ГЛАВА 7 СОЦИАЛЬНАЯ ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА

ГЛАВА 7 СОЦИАЛЬНАЯ ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА

1. Социологическое понимание человека

Что представляет собой человек, каковы его природа или сущность? На этот вопрос пытались ответить еще античные философы, что вовлекло их в нескончаемые споры. В конце концов Платон, желая положить конец этим спорам, определил человека как двуногое бесперое существо. Из всех живых существ двуногие – только птицы и люди; но птицы покрыты перьями; двуногими бесперыми являются, таким образом, только люди. Направленность такого определения очевидна: не нужно бесконечно копаться в сущности человека, для его определения достаточно указать какой-то простой его признак, отличающий и отграничивающий человека от всех иных живых существ.

Среди разнообразных современных подходов к анализу природы человека можно выделить два полярных подхода: социологическое истолкование человека и антропологическое его истолкование. Между этими двумя противоположными пониманиями помещаются разнообразные промежуточные истолкования человека.

Суть социологического подхода хорошо передает формула Маркса: человек есть только отражение общественных отношений, взятый сам по себе, он не имеет никакой сущности. “Сущность человека,– пишет Маркс в “Тезисах о Фейербахе”,– не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений”'. При таком понимании человек предстает как носитель определенных общественных функций и ролей и основной проблемой оказывается его приспособление к господствующим институтам, его социализация и адаптация к общественной среде, интеграция в ту или иную систему ценностей. “–Общество выступает как “инвариант”, а человек как пластичная переменная, призванная меняться и приспосабливаться. В этом заключаются амбиции тотальной общественной педагогики: общество Должно воспитывать и перевоспитывать человека”, а новое обществ–формировать "нового человека" в угодном себе духе”². Отсюда

_________________________________

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 3.

Панарин А. С. Философия политики. М., 1996. С. 182.

221

знаменитый ленинский афоризм: “Нельзя жить в обществе и быт свободным от него”. Социологическое истолкование человека каг сколка общества на определенном этапе его развития растворяет индивида в обществе и подчиняет его обязательной коллективной судьбе. Это истолкование обычно противопоставляет старому понятию природы человека социологическое понятие его сущности. Предполагается, что природа человека, понимаемая исключительно в естественнонаучном смысле, сформировалась еще в период становления современного человека и с тех пор перестала быть действующим фактором человеческой истории.

Антропологическое истолкование, напротив, говорит о природе человека, зависящей от истории и изменяющейся в ее ходе, но не растворимой полностью в ней. Формирование этой природы никогда не может быть завершено, человек не только живет в обществе и зависит от системы социальных связей, но и во многом выбирает свое место в этой системе. Его индивидуальная жизнь, в существенной мере определяемая его собственными выбором и решениями открыта будущему и не предопределена коллективной судьбой. Антропологическое понимание отстаивается персонализмом, экзистенциализмом, феноменологией, философской антропологией. Они подчеркивают свободу личности, ее неопределенность и многообразие людей, важность для каждого из них существования полноправного и полноценного другого. Социальное разнообразие, неоднородность, несовпадение интересов людей рассматриваются не как изъян современного общества, а как его несомненное преимущество. Человек формируется обстоятельствами, но вместе с тем всегда остается свободным, поскольку он сам определяет многие обстоятельства своей жизни. Только будучи свободным, человек является вменяемым и ответственным.

Три момента важны в связи с противопоставлением социологического и антропологического истолкований человека.

Во-первых, социологически понимаемый человек, не имеющий никакого твердого ядра и являющийся лишь зеркальным отражением социальных отношений, не способен иметь естественных, или природных, неотчуждаемых прав, вроде права на личную неприкосновенность, на свободу мысли и совести, на достаточный жизненный уровень и т. д. Никаких прав, принадлежащих человеку от рождения, уже в силу того, что он человек, у него не может быть: только общество наделяет человека правами и в той мере, в какой находит это нужным.

Во-вторых, социологически истолкованный человек не способен в соответствующих социальных условиях четко отделить свои истинные, или естественные, потребности от ложных, или искусственных. и навсегда расстаться со вторыми.

В-третьих, коллективистическое общество и его теоретики отдают явный приоритет социологическому человеку над антропологи-

222

чским; индивидуалистическое же общество, несомненно, тяготеет антропологическому истолкованию человека. Это проявляется, в частности, в том, что коллективизм неохотно останавливается на теме прав человека и настаивает на том, что в новом, совершенном обществе должен жить не нынешний человек, отягощенный многими ненужными и даже вредными потребностями, удовлетворение которых способно разрушить это общество, а совершенно новый человек, своего рода “сверхчеловек”.

Выбор между социологическим и антропологическим истолкованием человека – это в конечном счете выбор между коллективистическим и индивидуалистическим устройством общества. Об отношении коллективистического – и прежде всего коммунистического – общества к правам и свободам человека речь пойдет далее. Сейчас же остановимся более подробно на проблеме подлинных (истинных, естественных) и мнимых (ложных, искусственных) потребностей социологически понимаемого человека.

Коллективистическое общество всегда проводит различие между естественными и искусственными потребностями людей. Предполагается что первые должны удовлетворяться, в то время как наличие вторых говорит об отступлении человека от своего высокого предназначения, от стоящих перед ним грандиозных задач по преобразованию мира и т. п. В частности, Маркс, разграничивавший истинные и ложные потребности, исходил из социологического понятия “человеческой сущности”. Важнейшей целью коммунизма, по Марксу, является осознание истинных человеческих потребностей и их удовлетворение; а это станет возможно только тогда, когда производство будет служить человеку, а капитал перестанет спекулировать на иллюзорных его потребностях. Сам лозунг коммунизма “От каждого – по способностям, каждому – по потребностям” имеет в виду не любые, а исключительно истинные или оправданные потребности человека. Деньги, богатство, роскошь и т. д.– это ложные потребности, навязанные человеку эксплуататорским обществом и извращающие все подлинные человеческие ценности. В частности, деньги, по Марксу, “превращают верность в измену, любовь в ненависть, ненависть в любовь, добродетель в порок, порок в добродетель, раба в господина, господина в раба, глупость в ум, ум в глупость... Деньги осуществляют братание невозможностей”'. В отчужденном капиталистическом обществе, считает Маркс, потребности человека извращаются до состояния подлинных слабостей.

Средневековый человек тоже делил все потребности на естественные и искусственные, или, точнее говоря, на высшие и низшие.

К вещам, которые могут превратить жизнь в наслаждение и которые в то же время относятся к высшим потребностям, он относил только чтение. Но даже удовольствие от чтения должно быть

______________________

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 150.

223

освящено стремлением к мудрости и добродетели. В музыке изобразительном искусстве благом считается лишь служение вере а удовольствие, доставляемое ими, само по себе греховно. Путешествия, природа, спорт, мода, социальное тщеславие и чувственные удовольствия относились без колебаний к низшим потребностям человека

В реальном коммунистическом обществе граница между высшими и низшими (естественными и искусственными) потребностями была примерно такой же. Всячески одобрялось чтение, но оно не должно было уводить от коммунистических идеалов и ценностей. В музыке, особенно в легкой, существовали жесткие ограничения Тщательно отбирались сюжеты опер, проводилась ревизия даже классического наследия.

Разделение потребностей человека коммунистического общества на естественные и искусственные служило хорошим идейным обоснованием аскетизма. Эту же направленность имело и различение низшей ступени коммунизма (социализма) и высшей его ступени (полного коммунизма). На низшей ступени действует принцип “От каждого – по способностям, каждому – по труду”, на высшей – принцип “От каждого – по способностям, каждому – по потребностям”.

Опираясь на противопоставление естественных и искусственных потребностей, имеющее довольно произвольный и неясный характер, А.А. Зиновьев, например, утверждает, что уже при “социализме”, несмотря на низкий жизненный уровень основной массы населения и колоссальные различия в жизненном уровне различных слоев населения, принцип “полного коммунизма” реализуется в полной мере. Речь нужно вести только о социально оправданных потребностях граждан, и тогда этот принцип окажется даже легче реализовать, чем принцип “социализма”.

Таким образом, два разграничения – естественных и искусственных потребностей человека, социализма и полного коммунизма – хорошо поддерживали друг друга и одновременно позволяли представить аскетическое отношение к жизни не как что-то навязанное извне, а как естественную необходимость самой новой жизни. Оба знаменитых принципа – социализма и полного коммунизма – одинаково неясны и допускают возможность самых разных их толкований. Соответственно, это дает право достаточно произвольно устанавливать как этапы социализма (“победа социализма”, “полная победа социализма”, “развитой социализм” и т.д.), так и рубеж между социализмом и коммунизмом. Можно даже вообще сказать, что различия между социализмом и коммунизмом нет.

Что касается антропологически истолкованного человека, о нем нельзя сказать, что его потребности могут быть разграничены на естественные и искусственные. Они делятся на минимальные и превышающие жизненный минимум, на полезные с точки зрения здоровья, нейтральные и вредные, на те, которые есть у большинства, и характерные для немногих, и т.д. Но эти потребности не под-

224

разделяются на естественные и искусственные, поскольку антропологический человек не имеет однозначно очерченного, данного раз и навсегда круга потребностей. С изменением индивида и общества меняется и характер самих потребностей.

2. Антропологическое понимание человека

В коммунистической России безраздельно господствовало социологическое понимание человека. С крушением коммунизма на первый план постепенно выходит антропологическое его понимание. Оно развивается особым разделом философии – философской антропологией сложившейся в 1930-е гг., благодаря в первую очередь работам М. Шелера (1874-1928), X. Плеснера (1892-1985), А. Гелена (1904-1976) и др.

С точки зрения философской антропологии опасно понимать идею человека слишком узко, сводить ее к какому-то отдельному свойству или одному историческому образцу. И homo sapiens, и animal rationale (разумное животное), и homo faber (человек производящий) – все эти и подобные им характеристики слишком узки, чтобы охватить человека во всем его своеобразии.

Человеку по меньшей мере свойственны следующие особенности, делающие его уникальным явлением в мире живых существ.

1. В отличие от других животных человек является непредопределенным существом. Непредопределенность или открытость человека будущему настолько велика, что можно сказать: человеком не рождаются, человеком становятся. Человек, пишут В.Д. Губин и Е.Н. Некрасова, не детерминирован жестко ни законами своего биологического вида, ни законами культурной эволюции, поскольку история культуры – это не только преемственность и традиции, но и их постоянная ломка. Человек не рождается с определенной профессией или с ясно выраженным вкусом, не привязан к какому-то одному климату или пище, к определенному месту обитания. Он–бесконечная, открытая потенциальность с огромной, в сравнении со всеми остальными существами, степенью свободы. Человек рождается совершенно неприспособленным к самостоятельному существованию, его жизнь и его поведение не предопределены наследственностью, за исключением немногих основных инстинктов. Он формируется “здесь”, в мире, и число вариантов его жизни практически бесконечно, как бесконечно количество условий, его формирующих. Животное не может не делать того, что предусмотрено его генетической программой, человек же способен не делать очень многое. Он может вообще ничего не делать для поддержания всего существования, может отказаться от жизни и выбрать смерть – и в этом также проявляется специфика его бытия'.

_____________________________________

См.: Губин В.Д., Некрасова Е.Н. Философская антропология. М., 2000. С. 159.

225

В определенный момент эволюции предка человека природная адаптация потеряла принудительный характер, его деятельность перестала быть закрепленной наследственно передаваемыми механизмами и определяемой преимущественно инстинктом. “Когда животное возвысилось над природой и, преодолевая чисто пассивную роль, “твари”, стало (с точки зрения биологии) самым беспомощным животным, – произошло рождение человека”'. Высвобождение человека из природы длилось, возможно, сотни тысяч лет. В результате человек стал существом, рождающимся совершенно беспомощным и в течение многих лет постепенно приспосабливающимся к своему окружению. В сущности, вся жизнь человека есть не что иное, как процесс рождения самого себя. Э. Фромм (1900–1980), определивший человека как самое беспомощное животное, даже говорит, что человек должен был бы полностью родиться лишь к моменту своей смерти, но судьба большинства людей трагична: они умирают, так и не успев родиться.

“Прогресс в природе” представляет собой все более эффективное естественное приспособление живых существ к определенным средам их обитания. Человек лишен биологической специализации, органической приспособленности к существованию в определенной природной среде. Он является в этом смысле недостаточным, неполноценным существом. Как говорит Гелен, человек отличается от животного только своими недостатками: “В противоположность всем высшим млекопитающим человек определяется морфологически прежде всего недостатками, которые в точном биологическом смысле должны быть обозначены как неприспособленность, неспециализированность, как примитивизмы, т.е. как неразвитость – следовательно, в сущности, негативно”².

2. Непредопределенностью человека обусловлена такая характерная его черта, как его свобода. Человек, отмечают Губин и Некрасова, никогда не бывает абсолютно свободным. Он постоянно зависит от тысячи факторов, обусловливающих его поведение, его отношение к окружающим. Он зависит от наследственности, от климата, от культуры, от государственного строя, от семьи и т.д. Пересечение всех этих зависимостей создает такой водоворот случайностей, предугадать которые просто невозможно. Человек способен рассчитывать движение планет на сотни лет вперед, но не может предсказать, что случится с ним завтра. В результате он часто бессилен предотвратить многие негативные события своей жизни. Он зависит от того, как сложится ситуация, однако сам эту ситуацию контролировать не в состоянии. Осознавая свою человеческую специфичность, он

___________________________________

Фромм Э. Здоровое общество//Психоанализ и культура. Избранные труды Карен Хорни и Эриха Фромма. М., 1995. С. 292.

2 GehlenА. Der Меnsch, seine Natur und seine Stellung in der Welt. Веrlin, 1944. S. 31.

226

что ни один из тысячи обусловливающих нашу жизнь факторов ни все они вместе не предопределяют строго и однозначно ни его жизнь, ни его поведение. Человек зависит от многих вещей, но, живя самобытно, он может почти ни от чего не зависеть внутренне. “Человек, живущий самобытно, мотивирует свою жизнь не столько внешними причинами, сколько внутренней необходимостью, внутренним убеждением жить именно так, а не иначе. Эта необходимость вытекает из него самого, а не из внешних обстоятельств: он может осуществить себя несмотря ни на что – ни давление судьбы, ни на страх смерти, потому что он не может изменить своему делу или своей идее”'.

Свобода человека означает, что он постоянно стремится быть человеком, каждый раз сам для себя решая, что такое добро и зло, отыскивая смысл своего существования, стремясь к неосуществимым сверхчеловеческим целям, чтобы в результате такого стремления реализовались реалистические, человеческие цели. “В человеке – пишет Ф. Ницше, – тварь и творец соединены воедино: в человеке есть материал, обломок, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть также и творец, ваятель, твердость молота, божественный зритель и седьмой день – понимаете ли вы это противоречие? И понимаете ли вы, что ваше сострадание относится к “твари в человеке”, к тому, что должно быть сформовано, сломано, выковано, разорвано, обожжено, закалено, очищено,– к тому, что страдает по необходимости и должно страдать”².

3. Человек является социальным существом, причем социальная, общественная жизнь – это не какая-то чисто внешняя форма человеческой жизни, а необходимое выражение единства всех людей, составляющее необходимую основу человеческой жизни во всех ее областях.

Человек живет в обществе, говорит С. Л. Франк (1877–1950), не потому, что так жить удобнее, а потому, что лишь в качестве члена общества он может состояться как человек, подобно тому, как лист может быть только листом целого дерева; и человек создает общество, и общество создает человека,

Социальность человека не означает его стадности. Превращение общества в однородное стадо, к чему стремился тоталитаризм, способно уничтожить не только человека, но и само общество. Одним из первых на опасность появления “массовых” людей и превращения общества в стадо обратил внимание Ницше. Сущность стада составляют три инстинктивные силы: инстинкт стада против сильных независимых; инстинкт страждущих и неудачников против счастливых; инстинкт посредственности против исключений. Стадо ви-

_______________________________

Губин В. Д., Некрасова Е. Н. Указ. соч. С. 165.

Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Прелюдии к философии будущего//Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 346.

227

дит высшее в середине и в среднем. Все должны быть равны все обязаны быть одинаковы, поэтому всякое исключение, стоящее на стадом, воспринимается его членами как нечто враждебное и вредное. В стаде невозможны одиночество, оригинальность, самостоятельность; в стаде каждый должен быть прозрачен и понятен для остальных. “Ты должен быть доступен познанию, твое внутреннее Я должно обнаруживаться в отчетливых и неизменных знаках, иначе ты опасен; и если ты зол, то твоя способность притворяться крайне вредна для стада. Мы презираем таинственных, не поддающихся познанию. Следовательно, ты должен сам себя считать познаваемым ты не должен быть скрытым от самого себя, ты не должен верить в свою изменчивость”'. О тех опасностях, которые подстерегают общество, превращающееся в стадо или, как его еще называют, в “высокоинтегрированную массу”, позднее писали X. Ортега-и-Гассет К. Ясперс и др. Эти опасности оказались реальными: тоталитарные режимы XX в. во многом превратили общество в высокоинтегрированную массу и поставили под угрозу саму природу человека

4. Человек, является конечным существом: он рождается в конкретное время и во вполне определенном обществе, причем и время и свою социальную среду он не выбирает; прожив незначительный по историческим меркам период, он уходит в небытие.

Англосаксонский монах и летописец Беда Достопочтенный рассказывает: “Один из герцогов сравнил жизнь человека с пребыванием в помещении воробья в зимнее время. “В очаге горит огонь, согревая зал, а снаружи бушует буря. Прилетает воробей и быстро пролетает через зал, влетев в одну дверь и вылетев из другой. Как только он пролетел через небольшое пространство, где ему было приятно, он исчезает и из зимы возвращается в зиму. Такова и жизнь человека, подобная мгновению. Что ей предшествовало и что за ней последует, нам неизвестно...” Этот германец чувствует, что он зависит от чего-то чуждого, что он случаен здесь, в мире, но здесь, в этой жизни, ему хорошо и он в безопасности; беспокоит его только скоротечность жизни и то, что последует за ней”².

5. Человек является не только биологическим и психологическим, но и метафизическим существом: он становится человеком, когда открывает в себе метафизическое, т.е. надприродное, не объяснимое естественными причинами измерение.

Человеческие существа сильны в той мере, полагал М. К. Мамардашвили (1930–1990), в какой они сильны тем, что никогда не завершится и не реализуется во время их пребывания в мире. Назначение человека выходит за рамки его жизни, не исчерпывается и не ограничивается ее условиями. “Метафизикой мы и будем

____________________________

' Ницше ф. Воля к власти. М., 1994. С. 116.

2 Цит. по: Ясперс К. Философская вера//Ясперс К. Смысл и назначение исторп"' М., 1991. С. 443-444.

228

называть нечто, чему нельзя придать смысл в рамках нашей жизни и ее условий. Например, есть такой термин или понятие, или качество – “доброта”. Вы не можете слову или представлению “доброта” дать смысл в рамках условий и пределов нашей жизни. Потому что если вы должны доброту определить только в рамках условий своей и жизни то она не имеет смысла... если все, что имеет смысл, имеет смысл только в условиях и рамках моей жизни, то быть добрым, воспитанным, вежливым и так далее не имеет никакого смысла”'.

Метафизическая сущность человека проявляется, согласно Ясперса в следующих его пяти свойствах или особенностях:

– в неудовлетворенности, поскольку человек постоянно чувствует свое несоответствие тому, чем он является сегодня: он не удовлетворен своим знанием, своим духовным миром, своим положением всем, чего ему удалось достичь; грызущее чувство неудовлетворенности – показатель его человечности;

– в стремлении к безусловному, поскольку жизнь человека постоянно обусловлена внешними и внутренними причинами, а ему нужно найти безусловную опору для своего бытия, которую нельзя найти ни в обществе, ни в природе, поскольку все это для него – вещи относительные, не безусловные, отсюда его стремление к Богу или к некой трансцендентной силе, которая, как он верит, не даст ему пропасть, затеряться, подобно песчинке, в бесконечности пространства и времени;

– в беспрестанном стремлении к единому, поскольку ни один из видов единства мира – материального и духовного – не удовлетворяет человека, единственное, что может его удовлетворить, – это вечность и, соответственно, непосредственная связь с бытием;

– в сознании непостижимого воспоминания, как будто он знает о творении мира или может вспомнить о том, что было до этого творения, как его душа до его рождения “пела в хоре богов” (Платон), поскольку все самое главное, что он знает о мире, может быть получено не из внешнего мира, а из себя, ибо человека ничему нельзя научить, если понимать учение как овладение готовыми знаниями, он должен сам все “вспомнить”;

– в сознании бессмертия не как продолжения жизни в другом образе, а как своей укрытости в вечности, т. е. того, что каждый человек должен в своей жизни сделать что-то такое, чтобы остаться и пребывать всегда, ибо все великие люди, когда бы они ни были, являются нашими современниками, их идеи, чувства, образы неподвластны времени.

Человек – существо трансцендирующее, т е. постоянно пытающееся переступить собственные границы: границы своих возможностей, своего знания, своей жизни, своего мира.

__________________________

Мамардашвили М. К. Лекции о Прусте. Психологическая топология пути. М., 1995. С.57

229

В трансцендировании человек не достигает ничего определен то: он не постигает Бога, смысла своего существования и т.д. но сама попытка трансцендирования меняет его сознание: он не может больше жить легко и бездумно и проникается заботой о собственном существовании, о тех силах, которые поддерживают истинное человеческое бытие. М. Хайдеггер замечает, что в трансцендироваким удивленном и потрясенном стоянии перед “целым” мира заложена возможность внутреннего преображения, ощущения себя живым человеком, возможность творчества.

7. Каждый человек уникален и неповторим. Это особенно видно на примере великих людей. Если бы Александр Македонский погиб в самом начале своей жизни, никто другой не создал бы огромную империю, простиравшуюся от Греции до Индии. Но неповторимость очевидна и на примере любого, произвольно взятого человека

8. Каждый человек незаменим: у каждого из людей есть такое дело, которое не способен сделать никто другой. А если и он не сделает, то в мире останется пустое место, не заполненное ничьим трудом.

Это дело может быть любым: от написания симфоний до вбивания гвоздя. Как писал Г. Торо, вбивать гвоздь надо так прочно чтобы, проснувшись среди ночи, можно было с удовольствием думать о своей работе. “Вся проблема в том, чтобы найти такое дело, такое место, встав на которое человек займет уникальную, неповторимую позицию. Надо “втиснуться” в этот застывший слипшийся мир, где все места уже заняты, раздвинуть его глыбы. Если я не пытаюсь найти свое место, значит, я занимаю чужое, я повторяю уже известные мысли и делаю дела, которые могут делать многие. И тогда я не отвечаю своему человеческому назначению, потому что человеческое назначение заключается в том, чтобы оставить свой след на земле, свою “заклепку в машине Вселенной”'.

9. Человек – существо историчное, его природа меняется в ходе истории. Эта сложная тема требует, однако, особого обсуждения.

3. Социализация индивида

Социальный мир, в котором живут и трудятся люди, активно конструируется ими самими в ходе их социальной деятельности. Это происходит преимущественно не осознаваемо для них.

С другой стороны, общество с помощью самых разнообразных средств формирует из индивида личность, приспособленную к жизни в определенной социальной среде. Этот процесс получил название социализации индивида.

В ходе социализации люди обучаются соблюдению социальных норм и ценностей, характерных для данного общества, что делает

____________________________

Губин В. Д., Некрасова Е. Н. Указ. соч. С. 166--167.

230

возможным существование общества как единого целого и передачу культуры от поколения к поколению. Социализация осуществи путем согласования поведения индивида с поведением других людей и их групп. В этом процессе существенную роль играют подражание, социальное внушение, “психическое заражение” и т.п. В социально-психологическом плане социализация означает стремление к каким-то признанным или требуемым стандартам. Иногда человек принимает стандарты, навязываемые ему группой, к которой он принадлежит чисто внешне, не отказываясь от своих взглядов, но и не противопоставляя их групповому консенсусу. Но чаще индивид меняет свои первоначальные убеждения под давлением группы. Обычай господствующее мнение усваивается не в силу особой вескости приводимых в поддержку этого мнения аргументов, а из боязни неодобрения действий индивида группой.

Процесс социализации может рассматриваться двояко. Во-первых социализация может пониматься как внедрение в сознание индивида определенных социальных норм. Социальные правила становятся внутренними для индивида в том смысле, что они более не навязываются посредством внешней регуляции, а как бы налагаются индивидом самим на себя, становясь, таким образом, частью его “я”. В результате у индивида вырабатывается естественная для него потребность соответствовать социальным нормам. Социализация может пониматься, во-вторых, как важный элемент социального взаимодействия. Люди стремятся к возвышению в собственных глазах посредством достижения престижного статуса и одобрения со стороны других. Индивиды социализируются по мере приведения своих действий в соответствие с ожиданиями своего окружения. Эти два понимания социализации не исключают, а, скорее, дополняют друг друга.

В открытом (индивидуалистическом) обществе в процессе социализации ведущую роль играет не столько прямое (физическое) принуждение, сколько определенное общее согласие в отношении ценностей и норм, а также стремление к одобрению со стороны других. В закрытом (коллективистическом) обществе за процессом социализации всегда стоит угроза принуждения и связанный с нею постоянный страх. Известную роль в таком обществе играет, однако, и энтузиазм (в тоталитарном обществе – фанатизм), проистекающий, прежде всего, из ощущения каждодневного и неуклонного приближения светлого будущего”, непрерывно идущего строительства “нового мира”. Примечательно, что двумя постоянными, любимыми словами Гитлера, которыми он обозначал непременные добродетели истинного арийца, были “ледяная холодность” и “фанатизм”.

Наиболее сильным мотивом для вытеснения тех мнений и, представлений, индивида, которые не согласуются с групповыми представлениями, является, как подчеркивает Э. Фромм, боязнь изоляции остракизма, изгнания из группы.

231

Для человека, насколько он человек – т.е. насколько он превосходит роду и осознает себя и свою смертность, – чувство полного одиночества и обособленности близко к умопомешательству. Человек как человек боится безумия, а человек как животное боится смерти. Человеку нужно поддерживать отношения с другими людьми, обрести единство с ними, чтобы остаться в здравом уме. Эта потребность быть вместе со всеми другими является сильнейшей страстью болеесильной, чем желание жить. “Боязнь изоляции и остракизма... заставляет людей вытеснять из сознания то, что является табу, поскольку его осознание означало бы, что человек не такой как все, особый, и, значит, он будет изгнан из общества. Поэтому индивид должен закрыть глаза на то, что группа, к которой он принадлежит, объявляет несуществующим, или принять за истину то, что большинство считает истинным, даже если бы его собственные глаза убеждали в обратном. Для индивида настолько жизненно важна стадность, что стадии взгляды, верования, чувства составляют для него большую реальность, чем то что подсказывают ему собственные чувства и разум... То, что человек считает правильным, действенным, здравым, – это принятые в данном обществе клише и все, что не подпадает под это клише, исключается из сознания, остается бессознательным. Нет, пожалуй, ничего такого, во что бы человек не поверил или от чего бы не отказался под угрозой остракизма, будь она внутренней или внешней”'.

В процессе социализации индивид обычно не ощущает никакого особого группового давления или принуждения. Иногда даже сам факт выбора групповых ценностей и норм поведения ускользает от внимания человека, расстающегося с какими-то своими прежними ценностями и нормами. Как говорит социолог Ч. Кули, социальная природа человека “вырабатывается в человеке при помощи простых форм интимного взаимодействия или первичных групп, особенно семейных и соседских, которые существуют везде и всегда воздействуют на индивида одинаково”². Эта природа представляет собой некий общий для всего общества комплекс социальных чувств, установок, моральных норм, составляющий универсальную духовную среду человеческой деятельности.

Социальное действие – это действие, учитывающее установки других людей, их цели, убеждения, оценки и т.д. Человек смотрит на мир своими глазами, но видит его через призму тех представлений, которые сложились в окружающей этого человека социальной среде. “Человеческие существа живут в мире значимых объектов,– пишет социолог Г. Брамер, – а не в среде, состоящей из стимулов и самоконструирующихся сущностей. Этот мир имеет социальное происхождение, ибо значения возникают в процессе социального взаимодействия. Так, различные группы вырабатывают различные миры, и эти миры меняются, если объекты, их составляющие, меняют свое значение. Поскольку люди расположены действовать, ориентируясь на значения, которые имеют для них объекты, мир объектов группы представляет собой истинный смысл организации деятельности. Для того чтобы идентифицировать и понять жизнь группы, необ-

_________________________________

' Фромм Э. Душа человека. М., 1992. С. 349.

2 Соо1еу С. Human Nature and the Social Order. N.Y., 1964. Р. 32.

232

идентифицировать мир ее объектов; идентификация должна осуществляться в терминах значений, которые имеют объекты в глазах группы. Наконец, люди не прикованы к своим объектам, они волььны прекратить свою деятельность по отношению к ним и выработать новую линию поведения. Это обстоятельство вносит в жизнь группы новый источник трансформации”'.

Социализация индивида не является каким-то кратким процессом обучения его основам социальной жизни. Социализация начинается с момента рождения человека и продолжается до самой его смерти. Механизмы, используемые в процессе социализации, пропитаются от обучения родному языку и усвоения традиций своего общества до привития индивиду определенных вкусовых предпочтений и внушения ему более или менее ясных представлений о моде. Анализ процесса социализации сложен и во многом остается целом будущего. Ясно, однако, что индивиды редко всецело формируются культурой своего общества.

4. Природа человека и история

Социологическое понимание человека не предполагает, как уже говорилось, каких-либо изменений его природы. Эта природа остается с доисторических времен постоянной, а с изменением общества меняется сущность человека, представляющая собой простое отражение системы общественных отношений.

С точки зрения антропологического понимания человека его природа исторична. Она не остается постоянной, а меняется с течением истории. Человек – незавершенное существо, он находится в процессе хотя и медленного, но постоянного становления, и сейчас невозможно предсказать, каким он окажется в достаточно отдаленном будущем. Формирование человека во многом зависит от него самого. Оно не предопределено какими-то историческими законами. Нельзя сказать, в частности, что оно ведет к неизбежному появлению коммунистического “сверхчеловека”, способного ограничивать свои потребности естественным минимумом, свободного от зависти, тщеславия, гордыни и других “родимых пятен” человека капиталистического общества.

Становление человека протекает неравномерно. В нем можно вы-далить, как полагает К. Ясперс, два периода особенно радикальных изменений – период между 800 и 200 г. до н. э. (“осевое время”) и на-''йвшийся в XVIII в. период особо бурного развития науки и техники.

Всю историю человечества Ясперс делит на три последовательно меняющие друг друга фазы: доистория, история и мировая история.

_________________________________

Brumer H. . Sociological Implications of the Thought of G.H. Meath // American Journal of Sociology. 1966. Vol. 71. № 5. Р. 535.

233

Особую роль в фазе истории играет период, называемый Ясперсом осевым временем. В этот период произошел самый резкий поворот в истории, появился человек такого типа, какой существует по сей день, и сформировалась как бы ось мировой истории.

Христианская история видела отправной пункт исторического развития в явлении Христа. Даже Гегель, пытавшийся нарисовать картину истории так, чтобы христианство выступало лишь как один ее момент, говорил, что весь исторический процесс движется к Христу и идет от него, явление Сына Божьего есть ось мировой истории Ясперс отказывается видеть ось истории в явлении Христа: оно имеет значение только для христиан, а историческая ось должна иметь значение для всего человечества. “Христианская вера – это лишь одна вера, а не вера всего человечества. Недостаток ее в том, что подобное понимание мировой истории представляется убедительным лишь верующему христианину. Более того, и на Западе христианин не связывает свое эмпирическое постижение истории с этой верой”'. Ясперс подчеркивает, что ось мировой истории, если она вообще существует, может быть обнаружена только эмпирически как факт. значимый для всех людей, в том числе и для христиан. “Эту ось следует искать там, где возникли предпосылки, позволившие человеку стать таким, каков он есть; где с поразительной плодотворностью шло такое формирование человеческого бытия, которое, независимо от определенного религиозного содержания, могло стать настолько убедительным, ...что тем самым для всех народов были бы найдены общие рамки понимания их исторической значимости”².

В “осевое время” произошло много необычайного. В Китае жили тогда Конфуций и Лао-цзы, возникли все направления китайской философии. В Индии возникли Упанишады, жил Будда, в философии были рассмотрены все возможности философского осмысления действительности, вплоть до скептицизма, материализма, софистики и нигилизма. В Иране Заратустра учил о мире, где идет борьба добра со злом. В Палестине выступали пророки, в Греции – это время Гомера, философов Парменида, Гераклита, Платона, трагиков, Фукидида и Архимеда. Все это возникло почти одновременно в течение немногих столетий в Китае, Индии и на Западе независимо друг от друга “Новое, возникшее в эту эпоху в трех упомянутых культурах, сводится к тому,– резюмирует Ясперс,– что человек осознает бытие в целом. самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира”'.

______________________

Ясперс К. Указ. соч. С. 29.

2 Там же.

3 Там же. С. 30.

234

В эту эпоху были разработаны те основные категории, которыми человек мыслит по сей день, заложены основы мировых религий, существующих и сегодня. В “осевое время” почти одновременно и независимо друг от друга образовались несколько духовных центров внутренне родственных друг другу. Важнейшей характеристикой этого времени является прорыв мифологического миросозерцания, переход от мифа к логосу. “Тем, что свершилось тогда, было создано и продумано в то время, человечество живет вплоть до сего дня. В каждом своем порыве люди, вспоминая, обращаются к осевому времени, воспламеняются идеями той эпохи. С тех пор принято считать, что воспоминание об осевом времени и возрождение его возможностей – Ренессанс – всегда ведет к духовному подъему”'.

В “осевое время” впервые разделяются как противоположности земля и небо, сущее и должное, повседневность и идеал. Стремясь к идеалу и осознавая свою беспомощность, человек обращается к внешней силе – к всемогущему Богу, живущему вне мира и способному спасти человека лишь по своей доброй воле. Если для периода архаической культуры характерны локализм, ограниченность сознания, то “осевому времени”, его религиям и политической культуре свойствен универсализм – стремление к распространению истинной веры и расширению границ основанного на ней государства.

“Осевое время” знаменует исчезновение великих культур древности, существовавших тысячелетия. Все, что существовало до этого периода, если даже оно было величественным, подобно вавилонской, египетской, индийской или китайской культуре, рассматривается как нечто дремлющее, непробудившееся. Народы, не воспринявшие идей “осевого времени”, остаются на уровне природного существования, их жизнь является неисторичной.

Ясперс признает, что не может ответить на вопрос о причине “осевого времени”: “Никто не может полностью понять, что здесь произошло, как возникла ось мировой истории! Нам надлежит очертить контуры этого поворотного периода, рассмотреть его многообразные аспекты, интерпретировать его значение, для того чтобы на данной стадии хотя бы иметь его перед глазами в качестве все углубляющейся тайны”².

Второе дыхание, обнаруживающееся в истории и способное привести к новому радикальному изменению человека, начинается, по мысли Ясперса, в период зарождения современной науки и техники, т.е. в XVII-XVIII вв., и продолжается сейчас.

Вместе с тем нынешний период, являющийся, возможно, преддверием еще одного “осевого времени”, таит в себе многие опасности. Главные из них:

________________________________

Ясперс К. Указ. соч. С. 37 Там же. С. 53.

235

– постепенное преобразование народа в массу и превращение масс в решающий фактор истории;

– возможность утраты самого человека, разрушения его природы;

– введение тотального планирования.

Предыдущая история была сравнительно стабильной. Основную часть населения составляло крестьянство, жизненные устои которого не менялись даже при политических катастрофах. Сознание людей. даже если их ждала голодная смерть, оставалось сравнительно запущенным внутри неменяющихся структур. В наше время сит\;чш1, изменилась. Социальные условия неудержимо меняются, население вырывается из исконных традиционных устоев и форм правления. Массы становятся более однородными, они стремятся высказать '.."здм волю и заставить считаться с собой. Однако эта воля не может возникнуть внутри анонимной массы. Ее пробуждает и направляет г, по паганда, внушающая массам их представления и лозунги. Мае',;),, возникают там, где люди лишены своего подлинного мира, корж;.! и почвы, где они стали управляемыми и взаимозаменяемыми. В ••'-это произошло теперь в результате технического развития. Превращение народа в массу стало неизбежным. Однако масса как фот;.'. существования в стадии распада человеческого бытия не является чем-то окончательным. Каждый отдельный человек остается в ген человеком. Вопрос заключается в том, в какой степени окажут-я коренящимися в сфере индивидуально-интимного (часто пренебрежительно именуемого в наши дни “частным”) импульсы, способные в конечном итоге привести к тому, что из недр массового бы';)".;

возродится бытие человека. Путь истории неминуемо ведет теперь через массы. Остается, однако, надежда на то, что образование мс жет привести массы на путь, который ведет к аристократии духа к аристократии без наследственных прав и привилегий. Кроме того, с исчезновением социального гнета и политического террора может исчезнуть и свойственное прежде всего массам мышление, преисполненное возмущения и негативности.

Вся предшествующая история со всеми ее событиями ли и и. ^р>незначительной степени затрагивала человеческую природу. 1епсрь эта субстанция пришла в движение, и опасность грозит ей само" в ее сокровенных глубинах. Возникла новая, совершенно неведомая ранее забота о будущем человеке–забота о сохранении самой и'" природы. Человек может потерять себя, человечество незаметно лтя самого себя или в результате страшных катастроф может вступи^ в стадию нивелирования и механизации, в жизнь, где нет своиодь;

и свершений, в царство черной злобы, не знающей гуманности

Будущее человечества, говорит Ясперс, не придет само. как я ч ление природы. Оно зависит от людей, и надежда только на то. "ю ужас будет осознан. Помочь может только предельно ясное сознзнц'"-“Нельзя допустить, чтобы ужасы прошлого были преданы забвенг^' Ведь наш страх вызван тем, что произошло: оно может повторит ;

236

ожет распространиться, охватить весь мир. Мы должны сохранить "^гот страх, который перейдет в активную борьбу с опасностью”'.

Планирование всегда было присуще человеческому существованию. Что опасно, так это тотальное планирование, когда государство подчиняет своему ведению не только экономику страны в целом, но и весь строй человеческой жизни. Тотальное планирование означает уничтожение свободного рынка, замену его статистическим исчислением и определением характера труда, производства и распределения по разумению выделенных для этого лиц, в зависимости от их целей и вкуса. Выходя за пределы экономики, тотальное планирование начинает оказывать косвенное воздействие на всю человеческую жизнь вплоть до духовного творчества, особенно нуждающегося в свободной инициативе отдельных людей. Исчезает свобода индивидов в выборе того, что они предпочитают для удовлетворения своих потребностей; исчезают многообразие предложения и возможность проверить, нравится что-то или нет. Тотальное планирование в области экономики не может быть ограничено хозяйственной сферой. Оно становится универсальным фактором жизни людей. Регулирование хозяйства ведет к регулированию всей жизни как следствие сложившихся в этих обстоятельствах социальных условий. Тотальное планирование неизбежно завершается централизованным управлением всей жизнью.

Ясперс с удивительной для своего времени отчетливостью констатирует, что в современном мире есть две основополагающие тенденции, способные быть истоками нашего выбора: 1) либо мы сохраняем право свободного выбора, верим в возможности, которые появляются в свободном столкновении различных сил, какие бы ситуации при этом ни возникали; 2) либо мы живем в созданном людьми тотально планируемом мире, в котором гибнут духовная жизнь и человек. Можно сказать, что первый вариант – это современное индивидуалистическое (посткапиталистическое) общество с рыночной экономикой, второй вариант – современное коллективистическое (коммунистическое и национал-социалистическое) общество с тотальным планированием не только экономики, но и всех сфер жизни человека.

Планирование может быть осуществлено лишь властью, тотальное планирование – лишь абсолютной властью. Принципиально важно, что тотальное планирование не может быть проведено рационально: наше знание никогда не охватывает целого как такового, так как мы всегда находимся в нем; всякая деятельность приводит к непреднамеренным и непредсказуемым следствиям; планирование Уместно в сфере механического и рационального, но не в области живого и духовно разумного. Склонность распространять тотальное анирование и на те сферы, где оно невозможно, проистекает из

_______________________

Ясперс К. Указ. соч. С. 17.

237

двух источников: из желания следовать примеру техники и из иллюзии тотального знания истории.

Тотальное планирование в мире людей всегда опирается на такое представление о человеке, будто он полностью познан. При этом либо предполагается, что человек всегда один и тот же, либо считается, что он меняется в зависимости от условий, в которых живет, под воздействием самих этих условий. Во втором случае новое общество строится таким образом, чтобы изменение человека шло в сторону приближения к подлинной человеческой сущности, как ее понимают субъекты планирования. “Целью совершающегося планирования является идеальный человек. Преображенный человек делает возможными новые общественные условия, только эти условия делают возможным появление нового человека. Создается впечатление, будто планирующий человек проникает своим познанием в эволюцию человека, стремится создать его, подобно тому, как художник создает произведение искусства из данного ему материала,– гордыня, в которой человек ставит себя над человеком (такова идея молодого Маркса, таков сверхчеловек у Ницше)”'.

5. Преступление, проступок, подвиг

Общество контролирует поведение индивидов и использует для оценки этого поведения разнообразные системы критериев. Универсальной, применяемой во всяком обществе является следующая шкала социальных оценок действий индивида:

преступление – проступок – обычное поведение – похвальное поведение – подвиг.

Преступление – это действие, нарушающее закон и подлежащее уголовной ответственности.

Проступок есть негативно оцениваемый поступок, не являющийся вместе с тем преступлением.

Обычное поведение – это поведение, не влекущее за собой ни позитивной, ни негативной социальной оценки.

Подвиг – героический, самоотверженный поступок, предполагающий специальное поощрение или награду.

Похвальное поведение – позитивный поступок, не представляющий собой, однако, подвига.

Таким образом, всякое неординарное действие является или похвальным действием, или подвигом (сверхпохвальным действием), или проступком (осуждаемым действием), или, наконец, преступлением (категорически осуждаемым действием).

В доиндустриальном обществе вместо достаточно нейтрального современного термина “проступок” использовалось понятие “грех”, обычно относимое к системе религиозных верований и истолковы-

_______________________

Ясперс К. Указ. соч. С. 75.

238

смое как нарушение религиозных предписаний, правил. И сейчас ||^ д повседневном языке слово “грех” продолжает употребляться ^яя обозначения любых сколько-нибудь существенных промахов ?“вспомнить о грехах молодости” и т. п.) и в целом ряде других, не имеющих отношения к религии смыслах (“не грешно”, “как на тех” “с грехом пополам” и т. п.). Слово “грехопадение” и теперь еше обозначает не только нарушение первыми людьми, Адамом и Евой заветов Бога, но и всякий вообще проступок, нарушающий нормы общественного поведения, моральные правила и т. п.

В качестве обозначения похвального поведения в доиндустриальном обществе использовалось слово “праведность”, также относящееся к религиозной вере и истолковывавшееся как особо ревностное исполнение религиозных предписаний.

Будем в дальнейшем, наряду с терминами “проступок” и “похвальное поведение”, употреблять также старые термины “грех” и “праведность”. С их использованием шкала социальных оценок выглядит так:

преступление – грех – обычное поведение – праведность – подвиг.

Понятия преступления, проступка (греха), похвального поведения (праведности) и подвига имеют разное содержание в разные исторические эпохи и в разных цивилизациях в рамках одной и той же эпохи. Универсальная же шкала, устанавливающая их взаимосвязь, остается одной и той же во всяком обществе независимо от того, относится оно к первобытной или индустриальной эпохе, принадлежит оно к закрытым или к открытым цивилизациям конкретной эпохи.

Оппозиции “преступление – подвиг” и “проступок (грех) – похвальное поведение (праведность)” затрагивают не только сферы морали, права, идеологии, но и все иные области социальной жизни.

Вторая из этих оппозиций в известном смысле более важна для общества, чем первая: преступники и герои, совершающие подвиги, весьма немногочисленны в сравнении с грешниками и праведниками, составляющими основную массу населения. Главной заботой общества – и прежде всего его идеологии и морали – является наказание и прославление не столько преступников и героев соответственно, сколько тех, кто пребывает в грехе (совершает проступ-№), и тех, кто совершает праведные поступки (похвальные действия).

Хотя противопоставление грешников и праведников имеет место о всяком обществе, понятия греха и праведности по-разному трактуются в коллективистических (закрытых) и индивидуалистических ^открытых) обществах.

Шкала социальных оценок относится не только к практической, и к теоретической сфере. В последней преступлению соответствует абсолютное заблуждение, подвигу – абсолютное знание, про-

239

ступку (греху) – ересь и похвальному поведению (праведности) – ортодоксия.

Универсальная шкала оценок, касающихся теоретической деятельности, выглядит следующим образом:

абсолютное заблуждение – ересь – обычное мнение – ортодоксия ~ абсолютное знание.

Ересь – это система идей, решительно расходящаяся .с господствующими в данном обществе или в данной среде представлениями о мире, обществе или человеке, но не являющаяся вместе с тем полным заблуждением, не имеющим ничего общего с обычны ми мнениями.

Противоположность ереси – ортодоксия – есть особо ревностное следование основам общепринятого учения или мировоззрения, не представляющее собой, однако, совершенного знания.

Абсолютное заблуждение приписывается открытым врагам общества, выносящего оценку; противоположность такого заблуждения, абсолютное знание, характерно для тех, кто создал данное общее, во и определил его идеологию. В частности, в доиндустриальных обществах, идеология которых опирается на религию, абсолютное знание присуще Богу, покровительствующему данному обществу, а абсолютное заблуждение характеризует агрессивного врага этого Бо'а

Обычное мнение–это убеждение, не вызывающее ни позитивной, ни негативной социальной оценки.

Ересь есть грех (проступок), и как таковая она требует публичного порицания.

Ортодоксия, являющаяся похвальным (праведным) поведением, предполагает публичное одобрение.

6. Пассивный и активный стили жизни

Стиль жизни – это совокупность ценностей и норм, которыми индивид постоянно руководствуется в своем поведении.

Стиль жизни не обязательно осознается в полном своем объеме, чаще он представляет собой те незаметные для самого человека очки. через которые он рассматривает свою деятельность и деятельность других людей. Стиль жизни усваивается главным образом не на основе размышления, а в процессе подражания другим, следования традиции, в результате почти неощутимого, но тем более эффективного давления той среды, в которой действует индивид.

В процессе обучения человека соблюдению социальных норм общество навязывает индивиду не только определенный стиль мышления и характерный для этого общества строй чувств, но и определенный, считаемый уважаемым и достойным стиль жизни. Ь? каждый индивид принимает господствующий в его среде стиль жизни. Но тот, кто не намерен прятаться в щелях социальной структуры.

240

напротив, стремится преуспеть в своей деятельности и заслужить ^г Удобрение окружающих, принимает господствующий в его среде и ^? м более в обществе в целом стиль жизни. ^т Можно выделить два крайних стиля индивидуальной жизни, между которыми располагаются разнообразные промежуточные варианты – пассивный и активный.

При пассивном стиле жизнь воспринимается как данность, в которую не нужно вносить особых изменений. Жизнь следует прожить так же, как жили предки, руководствуясь в первую очередь традицией и здравым смыслом, не претендуя на многое, не выделяя каких-то особых целей, ради которых стоило бы жертвовать всем другим.

Активный стиль предполагает решительное вмешательство в жизнь с намерением изменить ее, преследование немногих, но крупных целей, реализация которых хотя и требует известных жертв, но способна принести ощутимые новые результаты.

К пассивному стилю жизни склоняются в большинстве своем индивиды доиндустриального, или традиционного, общества. Две крайние формы индустриального, модернизированного общества – капитализм и социализм,– напротив, приветствуют активный стиль жизни.

Здесь речь идет, конечно, об общей тенденции, а не о каком-то жестком правиле. Люди, явно предпочитающие активный стиль жизни, имеются и в традиционном обществе, хотя и составляют меньшинство; тех, кто очевидным образом тяготеет к пассивному стилю жизни, достаточно и в индустриальном обществе, хотя они и не стоят в нем на первом плане.

Активный стиль жизни склоняет человека к отделению главного от второстепенного с намерением использовать свои силы для решения главных проблем, принося в жертву второстепенные интересы. Коротко говоря, такой стиль жизни толкает человека к известному самоограничению и даже к аскетизму.

В самом общем смысле аскетизм – это пренебрежение чувственным, нынешним миром, его умаление или даже отрицание ради духовного, умозрительного, будущего мира. В простых формах аскетизм предполагает ограничение или подавление чувств, желаний, добровольное перенесение боли, страданий и т. п. ради поставленной высокой цели. В более радикальных случаях он требует отказа от собственности, семьи и т. д. для обеспечения приоритета духовного над материальным, умозрительного над реальным. Понятый Широко, аскетизм имеет онтологические основания, поскольку опирается на определенное мировоззренческое представление о структуре мира, его частях и их взаимных связях, о месте человека в мире ^и т. д. Возвеличивание умозрительного мира, входящее в суть аскетизма, предполагает предельно широкое утверждение ценностей Этого мира в реальном мире.

Аскетизм может быть умеренным и крайним. Примерами крайнего аскетизма переполнены жизнеописания святых и выдающихся

241

революционеров, жертвовавших своим здоровьем, чувствами, привязанностями, бытовыми благами ради поставленной перед собой большой цели. В обычной жизни аскетизм имеет, как правило. умеренную форму.

Тот аскетизм, к которому постоянно тяготеет активный стиль жизни, является чаще всего сдержанным, умеренным аскетизмом, только отдаленно напоминающим аскетизм святого или революционера.

И капитализм, и социализм подталкивают своих индивидов к активному стилю жизни, и значит, к аскетизму. Социализм делает это, однако, гораздо более настойчиво, чем капитализм, и навязывает своим сторонникам гораздо более жесткий аскетизм. Более резкая форма социалистического аскетизма диктуется также бедностью основной массы населения социалистических стран и крайним экспансионизмом социалистических государств. Грандиозная, но мате риально неразрешимая задача утверждения социализма в мировом масштабе предполагает, можно сказать, чрезвычайный аскетизм,

Нужно отметить, что к аскетизму тяготеет не только социализм, но и в определенной мере всякое закрытое (коллективистическое общество.

Активизм индивидов капиталистического и посткапиталистического общества направлен на совершенно иные, можно сказать, противоположные цели, чем социалистический активизм. Кроме того, если при социализме активный стиль жизни требуется буквально от каждого, при капитализме такой стиль во многом соответствует кругу профессиональных обязанностей и является делом достаточно сво бедного выбора.

Аскетизм, предполагаемый активностью индивидов капиталистического общества, имеет более мягкие формы, чем аскетизм социалистического общества.

Активный стиль жизни, приветствовавшийся нарождающимся капитализмом, детально проанализировал в свое время М. Вебер. Он называл его “мирским аскетизмом” и непосредственно выводил из религиозного аскетизма, а именно из аскетизма протестантизма. Для капитализма, согласно Веберу, необходим особый строй мышления, “который хотя бы во время работы исключал неизменный вопрос, как бы при максимуме удобства и при минимуме напряжения сохранить свой обычный заработок, – такой строй мышления, при котором труд становится абсолютной самоцелью, призванием”'. Изменение строя мышления и выработку нового отношения к труду Вебер выводил из религиозной Реформации, под влиянием которой сложились определенные элементы культуры капитализма, нормативная сторона характерного капиталистического поведения.

________________________

Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 82.

242

Вебер исходит из понятия “дух капитализма” (“капиталистическая культура”, “капиталистический этос”). Ядро этого “духа” составляет представление о профессиональном долге, т. е. о внутренне мотивированной обязательности и неизбежности выполнения норм хозяйственного поведения. Главная из этих норм – рациональное хозяйствование, ориентированное на увеличение производительности и умножение капитала.

Идеал капиталистической Америки, пишет Вебер, “кредитоспособный добропорядочный человек, долг которого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель”'. Вебер подчеркивает, что речь идет не о простом обычае, а об определенном долге: “Суть дела заключается в том, что здесь проповедуются не просто правила житейского поведения, а излагается своеобразная “этика”, отступление от которой рассматривается не просто как глупость, а как своего рода нарушение долга. Речь идет не только о “практической мудрости” (это было бы не ново), но и о выражении некоего этоса”².

Суждения о предпринимательстве и капитале подразумевают не персональный избыток предпринимательской энергии, не морально индифферентную склонность, а именно этически окрашенную норму, регулирующую весь уклад жизни. Максима “зарабатывание денег – мой долг, в этом – моя добродетель и источник моей гордости и уважения ко мне со стороны сограждан” выражает понимание накопления богатства не как индивидуальной склонности или прихоти, а как долга.

Капиталистической системе норм поведения Вебер противопоставляет систему норм поведения традиционного общества. Согласно традиционалистской точке зрения, человек по натуре стремится не к зарабатыванию все больших и больших денег, он стремится просто жить, жить так, как он привык, и зарабатывать постольку, поскольку это необходимо для поддержания такого образа жизни. В традиционной культуре нет мотива к повышению производительности и приумножению капитала. Это – культура разумной достаточности, отношение к деньгам характеризуется здесь этически окрашенным правилом: иметь деньги не позорно, но недостойно Уделять им слишком большое внимание, недостойно превращать их в самоцель, постоянно посвящать свою жизнь приумножению капитала.

Таким образом, капитализм одобрительно относится к активному стилю жизни и сопровождающему его умеренному аскетизму. Юсткапитализм мало что меняет в этой ориентации индивида на кгивный стиль жизни, лишая, однако, приумножение капитала того сверхпочетного ореола, который оно имело в период расцвета капитализма.

___________________________

Вебер М. Избранные произведения. М 1990 С 73 Там же. С. 73-74.

243

Подводя итог обсуждению стилей индивидуальной жизни, можно еще раз отметить, что обе крайние формы индустриального общества – социализм и капитализм выдвигают в качестве своего идеала активный стиль жизни, хотя и делают это с разной силой. Аскетизм, предполагаемый таким стилем жизни, при капитализме является достаточно умеренным, в то время как при социализме он способен приобретать самые жесткие формы.

7. Обнаженность и отчуждение

Индивиды закрытого (коллективистического) и открытого (индивидуалистического) обществ во многом различаются между со бой складом мышления, строем чувств и образом совместной деятельности. Представители двух полярно противоположных систем по-разному понимают свободу, счастье, справедливость, равенство и т.д.

Все эти различия между индивидами закрытого и открытого обществ можно суммировать с помощью понятий обнаженность и отчуждение.

Обнаженность – общая характеристика индивидов закрытого (коллективистического) общества, выражающая существенное сходство их мыслей, чувств и поступков.

Обнаженность непосредственно определяется одинаковостью этих индивидов, их почти полной неразличимостью. Они являются всего лишь разными винтиками одной и той же слаженно работающей социальной машины. Обнаженность возможна только в обществе, ставящем перед собою глобальную, обязательную для каждого его члена цель и подчиняющего все свои ресурсы реализации этой цели. В таком обществе нет частной собственности или собственники управляют ею от лица государства и по разработанному им плану.

Отчуждение – интегральная характеристика представителей открытого (индивидуалистического) общества, говорящая об их оторванности друг от друга и от общества в целом, о глубоких, болезненно переживаемых ими расхождениях в мыслях, чувствах и поступках.

Отчуждение является выражением неодинаковости индивидов, преследования каждым из них своих собственных целей. Основу отчуждения составляют отсутствие в открытом обществе долговременной, доминирующей над всеми другими его устремлениями цели и существование в нем частной собственности, несовместимой с какой-либо глобальной целью.

Обнаженность и отчуждение являются понятиями, характеризующими индивидов двух противоположных типов общественного устройства. Оппозиция “обнаженность – отчуждение” приложима только к представителям ясно выраженных коллективистических и индивидуалистических обществ. Большинство реально существующих обществ лежит между полюсами коллективизма и индивидуализма.

244

дй или иной силой тяготея к одному из них. Об обнаженности или отчужденности индивидов промежуточных обществ можно говорить лишь условно, учитывая уровень близости таких обществ к полюсу коллективизма или к полюсу индивидуализма.

Та или иная степень обнаженности свойственна представителям всех реально существовавших закрытых обществ: первобытного примитивного коллективизма, древнего коллективизма, средневекового умеренного коллективизма и коллективизма индустриального общества, в особенности его крайней формы – тоталитаризма.

Радикальной обнаженности требует, как правило, и утопический социализм, рисующий людей будущего совершенного общества не только сходными в своей лишенности собственности и семьи, но и подобными друг другу даже своими лицами и одеждой (Платон, Т. Кампанелла, Т. Мор, А. де Сен-Симон, Ш. Фурье, К. Маркс, В. И. Ленин, А. Гитлер и др.).

Обнаженность как существенное сходство мыслей, чувств и поступков характерна также для таких коллективистических сообществ, как армия, церковь, тоталитарная партия, тоталитарная религиозная секта и др.

Проблема отчуждения особенно остро встала в период первоначального, или “дикого”, капитализма. В XVIII–XIX вв. неравенство индивидов и их неодинаковость достигли такой степени, что грозили вообще разрушить взаимопонимание разных классов и слоев общества и превратить в ничто социальную коммуникацию. С формированием посткапитализма острота отчуждения и разобщенности представителей разных социальных групп и классов постепенно сгладились. Тем не менее, отчуждение остается достаточно заметным и болезненным и в условиях посткапитализма.

Наиболее наглядно обнаженность проявляется в лишенности одежды или, если этого не позволяют климатические условия, в одинаковости одежды, отсутствии феномена моды.

Характерно, что первобытные племена, жившие в жарком климате и носившие когда-то минимум одежды, вступая в контакт с западной культурой, начинали одеваться и даже пытались – в меру своих возможностей – следовать чужой моде. В коллективистических сообществах, подобных армии и церкви, внешняя одинаковость индивидов проявляется в особой форменной одежде, которую обязан носить каждый представитель сообщества.

В тоталитарных обществах мода расценивалась как “буржуазное понятие” и считалась несовместимой с основными ценностями, прокламируемыми этими обществами.

В социалистических движениях грубо уравнительного типа предполагалось, что люди будущего общества не должны будут отличаться друг от друга не только одеждой, но и своим физическим обликом: в таком обществе не будет ни слишком красивых, ни слишком уродливых лиц и фигур.

245

Например, Л.М. Дешан, описывая будущее социалистическое общество, высказывал пожелание, чтобы “почти все лица имели почти один и тот же вид”. Сходную мысль выражал в подготовительных материалах Ф. М. Достоевского к роману “Бесы” один из его героев социалистов, говоря о будущем обществе: “По-моему, даже красивые очень лицом мужчины или женщины не должны быть допускаемы”. Национал-социализм намеревался достичь внешней одинаковости людей путем очищения арийской крови от всех чужеродных примесей. Коммунизм делал упор на физкультуру, способную в известной мере унифицировать внешний облик людей.

Внешняя неотличимость индивидов реального коммунистического (социалистического) общества – только поверхностное проявление обнаженности. В идеале индивиды такого общества не должны отличаться друг от друга самой своей сутью – своими мыслям, чувствами и поступками, они призваны быть безличными деталями бесперебойно работающего общественного механизма.

Ключевыми предпосылками достижения обнаженности являются лишенность индивидов собственности, семьи и всего того, что обусловливает возникновение структурных отношений, разделяющих людей по ролям, статусам, должностям, одежде, внешности и т.д. Структурные отношения, означающие неравенство и неодинаковость людей, должны быть замещены коммунитарными, или общинными. отношениями, отношениями равных во всех смыслах людей. Обнаженность оказывается, таким образом, простым следствием более общего требования безраздельного господства коммунитарных социальных отношений над структурными.

Отчуждение, предполагающее неравенство людей, опирается на структурные отношения и достигает своего апогея в период максимального обострения неравенства и явного доминирования структурных отношений над коммунитарными.

Человек коммунистического общества, утвердившегося в прошлом веке в России и в ряде других стран, был лишен собственности, зачастую друзей, которым можно вполне доверять, неповторимых индивидуальных реакций на мир. Этот человек имел минимальные средства для существования и полностью зависел от общества, дававшего ему работу и, значит, саму возможность жить, был открыт душой и мыслями своему коллективу, не имел иных значимых целей кроме участия в общем деле построения совершенного общества. Первобытный человек, прикрывавший одеждой только единственную часть тела, был обнажен перед природой и во всем зависел от ее капризов. Коммунистический человек, все передавший обществу и не укрывающий от него ни своих помыслов, ни чувств, о почти полностью обнажен перед ним и, значит, всецело завит от него.

Понятие отчуждения встречается в ясной форме в теории общественного договора (Т. Гоббс, Ж.-Ж. Руссо). Оно означает процесс

246

обезличивания, деиндивидуализации социальных отношений, вытекающий из передачи государству личностью своих прав. Гегель сделал отчуждение центральной категорией своей философии. С одной стороны, отчуждение – это обнаружение абсолютной идеи (бога) в природе и истории, с другой– отчуждение означает опредмечивание, институционализацию сущностных сил человека.

Второе из этих значений было использовано Л. Фейербахом для объяснения происхождения религии. Человек отчуждает свою собственную сущность и противопоставляет ее себе в качестве совершенного во всех отношениях бога.

Согласно Марксу, отчуждение является состоянием войны человека со своей собственной сущностью, с продуктами собственного труда и с другими индивидами. Человек по своей природе есть Ьото ГаЬег (“человек производящий”). Сущность его реализуется в труде, в совместной творческой деятельности, посредством которой люди преобразуют окружающий мир. В процессе производства создаются материальные предметы, воплощающие свойственное человеку творческое начало и опредмечивающие его сущность. Отчуждение имеет место тогда, когда в ходе собственного опредмечивания человек перестает узнавать себя в своем продукте. Последний превращается в чужой, “не свой”, становится чем-то противостоящим своему создателю в качестве независимой силы. Опредмечивание, или объективирование, человеком своих замыслов сопровождается отчуждением во всяком обществе с антагонистическими классами. Однако капитализм с особой силой искажает и извращает процесс объективирования и превращает нормальное опредмечивание человеком самого себя в своих творениях в особо деструктивное отчуждение.

В основе всех форм отчуждения лежит, по Марксу, отчуждение труда. В своей ранней работе “Экономическо-философские рукописи 1844 г.” Маркс пишет: “В чем же заключается отчуждение труда? Во-первых, в том, что труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развертывает свободно свою физическую и Духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свой дух. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, ^а вынужденный; это – принудительный труд. Это не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения других потребностей, нежели потребность в труде. Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы. Внешний 'РУД, труд, в процессе которого человек сам себя отчуждает, есть

247

принесение себя в жертву, самоистязание. И, наконец, внешний характер труда проявляется для рабочего и в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому”'.

Начинаясь в сфере труда, отчуждение охватывает все стороны жизни рабочего. Маркс выделяет четыре формы проявления отчуждения:

1) рабочий отчуждается от продукта своего труда, поскольку то, что он произвел, присваивается другим и больше ему не подвластно;

2) рабочий отчуждается от процесса производства; работа становится чуждой ему деятельностью, навязываемой извне и не приносящей внутреннего удовлетворения; вынужденный труд, труд по чьему-то приказанию фактически становится продаваемым товаром;

3) рабочий отчуждается от своей человеческой природы, поскольку первые две формы отчуждения стирают те специфические качества, которые определяют природу человека и отличают его созидательную деятельность от деятельности животных;

4) рабочий отчуждается от других людей, так как капитализм трансформирует социальные отношения в чисто рыночные и заставляет оценивать людей не по их человеческим качествам, а в соответствии с их рыночной позицией.

Маркс намеревался устранить из термина “отчуждение” его философский и религиозный смыслы и использовать данный термин в качестве социологического понятия. Отчуждение коренится, по Марксу, в природе определенных социальных структур, деформирующих человеческую сущность. Маркс полагал, что для устранения отчуждения необходимо свергнуть капиталистическую систему частной собственности и заменить производство ради прибыли системой производства, удовлетворяющего естественные потребности человека. За этим последует замена распределения на основе рыночной регуляции разумной и гуманной системой распределения по потребностям. Эти перемены будут сопровождаться изменениями в разделении труда, так что все люди перейдут к новым, более творческим видам деятельности. “В коммунистическом обществе, где никто не ограничен исключительным кругом деятельности, а каждый может совершенствоваться в любой отрасли, общество регулирует все производство и именно поэтому создает для меня возможность делать сегодня одно, а завтра другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься садоводством, после ужина предаваться критике... ”².

Этот проект утопического коммунистического общества превращает его, в сущности, в царство дилетантов. Каждый из них спо-

____________________________

' Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С, 98.

2 Там же. Т. 3. С.32.

248

собен заниматься любым делом, ежедневно меняя свои занятия. Современная цивилизация требует, однако, высокого профессионализма. Высококвалифицированный труд явно не совместим с постоянным чередованием занятий.

Со временем понятие отчуждения потеряло значительную часть того социологического смысла, который пытался вложить в него Маркс.

В современной социологии термин “отчуждение” используется редко из-за его расплывчатости.

В социальной философии он употребляется довольно часто, но преимущественно в субъективном и психологическом смысле. Такой аспект отчуждения, как “бессилие”, относят к ощущению невозможности воздействия человека на свою социальную среду; “утрата смысла” означает чувство того, что для достижения значимых целей нужны незаконные средства; “изолированность” имеет место тогда, когда люди чувствуют себя отстраненными от господствующих в обществе ценностей; “самоустраненность” говорит о неспособности заняться той деятельностью, которая приносила бы психологическое удовлетворение.

Неодинаковость индивидов капиталистического общества, отсутствие у них глобальной, объединяющей и воодушевляющей всех цели, их неравенство, и, прежде всего, неравенство в отношении собственности, ведут, в конечном счете, многих из этих индивидов к чувству неудовлетворенности существующим порядком вещей и к ослаблению социальной коммуникации.

Понятие отчуждения, ставшее в середине прошлого века довольно употребительным, иногда используется в популярной литературе в широком и весьма неопределенном смысле.

Оно может означать наличие у индивидов современного постиндустриального общества чувства оторванности от социальной среды и недовольства этим; ощущение морального упадка в обществе; чувство бессилия перед лицом всемогущих социальных институтов; безличность, дегуманизированность крупных, забюрократизированных социальных организаций и т. д.

Неодинаковость людей, их разнообразие и несовпадение друг с другом в строе мыслей, чувств и поведении – необходимая предпосылка эффективного развития как капиталистического, так и посткапиталистического общества. Вместе с тем эта неодинаковость имеет и свои отрицательные следствия. Неодинаковость способна порождать болезненно переживаемое отчуждение.

Для отчужденного человека характерны чувство бессилия, ощущение того, что его собственная судьба вышла из-под его контроля и определяется внешними силами; ощущение бессмысленности существования и невозможности достичь желаемого результата даже в итоге сколь угодно активной деятельности; восприятие общества как мира, в котором утрачены взаимные обязательства людей по соблю-

249

дению социальных предписаний, разрушена институциализированная культура, распадается господствующая система ценностей; чувство утраты индивидом своего “подлинного Я”, разрушения личности, или самоотчуждения.

Ключевым в теме обнаженности и отчуждения является вопрос о соотношении их со свободой, и, в частности, вопрос о соотношении частной собственности и свободы,

Согласно точке зрения, разделяемой сторонниками коллективистического устройства общества, условием свободы является полное отсутствие частной собственности и в более общем плане – полная обнаженность индивидов совершенного общества или сообщества (Платон, Франциск Ассизский, Маркс и др.) С точки зрения сторонников индивидуалистического общества, частная собственность есть одно из основных условий свободы, а разнообразие индивидов, их неодинаковость и, как следствие, их отчужденность друг от друга – предпосылки стабильности общества и его устойчивого, динамичного развития (Дж. Локк, Дж. С. Милль, К. Поппер, Ф.А. Хайек и др.).

Существуют, как уже отмечалось, два типа свободы. Коллективистическая, или утилитарная, свобода представляет собой свободу действовать в направлении избранной обществом глобальной цели (создание на земле прототипа небесного сообщества, построение коммунизма, создание чисто арийского общества и т.п.). Эта свобода как осознанная историческая необходимость не совместима с частной собственностью и требует предельной обнаженности индивида. Ничто внешнее (собственность, семья, знания, мода и т.д.) не должно отвлекать человека от служения стоящей перед обществом глобальной цели. Индивидуалистическая свобода предполагает, что индивид, связанный минимумом коллективных ценностей и норм, имеет возможность сам определять свои жизненные задачи и несет личную ответственность за результаты своей деятельности. Такого рода свобода, предполагающая высокую степень независимости индивидов от общества, невозможна без частной собственности. Свобода индивида действовать в соответствии со своими собственными целями, желаниями и прихотями требует разнообразия индивидов, их неодинаковости и необнаженности. Следствием этого является отчуждение. Временами оно обостряется в такой степени, что грозит обрывом коммуникации между индивидами и слоями общества