М. Шильман

КОРПОРАЦИЯ ШАХИДОВ

 

Человек любит жизнь, но испытывает тягу к смерти, – это может подтвердить любой психолог. Его стремление строить и облагораживать соседствует с инстинктом разрушения и соблазном учинить беспорядок. Необходимость повиновения, помноженная на неутолимую жажду власти, рождают новые протесты и вызовы. И, как показывает история, для этих целей все средства хороши. 

 

Пугающая обыденность насилия

Кого сейчас удивишь жестокостью? Уже давно неестественные смерти стали восприниматься как естественная убыль населения. Вездесущее телевидение превратило это в такое же обыденное явление, как и конкурсы красоты, кинофестивали или показы высокой моды. Кто бы ни разыгрывал подобные спектакли – ирландские радикалы, баскские сепаратисты, чеченские боевики или исламские экстремисты – их сценарии однотипны. Захват заложников, политический шантаж, акции неповиновения с их последующим разгоном... Это похоже на поле боя, где идет война за то, чтобы заполучить в свои руки бразды правления. И где множество людей гибнет, оказавшись меж двух огней, между двух противоборствующих сторон.

                Массовая гибель людей лежит и в основе пользующегося неизменным спросом сюжета фильма-катастрофы. Здесь не столь важна причина, по которой стирается с лица Земли значительная часть человечества – от тотального землетрясения, столкновения планеты с кометой или в ходе атаки инопланетян. Люди склонны воображать нечто невозможное, что делает достижения современной цивилизации – новейшее оружие, компьютерные технологии, системы коммуникации, управления и безопасности – бессильными. И кино рисует им невообразимый ужас, который топится в спецэффектах и приправляется happy end’ом.

                И в первом, и во втором случае мы имеем дело с насилием. Но если политическая бойня имеет свои цели, а поэтому ее еще как-то можно понять, то катастрофа лежит за пределами разумения. Стихийное бедствие нецеленаправленно, – оно просто констатирует тот факт, что покорение природы человеком – иллюзия. Гипотетическое вторжение пришельцев связано с нечеловеческими целями, – и оно просто показывает, насколько иллюзорен наш привычный мир логики, культурных ценностей и здравого смысла.

                То, что впечатлило человечество 11 сентября 2001 года, было просто демонстрацией невыносимо странного терроризма – политически бесцельного нечеловеческого разрушения реальности.

 

Убийства в пределах здравого смысла

Террор во времена Великой французской революции или в годы гражданской войны в России оправдывался идеей установления нового, справедливого общественного порядка. Как ни цинично это звучит, но и «красный», и «белый» террор были способом идеологического и теоретического противостояния. Те, кто подлежал уничтожению назывались по-разному – «контрреволюционеры», «классовые враги», «взбесившиеся хамы» или «антихристы». Но принципы, по которым отличались противники от соратников, были ясны, номинации определены и цели конкретны. Террор был направленным.

                Сходным образом, и каждая отмеченная в истории массовая резня по религиозному признаку была направлена исключительно против определенной группы людей. По ходу еврейского погрома не осведомлялись о политических убеждениях, а во время Варфоломеевской ночи не проверяли гражданство и отметки о временной регистрации. Искоренение ереси, политические чистки или забота о чистоте нации были формами преследование инакомыслящих. Одна модель мира доказывала свое превосходство другим моделям мира методом применения силы. Дальше властвовала зоология – выигрывал сильнейший.

                Что же касается бесчисленных политических убийств, протянувшихся мрачной чередой через столетия, то они диктовались необходимостью убрать того, кого было невозможно вразумить. Чем, если не заботой о справедливой власти руководствовался Брут, поражающий кинжалом Цезаря? Что, кроме счастья народа преследовали народовольцы, забрасывая «адскими машинками» Александра II? Покушение на жизнь того, кто был «неисправим», не вело к ликвидации поста, который занимала жертва. После убийства Кеннеди или Рабина в Америке не исчезли президенты, а в Израиле – премьер-министры. А выстрелы в Иоанна Павла II не заставили католическую церковь пересмотреть свои догматы.

Да что там убийство или покушение на убийство! Даже казни помазанников божьих не предотвратили имперское правление во Франции и России или реставрацию монархии в Англии. В общем, после очередного инцидента кто-то другой воцарялся вместо своего неудачливого предшественника, и никаких принципиальных изменений в системе власти не происходило. Были только изменения в политике.

 

Террор за переделами политики

Тот, кто подрывает себя на набережной в Тель-Авиве, в московской подземке или на острове Бали, несведущ в политике. Он не наносит удар по живым мишеням – израильтянам, русским или разным прочим шведам. Ведь нет никакой гарантии того, что среди жертв будут только граждане «враждебных» государств, лица «вредной» национальности или верующие из «богопротивной» конфессии. Такой смертник вовсе не покушается на жизнь, – он подрывает реальность, согласно которой набережная предназначена для променада, метрополитен – это вид городского транспорта, а на курорт приезжают отдыхать и развлекаться. За все расплачиваются невиновные, точнее, те, кто виновны лишь в том, что живут в обществе и принимают его порядок. Одним словом, шахид не побеждает врага  экстравагантным оружием, – нет-нет, ничего личного!

К тому же шахид – не революционер. Он не строит планы поднять широкие массы прогрессивной общественности на борьбу с указанным злом. Цель его намного «проще» – испугать тех, кто знает, как устроен их мир, демонстрацией иллюзорности этого мира. Не изменить социальный механизм, а сунуть палку в его шестерни. Вызвать сбой в устоявшемся восприятии жизни и тем самым, исподволь, поставить вопрос о возможности чего-либо стабильного вообще. Не опротестовать действия власти, а нарушить представление о системе власти о чем-то само собой разумеющемся.

Террорист не атакует систему с фронта, противопоставив силу – силе. Его задача не победить, а ужаснуть. Он не хочет занять место политика, чтобы изменить внутренний или внешний курс своей или чужой державы. Напротив, он хочет обнаружить слабость всякой действующей социальной системы перед лицом радикальной реальности – смерти без малейшего признака здравого смысла. Он хочет потрясти общество, привыкшее к тому, что смерть существует только на экранах телевизоров или в лабиринтах компьютерных игр. Террорист «напоминает» обществу, что такое настоящая реальность. Реальность с перебором.

 

Жертвоприношение вне идеологии

                Ныне мир живет в своей виртуальной тени, вуалирующей мысль о смертности человека. Компьютерные герои имеют в запасе несколько игровых жизней, а герои локальных войн разрабатывают доктрины «бесконтактной войны» с «нулевыми потерями». Боевые действия, скандалы, операции спецслужб и уличные беспорядки – все предсказуемо, придумано заранее и воспроизводится без конца. В итоге события перестали шокировать, – они привычны и не единичны. События тиражируются средствами массовой информации, а человек живет во власти повторений – своих действий, действий вокруг себя и действий над собой.

                Когда власть концентрируется до предела, никакой протест не слышен. Он прочитывается как желание раздела власти, а значит – как продолжение той же игры по тем же правилам. Противодействие системе означает, прежде всего, принятие этой системы как действительной. А потому всякий ход ожидаем: «бунтарь», по существу, ничем не отличается ни от своих «соратников», ни от «противников». Как ни странно это звучит, но настоящая единичность начинается там, где кто-то решается реализовать те возможности, которые не прельщают всех остальными. Там, где отдельный человек дает себе отдельное право. В лучшем случае – право на отдельную жизнь. В худшем – право на ужасную смерть. Свою и окружающих.

В отличие от войны до победного конца или политики до светлого будущего, новый террор не порождается идеологией. Его корни нет смысла искать в религиозных предписаниях или культурной специфике. Привязывая к телу взрывчатку или въезжая в супермаркет на заминированном автомобиле, одиночка ставит себя вне всякой системы. Самым жестоким образом он дает понять тем, кто из года в год ходит в одно и то же время в одну и ту же булочную, что в любой момент привычный порядок жизни может быть разорван. Порядок приносится в жертву, потому что это не может остаться незамеченным. Потому что только беспрецедентное действие может повергнуть в смятение систему и обратить ее против самой себя.

«События», февраль 2007

 

Rambler's Top100
Hosted by uCoz