М. Шильман

ЛИЦЕНЗИЯ НА БОГОХУЛЬСТВО

 

Человека манит запретное. Ему хочется сквернословить, протестовать и бесчинствовать. Его соблазняет то, чего он не может себе позволить. Но, получая разрешение на грех, он, сам того не замечая, становится честным налогоплательщиком и образцовым гражданином.

 

Не компрометирующая легкость бытия 

Наш, балансирующий на грани завтра мир, не случайно называют «обществом спектакля». Исполосованный мобильной связью, компьютерной сетью и каналами информационных агентств, он превращает миллионы в участников некоего тотального действа. Человек достиг, видимо, своей заветной цели, – быть кем угодно, жить как угодно и казаться чем угодно. В его распоряжении – изощренные приемы маскировки, передовые технологии изменения образа и лучшие техники бесконтактного общения. Он – игрок.

                Всякая же игра таит в себе освобождение от обыденных правил. А как ненаказуемая возможность перечить, нарушать дисциплинарный устав или пренебрегать культурными нормами, она сладостна вдвойне. В ней эффект свободы достигается, в первую очередь, за счет того, что никто не несет ответственности за пределами игры за то, что сказано или сделано в ходе игры. Человек, подменяя самого себя телефонными номерами и адресами электронной почты, скрываясь за придуманными именами, может действовать вызывающе, асоциально, некультурно. Чем так привлекает людей Интернет? Правом не предъявлять паспорт, не соответствовать должности, не хранить супружескую верность или не доказывать свою лояльность. Тем, что это своего рода зрелище без разделения на актеров и зрителей. Тем, что виртуально, не компрометируя себя, полицейский может играть роль экстремиста, пуританин – смаковать эротические картинки, верующий – богохульствовать, а педагог – не нормативно восклицать. И этот карнавал – не изобретение нашего века. Он всего лишь продолжает традицию, история которой насчитывает не одну сотню лет.

 

Пародия на благочестие

Что греха таить – тон официоза, грань серьезности и мера дозволенного всегда задавали общие правила поведения. Перестав общаться только с богом и начав говорить с себе подобным, Адам был вынужден изобрести, а потом и соблюдать некие формы приличия. Как только в моду вошел первый фиговый лист, слова, жесты и мысли человека разделились на приличные и неприличные. А чтобы такая сортировка не казалась абсурдом, необходимо было относиться к ней с полной серьезностью.

                На заре европейской истории, когда человек был с головой погружен в пучины официальной и серьезной христианской культуры, он столкнулся с массой нелепиц. Вероучение алкало не столько любви к жизни, сколько почтения к смерти. Церковь рисовала картину, согласно которой почти все праведники скапливались в мире ином, в то время как этот мир населяли, преимущественно, закоренелые грешники. И подобная двойственность жизни рождала либо неулыбчивое умствование пастыря, либо идиотский смех шута.

Паритета между жизнью до гроба и жизнью за гробом в христианстве, конечно же, никогда не подразумевалось. В противном случае жизнь вечная получила бы достойного противника, даже врага. Издавна сосредоточенной мине культа противостояла площадная гримаса карнавала, но во власти первой было определять права второй. Так как природное богохульство не пасовало перед угрозами кар небесных, приходилось поднимать его на смех. Догмат о бессмертии души обесценивал земное времяпрепровождение, и церемониалы уготовления к ней требовалось воспринимать только всерьез. А в том, что не помогало раскаянию и спасению следовало видеть взрослое баловство, скоморошье зрелище, несерьезную игру. Так неофициальные праздники, внецерковные обряды и негосударственные волеизъявления получили санкцию официальной культуры и высочайшее «добро» на существование в единственно допустимом качестве – как пародии.

 

Народные радости без цензуры

                Воистину, лучший способ обезвредить – это разрешить. Бунтаря назвать сумасшедшим, недовольного – непонимающим, конкурента – соучастником. Искусство властвовать включает в себя умение конвертировать друг в друга толкование и ересь, глумление и шутку, богохульство и пародию. Чтобы, казалось бы, несовместимые  вещи уживались друг с другом.

                Не упомнить уже все те дурацкие праздники, шутовские веселья на площадях и уличные шествия ряженых, которыми жила Европа лет 600-700 тому назад. Во время народных гуляний самое возвышенное переворачивалось вверх ногами и превращалось в нечто смехотворное. Что был хорош карнавал? Стремлением изощренно сыграть «все наоборот», унизить высокое... но как бы понарошку. Имитация обрядов посвящения в рыцари, избрания папы римского или помазания монарха на трон изрядно сдабривалось божбой, смачными ругательствами и неприличными телодвижениями. Произносимые при этом речи были настолько нецензурными, что вызывали подлинное ликование всех участников действа. Место лица чаще всего занимала задница, на которую торжественно водружали корону или тиару. Всадников сажали лицом к лошадиному крупу, наивысших почестей удостаивались те, кто был отвратительнее всех окружающих.

На какое-то время мир переворачивался: красота и уродство, сила и бессилие, чистое и грязное менялись своими местами. Испражнениями пользовались для «очищающего» помазания, похоть занимала место аскетизма, а роль поучительных «житий святых» играли скабрезные истории из жизни простых смертных. Бесчисленные картинки, изображающие изнемогающих от веса и размера своих гениталий людей, вторили бесполой церковной живописи. Все естественные отправления тела, все его жизненные функции и реакции выходили на передний план в сценах, которые повествовали о головокружительных совокуплениях и гипертрофированных возможностях человеческого организма. Контраст с обязательным безбрачием клириков и благочестивой идеей умерщвления плоти был настолько силен, что невольно возникает вопрос: неужели те, чьей профессией была смиренная борьба с пороком, оставались в стороне от безумства плебса?

 

Заумные шалости элиты

Вовсе нет! Отдыхая от благоговейной серьезности, ученые мужи тоже тяготели к прелестям жизни шиворот-навыворот. Вот только пространством приложения их сил становились не места общественных увеселений, а изучаемые ими тексты. Церковные деятели и богословы, монахи и школяры от души пародировали ученые трактаты, тексты для богослужения и даже Священное Писание. Известны бесчисленные литургии от имени игроков, пьяниц, чревоугодников и развратников. Острословы безбожно коверкали евангельские изречения, молитвы, гимны и псалмы. Осторожные педанты упражнялись в написании фальшивых постановлений мифических церковных соборов или составляли издевательские грамматики латинского языка. Чиновники средней руки кропали «поддельные» завещания или смехотворные эпитафии. Наконец, настоящие мастера пародии, люди рисковые, брали на себя ответственность за перевирание самого святого. Они предлагали всем желающим свои собственные версии «Отче наш» или «Ave Maria».

Вся эта литература, родившаяся на латыни в монастырях, школах и университетах, имела спрос у людей, обладающих неплохим образованием. От простонародной грубости, муссирующей вопросы пищеварительной и половой жизни, ее отличали стилизация и иносказание. Это не означало, что темы были иные, – но неприкрытое бесстыдство преподносилось весьма галантно. Судите сами: сегодня искушенный в литературных играх читатель увидит в «Декамероне» набор сальных трюизмов, но ведь в свое время его ценили за изящество. С другой стороны, непристойные рассказики XII-го или XIII-го века кажутся верхом просторечия, но достаточно сравнить их с «поучительными историями», чтобы заметить скрытое стилистическое единство всех богохульных писаний. По существу, и невежественная публика, и интеллектуалы жили в одном культурном пространстве, которое то и дело показывало свою природную «изнанку».

 

Под властью власти

                В этом смысле день нынешний не больно отличается от дней минувших. Да, мы ширим простор для солидарности в тайных желаниях и бессознательных влечениях, но смешно было бы видеть здесь прогресс свободомыслия. Просто вечное человеческое «недовольство культурой» находит новые технологии для того, чтобы во избежание перегрузок выпустить пар. Традиции, система образования, религии и социальные институты – ни одна из форм власти уже не в силах удержать общественный порядок без того, чтобы не учредить локальные непотребства. Для того чтобы держать массу в повиновении, необходимо обеспечить ее симуляцией вольницы. Так продолжается апробированное веками травести идеологии, где деланное пренебрежение нормами приводит к не рассуждающему повиновению им.

«События», январь 2007