ТРИКСТЕР, ГЕРОЙ, ЕГО ТЕНЬ И ЕЕ ЗАСЛУГИ

Классическая сфера деятельности Трикстера – разрушение. Для того чтобы Герой не потерялся в собственных позитивных качествах, его по контрасту оттеняет Трикстер. В этом смысле Трикстер – Тень Героя. Если Герой – это Демиург, то Трикстер – деструктивен. Если Герой отвечает за воспроизведение и генерацию смыслов, то Трикстер ответственен за дегенерацию. В любом случае Герой создает мир и ведает его устройством, располагаясь и укореняясь в центре мира. Трикстер – как необходимый противовес центру – кружит, юлит, активирует центробежные тенденции мироздания, возглавляет "заговор против центра". В такой конструкции гармонизация доминантного Героя и рецессивного Трикстера достигается за счет различных вариантов динамического равновесия. Центрирующемуся Герою противопоставлен эксцентричный Трикстер, который имитирует наличие центра в месте, отличном от того, которое занимает Герой, чем заставляет Героя демонстрировать свои экстраординарные способности, чтобы вновь и вновь занимать по праву центральное положение.

По сравнению с Героем-подвижником Трикстер не эротичен, а естественно сексуален; он не связан нюансами куртуазного поведения, не фильтрует дискурс и не обязан узреть в женщине Даму. Герой, конечно, может видеть в Даме не только платонический образ, но и объект вожделения. Для Трикстера же всегда есть Женщина – объект желания, материал соблазна и обладания. Поэтому Казанова или дон Жуан – не Трикстеры; они – герои с ярко выраженной профориентацией: не универсальные герои, а герои-любовники. Подтверждением этой мысли может служить и тот факт, что женщина-соблазнительница в контексте христианского (т.е. мужеского) мира и культуры, задающей известные нормы поведения, – Трикстер. Она – источник смятения и потенциального распада привычной, опирающейся на ряд табу, матрицы восприятия противоположного пола.

Герой пристоен, даже если он эротичен; Трикстер непристоен, даже если он галантен. Герой видит в противоположном поле способ продолжения высокого начинания, Трикстер – поле реализации своего каприза. Будучи "вместе", они играют как братья-близнецы, чья сила заключена в наличии другого, схожего и отличного. Собственно, их парность есть залог их эффективности. Демонстрируя одновременно взаимосвязь и конфронтацию, Герой и Трикстер образую своего рода диполь, бинарную конструкцию, структуру оппозитивных элементов, которая является залогом порождения новых смыслов и новых стратегий осмысления "мира". Исходя из этого, можно допустить следующее предположение (требующее, без сомнения, более солидной аргументации): созидающий и познающий Субъект Модерна есть спайка – Герой-и-Трикстер, где центр тяжести перенесен на Героя, т.е. в доминантную область "нормальности", "рациональности" и "культурности".

Что же происходит в том случае, когда постмодернистские практики мироустройства принимаются за разрушение всех бинарных оппозиций, а значит подвергают деконструкции иерархическое единство Героя-и-Трикстера? Другими словами, как прочитывается "с точки зрения" Трикстера пресловутая "смерть субъекта" и что (в субъекте) подвержено умиранию? Резонно предположить следующее: никакое разрушение не в состоянии "уничтожить" Трикстера, потому как он сам паразитирует на разрушительной функции. В таком случае уничтожается Герой, точнее – привилегированное положение Героя как центра, доминанты и (культурной) нормы. Такое не уничтожение, но уничижение Героя как минимум уравнивает его с Трикстером: серьезность Героя выглядит потешной, его идеалы кажутся старомодными, а способности оказываются неприменимыми. Само понятие "центральный герой" относится в равной степени к каждому, а это означает уничтожение единого центра, в котором доселе располагался Герой как воплощение Сакрального, Фаллического и Рационального. Образно говоря, Герой оттесняется от центра, он захватывается центробежными силами и удаляется "на периферию", выводится из игры в качестве центрового.

Трикстер "работает" не со статусом Героя, но с его местом; пафос Трикстера – в сохранении этоса Героя, а не его фигуры. Поэтому изменение статуса героической составляющей Субъекта не приводит к безвозвратной "смерти субъекта", но лишь корректирует роль его иронической составляющей. Пародируя отсутствующего Героя, Трикстер маскирует сам факт его отсутствия. Иными словами, он глумится над Героем так, как будто бы Герой по-прежнему есть. Трикстер не может не указывать на то (место), где (должен быть) Герой. Тем самым он поднимает цену места обесцененного Героя, ведь то место, которое столь искусно маскируется, для чего-то/кого-то предназначено. Очевидно, что маскируемое место – сохраняется и охраняется, а сам маскирующий выполняет функции хранителя. Трикстер, который, действуя совместно с Героем, как бы хоронит его, оставшись без своего визави хранит место Героя, место, уготованное Герою. Так или иначе, Трикстер всегда указывает на того, кто "выведен из употребления" и (временно) не используется. А если есть некое указание, то, следовательно, имеет место и некое использование. И надежда на то, что (свято) место (долго) пусто не бывает.

Оставшись без Героя, Трикстер походит на Тень из одноименной сказки Шварца. В нашем случае можно сказать, что трон находится в/у тени до той поры, пока не придет Герой и не скажет: "Тень, знай свое место!"