М. Шильман

ПРОТЕЗИРОВАНИЕ ВЕЧНОСТИ

 

Что греха таить – человечество алчет жизни вечной и его не слишком удовлетворяет перспектива получить таковую исключительно "в духе". Конечно, гарантированный минимум греет. Но бестелесное существование иногда кажется безрадостным, – кто из нас хоть отчасти не эпикуреец? Удовольствия во плоти навряд ли что-то может заменить. Поэтому досадная бренность тела не одно тысячелетие маячит перед смертным как проблема. И как задача.

 

Вечность от плода дел своих

С того момента как в человеческом сознании небо и земля разделились как вечное и бренное, поиски различных форм вечности никогда не прекращались. Вечность была своего рода запретным плодом, потому как обладали ею только боги. Человеческий же удел, при всех своих достоинствах, оставался скуден. Всякие помыслы о чем-то вечном подразумевали тот или иной выход за пределы возможностей. И значит – косвенное приобщение к небожителям.

            Пионеры земной цивилизации грешили реализмом, а непохожесть божественной и человеческой природы была для них очевидна. Поэтому вечность приписывалась "тому" миру, а "этот" мир подчинялся всеобщему закону рождения и смерти. То, в чем человек жил, походило на не совсем удачный образ горнего мира, сам человек – на несовершенное подобие бога, а отпущенное ему время – на незавидный аналог вечности. Неудивительно, что существо временное и мирское по мере сил своих пыталось сконструировать какой-либо суррогат бессмертия.

Для древних египтян понятие вечности сопрягалось с устойчивостью и незыблемостью мироздания, символом которого служили культовые сооружения. Творения как знаки того, что их зодчие существовали, несли отпечаток индивидуальности их творца и после того, как его самого уже не было в живых. Натуралистическая схема Платона усматривала "достижение" вечности в цепочке поколений, в неразрывной связи предков и потомков. Передавая толику своего существа своим детям, человек как бы переносил себя в то будущее, в котором сам он непосредственно присутствовать возможности не имел. Мир древних индийцев, обреченный на периодическое разрушение, вечно хранил причины и конфигурации предыдущих рождений.

В любом случае вечность, на которую мог рассчитывать человек, находилась в пределах того мира, что был его уделом. Все произведенное человеком – вещи, дети или поступки – выстраивалось цепочками следов, направленными в будущее или в прошлое. Вечность обретали лишь человеческие остатки: то, что человек оставлял за границами своего настоящего, и говорило о его "настоящей вечности" – т.е. о своеобразном выходе за пределы одной жизни.

 

Жизнь до последней капли времени

Для современного человека "жить в своих детях", "жить в своих делах" или "жить в памяти" – по большей мере красивые, укорененные в языке культуры метафоры. Мы почти уверены в том, что мир не является живым организмом, а любые жизненные процессы протекают во времени, а не с самим временем. Для наших же предков не только весь мир был смертным существом, в чем-то подобным человеку, но и время мира имело срок жизни. Поэтому и любые следы во времени понимались ими принципиально иначе.

Сотворенный человек свидетельствовал о вечности своего Творца, а человеческие творения придавали эффект вечности своему создателю. При этом вечность понималась не как личное бессмертие, но как символическое присутствие смертного в мировом культурно-историческом процессе, идущем "до скончания времен". Строго говоря, само время оказывалось "смертным", ибо безжалостная логика констатировала: все, что родилось ("от начала времен") неминуемо умрет. Поскольку время являлось не только образом, но и антиподом вечности, выходило, что не только мир, но и его время "в конце концов" тоже умирает. И вопрос "что же будет после?" терял право на существование, – ведь "до" или "после" подразумевает нахождение во времени, а если его уже нет, то и никакой череды состояний быть не может.

            Время мира вплоть до относительно недавнего времени казалось людям некоей материей ограниченного объема. Вместилищем этого количества времени выступала идеальная вечность. Как в песочных часах время струилось сквозь "сейчас" и скапливалось, отработанное, в резервуаре вечного прошлого. Время истекало, описывало круг, циркулировало в вечности. Когда-нибудь оно должно было истечь полностью, вслед за чем неминуемо наступал "страшный суд" или "конец света" – то ли "новый порядок", то ли вселенский хаос. В космических масштабах судьбы были предначертаны, и живущие могли претендовать лишь на то, чтобы оставить по себе приметы и оказаться "вечными во времени". Рожденный конечным надеялся стать вечным в конечном времени конечного мира. Но стать вечным в вечном оставалось невозможным.

 

Физические условия бессмертия

Переворот в отношении к искомой вечности начался с изменением точки зрения на природу времени. Едва ли не самый весомый вклад в этот процесс внес Ньютон, который "изобрел" универсальное время, которое служило бесконечно длящейся координатой.  Такое время не могло истечь, – оно не было связано с конкретным миром. Оно даже не текло непрерывно, но простиралось, тянулось практически вечно, и было испещрено абстрактными зарубками дат. В таком случае – если считать, что человеческий срок отмеряется на бесконечной временной шкале, – почему не помыслить технологии, отодвигающей все дальше и дальше конечную точку существования? Фундаментальные положения классической физики нам известны еще со школы. Одно из них гласит, что если телу ничего не препятствует, то, единожды начав свое движение, оно будет двигаться всегда. Так не достаточно ли просто убрать все препятствия и нейтрализовать силы трения для достижения вечного движения? И тем самым попытаться "опять" изобрести такую заманчивую вещь как вечный двигатель.

            Свой вечный двигатель предложила давным-давно религия. Работал он за счет идей о бессмертии или перерождении души. Его эффективность было слишком тяжело проверить, да и результаты его работы казались слишком эфемерными. Человек инстинктивно ассоциировал себя в первую очередь с видимым телом, а не с невидимой душой. Да и здоровье человеческое оценивалось сначала по внешнему виду, а уж потом – по внутреннему состоянию. В бессмертие души человек ныне, может быть, и готов верить… но бессмертным он жаждет быть физически.

            Вот тут-то на помощь его фантазиям приходят, взявшись за руку, физика и медицина.

 

Триумф ремонтируемого человека

Чтобы какое-либо устройство работало исправно, его нужно обслуживать. А значит –следить за износом деталей и вовремя смазывать. Тогда предмет заботы имеет шанс функционировать необозримо долго. Что выйдет, если сравнить человеческий организм со сложным агрегатом и перейти на языке медицины? Готовая стратегия превращения бренного тела в своего рода вечный двигатель! И поскольку человек "работает на износ", новый образ вечности грядет как постоянный процесс реабилитации, ремонта и замены изнашиваемых по жизни деталей. Вот и получается, что "жизнь вечная" в теле – это тотальное протезирование.

Как ни абсурдно звучит, но в наше время это факт – человек ремонтируется. Он хочет длить и длить свою жизнь за счет того, что отдельные его части, то и дело выходящие из строя, будут оперативно заменяться такими же. Никого уже не удивляет замена зубов, искусственные клапаны сердца, донорские почки или синтетическая кожа. Но, как давно известно, всякий ремонт можно только начать; закончить его практически невозможно. Человек хочет не только заботиться о своем здоровье, но и ощущать в жизни что-то новое. В тот момент, когда он пресыщается тем, что есть, ему становится скучно даже в своем привычном теле. И тогда он готов изменить в себе почти все – от имени и цвета волос до формы носа и пола.

Примечательно, но сегодня – хотя технологии это позволяют, – ничто не строится "на века". Сначала предусматривается возможность быстрой перестройки, перепланировки, смены или замены отдельных узлов. Мы будем недалеки от правдоподобия, если скажем, что в человек истово обустраивает те места, где он себя самого ищет. Все "чинится": тело – имплантациями, психика – телевидением, страсти – пилюлями, общение – мобильной связью и Интернетом… Мир человеческий становится взаимосвязанной, изменчивой и стремительно обновляющейся системой протезов на все случаи жизни. Даже маломальское его изменение производит update ансамбля под названием "жизнь". Со временем каждая составляющая изживает себя, – однако собираемое как лего существо в целом остается ни старым, ни новым. Неясно, позволительно ли считать эту бессмертную конструкцию Человеком, но в некотором смысле она поистине вечна.

«События», сентябрь 2006