М. Шильман

ПОД СЕНЬЮ ТРУДОДНЕЙ

 

Как не признать, что трудиться – занятие неоднозначное. И проблема не  в том, что считать трудом, а чему в этом звании отказывать. Ведь можно, с равным успехом погрязая в трудоднях, и работу работать, и баклуши бить. Но если некогда считалось, что жизнь – это труд, то сегодня оказывается, что труд – это жизнь.

 

Эхо первородного греха

Если взять за основу рассуждений избитый ветхозаветный сюжет, то все кажется предельно ясным, логичным и последовательным. Первый человек, по мнению Господа Бога, согрешил по полной программе: и запрет преступил, и женщину познал. За что и был изгнан вместе с объектом своего вожделения из райского сада восвояси. И вдогонку ему (наряду со всеми прочими напутствиями) просвистело трудовое проклятие – «в поте лица своего будешь есть хлеб...»

После Эдема, где трудиться было незачем, человек был опущен на землю, кою ему надлежало отныне возделывать. Таким образом, труд стал отмщением за непослушание. Последующие поколения, лишь мечтающие о рае, упорным трудом создавали все то, что называется «цивилизацией» и «культурой». При этом на работе самой по себе сохранялась печать подневольности и наказания. Именно поэтому низ социальной пирамиды принимал на себя львиную долю трудовых повинностей, наиболее изнурительные из которых адресовались преступникам, рабам, инородцам и пленным.

В общем, история древнего мира не знала борьбы за право на труд. А степень свободы человека была обратно пропорциональна трудоемкости его жизни.  

 

Золотой блеск утопии

Однако, даже различные виды рабства, испробованные людьми друг на друге, не смогли затушевать странность трудовой деятельности. С одной стороны, если бы человек не стремился бездельничать, он не был бы человеком. С другой – человек не был бы собой, если бы не трудился.

Разве венец творения наслаждается своим привилегированным положением, радостно вкалывая на глазах у бессловесных тварей? Вовсе нет. Человеку всегда хотелось сидеть сразу на двух стульях: пользоваться тем, что приносит труд, и не испытывать отвращения от трудового процесса. Трезвый человек скажет, что подобное желание означает совмещение несовместимого; романтик вознамерится найти разумный компромисс. Но когда оказывается, что в реальной жизни это невозможно, возникает греза о несуществующем мире, где воплощаются заветные мечты. То есть о земном рае или утопии.

Почти 400 лет тому назад на свет появилась знаменитая «Утопия» – рассказ о благословенном острове, чьи счастливые обитатели работают 6 часов в день, не пользуются деньгами и пускают золото на изготовление ночных горшков. Социальная мечта опиралась на мысль о том, что люди могут быть свободны, работая без принуждения и в меру.

В то же время сам труд понимался как необходимая обязанность, естественное назначение человека и основание его свободы. А искомое равенство членов такого общества покоилось на тотальном отсутствии у них какого-либо права на безделье.

 

Современность без отдохновения

Велик соблазн долго, вдохновенно перечислять все мыслимые и немыслимые формы поощрения и штрафования трудящихся, изобретенные в индустриальную эру. В XIX-XX веках Запад превратился в гигантский завод, массово производящий растущее разнообразие вещей. Но хрестоматийные конфликты между трудом и капиталом, вызывавшие забастовки и революции, отошли в прошлое. Сегодня граждане экономически развитых стран, предки которых боролись за «свободу, равенство и братство», стали обладателями совсем иных ценностей. Они получили право на труд – абсурдное достояние вечных работников и нелепый эрзац райской жизни. Право, которое, став самоцелью, оборачивается лишением прочих прав.

По причине постоянного трудоустройства человек привязывается к тому месту, которое его кормит. Труд отнимает практически все свободное от остальной жизни время, подменяя, по существу, жизнь человеческую. Люди живут, трудятся и восстанавливают силы – все для своего блага, на благо общества или во имя какой-то очередной «победы». Человек занимается – собой и своей семьей, своим будущим и прошлым, своим напряжением и расслаблением. Он именно занят – и в этом простом слове таится страшный смысл. Человек взят взаймы у свободного существования, он берет взаймы свое будущее ради настоящего и, главное, он – как телефонный абонент, не кладущий трубки, – играет роль вечно занятого номера, с которым разговор о жизни невозможен. В итоге – как это ни плачевно, – но верным оказывается изречение, украшавшее в свое время один из фашистских концлагерей: «Труд делает человека свободным». Труд, который гарантирует непрекращающуюся занятость, дарует человеку самую неприглядную свободу – рабскую свободу от мыслей о свободе.

   Такое положение вещей становится синонимом «общественного порядка», опасность для которого представляют, в первую очередь, те, у кого есть время подумать о степени своей свободы или дать знать соседу, что постоянная недостача времени чревата нехваткой жизни. Не суть важно кто и как именно возмущает общественное спокойствие – закоренелые тунеядцы или чистые интеллектуалы. В обыденном сознании вторым, зачастую, приписывают качества первых. Кстати, как первые, так и вторые не работают критиками сложившейся системы тотального обеспечения права на труд. Критики – технологи, политики, социологи – как раз трудятся, засучив рукава, и родины славят трудом. Своими действиями они создают новых работодателей, разрабатывая государственные программы по выделению средств на неуклонный рост числа рабочих мест. Разветвленная сеть служб занятости, бирж труда, бюро по трудоустройству и агентств по найму рекламируют труд – уже не как средство для достижения полезных результатов, а как деятельность, необходимую саму по себе. Пусть даже этот труд не будет производителен, его плоды не найдут применения, а индивид не почувствует себя счастливым. Важнее то, что массы находятся при деле, устроены, заняты... и покорны.

Даже озирая всю историю рода человеческого тяжело судить об огрехах Провидения. Но, кажется, в конце концов, человек человеку стал ни волком, ни другом, но сотрудником.

«События», июль 2007