М. Шильман

ДЕЛИКАТНАЯ ВОЙНА

 

Разногласия между людьми возникают по любым вопросам, по всякому поводу и во все времена. Изредка противные стороны договариваются и решают все мирным путем; намного чаще спорщики покидают пространство диалога, чтобы встретиться во всеоружии на поле брани. В том, что касается войны, мир демонстрирует завидное единодушие: ее осуждают и к ней готовятся, ее пытаются предотвратить и ее планируют. Но, странное дело, вопрос о том, как вести военные действия – самая жирная точка преткновения.

 

Насилие как форма конкуренции

            Вопрос о том, насколько насилие свойственно человеческой природе, вот уже не одну тысячу лет остается и закрытым, и открытым. Инфантильная отсылка к судьбе несчастного Авеля его нисколько не проясняет, а наукообразное обращение к неумолимой статистике лишь подогревает интерес. Если смотреть на человека глазами зоолога, то придется признать, что природа не обделила свой венец ни инструментами убийства, ни уязвимыми точками. В качестве бонуса к стандартному пакету аксессуаров насилия – когтей, зубов, мускулистых конечностей и рычащей глотки – она снабдила его непомерным, по сравнению с другими своими творениями, умом. Главной же особенностью этого сложного ансамбля извилин стало решение таких проблем, о которых ранее в животном мире никто не задумывался – и незачем было, и, строго говоря, нечем. Человек принялся рассуждать, и в итоге цепочка умозаключений привела его к изобретению понятия «мое». Тут же, как по мановению волшебной палочки рядом с ласкающим глаз «своим» нашлось великое множество «чужого». И это было возмутительно. Не желая мириться с несправедливостью, человек постепенно пришел к утешительному выводу: все «чужое» – не более, чем «пока не мое», «еще не мое» или, на худой конец, «к сожалению, не мое». Вот тут-то и созрела у разумного животного истинно человеческая мысль: отчуждение обидно, а присвоение почетно. А потому всеми благами мира следует непременно обладать. И если не получается их силой взять и отобрать, то надо хотя бы просто взять и поделить.

            Завиден удел человеческий, да только одно плохо – кругом полным-полно таких же умников, собственников, стяжателей и бизнесменов. В этом не слишком дружелюбном окружении, как верно заметил Амброз Бирс, «мое – это вещь, принадлежащая мне, если я сумею схватить или удержать ее». Достаточно представить себе сколько алчных рук помимо собственных тянется к заветному предмету, чтобы понять – война неизбежна. Вожделенная вещь – еда, особь противоположного пола, материальная ценность или произведение искусства – рано или поздно оказывается в плотном кольце колотящих друг друга потенциальных обладателей, где доказывается право свое лишь силой своей.

            Мериться силами можно до посинения, веками, из поколения в поколение, при всяком удобном случае, но такой метод решения споров пахнет животной безысходностью. Естественный отбор в борьбе за существование лишен того конечного пункта, где можно остановиться и расслабиться. Одна возможность для человека передохнуть в неравной борьбе с такими же, как и он сам, – договориться, условиться о приемлемых формах неизбежного мордобоя, установить правила, согласно которым устранение соперника считается честным… Одним словом, умерить аппетиты, а тем самым себя и вооружить, и обезопасить. Именно с этого начинается история, культура как состязание и искусство войны.

 

«Иду на вы», или книксен перед дракой

            Итак, взаимное физическое воздействие спорящих сторон стало нормироваться целым рядом условностей, ритуальных действий и обязательных церемоний. Отныне нападение без предварительного выдвижения каких-то условий, ультиматума или просто объявления о намерении воевать рассматривалось как верх вероломства. Даже самые простые аргументы, которыми конфликтующие стороны снабжала современная им технология – от копья и меча до танков и самолетов – требовалось предъявить с соблюдением всех известных правил. Обычно нападающая сторона во всеуслышание заявляла о своей обиде, которая, безусловно, подавалась как нарушение высшего принципа справедливости, и призывала противника к ответу. В свою очередь тот, кого номинировали на очередное исчадие ада, воздевал руки к небесам, клялся в своей безгрешности и, будучи в свою очередь предельно обижен подобными обвинениями, устремлялся навстречу врагу. Противоборствующие силы сходились в условленном месте, отдавали друг другу дань уважения заживо, потом яростно истребляли друг друга и, под занавес, отдав павшим военные почести, признав кто свое поражение, кто свою победу, отправлялись восвояси осмысливать результаты прошедшей битвы и приноравливаться к новым условиям жизни.

            Случалось и так, что сражению с ожидаемым фатальным исходом для одного из его участников предшествовал куртуазно оформленный вызов, церковное оправдание грядущего насилия или клятвенные уверения в сугубо политическом подтексте неминуемого кровопролития. Несмотря на планы, которые вынашивались военачальниками или самодержцами, идущие на смерть рядовые с обеих сторон в равной степени защищали «правое дело», «родную страну», «священные устои» или «свободу и независимость». Можно сказать, что сверхзадачи грандиозных военных спектаклей были уделом немногих, а по прошествии лет и вовсе становились добычей воспаленного исторического воображения, но в каждой отдельной батальной мизансцене массовыми смертями оплачивались несоизмеримые с приватными жизнями ценности.

 

Бесславная эволюция доблести

Близость смерти обеспечивает впрыск адреналина в кровь и отблеск славы на отполированном лезвии меча… Пограничная ситуация, когда в любое мгновение жизнь может прекратиться по мановению руки противника, которую, ясное дело, либо направят, либо отведут высшие силы, не может не воспеваться поэтами. Именно поэтому между песнопением всесильным богам и страстными восторгами в адрес прелестных женщин множились мифы о великих героях – профессионалах ратного дела, наделенных любящим сердцем и ранимой душой. А над ними витали, кружились и трещали крыльями заветные сущности – доблесть, слава, честь – и ждали свершения подвига, чтобы спикировать на него всей стаей и тем привлечь внимание всего прогрессивного человечества.

Средневековые паладины и римские легионеры, воины Тимура и герои Гомера знали рецепт бессмертия – он назывался славой. Ее мог удостоиться каждый, кто в честном открытом бою превозмог соперника, но при этом продемонстрировал полный комплект военизированных добродетелей – милосердие, благородство и великодушие. Так повелось и так длилось веками: воины правили на смерть, дабы сойтись с опасностью лицом к лицу и явить свое умение и достоинство во всей красе.    

            Все бы ничего, но вычурный этикет турниров, правила войны, законы поединков и условия честных боев врукопашную отменило самое зловредное изобретение человечества – огнестрельное оружие. Конечно, до его появления были стрелы и дротики, Голиафа можно было поразить из пращи, а укрепленный город разбомбить катапультами. Но когда оказалось, что любой плебей, неспособный держать в руке шпагу, может с расстояния в пол-сотни метров гарантировано отправить на тот свет закованного в испанские доспехи благородного витязя, рыцарство закончилось. Постепенно ушли в прошлое искусные фехтовальщики в стиле Сирано, а их свято место заняли артиллеристы, – не раскланивающиеся любезно с врагом, а ведущие прицельный огонь.

            С этого момента военное искусство отвратило свое лицо от хрупкой славы личных побед, и как по команде повернулось к надежной эффективности массового поражения. Да, жизнь не обесценилась, но если раньше она была на рынке Фортуны крепкой валютой, то теперь, в супермаркете Расчета она стала уязвимым капиталом.

А верные сыны человечества стали все меньше жертвовать жизнью и все больше ее беречь. И даже войны стали развязывать «ради жизни на земле».

 

Анекдотичная война

            Сколько раз говорилось, что сегодня общество – это нечто вывернутое наизнанку и поставленное на попа... Очередным камнем в этот огород становится военная тема, вызывающая страх и улыбку одновременно. Нынешняя технология насилия и убийства поражает – тут уже не до смеха. А вот современная военная риторика, идеологические кружева и полная алогичность общественного мнения о войне заставляет хохотать до упаду.

            Военные ведомства винятся перед гражданами за каждого погибшего так, как будто служба в армии состоит в том, чтобы поправлять свое здоровье за счет налогоплательщиков. Если же вдруг гибнет офицер – то есть профессиональный и законный убивец, – то это, почему-то, расценивается как национальная трагедия в миниатюре. В том же абсурдном ключе рассматривает обыватель и сами военные действия, которые обязаны быть бескровными, бесконтактными, безошибочными и как можно более зрелищными. Как и полагается в компьютерной игре со взломанными паролями, противник уничтожается без остатка, но при этом потери среди мирных жителей и личного состава «наших» должны равняться нулю. Да, и еще – раны должны быть мгновенны, смерть – небольшой. Желательно, чтоб враг был вооружен хлопушками, серпантином и воздушными шарами – будет чем радостно встретить законных победителей. Война не может быть не карнавалом.

            Впрочем, ритуальные телодвижения перед схваткой никто не отменял. Прежде, чем внезапно напасть и обеспечить себе тактическое превосходство, агрессор обязан предупредить атакуемого трижды: через ООН, через средства массовой информации и – за два часа до бомбометания – звонком на мобильный телефон. По всем правилам военного времени действует комендантский час в Интернете, особенно на тех форумах и в тех чатах, где идет бурная полемика представителей обеих воюющих сторон о целях, способах и вероятных последствиях идущей войны. 

            По большому счету, сегодня уже никто не вступает в поединки, а тем более – с открытым забралом. Воюют не люди, а железки – компьютерные системы наведения, слежения, обнаружения и защиты. Жертвы воспринимаются как результат сбоя программного обеспечения, военные операции – как наладочные или ремонтные работы… 

            Помилуйте, но это готовность отдать свою жизнь «за царя и отечество» или «за нашу советскую Родину» выглядит возвышенно, а призыв идти на смерть «за мир во всем мире» или «за торжество демократических ценностей» звучит попросту нелепо. 

"События", апрель 2008