М. Шильман
ФИЛОСОФСКИЕ АНЕКДОТЫ
1. Отставной офицер Декарт проснулся промозглым утром в сырой постели продрогшим и обеспокоенным. Он вдруг ясно и отчетливо захотел увидеть и понять ясно и отчетливо что такое Я. Его Я. А заодно и все то, что есть не-Я его Я. В существовании последнего он нисколько не сомневался. Декарт взял правой рукой шпагу и решительно приступил к разделению столь сложной проблемы как он сам на ряд мелких и более простых. Засим он отрубил себе левую руку и с удовлетворением заметил, что продолжает мыслить. Под неослабным руководством ума он последовательно отрубил обе своих ноги и восторженно признал, что даже удаление той или иной конечности не препятствует мышлению. И, помыслив о бесконечности самого мышления, он пришел к очевидному выводу: отрубленное никак нельзя было отнести к Я. И Декарт продолжил свой опыт. Вдумчиво и методично он произвел усекновение своего тела почти до нуля, а потом, проявив чудеса ловкости и изобретательности, добился того, что рука, до сих пор державшая шпагу, отсекла саму себя. От головы. Или наоборот. Ощущая сказочную легкость во всем теле, точнее – в отсутствии тела, которое не тяготило более мысль, он, наконец, решился на последний шаг. Следовало отсечь голову от мысли. Или наоборот. Но отсечь оказалось нечем. Одинокая голова, инспектирующая нутрь самой себя, была неделима.
2. Сидя за письменным столом, Августин вновь и вновь перебирал в памяти прожитые годы, отмеченные благожелательностью Провидения к его капризам и слабостям. Небо даровало ему силы и женщин в молодости, мудрость и покой – в старости. Ничего не оказалось зряшным, и на склоне лет он мог спокойно судить о прошлом, не имея ни малейшего понятия о том, что такое время и как вообще можно отделить прошлое от настоящего и грядущего. Но и мысли его, и жизнь были по-прежнему сладки, как краденые груши, и текли неторопливо, как выдержанное вино. Августин глянул в окно: тьма, пришедшая с моря, закрыла благословляемый епископом город. Начинался град, грозящий сгубить виноградники и оставить престарелого Блаженного без эликсира бодрости. Августин тяжело вздохнул, отодвинул в сторону пачку отчетов о крещениях за прошлый год, еще раз посмотрел с тоской в окно и, рассеянно клюнув пером глиняную чернильницу, прилежно вывел на заглавном листе: «О Граде Божьем».
3. Когда немецкие войска вошли в Париж, Бергсон повел себя как еврей. Позже он принял католицизм. Было ли последнее актом его творческой эволюции – до сих пор не известно.
4. Гоббс родился с перепугу и, несмотря на то, что почти время прожил во Франции, считался английским философом. Он был экспертом по финикийской мифологии и политическим движениям. За свою жизнь он немало написал, но – по свидетельству Фейербаха, который и в глаза Гоббса не видел, – читал хорошие книги, а потому читал мало.
5. Когда Шеллинг уводил жену у Шлегеля, он цитировал Шиллера.
6. Маркс, живущий на деньги Энгельса, живущего на деньги рабочих, живущих в преддверии эры освобожденного труда, очень любил женщин и детей, которые были освобождены от труда, благодаря Энгельсу, который, благодаря ежедневно рабочих, знал, благодаря Марксу, за чей счет создается «Капитал».
7. Кант и Гегель играли в карты. По переписке. Ходы противника они получали через отдел объявлений свежего номера Бамбергской газеты, которую в Кенигсберге выписывал только Кант. Они оба не знали карт друг друга, но были уверены, что тянут из одной колоды. И в том, что все играют в одну игру, они тоже были оба уверены. А еще они были уверены, что честный немец не обманет. Но потом оказалось, что хитрость Разума преследует цели Игры, но вовсе не цели играющих. И, кроме того, Разум безрассуден, а Игра уже заведомо окончена. Тогда они оба попробовали подчиниться друг другу и не смогли: их было два Господина и ни одного Раба. И они умерли, чтобы не препятствовать рождению рабов: рабов Духа, Долга и Государства.