М. Шильман

НОСТАЛЬГИЯ ПО БЕСПРАВИЮ

 

            Известное всем скучное назидание о правах и обязанностях имеет в виду простую и логичную схему. В ней под правами следует понимать то, что человеку предоставляется, а под обязанностями – то, что от него требуется. В сумме эти компоненты отсылают к трезвому выводу: ничто не дается и ничто не взимается «просто так». Однако наше время – когда права странным образом становятся обязанностью – здравым не назовешь.

 

Естество человеческое

Прежде чем говорить о т.н. «правах человека», нужно выплатить долг вежливости самой природе. С биологической точки зрения люди немногим отличаются от животных, а это значит, что жизнь их, в первом приближении, должна рассматриваться как нечто весьма простое или натуральное. Разумеется, как организм человек обладает естественными правами – жить, быть посильно здоровым и относительно вменяемым, размножаться по мере возможности и, наконец, умереть без активной помощи таких же смертных, как и он сам ближних. По сути дела, это набор тех данностей, способностей или качеств, который присущ от природы абсолютно всем людям, независимо от их амбиций и статусов.

Такого же мнения придерживается и подавляющее число социальных теорий, религиозных доктрин и политических систем. Общество во все времена стремилось в тщеславии своем скорректировать и упорядочить то, что им вовсе не обеспечивалось. При этом особый интерес вызывали как раз те права, которые вручную могут быть нарушены, урезаны или отобраны. Судите сами: наряду со способностью жить и размножаться люди от природы обладают также способностью отбрасывать тень или обладать весом. Однако эти способности, общие для живых и неживых тел, особого интереса в социальном плане никогда не представляли и потому и под понятие «права» не подпадали. Правами исконно назывались лишь те природные данности человека, которые он, строго говоря, не обязан ни хранить, ни исполнять и от реализации которых он мог отказаться. Ведь независимо от потенций, человек волен не продолжить свой род, причинять вред своему здоровью и даже наложить на себя руки. В то время как не отбрасывать тени он не сможет при всем своем желании.

Итак, оставив в покое физику человеческого бытия, общество сосредоточило внимание на тех его правах, которые, как казалось, напрямую вытекали из самой природы человека. А для того, чтобы обосновать неотъемлемость сих прав, было изобретено понятие «естественное право». Но оказалось, что данные человеку от природы естественные права, будучи пропущены через искусственный институт общественных прав, «возвращались» к нему, но уже в качестве обязательных для исполнения предписаний, правил и требований – т.е. как «естественные обязанности».

 

За право на свободу

            Первые примеры того, как природные потенции человека и охраняются, и превращаются в предписания, находятся в библейском тексте. Он показывает и то, к чему приводит неоправданное нарушение естественных прав. Обращенный к евреям божий глас «плодитесь и размножайтесь» раз и навсегда делает всякое воздержание от производства потомства аморальным актом. В свою очередь опрометчивая попытка запретить естественное размножение, предпринятая вздорным фараоном, становится причиной жестокому наказанию свыше.

            Древние общества уж слишком зависели от природы, а потому и приноравливались они к ней по мере возможного. Живущим пользовались, плодоносящее собирали, ходу времен подчинялись. Пожалуй, единственная функция, которую брал на себя человек в те далекие времена – приговаривать к смерти другого человека. Впрочем, и эта операция не выходила за рамки природного (и действующего безотказно) права человека на кончину. Одним словом, права человека следовали за природными установлениями, корректировки которых были сугубо количественными. С незначительными модификациями такое положение вещей просуществовало, не претерпевая радикальных изменений, вплоть до XVII века.

            Но как только единообразие христианской морали было поколеблено Реформацией, а усилиями Декарта разумный «человек» был трансформирован в мыслящего «субъекта», все изменилось. В это время родилась один из самых болезненных для Европы тем – тема свободы. К старым, испытанным правам быть человеком, что со средневековья трактовались как исполнения божественных предписаний, добавился вопрос о том, каким вправе быть обладающий свободой человек.

После того, как Руссо провозгласил данную каждому от рождения свободу неотъемлемым человеческим правом, борьба за нее, желанную, закипела и пошла по всем фронтам. Вскоре уже естественное право расположилось по-соседству с правом моральным, а идеи универсального государства побратались с рациональными этическими системами. Так родилось классическое понятие позитивного права в формате гражданского общества. И началось воздвижение величественного здания такого социального устройства, которое преследует высшие цели, решая общественные задачи, блюдет законные права разумного субъекта-и-гражданина и считается с естественными правами человека.

Восторженные участники движения освобождения и не подозревали, к чему приведут их усилия по либерализации общества.

 

Неприродный правопорядок

            Первым делом человек нанес удар по Природе. Зависимость от нее была объявлена состоянием неразвитости и очевидной несвободы. Следовательно, природу полагалось покорить, подчинить, видоизменить и поставить на службу прогрессу, дабы использовать в своих целях. Проект такого масштаба подразумевал самые разнообразные действия – от поворота сибирских рек и мичуринской вивисекции до развития медицины и урезонивания своего животного естества. На помощь пришла техника, с использованием которой возможности человека сказочно росли, в то время как телесные функции оставались прежними. Господь бог, по-видимому, не наделял человека жизнью для нужд конвейера, а потому его взбалмошное творение требовалось дисциплинировать.

Для индустриального общества, основанного на производстве и поглощенного производством, появилась необходимость четко управлять жизнью своих членов. В противном случае критические дни каждый месяц приводили бы к срыву плановых показателей. Перед лицом этой угрозы сформировалось мнение о том, что привязанность к биологически примитивным естественным правам препятствует обретению человеком своих высших прав, неотделимых от социального состояния. Состояние это, несмотря на всю свою искусственность, связывалось с окруженной ореолом естественности свободой, которую, тем не менее, надо было еще достичь, заслужить, выстрадать, завоевать, защитить, уважить… Неуклонное умножение свобод сопровождалось размножением общественных прав, для соблюдения которых возникали специальные институты. Наконец, по окончании II-й мировой войны, в ходе которой естественное право человека на жизнь окончательно потеряло актуальность, была принята «Всеобщая декларация прав человека».

  Соитие общечеловеческого нрава и права окончательно закрепило неразрывную взаимосвязь прав-и-обязанностей. Но не воспрепятствовало им меняться местами.

 

Без права на бесправие

            Не секрет, что ныне стоят времена усталости от идей славного прошлого – великой борьбы, светлого будущего, полной свободы или высшей справедливости. История освобождения – будь то освобождение классов, народов или женщин – закончилась. Всякий теперь свободен, каждый апеллирует к закону, кто ни попадя обладает множеством более или менее неотъемлемых прав, которые ему уже, по определению, даны. По крайней мере, так считает современная социальная теория. С того момента, как мы становимся полноправными членами общества, нам вручаются гражданские, экономические, политические и прочие права. Прямо «на входе» – как подарок в счет кредита. Еще до того, как мы начинаем себя в полной мере осознавать, нас – в устрашающем избытке – окружают «права человека», «права личности» или «права индивида». И бороться-то не за что, – бери имеющееся оптом и пользуйся. Ужас в том, что решение брать или не брать не зависит от нашего желания или нежелания. Напротив, реализация причитающихся прав – прямой долг и неотъемлемая обязанность каждого индивида. И горе тому, кто ею пренебрегает.

            Не качающий свои права сегодня странен, если не сказать больше – непонятен, следовательно, опасен. Игнорирование «правового меню» все чаще воспринимается как пассивный подрыв неких «демократических свобод», которые – по странному стечению неведомых обстоятельств – перешли в разряд безусловных ценностей. Индифферентное отношение к тому, что тебе принадлежит, окружающая масса склонна квалифицировать как поведение аморальное, если не преступное. Преувеличение? Ничуть не бывало.

            Общество защиты прав потребителей борется за мои права, хотя я, например, из кожи лезу вон, чтобы не быть потребителем. Мое право избирать и быть избранным гоняется за мной с флагами, барабанами и листовками в руках, заставляя идти на выборы, которые меня прельщают как хронический кашель или перхоть. Право на получение информации пытается засадить меня за решетку врущих экранов, сплетничающих газет и судачащих радиостанций. Право на труд толкает меня в объятия права на отдых или права на здравоохранение, чтобы после короткой релаксации и рихтовки я мог с еще большим пылом вкалывать. И даже если я захочу отнестись к приумножению своих сбережений наплевательски, мотивируя это тем, что с собой на тот свет ничего не заберешь, то меня немедленно прижмут к стенке сообщением об имеющемся у каждого человека праве наследования.

            Одним словом, современного человека принуждают к обязательному знанию законов и интенсивному использованию своих прав. При этом, заметьте, естественные человеческие права государством из рассмотрения все настойчивее исключаются, поскольку ему нет дела до людей. Оно регулирует лишь отношения собственности и власти между ними. Кроме того, оказывается, что даже самые бесправные граждане наделены, как минимум, пресловутыми правами естественными, из чего снова делается вывод о том, что отказ от прав абсурден.

            В такой ситуации нет-нет, да возникает легкая зависть к тем, кто не был измучен, поставлен на попа и пригвожден к общественному столбу тьмой обязывающих прав. То есть к тому, давно канувшему в Лету, свободному от обременительных свобод человеку, которому не требовалось прилагать усилия для получения права не обладать определенными правами.

"События", июль 2008