшие своим спросом поставку рабов – добычу русских князей, осуществлявшие давление одновременно и на Русь, и на печенегов. Арабы Кордовского халифата, тревожили набегами южную границу франков, Чингизиды воевали между собой за сферы влияния в Азии, скандинавы выясняли на поле боя свои права на завоеванные территории. Государственная политика зачастую не отличалась от алгоритма поведения, присущего “новому варварству”. Французские короли рассматривали возможности союза с монголами для овладения землями духовных орденов, а монголы, желающие сломить сопротивление египетских мамелюков, искали возможности прибегнуть к помощи европейских войск. Массовая резня, уничтожение и угон мирного населения, разрушение городов, ограбление караванов и торговых флотилий стали обычным явлением, не выходящим за рамки нормы поведения. Образование варварских правительств, прорывы на еще не завоеванные территории, дерзкие налеты, рейды по тылам соседей и союзников, сколачивание недолговечных военных блоков, предательства, нарушение перемирий – все подобные факты составляли основную массу событий во времена расцвета нового варварства. Дикая энергия искала выхода и находила его только в постоянной войне. Консолидация отсутствовала, каждым рассматривалась не более чем собственная возможность решения конкретной тактической задачи. С наступление времени восьмого такта размах варварства пошел на убыль, сменившись в Европе активным национальным самоопределением стран, а на Востоке – процессами, сопутствующими гибели Восточного Метаочага. Что же касается Средней Азии, последнего оплота варварства, то лишь при потомках Чингизидов, Тимура и первых сельджукских султанов созидательная деятельность получила перевес над разрушительной (Бартольд, т.6, с.195).

8 такт. Гибель Восточного Метаочага

Воспоминание связано с новизной, отрицающей доктрину и неуклонно усиливающейся с ходом времени, вплоть до того далекого цикла, когда индивидуум предвидит свою судьбу и решает действовать иначе.

Х. Л. Борхес

По мере приближения рассматриваемых событий к настоящему времени нарастает лавина фактов и анализ всех частностей становится невозможен. Развитие каждой исторической ситуации во времена, когда неизмеримо выросло количество источников информации – от археологических данных до письменных свидетельств – может стать темой отдельного повествования. В отличие от древних времен, когда датировка событий была затруднена различными формами счисления времени и невозможностью проверить достоверность конкретного факта, используя косвенную информацию, новые времена отличаются и точностью дат, и обилием событий. Естественная погрешность, уменьшающаяся по мере приближения события к наблюдателю, начиная с V в. до н. э. практически сводится к нулю, а резкое увеличение количества высокоорганизованных исторических структур обуславливает объем информации, пригодной для анализа. Начальные этапы истории, подвергнутые рассмотрению, анализировались с точки зрения основных качественных изменений внутри исторических систем разного уровня сложности, что исключало превалирование достаточно ярких, но кратковременных процессов, над функционально значимой канвой происходящего. Растущее количество событий вуалирует основные тенденции исторического развития и требует учета эффекта аберрации близости взамен учета ранее эффекта аберрации дальности как необоснованного завышения или занижения значимости события в функции от удаленности (приближенности) его по времени от наблюдателя. Сортировка же фактического материала, которая может быть оспорена в любом случае, в условиях лавинообразного нарастания объемов информации до предела усложнена. Учитывая тот факт, что сортировка сама по себе имеет всегда субъективные предпосылки, даже когда изложение уплощается до сухого перечисления череды фактов или общего обзора последовательности происходящего, стоит признать, что статус весомости или важности того или иного события зависит от видимого или постулируемого смысла, лежащего в основе рассмотрения (Зиммель, с.117).

Осветить события восьмого такта (XIV в.) в рамках этой работы возможно лишь в общем. Разрушение Восточного Метаочага, а с ним и суммарно системы действующих Метаочагов, национальное становление Европы и начало бурного процесса образования государств в Азии – наиболее характерные черты этого времени. Падение мощности “новых варваров” и подъем европейской культуры происходили одновременно. Первые университеты Европы сигнализировали о нарастании общекультурных тенденций, развитии наук и трансформации европейского сообщества в стабильную структуру христианских стран в пределах границ, сохранившихся в основном до сегодняшнего дня. Центрами науки, философии и теологии становились университеты Берна (1191 г.), Парижа (1215 г.), Стокгольма (1252 г.), Роттердама (1282 г.), Лиссабона (1290 г.). Уничтожение арабами библиотек Александрии и Кордовы ориентировало Европу на организацию новых библиотек, сохранению античных книг и созданию копий. Конец XIII в. знаменовал завершение “великой эпохи переводов с арабского на латынь” (Уотт, с.86). Результатом процветания учености в Испании и на юге Франции стало появление оригинальных трудов на древнееврейском языке, значительная часть которых была создана мистиками.

Фантом крестовых походов и тяга к завоеваниям умирающего рыцарства не могли исчезнуть мгновенно. Анализируя ситуацию в Европе, было бы слишком скучно перечислять все проекты крестовых походов XIV века. Разговоры о них велись постоянно европейскими государями, преимущественно французами (Лависс, т.3, с.28). Отдельные военные акции, тем не менее, имели место: завоевание Смирны (1343 г.), Александрии в Египте (1365 г.), война у берегов Византии (1366 г.), высадка войск в Тунисе (1390 г.), крестовый поход венгерского короля Сигизмунда I против турок (1396 г.). Однако удачными подобные действия назвать было нельзя. Достижения локальные и незначительные не имели ни продолжений, ни весомых последствий. Общеполитическая активность с периферии перемещалась в центр Европы и разрешение всех накопившихся противоречий, связанных с зонами влияния, границами, церковными и светскими вотчинами, составляло фон происходящего во всех европейских странах.

1300-й год был объявлен святым. Век начинался с паломничества в Рим и существенно определялся в дальнейшем перипетиями борьбы как внутри церкви, так и церкви с европейскими монархиями. Шестилетний процесс по делу тамплиеров, завершившийся к 1312 году разгромом ордена, укрепил позиции французских королей и положил первый камень в основание процесса косвенной дискредитации рыцарей – участников крестовых походов. Со второй трети XIV в. началось “болезненное состояние” Европы, обусловленное созреванием государств как национальных образований – Столетняя война. Во Франции с прекращением старшей линии Капетингов (1328 г.) на престоле утверждалась династия Валуа. Процесс быстрого усиления Франции привел к сведению счетов между светской и церковной властью. Умаление папства выразилась в т.н. Авиньонском пленении пап 1309-1377 годов. Формальное основание резиденции пап в Авиньоне (папа Климент VI купил его в 1348 г.) для принижения международного значения “вечного города” и фактическое подпадение папской власти под власть французской короны привело впоследствии к расколу в 1378 г., вызвавшему, ввиду различных церковных симпатий, рознь романского и германского лагеря.

Вхождение Европы в новый период сопровождалось одновременно протекающими процессами разъединения как национального самоопределения, дробления и розни и, с другой стороны, – консолидации перед лицом серьезной угрозы с востока – турок-османов, перешедших в ходе своих завоеваний Босфор и разворачивающих кампанию планомерного завоевания Балкан. Несмотря на наличие практики межгосударственных договоров (союз Польши и Литвы 1386 г., Кальмарская уния 1397 г. и т.п.), объединяющих европейские силы, Европа не была настолько сплочена и сильна, чтобы без опаски наблюдать продвижение мусульман. Отдельные законодательные акты (в частности – Золотая булла 1356 г.) приводили к прямому или косвенному ослаблению и дроблению европейского организма, ослабляя его структуру в целом. Память о набегах монголов с покоренных ими территорий славян не вселяла оптимизма в души европейских монархов, а Балканский полуостров становился своеобразной линией фронта и буфером, способным задержать продвижение войск султана. Страны, примыкающие к зоне турецкого влияния (Венгрия и др.) становились с одной стороны заложниками успехов турецкого воинства и с другой – ненадежными гарантами европейской безопасности.

В то же время созревание стран происходило стремительно. Множились университеты, XIV в. стал временем расцвета Оксфорда и Кембриджа, ряд новых учебных и научных центров дополнял плеяду первых университетов XII-XIII вв.: Прага (1348 г.), Краков (1364 г.), Гейдельберг (1386 г.), Кельн (1388 г.). Именно XIV в. по мнению исследователей истории культуры заложил основы того процесса, который стали именовать европейским возрождением. Ренессанс, реальность которого полностью проявилась лишь по окончанию времени восьмого такта, как процесс аналитического возврата к достоянию античности и развития на базе всех достижений человечества новых наук, искусств и направлений движения мысли начинался во второй половине XIV в. (того же мнения относительно датировки Возрождения придерживается Буркхардт) с оформления государств и языков. Кардинальная несхожесть XIV-XV вв. и XI-XIII вв. отмечается Фруассаром, тот же период как “кризис европейского общества” (Гуревич, с.157) рассматривается и другими историками. Отмечается “поворот XIV века” (Дюби, с.205) в Европе; Гумилев фиксирует внимание на своеобразном “водоразделе” между древней, Киевской Русью и ее северо-восточной окраиной в тот же отрезок времени (Гумилев, а, с.29). События континентального масштаба очерчивали пороговый характер времени 8-го такта. Столетняя война теряла свою напряженность, серия перемирий с Англией -1388, 1389, 1394, 1396 гг. – говорила скорее о чисто позиционном ведении боевых действий. Экономические и политические интересы сталкивали страны между собой, формы ведения хозяйства, не отвечающие требованию времени вызывали волнения, церковные споры приводили к расширению антиеретического движения. Европа бурлила. Генуя воевала с Венецией, но была сокрушена в 1380 г.; в 1347 г. в Риме образовалась республика; в 1357 г. во Франции были созваны Генеральные штаты; в 1358 г. началось восстание в Бретани, в 1381 г. – движение Тайлера в Англии. Время восьмого такта стало временем последнего расцвета рыцарства и апогеем борьбы городов и территорий в Германии. Союз городов 1377 г. и дальнейший расцвет бюргерства определили направления дальнейшего развития германского лагеря, а тот факт, что с 1325 г. германские настроения были в основном антипапские, заложил фундамент будущего процесса Реформации (Лампрехт, т.2, с.591). Восьмой такт отмечен также бедствием европейского масштаба – эпидемией чумы. Свирепствовавшая в 1348-1350 гг. “черная смерть”, вспышки которой фиксировались и позже – в 1353-1373 гг., по различным подсчетам уничтожила от 1/3 до 1/2 населения Европы. “Наказание Божие” вызвало к жизни движение бичевания, обострило эсхатологические настроения и привело к вспышкам насилия в русле христианского национализма.

Западное и восточное христианство, находящееся в положении острой конфронтации после разграбления крестоносцами Византийской империи, фактически создали границу между территориями своего непосредственного влияния, прошедшую, как и граница христианства и ислама, по Балканам. Создание подобной неестественной конструкции, в которую входили исторические образования различной силы, предрекало как специфику дальнейшего развития этого региона, так и окончание существования Византии – реликта с древними традициями, убывание территории которого под натиском турков было неумолимым. От прежней обширной империи остались лишь клочки, Константинополь из миллионного города превратился в полупустой памятник прошлого величия – число его жителей не превышало 100 тыс. человек. Будучи вассалом турецкого султана, с 1362 г., Византия постоянно подвергалась опустошениям. В 1400 г. турки разорили окрестности столицы, но не смогли овладеть городом из-за отсутствия флота. Аналогичная ситуация повторилась и в 1422 г. (Новичев, т.1, с.36, 41). Исключительность Константинополя как первоклассной крепости продлила агонию еще на много лет. В 1453 г. (год окончания Столетней войны в Европе) после полуторамесячного штурма столица Византии пала и впоследствии превратилась в столицу Османской империи.

Азия входила во время 8-го такта, постепенно освобождаясь от монгольского господства. К 1301 г. “гражданская война” в Улусе закончилась. Подобно тому, как распад Арабского халифата не оказал особого влияния на единство мусульманского мира (Бартольд, т.6, с.149-150), распад Румского султаната со смертью последнего правителя в 1307 г. не стал критическим событием для ислама Азии. Как переходная (от кочевой к оседлой) форма организации “новых варваров” султанат предопределил появление турецкого государства, которое сохранило определенную связь с варварством кочевников, но впитало опыт близлежащей Византии. Принципиальное изменение целей при условии продолжения всех видов экспансии, исламская религиозная направленность, варварская наследственность, удачное месторасположение и стратегическая военная политика определили основные черты растущего государства – Османской империи.

Поздний ислам, способствовавший консолидации турецкого населения, ставил во главу угла мусульманской внешней политики концепцию джихада как непрерывной войны высокоидейных борцов за всемирное торжество учения Пророка, в ходе которой неверные должны быть обращены в истинную веру или умереть. Экономические интересы позволили варьировать беспощадность обращения с неверными и эксплуатировать их сообразно нуждам правоверных. Ставка делалась на военную силу, дипломатию, шантаж и религиозную нетерпимость. Османы, выделившиеся как государство с 1300 г. и получившие свое название по имени легендарного Османа I (1288-1326), совершили переход от политики варварских завоеваний, носящих вид прямого разбоя, к действиям, когда, выступая единой силой, они начали стремительно расширять территорию первоначального бейлика. Последовавшие завоевания Бурсы (1326 г.), Изника (1331 г.), Измита (1337 г.), Анкары (1356 г.) говорили о преимущественно западном направлении территориального роста, что логично стыковалось с разрабатывающейся доктриной наступления на христианство. В 1352-1354 гг. началось массированное наступление на Балканах. Подчинив себе Византию как вассала в 1362 г. и овладев переправами через проливы, турки начали покорение европейской территории и колонизацию основного плацдарма – Балканского полуострова. С 1389 г. после сражения на Косовом поле вассалом султана стала Сербия, а с 1393 г. – Болгария. Разгромив в 1396 г. войска под предводительством Сигизмунда I, турки обеспечили себе власть над Валашским княжеством и вплотную приблизились к территориям германцев и итальянцев. Переход от первоначального конного племенного ополчения к созданию регулярной армии, организация “нового войска” янычар в 1361-1363 гг. стало точкой полного разрыва с предшествующим “новым варварством” (Новичев, т.1, с.35-36). Рост уровня технической оснащенности за счет заимствования новейших технических достижений (в частности – византийских) и создание мощного флота определялись далеко идущими планами султанов и необходимостью, связанной с географической и политической ситуацией. Общая милитаризация османского государства, облегчаемая быстрым приростом населения – результатом полигамии – определяла дальнейшие действия в Европе и в Азии (А.Мюллер, с.256).

Азиатский поход Тимура опустошил Азию, войска турецкого султана потерпели поражения под Анкарой, развитие Османской империи было приостановлено, на короткое время восстановилась власть эмиратов наподобие сельджукских. Остановка в развитии 1402-1405 гг. повлекла за собой еще более быстрое территориальное расширение турецкого государства после смерти Тимура. Войска султана прорывались в Боснию, Молдавию, Грецию, Крым. Логическим завершением времени восьмого такта стало взятие турками Константинополя. Ядро будущей огромной империи было создано. Дальнейшее развитие уже шло за счет присоединения к нему новых областей на правах провинций и вассальных государств.

Развитие Индии в XIV в. преимущественно определялось событиями внутри Делийского султаната. Не смотря на то, что столкновения индусов с арабами начались значительно раньше – в 1193 г. взятие Дели, в 1202 г. – покорение северо-западных провинций (Минаев, т.2, с.163) – начало истории Делийского султаната следует отнести к 1305 г. когда Ала-ад-дин стал правителем почти всей Северной Индии. Последовавшие вслед за этим военные походы Кафура на юг 1306-1307,1308-1310,1310-1311,1313 гг. решили проблему подчинения юга новой власти и включения территорий южан в состав султаната на крайне короткий срок (Синха, с.164-166). Становление в 1327 г. императорской власти Муххамеда Туглака также не решило задач по удержанию южных и восточных территорий. В 1336 г. от султаната отошла Бенгалия, в 1338 г. вокруг Виджаянагара сплотились индусы юга, организовав своеобразную малую империю. Изгнание мусульман из Южной Индии в 1312 г., освобождение западной части Андхры (1331 г.) и постепенный отход других территорий и областей создали все условия для усиления к 1340 г. государства Виджаянагар. В 1346 г. правители этого государства, объединив силы индийского юга, приняли титул императора Южной Индии (Панникар, с.190-191). Сближение Индии с Египтом как врагов монголов и отправка посольства от индийского султана к мамелюкам в 1330-1331 гг., а также поиски различных способов нарушения создавшейся изоляции султаната не могли отвратить неуклонное ослабление былой мощи обширной страны. Последний удар Делийскому султанату нанесли “новые варвары”. В 1299 г. монголы разграбили окрестности Дели, с 1304 по 1308 отдельные отряды устраивали набеги на северные территории султаната, а в 1398 г. войска Тимура, взяв приступом столицу, сокрушили окончательно мощь Делийского султаната.

Несмотря на агрессивный характер исламского вероучения, оно не уничтожило местной системы воззрений и традиций. Сама по себе идея монотеизма, заложенная в основание ислама, была слишком чужда индуизму. Яркая индивидуализация богов индуистского пантеона потребовала бы – при попытке перехода к монотеизму – начала насильственной борьбы и репрессий. Кроме того, индийские философско-религиозные системы не переживали состояния кризиса, а наоборот – развивались в русле традиционных культурных и мировоззренческих особенностей. К XIV в. относится появление одного из самых объемных и авторитетных комментариев к Ведам – комментария Саяны, а период, начало которого относят к домусульманской Индии и конец – к XV в., историки культуры именуют Раджпутским возрождением.

С 1413 г. Делийский султанат перестает существовать как сильное государство. Северная Индия распадается на ряд мелких княжеств. В Декане, помимо Виджаянагара, образовывается государство Бахмани (ВИ, т.3, с.561), по прошествии короткого времени распадающееся на несколько мелких удельных княжеств.

Китай, находящийся к началу восьмого такта под властью монголов, как и все завоеванные ими территории, нищал и переживал экономический кризис. Хотя на первых парах монголы активно стимулировали караванную торговлю и всемерно содействовали купечеству, не имея опыта ведения стратегической экономической политики, они подорвали благосостояние страны. Угон людей, необходимых для ведения осадных работ, ограбление страны, беззаконие, грабительские подати привели к тому, что отдельные области Китая практически обезлюдели. Полную дезорганизацию торговли и остановку хозяйствования вызвал выпуск бумажных денег в неконтролируемых и не лимитируемых количествах, не обеспеченных реальными государственными активами. Быстрое обесценивание чисто номинальных денег привело к еще большему обнищанию населения и создало атмосферу назревающего бунта. Как обычно, толчком к началу массовых волнений послужил очередной катастрофический разлив Хуанхэ в 1350-1351 гг. В ответ на усилия правительства согнать народ для ремонта дамб вспыхнули восстания по всей стране. Вооруженная борьба завершилась свержением монгольского правительства и возведением на императорский престол представителя новой династии Мин, по имени которой и стала именоваться вся империя, никогда не имевшая постоянного названия (Иакинф, т.1, с.XXX). Вытеснение монголов из Китая в 1369-88 гг. и наращивание империей военной мощи приводило к ведению многочисленных военных действий. В 1374 г. был разгромлен японский флот, в 1388 г. произошел очередной конфликт с Кореей. В ряду значительных военно-политических акций следует отметить ввод войск во Вьетнам (1406 г.), походы в Монголию (1410-24 гг.), очередной разгром японского флота (1419 г.), а также морские экспедиции 1405-33 гг. (ИК, с.133). В 1393 г. утвердившимся правительством была проведена земельная перепись и выработан курс “возвращения” к порядкам времен империи Тан, приведший к наступлению в начале XV в. периода “Юнлэ” – времени расцвета и могущества империи.

Восточный Метаочаг закончил свое существование. Стабильное Тибетское переходное звено сыграло свою роль. Над Тибетом застыла догма ламаизма, Индия распалась на княжества и султанаты, скорее национальные, чем общеиндийские, Китай оформлялся как империя, все более согласуясь с понятием государства. Индия, развив идеи индуизма, продолжала свой специфический культурно-исторический путь, Китай, где конфуцианство становилось неотъемлемой частью государственности, создавал многоплановую систему национальных воззрений, в которую вливались местные и древние культы китайцев. Исчезновение системы Метаочагов с гибелью Восточного Метаочага создало условия национальной организации народов региона и определения границ между молодыми государствами. В 1350 г. на территории современного Таиланда образовалось государство Аютия (Сиам); на территории современной Бирмы усиливались государства Ава, Пегу и Таупгу; на территории современного Лаоса – государство Лансанг; во Вьетнаме – государство Дайвьет, в XIV в. получившее независимость. Корея, находящаяся непосредственно в зоне постоянных военных притязаний Китая, развивалась самостоятельно. Политическое усиление и упрочнение государственной организации шло преимущественно на юге полуострова. Сеул в статусе столицы существует с 1392 г., также с конца века известен центр Японии – Киото (Токио). Закрепившийся в Индокитае буддизм организовывал центры, активно влиявшие на процессы национального определения стран. К восьмому такту следует отнести повышение авторитета буддийского центра Рангуна, совпавшее по времени с первыми упоминаниями о столице Камбоджи. Исторические структуры, прочнее связанные с древностью, уступали место новым формам и странам. Кхмерская империя пала в 1400 г., Ангкор был заброшен и позабыт. Последствиями индийской колонизации островов и китайского проникновения на Филиппины и в Индонезию стало ускорение формирования на этих землях государственных структур национального характера.

 

Конец личной истории

Кто наблюдает ветер, тому не сеять, и кто смотрит на облака, тому не жать.

Екклесиаст

Рост государственных структур явно доминирующих в том или ином регионе приводящий к образованию колоссальных имперских объединений происходил и политически, и территориально. Постепенное увеличение числа подчиненных и поставленных в зависимость от центра территорий создавало зону влияния государства, соизмеримую по площади с размерами Метаочага. Своеобразной критической точкой подобного движения становилось положение, при котором развитие определялось не тенденциями личной истории государства, а было обусловлено широким спектром геоисторических факторов функционирования Метаочага. Чрезмерные усилия, прилагаемые той или иной государственной машиной для завоевания новых земель в определенных направлениях, а также недолговечность и эфемерность подобных завоеваний выступали внешними признаками принадлежности этих процессов к историческому движению более высокого уровня, чем государственный.

Внутренняя “подсознательная” тяга империи к территориям, определяющим или определявшим Метаочаг, рождается в фазе максимального военно-политического усиления, расцвета, экономического подъема. Даже после гибели Метаочага и превращения его территорий в однородное историческое пространство с точки зрения подсистемного алгоритма влияние отдельных регионов на происходящее внутри них и за их пределами продолжает ощущаться. Влияние гипотетических границ Метаочагов имеет место и на сегодняшний день, однако, носит форму геополитических и историко-традиционных привязанностей. Вплоть до времени 8-го такта влечение к химерам древности явно просматривалось сквозь своего рода иррационализм внешней наступательной политики в зонах, диалектически связанных со структурой того или иного Метаочага.

К ярким примерам движения, выходящего за рамки личной истории следует отнести следующие:

1. Завоевания Римской империи позднего периода (до смерти Траяна).

2. Завоевания империи Хань конца I тыс. до н. э. и империи Тан в VII в.

3. Индийская колонизация на рубеже эр и расширение сфер влияния государства Ашоки, империи Кушан и Делийского султаната.

4. Завоевания арабов вплоть до середины VIII в.

5. Европейское крестовое движение XII-XIII вв.

6. Завоевания Османской империи XIV в.

Детальное рассмотрение каждого из перечисленных процессов выявляют коррелят между тактикой происходивших событий и историческими привязанностями, определявшими стратегию движения.

После стремительного завоевания Галлии и дальнейшего продвижения границ империи в северо-западном направлении стратегия завоевательных походов начала видоизменяться. Географические условия, в силу которых дальнейшее расширение в западном направлении было невозможно, обусловили последний “ход” на север: к концу времени 6-го такта империи была подчинена Британия. Однако основным направлением завоевательной политики Рима стало восточное. Еще до смерти Цезаря образовалась граница империи с варварами по Рейну. Тогда же Риму были подчинены прибрежные земли в Северной Африке от Нумидии до Киренаики, большинство территорий Передней Азии, Сирия, Боспорское царство и центральная Испания. Переломными для военно-политической стратегии стали последние годы правления Августа. Была проведена военная реформа, изменены составы легионов, количество самих легионов сократилось. Проповедование “эры мира” и стабилизации стомиллионного имперского организма диссонировало с явным стремлением Рима продвинуть свои границы до границ уже погибающего Западного Метаочага. Мелкие военные операции завершили завоевания всей северо-западной части континента: империи подчинился север Испании, батавы и гельветы. До 14 г. была образована граница по Дунаю. Иллирия, Паннония, Мезия, Реция и Далмация, войдя в состав империи, еще на шаг приблизили государственную границу к северной границе Западного Метаочага. Если исключить завоевание Мавритании (40 г.) и Британии (78 г.) последующие усилия Рима были направлены на достижение северной границы Западного Метаочага и территорий, сформировавших в свое время сам Метаочаг. Незначительно продвинув на юг границу в Триполитании и овладев Египтом (30 г. до н. э.), римские войска были сориентированы на завоевание верховьев Тигра и Евфрата, чтобы впоследствии развернуть наступление в Месопотамии. Если поражение в Тевтобургском лесу (9 г.) раз и навсегда закрыло римлянам путь в Германию, то потеря легионов Красса в Парфии не оказала подобного влияния на параноидальную идею овладения выходами к устью Тигра и Евфрата и к Каспию. Хронология подчинения Риму восточных территорий наглядно иллюстрирует динамику процесса. Опираясь на прежде захваченные территории в Передней Азии, римские легионы двинулись дальше на восток. В 25 г. до н. э. была подчинена Галатия, потом пришел черед Фракии, Каппадокии, Ликии, Тираса, Самосаты. По окончании Иудейской войны во власти Рима оказалось все восточное побережье Средиземного моря, а сирийская граница проходила по верховьям Евфрата. Последней попыткой продвинуть дальше свои северные границы стало подчинение Дакии (107 г.) и совершение провокационных военных рейдом против германцев в надежде закрепится на восточном берегу Рейна. Однако германцы держали рейнскую границу, маркоманы – дунайскую, Сарматия ограничила успехи Рима территориями северного побережья Эвксинского Понта. Центр Метаочага, территория Палестинского переходного звена был в руках у Рима, один из очагов цивилизации – Египет – стал крупнейшим в империи поставщиком пшеницы. Неся большие потери, римские войска начали борьбу за Месопотамию. Завоевание Пальмиры (100 г.), Дамаска (106 г.) и образование провинции Аравия (105 г.) открыло все пути к Вавилонии. В 115-117 гг. образовались провинции Месопотамия, Ассирия и Вавилония, что формально продвинуло границы империи до Персидского залива. В 114-117 гг. римской провинцией стала Армения, имевшая выход к Каспию в районе впадения в него рек Кир и Арас. Фактически новые провинции просуществовали под властью Рима недолго, власть эта была чисто номинальной, реальная же власть распространялась не далее северо-западных районов Междуречья, верховьев Тигра и Евфрата и восточной части побережья Эвксинского Понта. В кратчайшее время Парфия восстановила контроль над Месопотамией и Арменией. Римские завоевания оказались призрачными, не принесшими ни экономического, ни политического результата. Затраты никак не могли оправдать себя, а военное удержание территорий обходилось недешево. Через несколько лет новые провинции были утеряны, позже началось восстание Бар-Кохбы в Иудее. Однако при Септимии Севере в 199 г. римские войска вновь на кратчайший срок овладевают Месопотамией. Упорство, с которым Рим пытался подчинить себе Междуречье, граничило с безрассудством. Преданность химере исчерпала силы завоевателей, своего рода “поклонение прародителям” свершилось, заменить же собой погибший Метаочаг империя никак не могла.

Завоевательная политика Китая обуславливалась местной географической и политической спецификой. Если Западный Метаочаг образовали очаги цивилизации, территориально тяготеющие к центру – зоне переходного звена, то расположение составных элементов Восточного Метаочага было принципиально иным. Находясь у самой границы Метаочага, индийский и китайский очаги цивилизации осуществляли движение преимущественно “по краю”, придерживаясь в процессе территориального роста пограничных регионов. Косвенным подтверждением тому служит и тот факт, что непосредственная связь между Китаем и Индией через Гималаи и Тибетское нагорье была налажена лишь через 1500 лет после образования Восточного Метаочага. Сумма факторов определила два основных направления военного давления Китая: западное и южное. Движение на запад по краю северной границы Метаочага объяснялось необходимостью контролировать Шелковый путь и проводить карательные акции против кочевников, грабивших караваны. Движение на юг, по-видимому, не было обусловлено торговой необходимостью и происходило в рамках ординарного территориального расширения с захватом новых земель. Войска империи Хань предприняли поход на восток, который должен был ликвидировать неприятности на торговом тракте. Результатом осуществления этого замысла стало установление границ империи чуть западнее городов Хотан, Яркенд и Кашгар, т.е. у северо-западной границы Метаочага. Окрыленные успехом, китайцы двинулись дальше, нанеся последовательно удары по Согдиане и Маргиане. Отдельные отряды, по мнению некоторых исследователей даже достигли побережья Каспия в районе Гиркании. Однако, территории, лежащие за пределами Восточного Метаочага были недостижимы. Маргиана, лежащая на границе Западного Метаочага, стала последним районом, которого до которого продвинулись китайские войска. Граница пролегла у края Восточного Метаочага. Стратегической точкой, контроль над которой был необходим, являлся Кашгар – город, где сходились торговые пути, идущие через Турфан и Хотан. На юге ханьские войска захватили прибрежные районы современного Вьетнама, установив границу в районе разделения границей Метаочага территорий Северного и Южного Вьетнама. В дальнейшем ослабление империи привело к потере контроля над завоеванными территориями. Границы приблизились к центральным областям Китая.

Смута на рубеже эр до предела ослабила Китай. Возвращение к завоевательной политике произошло значительно позже – с усилением империи Тан. Направления завоевательных походов остались прежними: империя вновь подчинила себе территории Северного Вьетнама до границы Метаочага и принялась за наведение порядка на Шелковом пути. Тюрки, кидане и уйгуры сдерживали попытки войск продвинуться в северном направлении, тангуты поставили заслон китайской агрессии в верховьях Хуанхэ. Границы империи были установлены значительно восточнее района Кашгара – вблизи г. Яньци. Сокрушение мощи тюркских каганатов не принесло успеха в дальнейшем продвижении на запад. Китайская армия, достигнув Таласа, столкнулась с арабами, стоявшими у самой границы Восточного Метаочага. Китайцы потерпели поражение на западе, в Манчжурии, в районах озера Хухунор и озера Сиэр. Имперские границы не были расширены более. С другой стороны, арабы были остановлены и не смогли продвинуться вглубь территории Метаочага. В юго-западном направлении границы танского Китая продвинулись вплотную к Восточным Гималаям, империя смогла контролировать торговые пути из Чэнду до Дали.

Лишь во времена 8-го такта, с гибелью Восточного Метаочага Китай получил возможность уверенно подчинить себе территории, на которые претендовал почти 1500 лет. Северная оконечность гибнущего Метаочага стала зоной регулярных походов китайцев против монголов, подчинилась Северная Корея, на правах вассалов империи существовали Тибет и Вьетнам. Китай достиг зоны Тибетского переходного звена, подчинил себе Джунгарию, установив государственную границу по северо-западной границе Метаочага, и занял активную оборонительную позицию по отношению к Японии и государствам Индокитая. Территориальное расширение индийских государственных образований было отчасти похоже по форме на процессы расширения территории Китая. Принадлежа к одному Метаочагу, индийские и китайские исторические структуры имели ряд сходств. Движение “по краю” Метаочага было присуще Индии не в меньшей степени, чем Китаю. Завоевания Ашоки завершились установлением границ его государства по границе Метаочага – на юге и по территории, разделяющей Метаочаги – на западе. Центром в Индии являлась территория Индо-Гангской равнины, подобно тому как центром Китая была Великая Китайская равнина. На северо-западе и влияние власти Ашоки, и – позднее – власти Кушан было обусловлено в первую очередь границами Метаочага за пределами которых местное подчинение центру было, скорее, номинальным. Лесные царства, позднее – андхры, Чола, Пандья и др. до предела осложняли продвижение завоевателей на юг. Экспедиции времен расцвета Делийского султаната, снаряжение которых ослабляло центральные и северные районы, так и не смогли достичь южной оконечности Индостана, лежащей за пределами Метаочага. Постоянные попытки удержать и по возможности продвинуть дальше на юг границы султаната привели к тому, что двинувшиеся с севера монголы, а после войска Тимура разграбили столичную область и разгромили Дели.

Индийская колонизация, начавшаяся на рубеже эр, стала своего рода виртуальным решением вопроса выхода к южным и юго-восточным границам Метаочага. Ее результатом кроме освоения островов стало и освоение западной части Индокитая, т.е. выход к границам Метаочага в районе современных Камбоджи и Таиланда, которых был осуществлен преимущественно буддийскими миссионерами.

Арабы, стремительно завоевывавшие новые земли, сокрушив государство Сасанидов уже к 661 г. вышли к восточной границе бывшего Западного Метаочага и вступили на территорию “водораздела” Метаочагов. К 750 г. границы их владений на востоке совпали с границами Восточного Метаочага и на этом наступление прекратилось. Битва при Таласе поставила предел как китайской агрессии на запад, так и арабской – на восток. Через более чем 700 лет ситуация отобразилась зеркально. Во времена 6-го такта ханьские войска вторглись в Фергану, нанесли удар по Самарканду и вышли к границам Парфии (т.е. к границе Западного Метаочага), но повернули обратно не по причине военного поражения. Во времена 7-го такта арабы, вторгшиеся в Согдиану и долину Инда (т.е. овладевшие границей Восточного Метаочага), столкнувшись с китайскими войсками, дальше не продвинулись, также не по причине поражения.

Крестовые походы стали последним проявлением европейской ностальгии по “прародине” христианского мира. Потери, понесенные рыцарством для достижения эфемерных целей, были огромны. Затраченные средства и бесчисленные человеческие жизни канули в бездонную бочку идеи овладения территорией Палестинского переходного звена. Не принеся стратегически плодов, идея завоевания Ближнего Востока разбилась об сопротивление арабского мира, в полной мере являвшегося наследником этих территорий.

Создание Османской империи явилось очередной попыткой охватить территорию давно разрушившегося Западного Метаочага, проследив былые границы последнего как границы турецкого государства. Уже во времена 8-го такта, приступив к колонизации Балкан, турецкие войска были сориентированы на достижение северо-западных и северных границ Метаочага. В XIV веке войска султана нанесли удар по Сербии, Герцеговине и Боснии, в вассальной зависимости оказались Молдавия, Валахия и Крым. В пору наибольшего расширения империи ее границы достигли границ Метаочага на юго-востоке (территория Йемена), на северо-западе (территория Боснии, юго-западные районы Венгрии) и в Северной Африке (территория Туниса и часть территории современного Алжира, лежащая уже за пределами Метаочага). Продолжительные русско-турецкие войны остановили продвижение мусульманских войск на север, Грузия и Армения закрыли выход к Каспийскому морю. В пределах империи оказались территории Египта и Месопотамии; недоступным остался лишь Иран. Стремительное сокращение империи завершило попытку создания “Османского Метаочага”.

Длительные военные конфликты не могли изменить общих истори-ческих тенденций. За Китаем остались районы Кашгара и Тибет, что в сово-купности с центральной частью составило северо-восточную часть Восточ-ного Метаочага. Корея, Монголия, Япония, Филиппины, Тайвань и государ-ства Индокитая – молодые государственные структуры, находившиеся за границей Метаочага и в приграничной зоне реализовали свою независимость. Индия, объединив Индостан и подчинив Ассам и Сикким, заняла юго-западную часть Метаочага, смирившись с независимостью Пакистана, Непала, Бутана и Цейлона. Бывшая единая территория Западного Метаочага оказалась разделенной новыми национальными образованиями. Влияние гипотетических границ разрушившихся Метаочагов, выражающееся в спе-цифике тех или иных событий новейшей истории, относится уже скорее к проблемам территориально-исторической наследственности, чем к процессам, лежащим вне плоскости личной истории.

 

Предельно сложные системы.
Структура Европы и поиск 9-го такта

Всякая историческая наука вычисляет грядущее из своих определенных настоящим образов прошедшего.

М. Хайдеггер

Попытки рассмотрения исторических образований как систем разной степени сложности подразумевает как множество необходимых допущений, так и высокую степень абстрагирования. Проведение аналогий между историческими и физическими системами при анализе таких критериев как устойчивость, открытость и направление эволюции затруднено тем, что социальные системы, к которым следует отнести государства, империи, союзы племен, религиозные сообщества и пр., относятся к классу предельно сложных систем. Математически точное описание подобных образований возможно, прежде всего, при ретроспективном (историческом) рассмотрении, когда понятия прошлого и будущего системы с точки зрения наблюдателя уже находятся в прошлом. Язык точных наук, в частности физики, применимый при описании общего плана, становится совершенно неприемлемым при попытке вскрыть внутренние нюансы развития той или иной структуры. Тем не менее, возможность логичного объяснения отдельных сторон исторического процесса не может не привлекать исследователя и косвенно свидетельствует о правомочности многих аналогий и трактовок.

Биологические и социальные системы принадлежат к числу открытых систем как обменивающиеся информацией между собой или – в более общем случае – с окружающей средой. Механическая модель подобной системы невозможна в силу и ее открытости, и степени сложности. При введении понятия относительной замкнутости исторической системы, обусловленного интенсивностью ее связей с окружающим миром, отдельные образования становятся подлежащими достаточно исчерпывающему описанию в конкретный промежуток времени. С появлением дискретных промежутков времени, ограниченных пороговыми состояниями (временами тактов), рассмотрение длительно функционирующей сложной системы может быть сведено к последовательности состояний системы и далее – к цепочке более простых систем, каждая из которых отражает движение между следующими один за другим пороговыми состояниями сложной системы. При подобном упрощении знание о направлении эволюции каждой из составных частей макросистемы достаточно для потактового восстановления прошлого и моделирования “будущего”.

Наряду с искусственно создаваемой цепочкой состояний-подсистем необходимо учитывать и реально существующие в рамках макросистемы подсистемы-результаты “ветвления”. Принцип иерархичности позволяет рассматривать системы более низкого уровня сложности как подсистемы, которые, ответвляясь от большой системы (или – в динамике – от основного направления эволюции системы), могут оставаться относительно замкнутыми “в течение ограниченного периода времени и затем вновь сливаются с более общей системой” (Грюнбаум, с.316), т.е. вновь становятся сонаправленными с основным направлением системной эволюции. Высокая степень относительности определения самого факта ветвления не дает возможности предельно упрощать поставленную задачу, базируя на более полном описании отдельных простых объектов исторический анализ, оперирующий – в пределе – макросистемами Метаочагов.

Естественно будет считать, что взаимодействие системы с окружающей средой не описывается рядом констант. Множественность влияющих факторов и постоянно изменяющиеся параметры влияний, эффективность каналов связи между областью функционирования исторической системы и окружением, условия существования (от географических до политических) определяют суммарный результат воздействий на эту структуру, который может определяться как мутация, феномен или спонтанная гармония.

Относительная замкнутость отдельных систем, достигая критического уровня, может создавать условия для роста деструктивных тенденций. Преобладание последних в критическом случае приводит к развалу системы. Ослабление, обусловленное изоляцией, приводящее к гибели соотносится с общим законом, описывающим “изолированные системы, эволюционирующие к хаосу” (Пригожин, с.369). История, основная масса фактов которой так или иначе, связана с возникновением и разрушением различных структур, представляет собой ряд постоянно сменяющих друг друга подсистем, эволюционирующих в различных направлениях и с разной интенсивностью в разные времена в рамках макросистемы. Явный характер процессов, ведущих к разрушению системы, и высокая скорость их протекания в масштабах государства привели к тому, что в древних религиозных доктринах утвердилось воззрение на мир как на систему, периодически скатывающуюся к хаотическому состоянию (Элиаде, с.54). Подобная система взглядов не исключала также представлений о мироздании как о статичном и неизменном, распространенных в Древнем Египте (Франкфорт), что было скорее результатом несколько иного чувства истории у древних людей, чем у наших современников. В дальнейшем, из первоначального осмысления человеком ритма и периодичности, возникла идея всемирной однородности, а возникающие изменения рассматривались как прерывистые и скачкообразные (Уитроу, с.76). Статичность и стабильность уступила место теориям циклического развития, линейное и циклическое время разделили области исторического и сакрального. Идея цикличности (маятниковости) основывалась с одной стороны на необратимости процессов, подразумевающей наличие порогов (в нашем случае – тактов), и на повторяемости состояний (что, как описано выше лежит в основе представления системы как цепочки подсистем-состояний). Несмотря на идеи цикличности, первичные представления людей о мироздании не выходили за пределы мысли о сущем как весьма развитом, но по сути – простом.

Сложность исторических систем обусловлена также наличием внутри системы, в данном случае – очага цивилизации, сосуществующих зон, участков различной степени стабильности и сложности, территорий, ограниченных по-разному климатическими условиями, регионов разной этнической организации. Наличествующая в результате неоднородность на определенных этапах предохраняет систему от достижения критически стационарного состояния, могущего привести к деградации. Отсутствие достаточной степени неоднородности восполнялось вторжениями извне, спонтанной дифференциацией по родовому, религиозному или этническому признаку, войнами или колонизацией. Сменяющие друг друга более или менее равновесные состояния очагов определили характер развития и более сложных образований – Западного и Восточного Метаочагов.

Историческая структура как система с достаточно сложным и слабо прогнозируемым поведением в ходе своего развития функционирует последовательно в различных режимах и формах. Необходимость переходных фаз между режимами выдвигает на первый план точки (периоды времени, такты) своеобразной бифуркации, играющие роль порогов, разделяющих существенно особые режимы сложного поведения системы. Отдельные флуктуации, приводящие к недолговечным изменениям или к переходам без порога между исходным и конечным состоянием системы, имеют место постоянно, однако они не оказывают принципиального воздействия на специфику развития системы. Глобальная необратимость и сложность поведения любых исторических систем, “в которых наблюдаемое поведение в значительной степени связано с эволюцией, т.е. предысторией” (Николис, с.48), проходящих становление от такта к такту, делает невозможным глубокие исторические возвращения, перенесения или реставрации.

Вопрос о пределе сложности систем не решается однозначно. В общем случае правомочными являются лишь вероятностные соображения относительно развития самой системы и колебаний ее степени устойчивости. Спонтанная активность вносит коррективы в любое моделирование, а наличие тактовых зон как достаточно длительных неравновесных условий – своего рода точек формальной, но регулярной бифуркации – определяет постоянство многовариантного выбора при сохранении, однако, базового градиента. Если повышение однородности в системе и упрочение равновесного состояния повышает вероятность разделения, ослабления и развала в пределах данной формы, то, с другой стороны, отход от стационарного состояния вызывает периодические колебания, сменяемые сложными периодическими колебаниями, а также – хаотическое состояние старой формы и новые формы самоорганизации (Пригожин, с.195, 227). Внутренняя дисимметрия и нестабильность или стабильность и однородность, усиление одних возмущений или затихание других, усложнение или деградация – все, так или иначе, приводит в свое время к трансформации, реорганизации, смене алгоритма функционирования системы. Вопрос об устойчивости структуры однозначно не может быть решен. Преобладание тех или иных тенденций в функции от степени сложности демпфируется или усиливается множеством нюансов. В общем случае можно сказать, что сложные системы находятся в метастабильном состоянии (Николис, а, с.477-478).

С разрушением системы Метаочагов и с переходом к национально-территориальному структурированию стран алгоритм исторического развития, без сомнения, претерпел кардинальные изменения. Восьмой такт стал временем начала функционирования европейского алгоритма. Рождение национальных языков и литератур, оформление общеанглийского, итальянского, французского и повсеместный отказ от традиционной латыни – наследия ушедшего в небытие Рима – дали толчок национальному самоопределению и заложили основы будущего развития европейских стран, в котором литература и языковая принадлежность начинала играть роль, более весомую, чем древние традиции, территориальные особенности и родственные связи. К первым представителям европейских национальных литератур следует отнести, прежде всего, Чосера, Данте, Петрарку, Ленгленда, Боккаччо и др. Исчезновение латыни как формы связи между различными государствами и всех государств – с папством, развитие разноязыких литератур в разноязыких государствах, все большее усиление индивидуализации культур обусловили и систему построения новой Европы, и последующие формы ее развития. Начиная с XIV в. развитие каждого государства, нации, пошло своим особым путем. Религиозная жизнь претерпела ряд изменений, отразившихся на отношениях между мирянами и духовенством, в искусстве начинает доминировать не стилизованное, а реалистическое изображение вещей (Гуревич, с.248-250). Появление фигур, подобных Оккаму, Гусу и др. свидетельствовало о рождении нового понятия – “европеец”. Изобретение книгопечатания Гуттенбергом поставило Европу перед фактом дальнейшего развития как преимущественно литературного, книжного и языкового.

Временем рождения Европы можно полагать время шестого такта и связывать начало процесса оформления единого территориально и политически организма с завоеванием римлянами Галлии и Британии. Несмотря на то, что сам процесс завоевания был завершен еще Цезарем, фактически новые территории были втянуты в сферу активного римского влияния лишь в начале I в. н. э. (Лампрехт, т.1, с.163). Специфичность характера европейских завоеваний и обширность территорий, достаточно быстро вошедших в состав империи, позволили делать выводы о войне как о преимущественно односторонней и колониальной (Шпенглер, с.170). Впрочем, изощренная римская дипломатия, использовавшая внутренние распри племен, добилась успехов значительно более впечатляющих, чем вооруженные столкновения. Территория Западной Европы продолжила свое развитие в статусе провинции Римской империи вплоть до упадка центральной власти. Сокрушив метрополию, варварские племена начали развивать местные формы государственной организации. Ко времени седьмого такта процесс образования варварских королевств был завершен, Европа разделена, начальные границы установлены. Однако тенденции к дальнейшему дроблению – одна из основных европейских черт – не ослабевали, стабильность границ была призрачной, рознь и взаимные претензии перерастали в военные конфликты. Преимущественно общая религиозная база – христианство – исключила поначалу приоритет религиозных войн, переместив центр тяжести претензий в область родовых, семейных и династических противоречий. Усиление различных течений христианства, в частности арианского толка, создало прецеденты религиозной розни, а разнонаправленность монарших симпатий сформировала базу папско-арианского и папско-православного конфликта. К восьмому такту, когда Скандинавия была христианизирована, Византия разгромлена, а Русь, объединяющаяся вокруг Московского княжества, стояла на пороге полной независимости, общее построение европейского организма стало зримым фактом. Национальные образования, определившие границы своих стран, гармонично сосуществовали на всей территории Западной Европы. Балканы, являющиеся зоной военного противостояния христианства и ислама, по сути, не являлись территорией Европы. Остальные страны как составные части большой системы со своими столицами представляли собой определенным образом организованный геополитический конгломерат государств и культур. Опорными точками географической и геометрической симметрии континента стали столицы – центры культуры, науки, искусств и административные центры.

Не лишен любопытства тот факт, что исключительное значение городов в Европе не было обусловлено численностью городского населения, определяющего экстраординарную военную и экономическую мощь. По данным исследователей число жителей в крупнейших городах Ганзейского союза не превышало 20 тысяч человек. В столице Англии Лондоне в XIV веке жило около 35 тысяч человек. Если сравнивать численность населения европейских городов времен 8-го такта с численностью жителей Рима на рубеже эр или Константинополя времен расцвета Византийской империи (около 1 миллиона человек), то крупнейшие немецкие, франкские или английские города могут быть удостоены статуса поселка. Тем не менее, именно города являлись основой европейской структуры. Число основываемых городов при приближении к XIV веку стремительно растет. По некоторым подсчетам только в северо-восточной части Германии было основано около 350 городов (Белов, с.6). Роль города, особенно столичного, как центра и национального, и европейского значения была весомей его роли военного плацдарма, крепости и средоточия ремесленного производства.

Европейский алгоритм в своем проявлении – это правильное расположение столичных городов на восьми осях, пересекающихся в Праге. Между осями сохраняется постоянный угол в 22,5° (360/2n,где n=8). Прага как центр Европы лежит одновременно на всех осях; остальные города располагаются следующим образом:

1. Париж (основан Римом на рубеже эр, столица Франции)- Люксембург (столица государства Люксембург) – Прага (центр славянских племенных группировок в V-VII вв., центр пражского архиепископства и столица Чехии с XIV в.) – Краков (старая столица Польши, известная в этом статусе с XI в.) – Киев (до 1300 г. – столица русского митрополита, с XIV в. в составе Литвы, столица Украины).

2. Лондон (с VII в. столица королевства восточных саксов, столица Великобритании) – Прага- Кишинев (столица Молдавии) – Ереван (столица Армении).

3. Эдинбург (бывшая столица Шотландии) – Прага – Будапешт (с 50-х гг. XIV в. столица Венгерского королевства, столица Венгрии) – Стамбул (Константинополь, столица Восточной Римской империи, до середины XV вв. столица Византии, столица Османской империи).

4. Берлин (столица Германии) – Прага – Вена (с I в. римский лагерь, столица герцогства, столица Габсбургов, столица Австрии) – Афины (столица Древней Греции с VII в. до н. э., столица Афинского герцогства в XIV в., столица Греции).

5. Осло (с XIV в. королевская резиденция, столица Норвегии) – Копенгаген (королевская резиденция и столица Дании с 1443 г.) – Прага.

6. Стокгольм (королевская резиденция с конца XIII в., столица Швеции) – Прага – Сан-Марино – Рим (столичный центр с VII в. до н. э., столица Римской империи, столица пап (Ватикан), столица республики 1347, 1354 гг., столица Италии).

7. Монако (столица княжества Монако) – Прага – Рига (столица Латвии) – Санкт-Петербург (столица Российской империи).

8. Мадрид (столица Испании) – Берн (с 1353 г. в швейцарской конфедерации, столица Швейцарии) – Прага – Варшава (столица Польши) – Минск (в XIV в. вассал Литовского княжества, с 1413 г. центр Минского воеводства, столица Беларуси) – Москва (центр Московского княжества, столица России).

Из восьми рассмотренных оси две представляют определенный интерес, так как совпадают с определенными политическими и историческими направлениями. Ось Мадрид – Берн – Прага – Варшава – Минск – Москва можно назвать “политической”, т.к. она является своего рода образующей всей Европы. “Политическая” ось отражает связь максимально стабильного центра с государственными структурами, оформившимися несколько позже основных стран ввиду контроля их территории со стороны “новых варваров” (арабы – на территории Испании и монголы на территории России). В этом смысле статус Мадрида, существующего как европейский город и столица Испании с 1561 г. аналогичен статусу Москвы, ставшей столицей единого Русского государства лишь со второй половины XV века.

Перпендикулярная ей ось Берлин – Прага – Вена – Афины может быть названа “исторической”, т.к. связывает центр Европы через Балканы с древней Эгеидой, при продлении проходит через древнюю столицу Крита, служившего своеобразным “мостом из Египта в Грецию” и отражает в какой-то степени общее направление движения христианства из Передней Азии в Европу и направление мусульманского вторжения на территорию европейского континента. Таким образом, политическая ось отражает внутреннюю структуру европейского сообщества как сосуществования старых и относительно молодых государств по общим принципам; историческая ось отражает преемственность, корневую связь Европы с Римской империей и Древним миром.

Следует упомянуть и те страны, расположение столиц которых не следует общему правилу. Лиссабон, будучи достаточно старым городом, является скорее странным исключением из правила (в то же время “новый” Санкт-Петербург – примером исключительно тонкого чувствования алгоритма расположения столиц). Страны Балканского п-ова (за исключением Греции, имеющей древние корни) не подлежащие правилу лежат в зоне турецкой колонизации, которая изменила европейский характер этой территории, совпав со временем базисной организации Европы – XIV веком (8-м тактом). Прочие столицы, основанные позднее XIV в.:

Тирана – столица Албании, до XVII в. вообще не имела вид города.

София – столица Болгарии с 1879 г., с 1382 г. – под властью осман.

Хельсинки-столица Финляндии, столица княжества с 1812 г.

Бухарест-столица Румынии с 1861 г.

Амстердам-столица Нидерландов с 1795 г.

Брюссель-столица Бельгии с 1830 г.

Столицы малых государств (Андорра, Вадуц), не представляющих ярко выраженных национальных образований, столицы островных государств (Дублин, Рейкьявик, Валетта), неявно относящихся к Европе, и столицы не перечисленных выше балканских государств, относящихся к сфере влияния мусульманства, не подлежат общему алгоритму построения.

Наследственная специфика отдельных регионов и территорий, обусловленная как историей их развития, так и сложившейся несколько позднее политической ситуацией, отчасти сохранилась. К подобным нюансам следует отнести: положение шиитского Ирана, унаследовавшего некоторые качества Среднеазиатского переходного звена, военные столкновения Китая с Индией (район Тибетского переходного звена), подчинение китайцами Тибета и разгром местного института лам, военное давление Китая на Вьетнам и внутривьетнамские разногласия между севером и югом (Северный Вьетнам – пограничная зона бывшего Восточного Метаочага), японско-китайские конфликты (Япония – ближайшая государственная структура, образованная вне досягаемости Восточного Метаочага); западная граница Китая – район г. Кашгар – по сути граница Восточного Метаочага; конфликты Пакистана и Индии (в зоне раздела Метаочагов, 65-70° в.д.); конфликты Индии и Цейлона (юг Индостана и Цейлон лежат за пределами Восточного Метаочага); арабо-израильские конфликты (Израиль – рудиментарное образование в области Палестинского переходного звена); конфликты в Йемене (пограничная область Западного Метаочага); балканские конфликты (зона турецкой колонизации); конфликты между севером и югом в Италии (граница Западного Метаочага разделяет Северную и Южную Италию); китайские притязания в Приамурье (зона Восточного Метаочага) и др. Гипотетические границы бывших Метаочагов на сегодняшний день совпадают с рядом государственных границ и могут лечь в основу объяснения тех или иных территориально-политических притязаний. Переход к новой системе построения государств Европы, по всей видимости, должен иметь свой аналог на Востоке, однако не без учета доминирования Китая и Индии. Смена алгоритмов вряд ли может происходить мгновенно. Наряду с современными тенденциями развития стран согласно видоизмененным законам их движения и становления сохраняется и влияние старых, возможно даже древних, связей, особенностей и специфических форм.

Наступление времени девятого такта, согласно общему порядку, представленному в таблице соответствия веков и тактов, следует отнести к XXI в. Но возможности человеческого сообщества растут не в арифметической прогрессии. Взлет наук и рост технического оснащения человека сдвигает не только пределы возможностей, но и корректирует временные ориентиры. Время такта, условно ограниченное веком, не подлежит строгому математическому постулированию. Границы же временного промежутка должны определяться скорее по граничным состояниям процессов, совокупность которых и определяет тот или иной такт. Степень развитости человеческой свободы воли обуславливает “точность” совпадения событий с нумерацией тактов и веков. Так, например, если еще время 5-го такта, ограниченное с начала окончанием колонизации Ганга и формированием Гат (около 700 г. до н. э.), а с конца – завершением правления саиской династии и битвой под Каркемишем (610-605 гг. до н. э.) практически точно соответствует цифровым границам VII в. до н. э. (предыдущие промежутки принимаются как соответствующие по определению), то, начиная с 6-го такта ситуация меняется. Шестой такт, ограниченный завоеванием Галлии, вторжением в Месопотамию римлянами, началом индийской колонизации и последним усилением Китая перед переворотом Ван Мана (58-54 гг. до н. э.) и – по окончанию – завершением Иудейской войны, гражданскими войнами в Риме, введением буддизма в Китай, исчезновением вавилонян, последним усилением Кушан (69-73 гг.), по своей длительности несколько превышает протяженность “века” и занимает промежуток времени около 130 лет. Седьмой такт укладывается во время VII в. Время “новых варваров” захватывает отчасти XIV в., т.е. пересекается со временем восьмого такта. Длительность 8-го такта с 1305-1309 гг. (основание Делийского султаната, Авиньонское пленение пап, распад сельджукского султаната) по 1453 г. (окончание Столетней войны, взятие Константинополя турками) составляет около 150 лет и выходит за рамки XIV века. Колебания длительности времени такта (85-150 лет) обусловлены отсутствием механического, скрупулезно точного движения истории и участия в каждом событии реальных людей, наделенных свободой воли. Границы каждого из тактов во времени, проявляющиеся посредством определенных событий, в то же время не обусловлены самими событиями, а суть собственно такта восходит к понятиям пороговых изменений, при наличии которых возврат к формам, лежащим за гранью порога (такта) невозможен.

Любой исторический организм избегает быстрого перехода в состояние инертное – то есть он функционирует. В случае закрытых или условно закрытых систем по мере их развития хаотические тенденции, становящиеся причиной разрушения изнутри, или ослабление, обуславливающее разрушение извне, начинают преобладать. Достижение некоего критического уровня слабости или нестабильности системы повышает вероятность ее разрушения до предела. При отсутствии дополнительных каналов связи с внешним миром, мощность которых не выше уровня устойчивости системы, структура деградирует до исчезновения. Примером подобного процесса могут служить следующие исторические системы: цивилизация Крита – территориально ограниченное образование, не имевшее возможностей расширения и мощности для колонизации соседних островов, уничтоженная в результате вторжения племен, т.е. разрушенная извне; государство Тартесс – условно замкнутая система, разрушенная извне в ходе завоеваний Карфагена; культура Хараппы – географически замкнутая структура, потеря канала связи с Месопотамией увеличила степень замкнутости, вступила в процесс разрушения изнутри, который завершился вторжением арийских племен и полным уничтожением; Минейское государство – ограниченное прибрежной зоной юга Аравии образование, разрушившееся изнутри. При возникновении дополнительных возможностей ухода от сверхстационарного состояния система избегает грозящего разрушения. Примерами в этом случае служат: Египет, переживший вторжение гиксосов; Вавилония, подпадавшая под власть касситов; Китай, подвергающийся постоянным набегам сюнну, тибетцев и др. кочевников; Индия, ощутившая вторжения эфталитов и др. Кардинальное повышение степени открытости сразу нескольких систем видно на примере образования Хеттского государства, сыгравшего роль взаимосвязи структур Западного Метаочага. К вторжениям извне, повышающим степень открытости сразу нескольких систем относятся вторжения скифов и киммерийцев в Азии.

Тактовые зоны в теле общего исторического процесса играют роль тех порогов, прохождение которых полностью исключает даже формальный возврат. История как безвозвратное течение в смысле движения во времени не обращаема. Однако конкретные события свидетельствуют о попытках в разные времена вернуться к формам предыдущих правлений или хозяйственных отношений. Реставрации того или иного вида были присущи Египту, политика “возвращения” неоднократно проводилась в Китае, в религиозном аспекте история знает примеры движений ревнителей веры, направленных на поворот к древним традициям. С точки зрения идентификации времени такта по изменениям, исключающим возврат любопытно проанализировать возможное время девятого такта.

XX век, отмеченный двумя мировыми войнами, не имеющими аналога в истории, претендует по косвенным данным на роль века – начала девятого такта. Определенность границ, перипетии в Тибете, характер войн, принципиальнейшие достижения в области мировоззрения и техники – все это может быть свидетельством наступления тактового интервала до его ожидаемой даты – XXI века. Утверждения в данном случае бессмысленны, ход истории приводит нас к все более точному пониманию алгоритма ее протекания. Тяжелее всего судить о современности. Теоретическое рассмотрение того, что еще не произошло, грешит желанием предсказания.

Заключение

Подведение каких-либо итогов всегда связано с рядом трудностей и условностей. Беглое освещение основных положений рассмотренной системы чересчур поверхностно, а излишняя деталировка скрадывает искомый эффект по подведению финальной черты. Не вызывает сомнения тот факт, что анализ всемирной истории как процесса большой протяженности по определению конфликтует с любыми попытками краткого, тезисного освещения. Впрочем, в любом повествовании следует рано или поздно ставить точку.

Теоретическая работа представляет собой вывод из предыдущих результатов наук, которые возникли как следствие многократно проверенных, проанализированных и сопоставленных друг с другом фактов. Подобный вывод может дополнять предыдущие точки зрения, а может находиться в оппозиции, т.е. предлагать системно иной взгляд на традиционную проблему. В любом случае о качестве теории нужно судить по ее внутренней стройности, по тому, насколько убедительно и непротиворечиво она построена.

Равномерность хода времени, являющаяся одним из общих свойств нашего мира, неизменность относительно ритма разных процессов, соответствие фундаментальным естественным законам предопределяет определенную гармоничность и в отдельных случаях симметричность структур, образующихся на планете. Идея наличия периодически проявляющихся тактов истории смыкается в пределе с понятием одинаковой относительной скорости природных процессов и регулярности их ритмов.

Именно высокую степень и пространственной, и временной симметрии, сопряженную с гармоническим “колебанием” тактов истории, следует подчеркнуть при заключительном обзоре схемы мировой истории (Рис. 3), базирующейся на понятиях первичных и вторичных исторических образований – очагов цивилизаций, Метаочагов и переходных звеньев.

Формирование очагов цивилизации происходит в сходных условиях, определяемых рядом общих критериев, среди которых наиболее принципиальными можно считать пространственное широтное определение, опору на определенные участки рек, привязанность к геологическим платформам и географическое расположение, обуславливающее возможности взаимных контактов. К особенностям рождения очагов относится также последовательность их оформления во времени и “направление” этой последовательности с запада – на восток. Та же последовательность при сохранении того же направления наблюдается как при формировании, так и при разрушении обеих исторических макроструктур – Западного и Восточного Метаочагов. Градиент стабильности, присущей в различной степени переходным звеньям и Метаочагам, также направлен с запада на восток.

Возникновение Западного Метаочага на основе Египетского и Месопотамского очагов цивилизаций датируется временем 2-го такта и отделено от времени его гибели (6-й такт) промежутком времени около 2800 лет. Время существования Восточного Метаочага, основой которого стали Индийский и Китайский очаги цивилизаций, от рождения (4-й такт) до разрушения (8-й такт) измеряется тем же промежутком времени около 2800 лет. С точки зрения длительности существования развитие Метаочагов подобно. Происходящие в них процессы располагаются во временных зонах пяти последовательно идущих тактов и в четырех промежутках времени между этими тактами.

Очаги цивилизации определяются как первичные исторические структуры. Их возникновение на базе тех или иных культур, известных преимущественно по археологическим данным, свидетельствует об окончании пространственного однообразия в пределах “пояса жизни” и инициации процесса своеобразного “гранулирования” пространства, который выражается как в ускорении темпов и объемов городского строительства, так и в оригинальном структурном оформлении каждого из очагов.

Отличительные черты очагов цивилизации являются достаточно сходными при совместном рассмотрении пар Египет + Двуречье и Индия + Китай. Географически, функционально, структурно, по степени стабильности и по роду различий вышеперечисленные пары формируют исторические макрообразования, что означает повышение степени их структурной организации. Вслед за рождением Метаочагов происходит последовательное оформление вторичных исторических структур – переходных звеньев.

Переходные звенья каждого из Метаочагов сформировались через 1400 лет после формирования Метаочага и разрушились одновременно с гибелью макроструктуры. Палестинское переходное звено, фиксирующее цент Западного Метаочага, по времени образования принадлежит 4-му такту; Тибетское переходное звено – центр Восточного Метаочага – сформировалось к 6-му такту. Продолжительность существования переходного звена в два раза меньше продолжительности жизни Метаочага и составляет около 1400 лет. Среднеазиатское переходное звено, не будучи продуктом развития лишь одного Метаочага, занимает промежуточное положение. Оформившись к 5-му такту, оно сохраняет ту же длительность существования, подчиняясь общей для всех переходных звеньев схеме развития: рождение, созревание и реализация. Процессы в переходных звеньях располагаются во временных зонах трех последовательно идущих тактов и в двух промежутках времени между этими тактами. По окончанию времени реализации переходного звена и его гибели наблюдается тенденция к реликтовой форме, выражающаяся в попытках реанимации прежде всего религиозных, культовых и культурных форм, приходящаяся своим максимумом на время следующего такта.

Разрушение макросистемы Метаочага происходит одновременно с разрушением очагов и реализацией своих функций переходными звеньями, т.е. с гибелью его основных подсистем. С точки зрения фиксированных длительностей процессов в исторических структурах явственно следующее:

1. Время существования как Западного, так и Восточного Метаочага определяется промежутком времени, длительностью около 2800 лет.

2. Даты образования Метаочага и соответствующего ему переходного звена разделены промежутком времени, длительностью около 1400 лет.

3. Даты образования (гибели) Западного и Восточного Метаочагов разделены промежутком времени, длительностью около 1400 лет.

4. Время существование переходного звена определяется промежутком времени, длительностью около 1400 лет.

5. Даты рождения (созревания, реализации) переходных звеньев разделены промежутком времени, длительностью около 700 лет.

Фактической границей между зонами действия Метаочагов служит территория, расположенная между 65-м и 70-м градусами восточной долготы. Центры Метаочагов – территории переходных звеньев – расположены в пространстве между двумя очагами цивилизаций, обуславливающих этот Метаочаг. Меридиональный диаметр Метаочага – около 53°. Зона воздействия Метаочага после гибели последнего продолжает оказывать некоторое влияние на протекающие процессы, особенно вблизи гипотетических границ Метаочага, что может быть использовано при анализе территориально-политических особенностей того или иного региона вплоть до настоящего времени.

Литература

Араньякапарва Махабхарата. Книга лесная. Араньякапарва. Перевод и комментарии Б. Л. Смирнова, Ашхабад, 1989

Барг Барг М. А. Эпохи и идеи: становление историзма, М., 1987

Барт Барт А. Религии Индии, М., 1897

Бартольд Бартольд В. В. Собрание сочинений, М., 1956-71

Белов Белов Г. Городской строй и городская жизнь средневековой Германии, М., 1912

Березкина Березкина Э. М. Математика древнего Китая, М., 1980

Бикерман Бикерман Э. Хронология древнего мира, М., 1975

Бокщанин Бокщанин А. А. Очерк китайско-индийских связей (с древности до XIV в.). В кн. Китай и соседи, М., 1970

Большаков Большаков О. Т. История халифата, М., 1989

Боннар Боннар А. Греческая цивилизация, М., 1995

Бонгард-Левин Бонгард-Левин Г. М. Древние цивилизации, М., 1989

Бонгард-Левин, а Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация, М., 1980

Брэй Брэй У., Трамп Д. Археологический словарь, М., 1990

Брэстед Брэстед Дж. История Египта, М., 1915

БСЭ Большая Советская энциклопедия, М.,

Бхагавадгита Махабхарата. Бхагавадгита. Перевод, послесловие и примечания Б. Л. Смирнова, СПб., 1994

Варден Ван дер Варден Пробуждающаяся наука, М., 1959

Васильев История буддизма Даранатхи, перевод и комментарии В. П. Васильева, СПб., 1888

Л. Васильев Васильев Л. С. Проблемы генезиса китайской цивилизации, М., 1976

Вебер Вебер М. Избранное. Образ общества, М., 1994

ВИ Всемирная история, М., 1955-1957

Гевонд Гевонд История халифов, СПб., 1862

Георгиевский Георгиевский С. М. Первый период китайской истории, СПб., 1885

Георгиевский, а Георгиевский С. М. Принципы жизни Китая, СПб., 1888

Георгиевский, б Георгиевский С. М. Анализ иероглифической письменности, СПб., 1888

Гольдцигер Гольдцигер И. Лекции об исламе, СПб., 1912

Грюнбаум Грюнбаум А. Философские проблемы пространства и времени, М., 1969

Гумилев Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли, М., 1994

Гумилев, а Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь, М., 1989

Гуревич Гуревич П. С. Философия культуры, М., 1995

Гуревич А. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры, М., 1984

Даннеман Даннеман Ф. История естествознания, М., 1932

Дорошенко Дорошенко Е. А. Зороастрийцы в Иране, М., 1982

Думан Думан Л. И. Внешнеполитические связи Китая с сюнну в I-III вв. В кн. Китай и соседи, М., 1970

Дьяконов Дьяконов И. М. История Мидии, М., 1956

Дюби Дюби Ж. Европа в средние века, Смоленск, 1994

Елизаренкова Елизаренкова Т. Я. Ригведа – великое начало. В кн. Ригведа, М., 1989

Жмудь Жмудь Л. Я. Пифагор и его школа, Л., 1990

Зиммель Зиммель Г. Проблемы философии истории, М., 1898

Иакинф Иакинф (Бичурин Н. Я.) Статистическое описание китайской империи, СПб., 1842

Иакинф, а Иакинф (Бичурин Н. Я.) История Тибета и Хухунора, СПб., 1833

ИД История дипломатии, М., 1941

ИДМ История древнего мира, М., 1983

ИК История Китая с древнейших времен до наших дней, М., 1971

Истрин Истрин В. Возникновение и развитие письма, М., 1965

КиС Китай и соседи, М., 1970

Климович Климович Л. И. Книга о Коране, М., 1986

Козлов Козлов В. И. Динамика численности народов, М., 1969

Коростовец Коростовец И. Я. Китайцы и их цивилизация, СПб., 1897

Косамби Косамби Д. Культура и цивилизация древней Индии, М., 1968

Кравцова

Крымский Крымский А. История Сасанидов, М., 1905

Крымский, а Крымский А. История арабов, М., 1903

Лависс Лависс Э., Рамбо А. Всеобщая история с IV столетия до нашего времени, М., 1897

Лампрехт Лампрехт К. История германского народа, М., 1894

ЛИ Литературная энциклопедия, М., 1930

Лозинский Лозинский С. Г. История папства, М., 1986

Лотман Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров, М., 1996

Маккей Маккей Э. Древняя культура долины Инда, М., 1951

Матье Матье М. Э. Искусство древнего Египта, М., 1970

Мечников Мечников Л. И. Цивилизация и великие исторические реки, Харьков, 1899

Миллер Миллер В. Ф. Очерки арийской мифологии в связи с древнейшей культурой, М., 1876

Минаев Минаев Очерки Цейлона и Индии, СПб., 1878

А. Мюллер Мюллер А. История ислама, СПб., 1895

Мюллер Мюллер М. Религии Китая, СПб., 1901

Николис Николис Г., Пригожин И. Познание сложного, М., 1990

Николис, а Николис Г., Пригожин И. Самоорганизация в неравновесных системах, М., 1974

Нейгебауэр Нейгебауэр О. Точные науки в древности, М., 1968

Новичев Новичев А. Д. История Турции, ЛГУ, 1963

Овсянико-Куликовский Овсянико-Куликовский Д. Н. К истории культа огня у индусов в эпоху вед, Одесса, 1887

Оппенхейм Оппенхейм Л. Древняя Месопотамия, М., 1990

Панникар Панникар К. Очерк истории Индии, М., 1961

Пригожин Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса, М., 1986

Прокопий Прокопий Кесарийский История войн римлян с персами, СПб., 1876

Пуанкаре Пуанкаре А. Последние мысли, Петроград, 1923

Рагозина Рагозина История Индии, СПб., 1905

Радхакришнан Радхакришнан С. Индийская философия, М., 1956

Римшнейдер Римшнейдер М. От Олимпии до Ниневии во времена Гомера, М., 1977

СА Словарь античности, М., 1989

Синха Синха Н. Х., Банерджи А. И. История Индии, М., 1954

Ставиский Ставиский Б. Я. Искусство Средней Азии, М., 1974

Струве Струве В. В. Происхождение алфавита, Пг., 1923

Сыркин Упанишады. Перевод, предисловие и комментарий А. Я. Сыркина, М., 1992

СЭС Советский энциклопедический словарь, М., 1982

Тойнби Тойнби Дж. Постижение истории, М., 1991

Уайтхед Уайтхед П. Избранные работы по философии, М., 1990

Уитроу Уитроу Дж. Естественная история времени, М., 1964

Уотт У. Монтгомери Уотт Влияние ислама на средневековую Европу, М., 1976

Успенский Успенский Ф. И. История Византийской империи, СПб., 1914

Успенский, а Успенский Ф. И. История крестовых походов, СПб., 1901

Фигуровский Фигуровский П. А. Ремесленная химическая техника и натурфилософские учения в странах Древнего Востока, “Из истории науки и техники в странах Востока”, вып.1, М., 1960

Шарма Шарма Р. Ш. Древнеиндийское общество, М., 1987

Шпенглер Шпенглер О. Закат Европы, т.1, М., 1993

Шредингер Шредингер Э. Что такое жизнь с точки зрения физики?, М., 1926

Штейн Штейн В. М. Экономические и культурные связи между Китаем и Индией в древности, М., 1960

Щербатской Щербатской Ф. И. Научные достижения древней Индии, Пг., 1926

Эддингтон Эддингтон А. Пространство, время и тяготение, Одесса, 1923

Элиаде Элиаде М. Священное и мирское, МГУ, 1994

Элиаде, а Элиаде М. Мифы. Сновидения. Мистерии, М.-К., 1996

Ясперс Ясперс К. Истоки истории и ее цель, М., 1994